Антикварный магазин в Дубулты. Библиотека журнала «Вторник»
– Не волнуйтесь, кажется, все обошлось. Просто ушиб, – успокаиваю его. – Ее случайно ударил по ноге один из футболистов на пляже.
– А я-то испугался, думал, ногу сломала, еще одной напасти ей не хватало. И так жизнь тяжелая. Восемь лет без малого ухаживала за отцом. А до этого сама долго болела – получила сильную травму, сколько времени прошло, пока встала на ноги.
Она не говорила мне об этом…
– А что произошло с ее отцом?
– Она не рассказывала вам? – мой собеседник пристально смотрит на меня.
Видно, взвешивает «за» и «против». Решив, что мне можно доверять, продолжает:
– Он был парализован. Инесе хотела поднять его на ноги, не удалось. А год назад его не стало. Все уходят из нашего поколения. Я ведь лишь на пять лет моложе его, – мой собеседник сокрушенно качает головой. – Но если бы, как говорится, просто заснул и не проснулся. Так нет, убили его! Прямо дома убили!
Ничего себе… Сколько же пережила Инесе, какая она стойкая!
– А убийц нашли?
– Нет, – мой собеседник с досадой бьет себя кулаком по ноге. – До сих пор ничего сделать не могут. Толстый Таубе сколько раз сюда приходил, всех опросил. И не один раз! Без толку. А он опытный, еще при СССР работал.
Таубе, замечаю про себя, видно, полицейский, ведет дело.
– А главное, – продолжает пожилой господин, – я тем утром, когда убили Петра, видел каких-то незнакомых людей возле их участка. Мужчину и двух женщин. Может, они и сделали это. Но вот, как на грех, забыл дома очки, ни черта не разглядел.
Петр… Так, оказывается, звали отца Инесе.
Мой собеседник сердито смотрит на море.
– Вы, если будете общаться с Инесе, смотрите, не обижайте ее, помните о том, как ей пришлось тяжело.
– Я не обижу.
– Извините, что я вам это говорю. Я вас пока не знаю. Кстати, мы не представились. Я – Сергей Никонович, сосед Инесе, как вы уже знаете.
– Никита. Из Москвы приехал.
Сергей Никонович с интересом смотрит на меня:
– И что в Москве говорят о Латвии. По-прежнему пишут, что русских притесняют, гражданство не дают. Да?
– По-прежнему, – констатирую я.
– Вот что я вам скажу. Я родился в России, в Вятке, но здесь прожил почти всю жизнь. Не так трудно это – получить гражданство. Надо только выучить язык. Я выучил и получил. Раз живешь здесь, язык надо знать.
– В советское время не требовалось, – замечаю я, хотя, в принципе, согласен с Петром Никоновичем.
– И что было? Латышский оставался только для кухни. Я всю жизнь плавал на большом корабле. Партсобрания всегда проводились на русском. Хотя нас, русских, было пятнадцать человек, а латышей – восемьдесят пять.
В Латвии скоро выборы. О них пишут во всех местных газетах. Мне интересна политическая жизнь этой страны:
– Голосовать-то за кого будете, Сергей Никонович? За русскую или латышскую партию?
– Не решил пока. Скорее всего, за русскую. Или за какую-нибудь из латышских, пусть только возьмут хоть одного-двух русских в свой список.
– Понятно…
Хватит этой политики. Море интереснее… Мои мысли словно передаются собеседнику:
– Знаете, что я вам скажу, – говорит Сергей Никонович, – почти пятьдесят лет, до ухода на пенсию я жил здесь, в этой красоте, и не замечал ее. И в море когда ходил, самого главного не видел. Все дела и дела. Лишь теперь, на старости лет рассмотрел все. Наглядеться бы вдоволь.
– Я тоже смотрел и смотрел бы.
– А я вам завидую, – признается он. – Очень по-хорошему. Вы намного моложе, но уже разглядели красоту. Инесе такая же. Она видит все вокруг себя. Только в последний год в горе закрылась, ушла в себя. А сегодня порадовался за нее. Когда шла с вами, была веселее, чем в последние месяцы.
Сергей Никонович по-стариковски добро улыбается:
– Я наблюдал за вами, Инесе понравилось, что вы отнесли ее домой на руках. Вы уж извините, что я это все видел. Делать мне особенно нечего. Утром на участке что-то поделаю. Потом устаю. Дома одному быть не хочется, плавал всю жизнь, семьей не обзавелся. Вот выхожу сюда, если позволяет погода. Смотрю на море, маяки, чаек, думаю о своем. Иногда сижу до ночи. Затем читаю, слушаю радио. Плохо засыпаю. А потом сплю допоздна.
