Иван, младший сын
– Ну что же, пригласим Софью.
С одной стороны, предложение слегка попахивало мезальянсом. Вместе с тем бракосочетание по указке Царской Стрелы по бессмысленности и беспощадности не переплюнуть, а перед Его Величеством сидел прямой потомок Симеона Касаевича, царя Казанского.
Раньше Софья решительно, без неловкости и волнения отказывала принцам и королям. Теперь же она робко вошла в кабинет и остановилась по другую сторону стола.
– Дочь, присаживайся. Разговор серьезный. Господин граф, будьте любезны, повторите моей дочери, что Вы только что мне сказали.
– Ваше Высочество Софья Симеоновна, я прошу Вашей руки. Обещаю любить, защищать и хранить Вас, пока дышу, – Осип Георгиевич как положено опустился на одно колено и с надеждой смотрел в лицо девушке, повторяя традиционную формулу сватовства.
– Я понимаю, что немолод, не так знатен, у меня дочь и куча недостатков, – он говорил, не замечая присутствовавшего в кабинете отца. – Могу ли я надеться?
Софья покраснела, повернулась к Симеону:
– Папа, я буду счастлива, если…
– Это жениху говори.
– Встаньте, Осип Георгиевич! Я согласна, если родители… В общем, я согласна.
Вскоре состоялось бракосочетание Ее Высочества Софьи и графа Осипа Георгиевича Мустафаева-Юсуфова. Свадьба была скромной. Невеста не хотела шумихи, репортеров и толп зевак.
Софью, как и остальных членов семьи, беспокоила зацикленность матери на Иване. Последние годы Анастасия в буквальном смысле слова преследовала Младшего. Это прозвище все чаще звучало в семье, а потом и вовсе намертво прилипло к Ване.
К шестнадцати годам Младший перерос отца и братьев. Иванушка пока выглядел как мосластый щенок-подросток, но со временем обещал превратиться в матерого волка.
Юношеский пушок давно сменила щетина. Мать требовала «немедленно сбрить это безобразие», чем вызывала яростное молчаливое сопротивление Ивана. Таким же образом действовали требования службы связей с общественностью: блондинистые кудри и выбритое лицо Младшего считались «важным узнаваемым элементом фамильного образа», навсегда лишая царевича возможности постричься или отпустить бороду, как делали многие сверстники. Вопрос решился сам собой, когда царевич поступил в Военную Академию.
В шестнадцать лет Иван сел за руль железного коня. Верхом он ездил, как кочевник (что подтверждали репортажи со скачек и конных прогулок), но сердце Младший с друзьями Алешкой и Сережкой отдали мотоциклам. Вскоре столица привыкла к реву тяжелых машин, на которых гоняла неразлучная троица. Девушки теряли головы от юных витязей в кожаных доспехах. С техникой у парня получалось все, а вот с девушками…
Младший знал, как член царствующей фамилии, он не вправе распоряжаться собой. Его обижали навязчивые знакомства из категории «дочь моей подруги», которыми в последнее время увлеклась мать.
– Ванюша, сегодня у нас будет очень симпатичная девушка, умница, отличница. Ей всего шестнадцать. Посмотри на нее внимательно. Вдруг она тебе понравится? – в очередной раз настаивала Анастасия.
Юноша терпеливо молчал. Ну, еще одна девица. Рвался наружу вопрос: «Мама, а как же Стрела? Мне нельзя жениться без Стрелы! Ты забыла?».
Когда Иванушка заикнулся о проблеме отцу, Симеон замахал руками:
– Сын, потом, все потом, у меня важные переговоры. Тебе еще рано стрелять. Все!
– А мама…
– Что мама? Не обижай ее. Тебе трудно улыбаться?
– Нет, папа, но это нечестно. Они все рассчитывают на…
– Сын, времени нет. Маму слушайся, девушкам улыбайся, после поговорим, – отмахивался Симеон.
