Я выпучила глаза, открыв дверь, за которой оказался Валера:
– Ты только ушёл. Что случилось?
Он, молча, протянул мне это письмо.
– Настрогал. Всё-таки успел, – радостно ответила я. – Ура!
И мы пошли на кухню.
Так как обратного адреса не было, а штамп смазан, Валера стал предполагать, откуда эта Майя. Сообща мы решили, что раз зовут Майей, то родилась в мае, то бишь, зачали её на девять месяцев раньше. Раз письмо сама написала, то взрослая уже.
Возраст девушки мы не знали, а в связи с тем, что почти все отпуска Валеры приходились на август-сентябрь, было очень сложно определить место, где она могла быть зачата.
Валера махнул рукой:
– Ладно, встречусь. А там будь, что будет.
Я поддержала его:
– В крайнем случае, сделаем тест ДНК. Сейчас это можно. Дорого, правда, но я знаю, у тебя сбережения есть.
Стоял май 2005 года, ситуация в стране более-менее стабилизировалась, и остатки на вкладах стали расти. Валера никогда транжирой не был, деньги у него водились.
Валера всегда был мужчиной самостоятельным, хотя и немного сентиментальным. Я видела, как трудно порой принять ему решение, но не вмешивалась. Вот и тут сильно разволновался, засомневался. В итоге решили, что он встретится с предполагаемой дочерью и пришлёт мне эсэмэску, если решит встречу продолжить. Если же почувствует обман, то развернётся, уйдёт, а мне позвонит.
Нам предстояло день простоять и две ночи продержаться. За это время Валера вымотал мне все нервы. Я терпеливо выслушивала его сомнения, просила решения не менять. Вечером шестнадцатого брат, казалось, успокоился, но утром семнадцатого позвонил:
– Аня, я осёл, я не приготовил подарок. Надо же, наверное, идти на встречу не с пустыми руками.
– Ты хоть спал? – задала я встречный вопрос.
– Два часа, – нехотя признался он.
– Валера! Какой подарок?! – почти закричала я. – На кого ты похож, представляю.
Конечно, я понимала, что сорок четыре года – это не восемьдесят четыре, но недосып после сорока – это всегда бомжеватый вид.
Валера меня не слышал, он перечислял список предполагаемых подарков.
– Давай начнём с того, что ты не знаешь возраста этой якобы дочери! То ли ей куклу Барби нести, то ли духи.
Валера на том конце провода оживился ещё больше:
– Да! Духи! Я покупал подружке, подарить не успел. Живанши. Спасибо, Ань, за идею.
Я поняла, что моего брата не успокоить, и пригласила перед встречей к нам.
Он пришёл часа в три. В светлом костюме, с красными от недосыпа глазами. От чая отказался. Сел в комнате на диван и уставился в одну точку.
Я встала спиной к окну:
– Валер, ты трезвомыслящий человек, образованный, конкретный. Ты работаешь в гражданской обороне. Кому как не тебе знать, что паника – худшее, что может быть в чрезвычайной ситуации.
Валера встрепенулся:
– С чего ты взяла? Какая паника?
Я принесла из кухни настойку пиона:
– Выпей-ка, друг мой.
Он послушно поглотил настойку и только потом спросил:
– Что это?
Я сделала суровое лицо:
– Яду дала, чтоб ты, наконец, успокоился.
Брат шутку проигнорировал, походил по комнате туда-сюда, вышел на балкон, постоял там, снова вернулся в комнату:
– Мне снова Валерия приснилась. Мальчик был рядом с ней. Годика три. Она три пальца показала сначала на левой руке, а потом на правой.
Он сделал брови домиком. С детства у него это получалось очень забавно. Мы с подружками порой просили его состроить «домик из бровей» и хохотали потом вместе с ним. Сейчас меня этот домик совсем не рассмешил. Потому что Валера выглядел жалким, состарившимся и трагичным.
Я обняла брата:
– Давай-ка не раскисай.
Настойка пиона, видимо, начала действовать, он немного успокоился:
– Но ведь не снилась почти три года.
Помолчав, добавил:
– Два года, девять месяцев и три дня.
Я всплеснула руками:
– Ты что, чокнулся? Записываешь, что ли?
Валера отвернулся от меня, задрал лицо к потолку, постоял так с минуту и наконец, сказал:
– Ну, всё, я пошёл.
– Возьми-ка вот это, – я насильно сунула ему в карман блистер валидола с глюкозой, помня, что у него ещё и тахикардия может начаться внезапно.
