«Темная материя» социальных наук
Множество вербальных конструкций, которые мы рассматриваем как правильные представления о реальности, на самом деле либо искажают ее, либо вообще ей не соответствуют. Э. Аронсон (2006, с. 135), например, пишет, что большинство людей так и живут со «знанием» многих вещей, которые просто неверны.
Д. Майерс (2001, с. 164) тоже отмечает, что мы с удивительной легкостью формируем ложные убеждения и придерживаемся их. Ведомые предвзятым отношением, самонадеянностью и доверчивостью к анекдотической информации, мы усматриваем взаимосвязь и контроль там, где их нет, и создаем свои социальные убеждения и затем воздействуем на других, чтобы подтвердить их. Когнитивные предубеждения пробираются даже в сложное научное мышление. Природа человека не изменилась за 3000 лет, с тех пор как царь Давид заметил, что «никто не видит своих ошибок».
У. Липпман (2004, с. 28) пишет, что мы принимаем за окружающую подлинную реальность свою картину мира и относимся к ней так, как будто она и есть реальная жизнь. Нам это трудно заметить, когда речь идет о нас лично и о наших представлениях. Однако это становится для нас очевидным, когда речь заходит о людях, живших ранее. Мы утверждаем, глядя на них со стороны, что мир, который представал перед нашими предками, был зачастую абсолютно противоположен миру, который они себе представляли. Они отправились в Индию, а открыли Америку. Они считали, что изгоняют нечистую силу, а на самом деле вешали старух.
Мне представляется, что и сейчас ничего не изменилось. Тем не менее мы продолжаем жить, не только часто не замечая несоответствий между реальным миром и нашей его картиной, но даже не задумываясь по этому поводу. Наши знания и заблуждения вместе участвуют в формировании ОПР общества. Причем порой неважно, чем на определенном отрезке времени являются конкретные представления людей о какой-то грани реальности – знанием или заблуждением. Правда, относительно безопасными для людей могут быть главным образом заблуждения, относящиеся к второстепенным или сугубо теоретическим аспектам мира.
Как отмечают, например, К. Хахлвег и К. Хукер (1996, с. 192), ссылаясь на Т. Куна (1975, с. 104), верная теория Аристарха Самосского (ок. 310 г. до н. э. – ок. 230 г. до н. э.) о том, что Земля вращается вокруг Солнца, оставалась невостребованной в течение почти 18 веков вплоть до Н. Коперника (1473–1543), который вновь ее открыл в совершенно другом контексте. Тогда как ложная теория тепловой жидкости оказалась весьма плодотворной и руководила действиями ученых в течение нескольких десятилетий в XVIII–XIX вв.
Преимущественно вербальные репрезентации мира, или знания о нем, человек получает в процессе социализации. Х. Ортега-и-Гассет (1997, с. 258–259) пишет, что человек до 25 лет усваивает знания, которые передает ему социальное окружение. Он узнает, что мир – всего лишь система обязательных на данный момент убеждений. Она формировалась в далеком прошлом, а некоторые ее простейшие компоненты унаследованы даже от первобытного строя. Важнейшие части этого мира каждый раз по-новому истолковываются людьми, переосмысливаются и корректируются на научных кафедрах и страницах газет, в ходе правительственных дебатов, в литературе и искусстве. В результате человек постоянно реконструирует мир.
Автор (1997, с. 691) справедливо указывает, что мы говорим обо всем на свете, заимствуя мнения из того, что говорят окружающие. Только иногда мы берем на себя труд переосмыслить воспринятую идею, чтобы затем либо ее отвергнуть, либо принять, но уже как собственную. Многие идеи мы высказываем как нечто само собой разумеющееся потому, что «так полагают все на свете».
Действительно, я порой ловлю себя на том, что часто пользуюсь чужими и явно поверхностными идеями, репрезентирующими мир, обсуждая не очень значимые для меня политические или бытовые вопросы и особо не задумываясь над ними. То есть действительно постоянно и широко использую чужие вербальные репрезентации окружающего мира, даже не замечая этого.