Только эти «потом» и «после» никак не наступало, а попытки матери не прекращались.
Глянцевые журналы называли Младшего «эталоном мужской красоты» и Аполлоном. Никому в голову не приходило, что юноша, снявшийся в тысячах роликов, чье лицо известно каждому жителю планеты, тяготился внешностью.
Однажды он признался Софье, как мешала ему идеальность образа —мускулистая высокая фигура, огромные синие глаза и белокурые волосы. Сестра была единственным человеком, с кем Младший разговаривал свободно, не стеснялся и не подбирал слова.
В какой-то из вечеров он рассказывал очередную историю:
– Соня, эта девица меня просто преследует. Куда ни приду, она уже там сидит, ждет, как паучиха. А мама каждый день зудит: «Иванушка, посмотри, какая девочка хорошая. Обрати внимание, как ты ей нравишься. Вот была бы идеальная пара»!
Он сжимал и разжимал кулаки.
– Соня, как же так. Неужели мама забыла, что я только после Стрелы… Ну как же так? И папа… Я ему говорил, а он отмахнулся, – продолжал Иванушка.
– Сестренка, что делать? Как понять, нравлюсь я или красавчик с обложки? Я не наследник, что ей проку во мне?!
– Ванюша, не драматизируй. Ты красивый мужчина, на тебя девочкам трудно не обращать внимания, – Софья ласково похлопала его по руке.
Она не хотела пугать Младшего горьким знанием о предсказанных ужасах и материнском обещании Стражу.
– Странно другое, мама будто забыла о Выстреле. В следующем году тебе двадцать один. Отец говорил, что… – продолжала графиня.
Иван поднимал встревоженные глаза.
– Ладно, не беспокойся, рано паниковать. А что еще нового?
– Что у меня может быть нового?! Каждый день сбегаю из дома или прячусь, чтобы мама не нашла.
– Да, странно, – Софья задумалась, по детской привычке постукивая указательным пальцем по сомкнутым губам. – Ванюша, я с Осипом посоветуюсь. Пока не раздражай маму. Мы еще поговорим.
Граф давно поделился с женой: Анастасия собирается нарушить запрет и женить сына без традиционного семейного обряда. А может, и не женить. Софья раз за разом вспоминала пророчества о мифическом Лесном Хозяине и превращении его потомка в медведя. Неразрешимые загадки будоражили ее разум. Она по-прежнему не могла решиться и раскрыть брату семейные тайны. Симеон тоже оставался в неведении о нависшей угрозе.
Иванушка все сильнее замыкался в себе и неохотно общался с девушками. Зато его приятели – Алешка и Сережка – не стеснялись и обзаводились временными подругами так часто, что Иван в какой-то момент перестал их различать. Чтобы не ошибаться, Младший называл всех без разбору «зайками». Рядом с Иваном никто и никогда не видел «зверушек», хотя попыток его покорить было предостаточно.
Спокойные годы закончились с двадцать первым днем рождения Ивана. Проблемы росли, как снежный ком.
3. Кривую стрелу бог прямит
По стенам гостиной плясали причудливые тени. Анастасия наблюдала, как муж дремлет перед зажженным камином.
Симеону уже исполнилось шестьдесят. В последние годы шалило давление, побаливало правое бедро. Этой осенью он начал прихрамывать и на долгие прогулки брал с собой трость. Она встала и заботливо укрыла его пушистым пледом.
– Настенька, я не сплю, – он открыл уставшие глаза. – Все думал, что Митю и Ваську женить пора. Почти по тридцать уже, не набедокурили бы.
– Да, давно пора. Как ты себя чувствуешь? – она прикоснулась к руке супруга.
– Устал сегодня.
– Сёмушка, а что там случилось в малом совете? Секретари между собой обсуждают, а я не в курсе, – спросила Анастасия.