Когда он вышел в подъезд, я улыбнулась:
– Ни пуха, ни пера.
– К чёрту, – прошептал он и направился к лифту.
Вернувшись в комнату, я зачем-то посчитала, какое число было два года девять месяцев и три дня назад. Вышло 13 августа 2002 года. Или четырнадцатое, смотря как считать.
Стала ждать эсэмэску или звонка от брата, но телефон молчал.
Потом Лена прибежала из школы, Витя с работы пришёл. С Валерой мы, по обоюдному согласию, решили никому не говорить про письмо, которое он получил. Наверное, правильно сделали. Виктор бы точно стал советовать не ходить, а Ленка была ещё мала для принятия ответственных решений. А вот подружкам могла рассказать, и те таращились бы при встрече на Валеру, как на обезьяну в зоопарке.
Потом позвонила Любочка, моя школьная подруга. Рассказала, что в конце месяца начнут показывать новый бразильский сериал. Мы проболтали довольно долго, и, положив трубку, я увидела, что мой мобильный телефон мигает. Сообщение! Я открыла мобильник – в то время у меня был аппарат «раскладушка» – и прочитала: «Всё хорошо». Успокоившись, отправилась готовиться ко сну. И тут зазвонил мобильник.
«Раскладушка» снова оказалась в моих руках:
– Валер, ну что? Как всё прошло?
Ответ заставил меня схватиться за сердце и прислониться к стене. Потом я жадно глотала воду прямо из графина, слёзы текли по моим щекам.
Первое, что сказал Валера:
– Майя –дочка наша, которая якобы умерла при родах. Аня, умер только один ребёнок, мальчик. Аня, она копия Валерии. Аня, ты не представляешь, что я пережил, когда её увидел. Спасибо за валидол. И, Аня, у меня есть внук. Юрка, ему в августе будет три.
Зинкино счастье
Зинаида Павловна овдовела рано. По причине косоглазия замуж её никто больше не звал. Муж, утонувший на рыбалке, тоже страдал глазами, поэтому они, вроде как, сошлись по похожему дефекту. Напившись до одури, бывший муж бегал за Зиной с поленом и кричал:
– У, тварь косоглазая, убью!
По утру, опохмелившись, совершал обряд извинения в форме супружеского долга, и Зина его прощала. Уж очень ей хотелось ребёночка. Даже, несмотря на то, что приходилось ночевать в сарае, бросив телогрейку на пол, подложив под голову полено, похожее на то, которым её только что хотели убить. Она не плакала, а молилась, благодарила боженьку, что уберёг. Проводив мужа на работу, торопилась в фельдшерский пункт, где её обычно уже кто-то ждал у дверей. Бывало, и животину приводили, когда ветеринар был в запое.
Похоронив однажды по весне мужа, аккурат накануне своего тридцать восьмого дня рождения, Зина поняла, что придётся ей помирать в одиночестве. Мать уже покинула этот мир, и женщина, которая до неё работала медиком в деревне, а потом передала ей свой пост, тоже умерла. Да и не общались они. После Варвары Ивановны, которая относилась к Зине с добротой, никто больше Зину так и не полюбил. Ни сестры, ни братьев у Зины не было. С детства она звалась «Зинка косая», с ней не дружили, обращались только по надобности. Чаще всего с просьбами приходила многодетная Людка – соседка, когда нужно было посидеть с кем-то из ребят. Поэтому у Зины и игрушки были, и детские тарелки и ложки, и смесь детская, и даже соски, которые она прятала в тумбочку, чтобы глаз не мозолили в бездетном-то доме.
Порой Зинаида ездила в центр, покупала отрез на платье, новую обувь. Но ни разу с ней никто в дороге не познакомился, никто на её новое платье не загляделся.
В ночь, когда к ней прибежал шофёр Арсений Акимыч, она крепко спала. Проснулась от того, что в ворота стучали, не переставая. Накинув старый халат, Зинка крикнула:
– Чего ещё?
И услышала:
– Зинаида, давай, выходи, баба рожает. Не наша. Машина сломалась, пошли. Тут недалеко.
Зинаида, прихватив «тревожный чемоданчик», отправилась по неосвещённой улице вслед за Акимычем.
Идти пришлось довольно долго. Машина, как оказалось, сломалась в поле. Пока хлюпали по грязи, Акимыч бормотал в усы оправдания, но Зинаида особо не прислушивалась. Когда они пришли, в машине, на заднем сидении, испачканном кровью, полулежала мёртвая женщина, а рядом пищал окровавленный комочек, который Зинаида мгновенно подхватила, завернула и бросилась назад, к дому.