Научное знание представляет собой адекватные определенному аспекту «реальности в себе» преимущественно вербальные его репрезентации, создаваемые исследователями и проверяемые практикой, а затем используемые обществом для формирования важной области ОПР, которую принято называть научной картиной мира. Если бытовое знание, которое по своей природе в основном процедурное, чаще репрезентировано в сознании чувственными и чувственно-вербальными конструкциями, то научное знание в основном декларативное и преимущественно вербальное.
Создаваемые исследователями вербальные репрезентации реальности легитимизируются, проходя экспериментальную проверку и проверку на предсказательную эффективность. Лишь подтвердив на практике свою полезность и приобретя в результате этого новые качества в глазах исследователей – объективность и достоверность, вербальные репрезентации реальности превращаются в проверенную и подтвержденную научную теорию, получают статус знания и инкорпорируются в специфическую область ОПР, называемую научной картиной мира.
Как пишут Ю. Фримен и Г. Сколимовский (2000, с. 262–263), рост знания неотделим от роста языка, введения новых понятий, расщепления имеющихся понятий, обнаружения в языке скрытых неоднозначностей, уточнения множества значений, спрессованных в одном термине, прояснения неопределенности понятия и наделения старых понятий новыми значениями. Рост науки, в свою очередь, означает увеличение содержания научных теорий и обогащение языка науки. Изменения в языке следуют как тень за изменениями в содержании науки.
В. В. Миронов и А. В. Иванов (2005, с. 266) отмечают, что знание, возникнув, приобретает как бы собственную жизнь и логику развития, независимые от воли и желания людей. Например, натуральный ряд чисел был известен еще в Античности, а различные его закономерности математики продолжали открывать спустя столетия и даже тысячелетия. Авторы (2005, с. 267) указывают, что взгляд на знание и на фундаментальные идеи как на особую реальность разделяли крупнейшие ученые из разных научных областей знания: математик Г. Кантор, логик Г. Фреге, физик В. Гейзенберг, биолог А. А. Любищев и другие.
По словам В. В. Миронова и А. В. Иванова (2005, с. 264), теории познания, генетически восходящие к теории идей Платона, утверждают, что знание образует особый идеально-духовный мир, являющийся трансцендентным (выходящим за пределы) относительно индивидуального сознания. Объективно существующий мир знания способен обнаруживать себя и даже прирастать только за счет творческих актов индивидуального сознания.
Обсуждая вербальные репрезентации в качестве знания, мы упустили важнейший их аспект. Они часто сопровождаются особыми интрапсихическими ощущениями. Например, некоторые важные для нас вербальные репрезентации мира сопровождаются специфическим интрапсихическим ощущением собственной достоверности, то есть носят характер наших убеждений.
Социолог и философ Ю. Эльстер (2011, с. 134) пишет, что понятие «верование» подразумевает нечто меньшее, чем полную поддержку. Например, когда я верю, что завтра пойдет дождь, я также знаю, что могу ошибаться. При этом я не просто верю в то, что женат, я это знаю. По словам автора (там же), при философском анализе знание определяется как оправданное истинное верование, которое находится в особых отношениях как с миром (оно истинное), так и со всей информацией, имеющейся у агента (оно оправданно). И все же ни одна из этих сторон знания не передает субъективной определенности, которая часто лежит за фразой «Я знаю» в повседневной речи.
Это уточнение исследователя еще раз заставляет нас задуматься над тем, что, обсуждая знания, как, кстати, и верования, следует говорить не просто о вербальных репрезентациях, но и об особых интрапсихических ощущениях, сопровождающих эти репрезентации и придающих им специфическое качество субъективной достоверности. Причем достоверности, разной по степени: от значительной – верование – до бесспорной – знание.