– Сегодня Митя меня заменил. Пора мальчику дела принимать. Он, как получил Васин доклад о проверке в Минфине, устроил разнос, – Симеон довольно улыбался в седые усы. – И, главное, все по делу. Мне до него далеко. Суровый правитель будет. Славного наследника ты родила, Настенька!
Он поцеловал руку жены.
– И Васька хорош! – с не меньшей гордостью продолжил царь. – Добрался до самых тайных мест министерства. Въедливый парень наш средний!
В камине треснуло полено, взлетели искры. Анастасия придвинулась поближе к мужу.
– Вот Ване исполнится двадцать, и пусть Митя и Вася ищут невест. Царский лук уже запел. Значит, пора. А потом и Иванушке. Не рассказывал, когда ты с отцом еще в пути ко мне была, как Лук звенел?
– Сотню раз рассказывал, Сёмушка, – Анастасия улыбалась и обнимала мужа.
– Так вот, сижу я в кабинете, и вдруг…
– Любимый, погоди, а что с Иванушкой? Ты его тоже женить собираешься?
– Само собой, что оттягивать. Исполнится двадцать один, сразу будет стрелять и невесту принимать.
– Что ты, милый, он еще ребенок совсем! Рано ему.
– Отец и дед женились в двадцать один. Мы с сыновьями задержались, но это исправим. Ты замуж в семнадцать вышла. С чего это Ване рано? Вырос огромный лоб, а все ребенок? Заканчивай, Настя, его в мальчиках держать!
– Сёмушка, что ты, я перечить и не думала!
«Вот хитрая лиса», – Симеона давно беспокоило, что у жены свет клином сошелся на Младшем. Не один раз он беседовал с сыном. Иван подтвердил, что долг осознает и безоговорочно готов выполнять.
***
Мара-Морена злилась и бушевала. Огонь мешал слышать и видеть Анастасию. Что-то происходило, только отсюда не понять. Ничего, целый год впереди. Не выстрелит сынок. Мамочка не выпустит из цепких ручек любимчика!
***
В Военной Академии молчаливый технический гений учился с раннего утра до поздней ночи. Профессура восторженно отзывалась об упорстве и трудолюбии нового курсанта.
Режим дня Младшего не поменялся: ранний подъем, зарядка, Академия, опять тренировки. Была Воинская присяга, очередное звание и упорный ежедневный труд. Погонять на мотоциклах, как раньше, удавалось нечасто.
Алексей и Сергей Морозовы перешли в Академию вместе с ним. Их официально назначили личными телохранителями. Матвей Иванович снова надел привычную с юности военную форму. Мундир полковника на статном немолодом боярине производил такое впечатление на девиц и дам, что его жена всерьез ревновала мужа.
Иван изменился внешне. Исчезла щенячья неуклюжесть. Кудряшки остригли. Твердая линия подбородка, холодные синие глаза и новая с иголочки форма на редких снимках в журналах сводили с ума девиц всех возрастов. Прошел слух, что царевич собирается жениться. Знатные и незнатные мадемуазели столицы мечтали, чтобы Стрела Иванушки влетела в их окно.
На Масленицу большая семья и друзья собрались за праздничным столом. Симеон произнес традиционное обращение перед Наследником и сыновьями:
– Сыновья мои дружные, сыновья мои верные, пришла пора вам жениться. По обычаю, на какой двор Царская стрела упадет, на той девушке молодец и женится. Первым будет стрелять мой старший сын, Дмитрий-царевич. Свадьбу сыграем, и придет очередь среднего сына, Василия-царевича. А уж зимой, когда Ивану-царевичу исполнится двадцать один, будет Стрела выбирать невесту и для него.
Софья слушала отца и дивилась: «Как же так?! Неужели мама не рассказала о договоре со Стражем? Что делать? Надо с Осипом посоветоваться. Отец явно ничего не знает. Опасно».
***
Далеко на севере, в Лесу за рекой Смородиной смотрели в огромное зеркало на Симеона и Анастасию мать и дочь.