Мы поговорил о чем-то еще, распрощались, вскоре я сел в Дубулты на автобус. Завтра снова приеду сюда!
*****
«Маленькая хозяйка большого дома»… Это название романа Джека Лондона всплыло у меня в голове применительно к Инесе, пока добирался до гостиницы. Нет, нехорошая аналогия. Насколько я помню, там за одну женщину боролись двое мужчин. Не самый лучший вариант. У меня получалось наоборот. Я один и две женщины. В Москве – Марина. А здесь… Здесь Инесе… Но не тороплю ли я события?
Точно знаю одно – Инесе мне нравится, я хочу, чтобы ей было хорошо. Особенно после того, что ей пришлось вынести. Это страшно – лишиться родителей. А у Инесе их не стало. Сколько лет прожила без мамы. А отец… Убили. И она видела его тело. Мне трудно представить, насколько это сильный удар.
Я ни в коем случае не должен принести ей еще одну боль. Отношения с ней, – я еще не знаю, как они будут развиваться, – могут быть только серьезными. А я, между прочим, еще не сказал, что женат. Впрочем, может рано говорить об этом, а может и вовсе не потребуется – быстро расстанемся?
Все может быть, ведь прошло всего два дня с тех пор, как я встретил ее. Но, кажется, она становится, если уже не стала, важной частью моей жизни. Эта внутреннее признание становится неожиданным для меня. Как же мой брак?
Я не стал сейчас думать об этом. «Время все расставит по своим местам», – так, сколько я себя помню, говорит моя мама.
Я прожил отличный день и устал. Мне хорошо спалось. А перед сном накрошил хлеб на подоконнике. Чайка обязательно прилетит за своим завтраком.
*****
Проводив Никиту, Инесе снова поднялась наверх. В гостиную, где пили чай. Некоторое время просто сидела за столом. Затем помыла посуду.
Она вспоминала… Сперва, когда он пришел в антикварный, а она не могла отвести от него взгляд. Сразу почувствовала – хочет познакомиться. Но стесняется. Раз так, сама помогла. Взглядом. Потом прогулка, затем принес домой…
Она не капризничала. В самом деле не хотела, чтобы в первый раз он провожал ее до дома. Обычная предосторожность. Никита нравится, ее влечет к нему, но разве Инесе может исключить, что он не один из тех людей, которые убили отца? Они наверняка продолжают охотиться за тем, что, как предполагают, хранится в доме Иванидисов. Поэтому она и протестовала, когда он взял ее на руки и понес домой.
Зато теперь Инесе уверена, что он не имеет отношения к убийцам. Они были вдвоем, если бы он хотел, то сделал бы с ней все что угодно, заставляя отдать то, что требовали от ее отца.
Она не жалела, что пригласила Никиту на чай. Благодаря этому они дольше были вместе.
Теперь ей было тоскливо. И это была не та тоска, которая сжимала весь последний год. Горькое ощущение утраты, не покидавшее ее ни на одну секунду даже сегодня, потеснило другое чувство. Инесе более остро, чем прежде, ощутила свое одиночество.
Снова одна. Ей грустно в этой открытой солнцу и небу гостиной. Эта комната с большим круглым столом не предназначена для одного человека.
Она думала о Никите. Ей было грустно оттого, что его нет рядом. Инесе было хорошо с ним, понравился. Сильно. Она сама весь вечер делала шаги навстречу ему. С другими мужчинами такого не было. Кроме Эдгара…
Помогла взглядом начать разговор, когда он пришел в антикварный. Обняла, когда нес на руках. Предложила выкурить одну сигарету на двоих. Была более активна, чем он. А он откликался, реагировал. Мгновенно… Наверное, такой по характеру. Может, у них так будет и дальше? Она будет «ведущей», а он – «ведомым». Инесе ничего против этого не имела. Если только у них это «дальше» будет.