§ 2. Научные сущности ОПР
Ю. Фримен и Г. Сколимовский (2000, с. 264) обращают внимание на то, что содержание науки выражено во множестве ее понятий и их взаимосвязей. Эту совокупность понятий иногда называют концептуальным аппаратом или концептуальной сетью науки. Можно говорить как о сети науки вообще, так и о концептуальной сети конкретной науки, например физики.
Авторы (2000, с. 264–267) отмечают, что концептуальные сети конкретных наук сливаются друг с другом, даже с обыденным языком и исторически меняются. Их развитие – необходимый фактор роста науки. Существует параллелизм между концептуальным развитием знания и концептуальным развитием разума, которые зависят друг от друга и друг друга ограничивают. Разум не может слишком далеко выходить за пределы существующего знания, так как ограничен его концептуальной сетью.
В сказанном ими нет ничего удивительного, так как научное знание предполагает формирование человеком новых научных сущностей (обычно конструируемых с помощью вербальных концептов) и обозначение их новыми словами (то есть появление новых понятий). А уж создание новых научных теорий, описывающих взаимоотношения новых сущностей, и тем более целых новых научных направлений неизбежно сопровождается формированием множества новых концептов и понятий (и, естественно, слов).
Концептуальная сеть любой науки образована преимущественно вербальными концептами, конституирующими и конструирующими ее основные сущности. Множество сущностей[93], которые мы привыкли считать объектами или явлениями окружающего физического мира, присутствуют только в ОПР, но участвуют в формировании научной картины природного мира.
Объектами и явлениями ОПР, которые наш здравый смысл относит к физической реальности, являются практически все сущности, представленные в любой естественно-научной теории, а также характеристики этих сущностей, их отношения, действия и т. д., сами представленные в виде новых сущностей.
Заблуждение нашего здравого смысла касательно того, что сущности ОПР[94] пребывают вокруг нас в окружающем мире наряду с другими доступными нашему восприятию сущностями, например морями, животными, растениями, полями и т. д., объясняется тем, что большинство из них конституированы сознанием на основе чувственных репрезентаций доступных восприятию элементов окружающего мира и к тому же еще до нашего рождения. К примеру, так была конституирована сущность, обозначаемая словом «анаэроб». Но сделано это было только в результате построения кем-то из исследователей специальной вербальной конструкции, например, такой: анаэроб – организм, способный жить в бескислородной среде.
Рассмотрим некоторые основные сущности отдельных наук. Начнем, естественно, с физики.
И. Ньютон пишет: «Протяженность, твердость, непроницаемость, подвижность и инертность целого происходят от протяженности, твердости, непроницаемости, подвижности и инерции частей, отсюда мы заключаем, что все малейшие частицы всех тел протяженны, тверды, непроницаемы, подвижны и обладают инерцией. Таково основание всей физики» (2008, с. 503).
Чтобы это написать, необходимо было иметь перечисленные понятия: протяженность, твердость, непроницаемость, подвижность, инертность, целое и часть. Следовательно, всякая наука и физика в частности, начинается с конституирования и конструирования концептов, репрезентирующих так называемые первичные сущности данной науки. На этом этапе становления науки не столь уж и важно, сохранятся ли в будущем первоначально созданные в ней сущности. Не обязательно также, чтобы все используемые сущности имели в реальности ясные и понятные всем чувственные референты. Главное для физики, например, чтобы эти конституируемые и конструируемые исследователями сущности можно было измерять.
Нельзя даже начинать научные исследования, не создав или, скажем привычнее (хотя и неверно), «не обнаружив» предварительно в окружающей реальности основные ее сущности, которые будут далее подвергнуты наблюдению и измерению.