Черноволосая немолодая женщина говорила:
– Василиса, девочка моя, прости нас с отцом. Давно бы рассказать, да трудно это. У нас свои секреты, как эти странные люди говорят, скелеты в гробах.
– Мам, в шкафу.
– Что?
– Скелеты в шкафу.
– Какая разница, где эти скелеты. Ладно. Так вот, мы с твоим отцом не по своей воле порознь живем.
– Мам, какая разница, почему так случилось. Я уже взрослая, не ребенок, чтобы мне объяснять. Папа приходит, когда может. Все, больше говорить ничего не надо.
– Нет, дочь, надо, очень даже надо, – настаивала женщина постарше. – Мать моя Мара-Морена не хотела, чтобы я вышла замуж за твоего отца. Не послушалась ее, очень любила Кощея. А Мара потребовала, чтобы у нас не было детей. Как могла я поклясться, что любимому мужчине не рожу ребенка?! Думала, как-нибудь уговорю ее. Нет, не получилось.
Вздохнула Яга и продолжила:
– Когда забеременела я первенцем, Мара разгневалась так, что Жабьи болота до дна промерзли. Она кричала, что не должны в браке жить боги подземного царства. В наказание за это погиб наш мальчик, едва родившись. Обиделась я на нее, да все напрасно. Как может на хозяйку обидеться инструмент?!
Пригорюнилась Яга, давнего горя на десяток лет состарилась.
– Прошло несколько лет, и я снова забеременела. Знала, что появится у нас дочь-красавица. И опять Морена впала в ярость. От ее гнева зима стояла такая, что звери на бегу замерзали. И сказала нам Мара, что ты и вовсе на свет не появишься. А если и родишься, то умрешь сразу. Страшное проклятие произнесла. Хоть и мать она мне, да, по сути, хуже мачехи. Еле успела тогда довесок вставить, чтобы равновесие сохранить миру. Что уж скрывать, и чтобы ты у нас родилась.
Слезы лились без остановки. Яга вытирала лицо, а они все катились:
– Потом Мара-Морена окончательно взбесилась. Обещала с нами, непокорными, расправиться, да Лесной Хозяин ей не позволил. А вот жизнь семейную она разрушила. Я плакала, в ногах валялась, но Ледяная Дева осталась непреклонной. Единственное мы у нее выторговали, что будем вместе до твоего рождения, Василиса. Потом суждено нам расстаться. Хотя бы видеться нам разрешила, и то хорошо.
У дочери будто колючий еж в груди поселился.
– Так вот, Васена, чтобы ты родилась и жила, чтобы Мара тебя не убила, я заняла Силу души у Лесного Хозяина, а соответствующий Жизненный огонь предназначался другому младенцу, что должен появится точно в ночь Зимнего солнцестояния. И тем подчинила Хозяина Маре-Морене.
По зеркалу перед женщинами пробежала рябь, оно затуманилось, появились царские хоромы. Красивый молодой человек за столом прилежно читал толстый том. Иван листал книгу, делал пометки в блокноте. В комнате темно, только яркий круг от лампы лежал на страницах.
Яга продолжала:
– Мы искали подходящего мальчика по всему свету. И оказалось, что беременна царица наших соседей. Только срок ей родить через два месяца. Пришлось поторопить Анастасию, а недоношенному ребенку помочь принять чужой Огонь.
Вздохнула Яга.
– Знаешь же условие, Васена, с которым околдованный Лесной Хозяин одаривает. Каждый год на зимнее солнцестояние он пытался убить мальчика. И так семь раз. Я защищала ребенка, как могла, потому что тебе без него не выжить. Если не женится он на тебе до двадцати двух лет, превратится в медведя, а ты в жабу. И быть вам тварями лесными тридцать лет и три года. Если доживете, сможете в людей обратиться. Зная характер моей матери, не думаю, что так случится. И мы с Кощеем от тоски погибнем, потому как тебя не станет.