Она хотела бы этого. Но тут же спрашивала себя: если будут вместе, значит, Никите, как и ей, придется хранить эту Богом проклятую сакту, из-за которой убили отца? Имеет ли право она подвергнуть его такому риску? Впрочем, одергивала себя Инесе, еще рано думать об этом. Они виделись всего два раза…
Она очень ждала новой встречи… Но и с тревогой спрашивала себя: а вдруг дело лишь в сексе, в неудовлетворенном желании? Она захотела Никиту, когда оказалась у него на руках. Секс тоже важен, но в этом случае, надеялась Инесе, возможно, будет большее, чем просто интимная связь. Вспомнила она и свое первое чувство, когда в юности ее предал любимый. Но Никита, хотелось верить, не такой, как тот, кто оставил ее.
И еще одно заставляло Инесе грустить. Да, она почувствовала желание. Но ощущала, все время ощущала и другое – ее барьер, «ступор», – будь он неладен, – никуда не делся. Инесе знала – заклинит, если Никита захочет ее. Ей оставалось только надеяться, что это пройдет. Желание, если оно будет сильным, поможет убить «ступор».
Да, говорила себе Инесе, речь идет о желании, влечении. Ни о чем больше! Слово «любовь» она не пока не хотела говорить даже про себя.
Впрочем, одернула она себя, довольно копаться в себе. Когда чувства сильные, самоанализ не нужен. Когда – нет, тем более. Сейчас, решила она, рано заглядывать вперед, их отношения с Никитой только начались.
Не без труда – нога продолжает болеть – она, надев шорты и футболку, спускается вниз. Вечер в июне длинный, самое время заняться розами. Прополоть немного, положить под них удобрения. Прежде чем приняться за работу, она, как следует, растирает место ушиба травяной мазью – еще один дар Магды – и скоро почти не чувствует боли.
Инесе любит розы. В ее плантации их почти пятьдесят. Самых разных цветов и оттенков. Разводит уже пятнадцать лет. Всегда находит для них время. В ее самые трудные годы цветы не оставались неухоженными.
Она дала имена всем розам. Среди них есть и Алая Королева, и Белоснежка, и Золушка, и принцесса Диана! Даже Манон Леско ярко желтого цвета. Инесе всегда, когда занимается розами, даже просто подходит к плантации, разговаривает с ними, просит лучше расти, быть красивей. И рассказывает им о своей жизни. Так что цветы все про нее знают.
За последнюю неделю любимцы Инесе слегка заросли. Полет она, как обычно, голыми руками. Резиновых перчаток не признает, ей приятно чувствовать землю, растения. И иголок она совсем не боится.
Едва принялась за работу, услышала знакомый голос:
– Как дела Инесе?
Сергей Никонович! Стоит возле невысокого забора ее участка.
– Все хорошо, спасибо.
– Нога не очень болит?
Инесе отвлекается от своих роз, тоже подходит к забору. Отец и этот пожилой моряк, их давний сосед, всегда с симпатией и уважением относились друг к другу. И к ней он очень добр. Вот и теперь зашел проведать, видел, как Никита нес ее домой.
– Почти прошла. А вы с моря?
– Как всегда. Сейчас пойду домой, послушаю радио.
– Обязательно выпейте настойку, которую я вам дала. Тогда быстро заснете, и не придется слушать радио до глубокой ночи.
Вид у Сергея Никоновича становится крайне недовольным:
– В жизни не пробовал такой горечи. Ну ладно, выпью.
– Не забудьте только.
– Постараюсь, – нехотя обещает сосед. – Но и ты помни, если не дай Бог что, сразу звони мне.
Эту фразу в последний год он произносит почти каждый день. Неужели, спрашивает себя Инесе, догадывается, что те люди могут снова прийти? Нет, просто, знает, что она одна.
– Ладно, Инесе, возвращайся к своим розам, а то не успеешь сделать дела, скоро начнет вечереть. Спокойной ночи тебе.
– И вам спокойной ночи, Сергей Никонович.
В тот вечер она прополола почти половину своих роз. Отвлекала себя от самоанализа и мыслей о сексе. Устала, и все мысли ушли, будто и не было.
Уже темнело, когда Инесе вернулась в дом. Она долго стояла под душем, закрыв глаза. Расслабилась и снова вспоминала сегодняшнее свидание.
Перед сном она еще раз проверила, закрыты ли двери и уже на кровати, опустив руку вниз, убедилась, что топор на своем месте.
Очень долго не могла заснуть. Ставшее горько привычным ощущение одиночества, особенно сильное вечерами, сегодня давило сильнее. Снова пришли воспоминания об отце. Хоть вставай и отправляйся гулять по дюнам. Пришлось не один раз, как обычно, а дважды пить снотворную настойку, принесенную Магдой.