А. Пуанкаре пишет: «Нередко говорят, что следует экспериментировать без предвзятой идеи. Это невозможно; это не только сделало бы всякий опыт бесплодным, но это значило бы желать невозможного. Всякий носит в себе свое миропредставление, от которого не так-то легко освободиться. Например, мы пользуемся языком, а наш язык пропитан предвзятыми идеями и этого нельзя избежать; притом эти предвзятые идеи неосознанны, и поэтому они в тысячу раз опаснее других» (1983, с. 93).
«Предвзятые идеи» А. Пуанкаре (там же) – это и есть предварительно сконструированные исследователем и его предшественниками сущности реальности и представления об их взаимодействии. Более того, они даже могут уже присутствовать в языке, так как, возможно, были созданы до рождения исследователя. Без них действительно нельзя построить никакой теории. Я уж не говорю о конструкции, представляющей собой план исследования, или план исследовательских действий, который тоже включает в себя «предвзятые идеи».
Огромное число физических сущностей[95] были конституированы или сконструированы исследователями с помощью вербальных конструкций[96] в процессе построения научных гипотез. Физические понятия репрезентируют не «физические величины», как принято считать, а сущности ОПР, имеющие отношение к физической реальности, точнее, помещенные в нее человеческим сознанием для облегчения ее понимания.
Философ С. И. Гришунин (2009, с. 181) пишет, ссылаясь на социолога науки М. Малкея (1983), что в физике в неформальных рассуждениях и спорах используются понятия, заимствованные из обыденного рассуждения, причем относящиеся не только к физическим объектам, но и к социальным отношениям. Например, частицы «отталкивают» и «притягивают» друг друга. Они «захватываются» и «освобождаются». Они «живут» и «распадаются» и т. д.
Весьма показательно отношение исследователей к так называемым фундаментальным физическим постоянным (скорость света в вакууме; элементарный электрический заряд; постоянная Планка; гравитационная постоянная; постоянная Больцмана и др.). Эти физические величины, как принято считать, характеризуют физические свойства нашего мира в целом и входят в уравнения, описывающие фундаментальные законы природы.
Обсуждая их, биолог Р. Шелдрейк (2004, с. 45–46) пишет, что старые значения констант заменяются новыми, основанными «на самых последних лучших показаниях», получаемых в расположенных по всему миру лабораториях. Окончательные величины физических констант устанавливаются международными комитетами и экспертами. Они зависят от целой серии решений, принимаемых экспериментаторами, ведущими специалистами в метрологии, членами специальных комитетов.
Он цитирует Р. Т. Бирджа[97] и Р. А. Шермана, описывающих процесс определения константы: «Каждый раз для каждой отдельно взятой константы решение по поводу ее наиболее вероятной величины требует определенного набора суждений. <…> При этом в ходе отбора данных и вывода окончательного заключения каждый исследователь руководствуется собственным набором суждений» (Barja R. H., Sherman R. A., 1985, р. 228).
Р. Шелдрейк (2004, с. 46) отмечает, что в соответствии с традиционными научными воззрениями в природе все управляется фиксированными законами и неизменными константами. Он (там же) пишет, что в современной теории относительности с является математической константой. Ее значение является постоянным по определению. Вопрос о том, может ли скорость света в вакууме отличаться от значения с, теоретически иногда рассматривается, но всерьез никого не интересует.
Автор (2004, с. 49–50) цитирует Б. Петли (Petley B. W., 1985), который, по его словам, являлся патриархом британской метрологии: «…скорость света в вакууме может (а) меняться со временем, (б) зависеть от направления в пространстве или (в) реагировать на вращение Земли вокруг Солнца, движение внутри Галактики или какие-то другие факторы» (Petley B. W., 1985).
Тем не менее, говорит Р. Шелдрейк (2004, с. 50), если бы изменения этой фундаментальной константы действительно происходили, мы бы этого не заметили, так как находимся внутри искусственной системы, где подобные изменения не только невозможны по определению, но и не могут быть обнаружены на практике из-за способа, которым определяются единицы измерения. Любое изменение в численном значении скорости света в вакууме изменило бы сами единицы измерения таким образом, что эта скорость, выраженная в километрах в секунду, осталась бы прежней.