– Мама, не верю. Да с какой радости замуж за незнакомого парня идти. Мне и так хорошо, без этих мужиков, семей, детей. Я сама себе хозяйка. Хочу, ем пряник, хочу – семечки.
– Дочь, умоляю, не сопротивляйся. Вот, смотри, – и Яга показывала на отражение в зеркале. – Вот еще, – и положила перед Василисой стопку глянцевых журналов, заполненных фотографиями Младшего.
– Час от часу не легче. Ага, красавчик-царевич. Нет, мама, мне это сокровище высокородное не сдалось! Не пойду!
Поникли плечи Яги, вокруг глаз углубились морщины. Как упрямой девице сказать, что только их с Иваном общий ребенок избавит мир от опасности. Выйдет дочь замуж, никуда не денется. Парень симпатичный, воспитанный, умный. А там стерпится – слюбится, как испокон веку было.
Лукавила мать:
– Не хочешь жить с ним, так и не надо. Нет в заклятии того, чтобы ты без любви рядом с чужим мужчиной до смерти была. Выйдешь замуж и свободна. В птицу обратишься, лети на все четыре стороны. Только не отвергай его сейчас. В этом году бабка твоя Мара опять в силу входит и будет покушаться на жизнь Ивана. А без него мы все погибнем. Девочка, помоги!
Плакала мать, рыдала дочь. Домовой за печкой завел тоскливую песню: «Как за синими горами, За долами и лесами…»
– Что же ты, Кузьма Егорович, похоронную песню раньше срока завел? Али чуешь что? Рано нас хоронить. Если предназначены друг другу Василиса и Иван, непременно встретятся и полюбят друг друга. Нам только ждать и надеяться остается, – грустила Яга.
Домовой пел, и слышала его одна хозяйка.
***
Зима в тот год стояла лютая. В холодные дни воробьи замерзали на лету. В ночь солнцестояния началась пурга. Говорят, человек тридцать замерзли в столичных сугробах
Вечером с верными друзьями Иван отправился проведать мотоциклы. Хоть и меняли приятели любимых железных коней на вездеходы и снегоходы по такой погоде, но присмотра и ласки они требовали.
В гараже было тепло и уютно, навязчивые «зайки» не мешали работе. Бугрились бицепсы, мощные мышцы ходили на спинах и груди, кое-где в прорехах новомодных рваных рубах проглядывали кубики пресса. Казалось, дыры на футболках приходились точно на те места, где выгоднее смотрелся рельеф молодых тел.
– Ого! – прокомментировал удар ледяного тарана в каменную стену Алешка.
– Не хило ударило, – вторил Сережка.
Иван молчал. Очередная деталь встала на место. Вдалеке кто-то печально напевал «Как за синими горами, За долами и лесами…».
– Алешка, слышишь?
– Да, прям буран сегодня. Ветер стены качает, – не поворачиваясь, ответил один из близнецов.
– Песню слышишь?
– Какую?
– Ну эту, народную. «Как за синими горами».
– Ты чего, Твое Высочество, какие еще горы?! Ветер воет, а тебе дурь всякая мерещится. Помощь нужна? Чего там у тебя? – Сережка вытер руки ветошью, привстал и повернулся к Ивану.
Очередной порыв ветра ударил в стену. Зашатались стеллажи. И началось. Алешка клялся, мотоцикл на Младшего заваливался неправдоподобно медленно, рассыпаясь в воздухе на детали. Сережка вторил брату: невидимый враг оторвал двигатель и, покрутив им в воздухе, опустил на ногу, крепко прижав Ваню к полу. Оба брата в один голос утверждали, что безмозглый металл так не летает.
Иван молча лежал под грудой обломков. Чего кричать, если он особо не пострадал. Младший наблюдал, как детали целенаправленно летели, прямо в голову, но отскакивали от невидимой преграды.