Акимычу она крикнула на бегу:
– Трактор зови, пусть тянет к пункту фельдшерскому. Оформлять будем.
Акимыч и сам всё понял, быстренько потрусил в сторону, где жил тракторист Васька.
Дома Зинаида малышку обработала, как положено, накормила. Тут и Акимыч подоспел.
Увидев, что был и второй ребёночек, Зина заплакала.
Акимыч, выйдя на крыльцо, закурил и в который раз забубнил:
– С райцентра я ехал, тут эта баба. Валька-буфетчица пристала, чтоб забрал бабу у неё из буфета. Ну, я взял. Думал, привезу, тут и родит. Не успели половину пути проехать, она давай орать про кровь. А я что? Я влево дал, да и встрял. А она орёт. Ну, я и побёг за тобой.
Зина вышла на крыльцо:
– Молчи, Акимыч, а то оба загремим. Ты ж не должен был брать. У тебя драндулету сто лет в обед, и самому семьдесят уже, не видишь ни черта. Куда сунулся? Ну, родила б в буфете, там хоть чисто, светло.
Акимыч угрюмо замолчал.
Зина сунула ему купюру в карман:
– Всё сама скажу, молчи знай.
По причине вечного одиночества, Зина вела дневник с подросткового возраста. Их у неё скопилась целая стопка. Лежали на чердаке. Бывало, много напишет, а бывало, всего пару строк. Ту ночь, когда Майю нашла, описала подробно, а потом провал на несколько месяцев. Ни слова.
Майя ничего этого, конечно, не знала. И только когда у матери обнаружилась смертельная болезнь, та доверила ей тайну. Отдала дневники, адрес, что выписала из паспорта той самой женщины, которую нашла в уазике в поле. И имя отца девочки, записанное в штампе о бракосочетании. Рассказала, что брат-близнец был у неё при рождении.
Так Майя узнала о себе правду. Вернее, не о себе, а о матери, на которую свалилось, как та считала, счастье. То, что кому-то в тот момент явилось горе, она не думала. Уехала прочь. В никуда. Лишь бы не отдавать украденное сокровище. Лет Зинаиде было сорок пять, на поздние роды малышка годилась.
На чужбине работать медсестрой Зина не захотела, пошла нянечкой в садик. Но по причине её косоглазия дети смеялись, либо пугались. Пришлось доставать корочки медучилища и устраиваться постовой медсестрой в больницу.
Девочку назвала Майей. Уж очень нравилось это имя. Весеннее, лёгкое, не то что «Зинаида», грузное, как кирпич.
Майя росла спокойным ребёнком. Раскосые глаза, высокие скулы делали её похожей на стрекозу.
Заведующая отделением однажды принесла очки со стёклами, отливающими перламутром:
– Зинаида Пална, Вам нужно очки носить.
Зинаида засмущалась:
– Зрение хорошее у меня, это врождёное косоглазие.
Заведующая настойчиво протянула очешник:
– Это очки без диоптрий, для маскировки.
Примерив очки, Зинаида не узнала себя. Из зеркала на неё смотрела симпатичная стройная женщина, с густыми волосами, уложенными косой вокруг головы. Зина накрасила губы помадой, и улыбнулась своему отражению. Давно уже она не улыбалась просто так. Только глядя на Майю. И как только раньше ей не пришло в голову носить такие очки?
Она купила большую коробку конфет и принесла заведующей:
– Сколько я Вам должна за очки?
Услышав цену, удивилась, как дёшево, оказывается, стоит красота.
Коробку конфет заведующая тут же открыла и предложила попить чаю. Так началась их дружба.
Зина всю свою жизнь, как на духу, рассказывала подруге. Только про Майю утаила. Сказала, что был друг, но женатый, от него и родила.
У заведующей было четверо детей, и все проблемные – «гулящая», «неряха», «грубиян» и «тупая мямля». Звали их, как детей Пушкина, – «Машка, Сашка, Гришка и Наташка». Хоть и стали женщины близки, всё же Зинаида находилась в подчинении, поэтому не рисковала сказать начальнице, что так с детьми нельзя. Она свою Майю очень любила, отдавала ей всё свободное время.