Что же в итоге получается?
А получается то, что даже фундаментальные физические константы зависят от договоренностей между исследователями и от единиц измерения, которые сами являются психическими объектами ОПР, пусть и относимыми исследователями к физической реальности
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
В. П. Галкин (1997), например, предлагает такой концепт, формирующий сущность, обозначенную словосочетанием «общественное сознание»: совокупность сходных вербальных психических конструкций (терминология моя. – С. П.), имеющихся у множества членов общества (взгляды, представления, идеи, теории), или совокупность сходных реакций и мнений значимой части членов общества на те или иные явления.
Т. Б. Сергеева (2009, с. 115–116) считает общественное сознание целостным образованием, обладающим внутренней структурой, включающей в себя различные уровни (теоретическое, обыденное сознание, идеология, общественная психология) и формы сознания (политическое, правовое, этическое, эстетическое, научное, религиозное, философское).
В. Г. Кузнецов (2007, с. 380) и В. И. Левин (2010, с. 42) рассматривают общественное сознание как совокупность всех результатов духовного творчества людей (взгляды, представления, идеи, политические, юридические, эстетические, этические и другие теории), представленную на двух уровнях – обыденного и теоретического сознания – в таких формах, как мораль, искусство, религия, наука, философия, идеология.
Словосочетание «массовое сознание» исследователи тоже трактуют по-разному. Р. С. Немов (2007, с. 403), например, понимает под этим систему психологических явлений, характерных для больших, неорганизованных объединений людей (масс и толп), включающую в себя знания, убеждения, потребности, нормы, ценности, отношения, общие эмоциональные переживания. Эта система формируется как выражение социально-психологического состояния общества в данный момент и проявляется массовыми настроениями, общественным мнением, а также легитимными и нелегитимными действиями.
Д. В. Ольшанский (2001, с. 355) считает массовое сознание одним из видов общественного сознания. М. Р. Жбанков (1999, с. 406) использует этот термин для обозначения формирующегося под действием средств массовой информации и стереотипов массовой культуры шаблонного, деперсонализированного сознания рядовых граждан развитого индустриального общества, а также для обозначения одной из форм дотеоретического миропонимания, основанной на сходном жизненном опыте людей.
2
Более развернуто представления К. Поппера о «третьем мире» приведены в Примечании 1.
3
Надындивидуальные надсознательные явления, по мнению А. Г. Асмолова, «…представляют собой прижизненно усвоенные индивидом (как членом той или иной социальной общности) образцы поведения и способы познания, характерные для этой общности. …Присутствуя в психике субъекта, имеют социокультурное происхождение. …Играют огромную роль в упорядочении сознательных явлений и организации опыта субъекта. …Усваивая в онтогенезе эти “образцы”, ребенок создает свою индивидуальную систему значений, которая характеризует его как члена данного общества» (2002, с. 244).
4
См. Примечание 2.
5
С позиций психической феноменологии я готов принять мнение автора, который не был психологом, об интериндивидуальности и интерсубъективности идей лишь в качестве метафоры.
6
Мгновенными зрительными образами восприятия я называю сенсорные визуальные феномены, существующие в сознании минимальное время и субъективно оцениваемые как факт наличия внешнего объекта… Есть также мгновенные образы представления и воспоминания.
7
Между принципиально разными чувственными и вербальными человеческими репрезентациями одних и тех же элементов «реальности в себе» часто возникают неразрешимые противоречия. Одно из них касается понятия вещество. Так, наши вербальные репрезентации однозначно исключают наличие в мире этой сущности. Тогда как чувственные репрезентации с еще большей убедительностью доказывают нам факт ее присутствия… Для меня лично это понятие обозначает нечто совершенно реальное и несомненно данное каждому человеку в виде множества его чувственных репрезентаций, в наличии которых он в принципе не может сомневаться. Другими словами, я вкладываю в понятие вещество не вполне привычный смысл – нечто, доступное нашим органам чувств, данное нам сенсорно. Соответственно, понятие вещественность репрезентирует одно из свойств этого нечто, заключающееся именно в его чувственной доступности людям, в его чувственной данности нам. Вещественное означает чувственно данное нам.