***
– Молодец, девочка, правильно. Держи его! – Яга за спиной дочери наблюдала, как щит отклоняет обломки от Младшего.
– Вот здесь подправь, – она ткнула пальцем в изображение. – Усилить надо немного, а с этой стороны ослабить. Так, отлично получилось.
– Мама, это обязательно в венце делать?
– Пока не освоишься, обязательно. Не отвлекайся, держи щит.
– У нас проще.
– Так это не твой пункт контроля. У меня все по-старинному. Не бойся, аппаратура надежная, веками проверенная, – Яга ласково погладила раму зеркала.
– Мам, а зачем венец этот тяжеленный?
– Настройка для стекла. Воздействия точнее и мощнее будут. Шлемов ваших и VR-очков у меня нет. Пользуйся тем, что есть. Да, и еще. Это семейный венец, бабкой твоей сотворенный.
– Это Марой, что ли? – Василиса ощупывала многочисленные жемчужные подвески.
– Ага. Мамы моей, твоей бабули. Ей без надобности, а я припрятала. Иногда пользуюсь. Вот сегодня пригодилось.
***
Все закончилось так же неожиданно, как началось. Выл и бился в стены ураган, и в Ивана летел металл. И внезапно наступила тишина.
Близнецы извлекли Младшего из-под странного купола из мотоциклетных частей. Алексей ощупал друга:
– Так, руки… целы, ноги… тоже целы. Ванька, идти можешь?
Тот кивнул.
– Хватит валяться. Вставай и пошли. Через два часа прием. Еще тебя в порядок привести. И самим одеться, – ворчал Алешка.
– Успеем, не гони, – вступился за друга Сережка, ставя на ноги Младшего.
Старые кожаные штаны имели жалкий вид: поцарапанные и порванные, они висели лохмотьями. Металл прошел вскользь и не причинил существенного вреда. Больше всего пострадал стеллаж с запчастями. Его разворотило, и содержимое ящиков и коробов ровным слоем рассыпалось по полу.
Иван, прихрамывая, направился к лестнице.
– Стой, малахольный, куда? – в один голос завопили Морозовы. Никакого почтения у близнецов, да откуда ему взяться, если всегда рядом с царевичем.
– На лестницу, а что?
– Иди к лифту, герой! – Алешка был неумолим.
Опираясь на плечи друзей, царевич похромал к подъемнику. В открытые двери одновременно троим не протиснуться, и братья пропустили Иванушку вперед. Младший сделал шаг и застыл.
Из зеркала на стене смотрела медвежья морда. Огромную харю с глазищами и зубастой пастью обрамляла слишком светлая шерсть, цветом напоминавшая волосы Иванушки. От неожиданности юноша злобно оскалился, и медведь в ответ раззявил пасть и беззвучно зарычал.
Потом поверхность помутнела, и появилась девушка. Чистая кожа цвета свежих сливок, огромные прозрачные зеленоватые глаза, толстая русая коса, пухлые губы. Наряд у девицы был старомодный: на голове венец с жемчугами, шитый золотом сарафан, тонкая белая рубашка. Незнакомка что-то настойчиво говорила, но зеркало звуки не пропускало. Застыл, пораженный в самое сердце, Младший.
«Вот с такой… на такой… О-о-о», – бессвязно думал парень, внутри бушевала горячая буря. Красавица отчаянно пыталась что-то донести до парня.
***
– Мама, он что, дурак? На что он там пялится? Себя увидел? – Василиса искренне возмущалась.
– Васена, это он тебя, видимо, узрел. Знаешь, не каждый день парню является такое чудо – вместо собственной физиономии красавица в венце и старинном сарафане.
– Нет, не может быть. Ой, я голос сорвала, пока щит держала, а этот… царевич лежал и отдыхал. Теперь ору «Медведь рядом, спасайся», а он на меня пялится. Мам, он недоумок?
Яга поняла: «Василиса Ивана в самое сердце поразила. Точно, суженый это. Ему бы быстрее к нам добраться, легче бы жить стало».