Когда матери не стало, Майя училась на первом курсе, одногруппники посочувствовали и забыли. А Генка Ляхов стал захаживать. Квартира была у Майи двухкомнатная, Генка жил в общежитии, поэтому вскоре он перебрался к девушке. Но узнав о беременности, быстренько ретировался, аргументировав свой уход тем, что стать отцом не готов. Наорал ещё, что его родители дома ждут, им по хозяйству нужно помогать. Не до детей.
Майя ребёночка оставила, взяв академический отпуск. Генку она видела теперь очень редко, при встречах он отворачивался и жизнью Майи не интересовался. Сына Майя назвала Юрой в честь Гагарина. Его портрет висел у неё над кроватью в детстве. Она вырезала фото из журнала, влюбившись в улыбку.
Когда пришло время отдавать мальчика в детсад, Майя вернулась к учёбе. Вечерами подрабатывала уборщицей в двух парикмахерских. Хорошо, что одна была в том доме, где они жили, зато до второй нужно было идти три квартала. Так как салоны работали до десяти вечера, Майя приноровилась «свою» – на первом этаже многоэтажки – убирать в тот же вечер, а ту, что находилась подальше, бегала убирать в шесть утра на следующий день. Денег платили немного. Финансы постоянно «пели романсы», и Майя надумала написать отцу. Может, и не решилась бы, но соседка предложила Майе оплатить проезд до Москвы и обратно с условием, что та отвезёт её бабушку к другой сестре, москвичке.
Поинтересовавшись у одногруппников, где проще всего встречаться в столице, Майя записала в блокнот предложенные варианты. Больше всего ей понравилось название «Пограничник с собакой на станции метро «Площадь революции»», его она и указала в письме. Оставив Юру с той самой соседкой, что поручила везти старушку, предварительно написав письмо отцу, девушка отправилась в путь.
Сопровождаемая бабка оказалась проблемной – то ей мерещились какие-то собеседники, которым она рассказывала о своей нелёгкой судьбе, то вдруг хватала шаль и направлялась к выходу, убеждая, что ей тут нужно выходить. Майя не сомкнула глаз за всю дорогу. А ехать было, чуть ли не сутки. На вокзале бабулю забрали, объяснили девушке, где вход в метро, рассказали про стоимость проезда, как доехать до нужной станции. И Майя отправилась в подземку. Поезд обратно был в одиннадцать вечера, и запланированных пяти часов на встречу должно было хватить.
Издалека худенькая Майя была похожа на подростка. Белые кроссовки, голубые джинсы и синяя курточка с капюшоном, вот и весь её наряд. Дорожные вещи она сложила в пакет, который не стала сдавать в камеру хранения.
Прибыв на место встречи пораньше, она огляделась вокруг, изучила себя в карманном зеркальце, пожалела о том, что даже зубы не смогла почистить из-за бабули, которая с утра проявила недюжинную активность, а к обеду вообще собралась ехать обратно. Проживая на одной лестничной площадке с этой бабушкой, Майя даже не догадывалась, какие события происходят за стенкой. Многократно посочувствовав соседке, Майя утром терпеливо напоила бабулю чаем, сводила её в туалет, а на себя времени не хватило.
Взгляд Майи задержался на электронном табло, отсчитывающим минуты и секунды до прихода электрички. Она следила на миганием цифр и не заметила, как рядом с ней остановился высокий мужчина в светлом костюме. Майя обернулась к нему, распахнув глаза. Именно так оборачивалась Валерия, когда он закрывал ей глаза ладонями, стоя за её спиной. Именно так распахивала ресницы, приоткрывала пухлые губы, причём верхняя немного подрагивала.
Ещё ничего не понимая, Валерий не удержался и прижал девушку к себе. Как она осталась жива? Откуда она взялась? Но то, что это дочь его и Валерии, у него не было ни капли сомнений. Не нужно никакого теста ДНК, никаких других доказательств. Ничего не нужно. Только эти глаза, чтобы эта девчушка навсегда осталась в его жизни.
Та достала круглый камушек из кармана и протянула ему:
– Здравствуйте, это подарок.
Он взял в руку камень, напоминающий большую гальку с надписью «УРАЛ», который был сейчас для него дороже всего золота мира и алмазных копий. Вспомнив о своём подарке, Валерий протянул девушке красную коробочку:
– Это мой подарок.
Майя смутилась, а Валерий, не зная, как себя вести, промямлил:
– Может, показать тебе Москву?
Майя радостно кивнула:
– Но у меня поезд ночью.
– Сколько успею, – пообещал Валерий, ставший неожиданно отцом взрослой дочери.