8
Информация – совокупность психических феноменов, или некое психическое содержание, репрезентирующее людям какой-то аспект «реальности в себе». Данное психическое содержание потенциально доступно передаче от одного человека к другому с помощью языковых конструкций или иных знаковых систем.
9
Вопрос о соотношении сознания и психики будет затронут ниже.
10
Более подробное обсуждение психической феноменологии репрезентаций представлено в специальных работах (см.: С. Э. Поляков, 2011; 2017).
11
Ощущение – «…элементарный опыт чувства… о каких-либо состояниях внутри или вне тела…» (А. Ребер, 2001, с. 590).
Зрительный образ восприятия является наиболее типичным примером ментального образа. А. Ребер (2001, с. 530–531), например, объясняет его как нечто похожее на мысленную картинку, являющуюся аналогом сцены из реального мира.
12
Термин «вербальный» определяют как словесный, состоящий из слов или выраженный в словах (см. например, А. Ребер (2001, с. 123)). Соответственно, словосочетание «вербальный образ» я использую как аналог словосочетания «образ слова», во всех случаях понимая под этим только психический образ слова.
13
Понятие «вербализация» имеет несколько значений. 1. Замена субъективных чувственных концептов понятиями и конструкциями из них, то есть повторное моделирование чувственно репрезентированной уже реальности. 2. Мысленное построение вербальных конструкций, описывающих и объясняющих недоступную восприятию реальность, формирование этой реальности. 3. Экстериоризация психического содержания собственного сознания с помощью слов языка.
14
См. Примечание 3.
15
Подробнее см. в главе 1.3 «Сущности мира, формируемые человеческим сознанием».
16
Необходимо, однако, отметить предрасположенность и способность детского сознания к легкому формированию новых физических сущностей (на основе уже имеющихся в сознании моделей-репрезентаций) и созданию новых слов для их обозначений по аналогии с известными ребенку образцами… Это проявляется, например, в виде легкого образования ребенком неологизмов для обозначения подобных сущностей: «стрекозел» (муж стрекозы); «учило» (учебник); «ползук» (червяк, по аналогии с «жук» и «червяк»); «за ещём» (двухлетнюю Сашу спросили: «Ты куда? За песочком, но ты уже принесла». – «Я иду за ещём») (К. Чуковский, 1990). Но данная способность касается только формирования детьми сущностей реальности, доступной восприятию.
17
Смысл создания психикой чувственных конструкций в том, что они позволяют мысленно манипулировать чувственно репрезентируемыми сущностями, даже когда референтов этих физических объектов и явлений нет в поле восприятия. Чувственные психические конструкции, вероятно, создает даже психика животных.
18
Оппоненты могут сказать, что окружающие как раз и подчиняются правилам грамматики и лингвистическим законам. Но и это не так. Более 10 % взрослого населения, по данным ЮНЕСКО, неграмотны, то есть никогда не учились, видимо, как и их родители. Но они хорошо владеют родным языком. Впрочем, не только они, но и образованное население мира не только не пользуется, но и в абсолютном своем большинстве не сможет воспроизвести ни один лингвистический закон. Правила же грамматики нужны им лишь при письме. Язык не функционирует по правилам грамматики и лингвистическим законам, так же как окружающий нас мир не регулируется физическими законами. Все законы и правила – это лишь вербальные конструкции людей, пытающихся понять мир. Язык соответствует чувственно воспринимаемой реальности и в конечном счете лишь новым способом отражает окружающий мир, а потому исследователи и «обнаруживают» в нем лингвистические законы, логичность, последовательность и порядок.