*****
Сергей Никонович солгал Инесе. Он не собирался пить настойку. Не притрагивался к ней и прежде. Только один раз попробовал.
Он был привязан к Инесе. Росла на его глазах. Когда была девочкой, он, возвращаясь из плавания, обязательно привозил ей игрушки. Тяжело переживал ее травму. Помогал, чем мог, когда парализовало ее отца.
Теперь он боялся за Инесе. Вдруг, те, кто убил Петра, снова придут? Это вполне возможно, рассуждал Сергей Никонович, судя по тому, как они перерыли весь дом. И покойного, видно, допрашивали. Если не нашли, что хотели – скорее всего, вернутся.
Старый моряк был рад, когда полиция первое время после убийства наблюдала за домом. Но потом полицейские почти перестали появляться. Возмущенный этим Сергей Никонович зашел к Таубе и как следует поругался с ним.
– Мы не можем вечно держать дом под охраной, – оправдывался офицер, – но, уверяю вас, я продолжаю работу. Рано или поздно, но доведу дело до конца, – уверенно заключил он.
Вид при этом имел решительный, но его щеки слегка покраснели.
«Когда еще это случится и произойдет ли вообще», – сомневался Сергей Никонович. Делать нечего, рассудил он, придется принять свои меры. И он сделал это.
Каждые сутки он трижды обходит дом соседки. Первый раз – поздно вечером, после того как она выключает свет. Второй приходится на ночь, для этого старый моряк специально ставит будильник, а третий – на раннее утро, пока Инесе еще не проснулась. С очками теперь Сергей Никонович не расстается. Мобильный телефон тоже всегда при нем. И здоровенный нож. «Немного, но лучше, чем ничего», – думает он.
Из-за обходов он и не пьет настойку. Со сном теперь, правда, совсем плохо. Как встанешь ночью, обязательно разгуляешься. Но это, говорит себе Сергей Никонович, не страшно, подремать можно и днем.
Глава 16
Инесе снова в гостиной с круглым столом. Утро. Очень светлое и тихое. Море будто замерло, его не слышно. И ветра нет.
Инесе смотрит в окно. Она знает, что спит, но вокруг все, как в жизни – комната, участок, розы…
По дорожке к дому идет человек. Это ее отец.
Она никогда не видела отца во сне. Ни при его жизни, ни в последний год. Инесе ошеломлена и счастлива. Пусть во сне, пусть так – но снова видит его!
Он останавливается, – заметил, что она глядит из окна, – улыбается, машет ей рукой. Затем продолжает свой путь к их дому. Вскоре Инесе слышит, как он открывает дверь, поднимается на второй этаж. Ступени старой лестницы сильно скрипят.
Как же она соскучилась по отцу! Бросается к нему, когда он входит в гостиную, обнимает. Снова, как много лет тому назад, чувствует себя маленькой:
– Мне так плохо без тебя, – все, что она может сейчас сказать.
Но очень многое вкладывает в эти слова, всю свою жизнь за последний год.
– Моя принцесса, – Петр Иванидис гладит светлые волосы дочери.
Она замирает у него на груди. Так бы и стояла, прижавшись. Долго, долго. Но отец мягко отстраняет ее.
– Прости, Инесе, но так я не могу ни о чем думать. Мне хочется только еще крепче обнять тебя. Я ведь тоже соскучился. А времени не так много. Апостол Петр, мой тезка, отпустил меня ненадолго поговорить с тобой. Мне очень нужно это сделать.
Апостол Петр… Многие христиане верят, что именно у него находятся ключи от рая.
Но ей тоже нужно поговорить с отцом. Выяснить главное:
– Отец, скажи, кто убил тебя? Я должна знать. От меня узнает полиция, и он будет наказан.
Даже если Таубе не поверит, думает Инесе, она сама посчитается с убийцей. Рука не дрогнет.
– Это, моя принцесса, – разводит руками отец, – мне неизвестно. Я задремал, когда он вошел в комнату. Он сразу завязал мне глаза, и я не видел его. Только слышал голос, но ведь его можно легко изменить.
– Расскажи все подробно, отец, я хочу, чтобы его нашли.
– Я мало, что могу сказать. Сначала он, этот человек, спрашивал про сакту, хотел узнать, где прячу ее. Я молчал. Он уговаривал меня. А затем уговоры закончились. Он обвязал мою шею каким-то поясом, потом начал медленно затягивать его. Говорил, что прекратит делать это, если я скажу, где находится сакта.
– Та самая?
– Да, именно она. Как ты, конечно, знаешь, сакта осталась там, где и была. Я ему ничего не сказал. Она несла и несет в себе слишком большое зло, мы оба с тобой это знаем. Сколько горя уже принесла. И до нас, и нам…
Петр Иванидис сильно трет руками виски, будто пытается бороться с мучительными воспоминаниями.
– Нет, – говорит он, – больше никто не должен пострадать от нее. Сакта должна быть спрятана навсегда. Ради этого можно и нужно заплатить жизнью.
Инесе все понимает. Понимает всю невысказанную сейчас, но известную ей очень давно боль отца. Эта сакта сделала его несчастным. И ее саму… Да, сакту нельзя никому отдавать. Страшно подумать, что произойдет, если она попадет в руки негодяев.
– Ты отдал жизнь, чтобы не выпустить зло в мир, – говорит она.
– Кому как не мне нужно было это сделать. До сих пор проклинаю себя за то, что не отнесся с самого начала к ней так серьезно, как следовало бы.
Опять в его глазах та боль, которую прятал от нее все годы, пока она была ребенком. Всегда старался казаться веселым…
Открылся, лишь когда выросла.
– Ты ни в чем не виноват, отец, я всегда была в этом убеждена, – Инесе сейчас хочется одного – чтобы отец так сильно не переживал.
Он только согласно кивает головой. Хочет ее успокоить, как делал это при жизни. А сам как мучался тогда, так и сейчас мучается…
– А теперь, моя принцесса, я скажу, то, что собирался сказать, – говорит Петр Иванидис. – И слушай внимательно. Не забудь, апостол Петр отвел мне немного времени.
Непонятно, шутит или нет отец про апостола Петра, но Инесе – вся внимание. Она привыкла слушать и воспринимать его каждое слово. Это традиция семьи, и это – их особые отношения.
– Моя принцесса, мне все тяжелее и тяжелее видеть, что с тобой происходит, – с грустью произносит отец. – Ты замкнулась в своем горе. Живешь им и нашим магазином.
– Я не могу по-другому. Не могу не думать о тебе, отец. А магазин… Это то, о чем ты мечтал всегда, я должна сохранить его. Правда, торговля неважно идет, – жалуется она.
– Оттого, что ты сникла. Распрямись, и все наладится. Не только в магазине. Знай, твой мир не должен ограничиваться им и печалью. Хорошо, конечно, что есть магазин. Но как сама считаешь, мне очень радостно видеть тебя в двух состояниях – либо в нем, либо тоскующую в одиночестве?
– Наверное, нет.
Инесе чувствует себя виноватой перед отцом. Но что сделаешь, если иначе она не может?
– Вот и я так думаю. Ты должна жить, моя принцесса. Тебе надо с кем-то встречаться. Я очень надеюсь, что ты найдешь человека, с которым тебе будет по-настоящему хорошо, за которого ты сможешь выйти замуж. Думаешь, я никогда не мечтал о внуках? – отец сердито смотрит на нее. – Встряхнись, уже пора! И – продолжай жить.
– Я знакомилась с мужчинами, пока ничего хорошего не получается, – признается Инесе.
– Я знаю. И про твой «ступор», как ты его называешь, тоже. Но может, ты еще просто не встретила своего мужчину?
– Может… – Инесе вспоминает последние два дня.
Отец будто читает ее мысли.
– Знаешь, он мне симпатичен.
– Ты о ком? – она делает вид, что удивлена.
– Не хитри, моя принцесса. Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Об этом молодом русском – Никите, который принес тебя сегодня домой на руках. Во всяком случае, – Петр Иванидис вдруг хмурится. – Он намного, понимаешь, очень намного лучше, чем тот смазливый мальчик, к которому ты бегала несколько месяцев.
Инесе понимает: речь идет об Эдгаре. Отец был очень недоволен, когда узнал об их романе. Не хотел, чтобы юный доктор приходил в их дом – слишком молод для Инесе.
– Сам знаешь, со смазливым мальчиком, как ты его называешь, все давно закончено.
– Вот и слава Богу. А насчет Никиты – поживем, увидим… Правда, – разводит руками отец. – Ты его пока мало знаешь. Но вот о чем я подумал… – в глазах Петра Иванидиса загораются веселые огоньки.