Погуляли они недолго, зашли в кафе, да так и просидели там до девяти вечера. Только когда на экране работающего телевизора показалась заставка программы «Время», Валерий вспомнил, что должен написать сестре.
Когда выяснилась правда, Валерий ощутил себя героем индийского сериала. И верил, и не верил. Настолько всё казалось нереальным. Но что тронуло сердце новоиспечённого отца, так это то, что Майя буквально умоляла его простить её мать. Простить он, конечно, не мог. Поэтому молчал и слушал.
Майя продолжала:
– Понимаете, она в смерти Вашей жены и второго ребёнка не виновата. Благодаря ей я выжила. Кто знает, как бы всё обернулось, не унеси она меня тогда из той холодной и грязной машины.
Майя порылась в пакете, достала книжку в твёрдом белом переплете, а из неё – фотографию матери, лежавшую между страниц.
Валерий посмотрел и вздрогнул. Но не от того, что увидел на фото, а от того, что Майя положила книгу на стол обложкой кверху. «Малый атлас мира» – вот что было написано на обложке.
Статус деда
Взяв в руки вторую фотографию, Валерий узнал, что он уже дедушка. Внук Юра был вихрастым, скуластым, как и его бабушка. Как и его мать. На глянцевом снимке малыш стоял возле нарядной ёлки в костюме зайчика и держал в руке оранжевую, по всей видимости, поролоновую, морковку.
Валера умоляюще посмотрел на дочь:
– Возьму?
– Да, – просто ответила она. Достала ручку из нагрудного кармана куртки и написала на обороте: «Дедушке от внука Юрочки».
– Напиши там дату рождения Юрия, пожалуйста, – попросил Валерий.
Он бережно спрятал фотографию в карман, потом взял салфетку со стола и твёрдо произнёс:
– Диктуй всё. Адрес, телефон, где учишься.
Посадив дочь в вагон, Валера набрал мой номер.
Потом он поведал, что в ту ночь спал как убитый. Видимо, сказалась бессонница накануне. С утра он, конечно же, прибежал ко мне. Долго рассказывал всё, что узнал. Стал планировать поездку к внуку. Причём как можно быстрее. Затем вынул из кармана фотографию. На обороте я увидела цифры: «13.08.02». Похолодев, спросила:
– Это дата рождения Юры?
Валерий кивнул. Я достала свою тетрадку. Не имею привычки писать на листочках. У меня есть тетрадь, в которой можно найти всё: от названия нового лекарства, которое я услышала в рекламе, до слов из понравившейся песни.
Я раскрыла тетрадь, ведь именно в ней я отсчитывала вчера два года девять месяцев и три дня. В самом низу листа, порядком исчерканном моими подсчётами, стоял итог: «13 (14) августа 2002 год».
Свой статус деда Валерий носил гордо. Почти сразу слетал в гости к Майе, подружился с внуком, пообещал привезти его на новогодние праздники в Москву.
Так ведь и привёз. Распланировал все десять дней, показал Москву. Погода выдалась тёплая – ниже нуля столбик термометра не опускался, а в последние дни пребывания гостя плюсануло. Поэтому Юра был спешно переодет, переобут. Конечно, ему по возрасту было не очень интересно долго бродить, но зато он с удовольствием прыгал в детских комнатах на батутах. Дедушка Валера души в нем не чаял.
Майе он взялся помогать и возражений не принимал. Находясь в гостях у дочери, памятник заказал Зинаиде. Потом Майя прислала фотографию с могилы. И я, наконец, увидела лицо той женщины, которая её воспитала. Несмотря на то, что та была изображена в очках, мне словно виделись её глаза – несчастные, испуганные и добрые. Осмеянная одноклассниками, битая мужем, одинокая женщина нашла свой кусочек счастья в малышке, которую, как она считала, ей послали небеса. Да, она поступила как преступница. Она заслуживала суда и наказания. Но теперь, когда горемыка уже покинула этот мир и, узнав Майю, мы с Валерой как-то обоюдно смогли эту Зинаиду понять. Не сразу. Валера, когда поехал к Майе впервые, дочь показала ему дневники Зинаиды. Предложила прочитать. Он полистал их, но читать не стал. Посчитал, что это ему не нужно.
Через какое-то время мы, посовещавшись, решили всё же попросить у Майи эти дневники и почитать вместе. Майя дневники не отдала, не хотела, чтобы дневники Валера увёз в Москву.