Дочери она ответила:
– Нет, он нормальный мальчик, просто не ожидал тебя встретить. Кого хочешь ошарашит. И не слышит он. Зеркало – не твой коммуникатор, звуков не передает.
***
Стеклянная поверхность помутнела, и прекрасное видение исчезло.
– Вы видели, какая красавица! – осипшим голосом спросил Иван близнецов.
– Какая еще красавица? Вань, тебя по голове ударило? Рамой или еще чем?
Алешка и Сережка позже клялись, что в зеркале отражалась только их дружная тройка.
– Нет, Ванька, тебя точно приложило рамой, – громко говорил Сережка.
***
Далеко на севере Василиса сняла тяжелый венец.
– Мама, жалко парня. Симпатичный. Друзья у него рядом настоящие.
– Васена, я же говорила, хороший мальчик. Не виноват он, что так жизнь складывается. Помоги ему, – Яга смотрела прямо в глаза дочери. – Я его долго защищать не смогу. Пусть хотя бы до совершеннолетия доживет. Ты же можешь помочь?!
Василиса массировала голову. Чертовы жемчуга, чертова мигрень. Фу-ух, какая тяжесть.
– Ма, как вы раньше ходили в этом? – украшение стукнуло об стол.
– Да уж как-то ходили, – Яга аккуратно заворачивала венец в льняное полотно.
– Ладно, жаль красавчика. Заберу зеркало, посмотрю за ним, – Василиса милостиво согласилась.
– Вась, медведя видела?
– Да, свирепый зверь.
– А жабу?
– Мам, нет. Мне никто в зеркалах не мерещится. Видно, мне Лесной Хозяин ничего передать не хочет, да и не сердится. Пойду, переоденусь. Сил нет в сарафане твоем ходить. Тяжело и колется, – Василиса махнула шитым золотом подолом.
***
Любит народ Северного Царства красивые праздники. Представьте, выходит на широкий двор семья властителя. Переливаются шелка и драгоценные каменья. По огромному луку и тяжелой стреле пробегают голубые всполохи. Потом молодой мужчина натягивает тетиву. Стрела, гудя, несется вдаль. Красиво! Каждая девушка в окрестностях мечтает, чтобы судьба выбрала ее.
Такой обычай существовал испокон веку. Не бывает у царских сыновей ни знакомств, ни ухаживаний, ни разговоров, ни смотрин. В утешение люди говорят, что за тысячу лет в выборе невесты стрела не ошиблась ни разу. А еще поговаривают, что стрелок всегда чувствует, куда она попала, даже если цель – за тысячу верст.
В конце весны Симеон назначил День Выстрела. Семья собралась перед парадным входом. Анастасия последний раз проверила, все ли в порядке с мундиром Наследника.
– Ну, с Богом, – выдохнула она, и семья вышла на огромный двор. Затрещали камеры, журналисты направили микрофоны в сторону монархов.
С почтением вынесли огромный Царский Лук и Стрелу. В красочном парадном мундире Дмитрий-царевич вышел в центр двора. Ему завязали глаза. Он трижды повернулся на каблуке, вскинул лук. Стрела ушла под облака.
Потемнело небо, завыли порывы ветра. Стрела вспыхнула, развернулась и полетела прямо в грудь Ивану. В страхе застыло сердце Анастасии.
Из воздуха перед царевичем соткалась девичья фигура, подняла руки и уперлась в острие. Древко звенело и вибрировало, Стрела ходила из стороны в сторону.
***
– Да что же это за напасть такая! – сквозь зубы бормотала Василиса. Острый наконечник сквозь зеркало упирался в ладонь, по предплечью стекала струйка крови.
– Дочь, держи, не отпускай, – Яга положила руки ей на плечи, помогая. – Еще чуть-чуть, и справимся. Держи!
– Больно-то как! Мама, что же ты не сказала!