Он делает паузу, смотрит в сторону. Внимательно изучает напольные часы. Похоже, он не очень хочет, чтобы дочь видела его глаза, они слишком хорошо понимают друга.
– О чем отец?
– Я так понял, Никита не собирается долго задерживаться в гостинице, где живет, желает побывать в разных местах Юрмалы. Вот и пригласи его на несколько дней в наш дом. Ничего плохого в этом нет. Просто остановится в комнате для гостей. Думаю, захочет пожить в частном секторе. И деньги, – Петр Иванидис шутя грозит дочери пальцем, – обязательно с него возьми. Магазину они не помешают. Давно пора сделать новую вывеску, и вещей надо покупать больше. Больше выставишь – больше продашь. Не тебе это напоминать.
Такого предложения Инесе никак не ожидала услышать.
Откровенно говоря, она и сама подумывала о том, чтобы сдать комнату для гостей на лето. Она не хотела посторонних в своем доме. Но для гостевой комнаты, считала она, можно сделать исключение: сколько себя Инесе помнила, эта комната всегда пустовала, и никаких воспоминаний, связанных с ней, не было.
Но насчет Никиты… Создается, размышляла она сейчас, двойственное, неудобное положение. Он ей нравится, и она обязательно встретится с ним снова. Удобно ли звать его в дом в качестве квартиранта, как он это воспримет? Как приглашение сразу лечь в постель? Или, напротив, Никита подумает, что он вовсе не интересует ее. Рассудит так: присмотрелась к нему, увидела, что человек приличный, вот и решила сдать комнату.
Видимо, почувствовав ее сомнения, отец продолжает:
– Не стоит переживать. И заработаешь немного, и его лучше узнаешь. Как знать, может, у вас что и получится.
– Я подумаю.
Она уже думает, слегка прикусывает нижнюю губу.
– Вот и хорошо, – говорит отец. – А мне… Мне уже пора возвращаться туда, откуда пришел.
Она идет к нему, хочет снова обнять. Но нельзя – Петр Иванидис отрицательно качнул головой.
Она слушается отца. Уже в дверях он оборачивается:
– Ты теперь много общаешься с Магдой, моя принцесса. Дело твое. Но, прошу, будь осторожнее с ней. Магда – хороший человек. Но тому человеку, кто перейдет ей дорогу, придется несладко. Имей это в виду. В жизни может произойти всякое.
– Хорошо, отец.
– И будь осторожна – охотник за сактой, скорее всего, вернется.
– Я знаю это, отец.
Инесе снова одна в гостиной. Сон почти закончился. Почти, потому что в самом конце его она видит, как отец идет в сторону моря. В ту сторону, куда каждый вечер спускается солнце.
Глава 17
Утром Инесе не встала сразу, как обычно, после звонка будильника. Вспоминала каждое мгновение встречи с отцом, его слова. Она была уверена, что это было нечто намного большее, чем сон. Отец неведомым ей образом пришел поддержать ее. «Спасибо тебе, отец, и тебе спасибо, апостол Петр», – подумала она.
И еще одно… Совет отца пригласить Никиту пожить несколько дней… Не подвергает ли она тем самым его опасности? Кто может поручиться, что снова не появятся человек, который убил отца? Хотя… Больше года прошло с тех пор, и все спокойно. Вряд ли, рассудила Инесе, что-то плохое непременно произойдет в те дни, которые он будет здесь. А за это время, как знать, может, она и Никита поймут, что не подходят друг другу. Правда, об этом Инесе не хотелось думать. Если же они сойдутся, то со временем придется все рассказать Никите. Она была убеждена в этом: раз вместе, надо делить все. В том числе и ее ношу. Серебряную сакту…
Но случись что, сказала себе Инесе, она, и только она будет вести разговор с тем, кто лишил жизни отца. Сама с ним разберется, топор не зря приготовлен. Это ее дело. Никиту к этому не подпустит. Пусть потом судят!
Итак, она поступит, как сказал отец. Довольно сомнений.
«Господи! Пока думала, залежалась в кровати», – спохватилась Инесе. Было ясно, что ей придется обойтись без гимнастики и пробежки по пляжу. А вот время для того, чтобы одеться, как следует, надо было найти. Вечером Инесе собиралась отвести Никиту в Майори, на улицу Йомас – именно здесь в Юрмале происходят главные события начинавшегося сегодня главного праздника Латвии – Лиго.