Валера привык работать с документами. Изучал он долго, делал какие-то пометки, сопоставлял даты. Чертил стрелки, выстраивал даже что-то типа диаграмм. Показывал мне свои записи и понемногу рассказывал. Я запоминала. А потом про жизнь Зинаиды поведала Егору Андреичу. Он подумал – подумал и решил эту историю в книжку включить, ведь она имеет прямое отношение и ко мне. Ведь это мой брат-близнец потерял жену и детей, одного из которых воспитала Зинаида.
Долго Егор Андреич не писал этот рассказ, всё сомневался, так как сам дневников не читал. Но потом всё же сочинил, дополнив авторским вымыслом и передал через Валеру Майе, чтобы та одобрила. К удивлению Егора Андреевича, Майя не только одобрила, но и лично позвонила, плача, поблагодарила за то, что история про её маму будет напечатана в книге. Рассказ решил Егор Андреич назвать «Страх». Потому что дневники Зины были пропитаны именно этим чувством. Валера так и сказал: «Читал как триллер. Вроде жизнь описана, а словно рок какой-то висел над этой женщиной с рождения: сначала страх быть нелюбимой, потом побитой, потом осмеянной, потом снова побитой, потом лишиться дочки».
Так что этот рассказ родился, как я писала, позже. Пока мы просто радовались за Валеру, который стал дедом. Мы – это я, Виктор, Ленка, Рома, её муж. Владик знал с рождения, что у дедушки Валеры есть внуки и дочка, которые живут в другом городе, поэтому привык, что тот иногда к ним уезжает.
Когда Майя бывала с семьёй в Москве, они останавливались у Валеры. К нам обязательно приходили в гости, играли с Владиком, слушали мои прибаутки. Даже пару раз съездили с Ромой на дачу. Но отдыхать не умели, сразу кидались работать: то грядки полоть, то полы в домике мыть. Что Майя, что дети. Работящие все. Скромные.
Валерка был счастлив. Да почему был? Он и сейчас счастлив. Никак только не найдёт себе пару. Одному стареть труднее, вдвоём попроще. Правда, на соседку по даче глаз положил. Но скрывает отношения. Не знаю, как и что будет, потому что на все вопросы отвечает: «Я в первую очередь – Дед, с большой буквы. Остальное – мелочи». Но Лена рассказывала про его шуры-муры с этой женщиной по имени Жамиля – или Джамиля, я так и не поняла толком – говорит, что у Валеры глаз загорается при виде неё.
Свою личную жизнь он в секрете держит. Вот про «дедовское счастье» – как он сам своё состояние называет – мне известно всё до капельки. Как вы поняли, у него уже не один внук. И не два. Он теперь трёхкратный дед!
Когда появились смартфоны, стало гораздо интереснее переписываться. Юра пошёл в школу, а Майя сообщила, что встретила свою любовь и выходит замуж. Новой любовью оказался вдовец с трёхлетней девочкой. Майя её удочерила, а потом родила сына. Теперь у Валеры стало трое внуков – Юра, Ира и Валера.
То, что назван был последний малыш в честь дедушки, никто не сомневался. Но когда я однажды сказала об этом вслух, Майя смутилась:
– Я девочку ждала, хотела в честь мамы назвать. Так и назвала.
Меня тронуло это признание, и я поинтересовалась:
– А папа знает?
Майя покраснела:
– Никто не знает. Только Вам сказала.
Мы обнялись с ней. Теперь у нас была общая тайна.
Муж Майи – геолог, частенько уезжает в экспедиции. С тремя детьми сначала было непросто, но Валера помогал оплачивать услуги няни, поэтому дети были под присмотром. Постепенно всё нормализовалось – дети пошли в сад, в школу, Майя вышла на работу. Валерину помощь они очень ценили, никогда не забывали спасибо сказать, не наглели. Хорошо воспитала Зинаида Майю, а та в свою очередь правильно воспитывала своих детей.
Когда у меня родился внук Владик, Юре уже исполнилось пятнадцать, так что Валера был опытным дедом с двенадцатилетним стажем. Для Владика он тоже стал дедушкой, потому что тот нуждался в старшем мудром друге. И крёстным Владика тоже стал он. Валера часто приходил к нам, а когда уезжал в гости к внукам, Владик скучал.
Мне очень хотелось, чтобы Валера нашёл себе пару, но он продолжал вести одинокий образ жизни. В соцсетях, знаю, переписывался, но ничего серьёзного, как он говорил. Порой рассказывал, что побывал на концерте или в кино. Я спрашивала с кем, отвечал, что с очередной подругой. Пояснял: