Наследие Иверийской династии. Господин Демиург

– Какие ещё признаки, Стрилли?! – схватилась я за голову.

– Он помянул Толмунда, грязно выругался и спешно вышел, едва не проломив дверь. Не похоже, что так он готовился к доверительному разговору с вами и господином Батором. Хотя я слишком плохо знаю повадки господина…

– О-о-о, – простонала я, хватаясь за пушистые лапы. – Стрилли, кто дёрнул тебя за язык? Во имя чего ты такая бестолковая?!

– Во имя Квертинда! – нашлась рудвик и заметно повеселела.

А я наоборот – расстроилась. Уронила голову на руки и едва не разревелась. Мягкая лапа погладила меня по волосам, но легче не стало.

Почему всё так? Неправильно, не вовремя, некстати…

– Госпожа, – в дверях появилась Эсли. – Вас зовёт леди Првленская. И господин Вилейн просил передать, что ему нужно отлучиться.

– Сейчас? – простонала я.

Но всё же приободрилась. Может, ментор ждёт меня там? Или он что-то мне передал? Письмо, записку, послание? Вполне вероятно.

На этот раз я не стала торопиться. Смыла с себя грязь, причесала волосы, приказала подать свежее домашнее платье. Потом передумала, выбрала один из самых красивых нарядов с расшитым цветами корсетом и не спеша спустилась в кабинет Лаптолины. Время на часах уже перевалило за полночь, и вся Мелироанская академия спала, только стязатели несли свою службу на террасах и в коридорах.

Вместе с лунным светом в окна врывался лёгкий ветерок и стрёкот сверчков. Было так тихо, что мой стук дверь прозвучал почти грохотом.

– Войдите, – раздался знакомый голос.

Я протиснулась внутрь и сделала реверанс.

В кабинете царила полутьма. На столе горела одна-единственная свеча, но Лаптолина не спала. Судя по аккуратному, строгому платью и высокой причёске, она даже не ложилась. Возможно, эта женщина, как истинный призрак Мелироанской академии, не спала вообще никогда. Но сейчас меня волновало другое.

– Доброй ночи, госпожа Првленская, – не забыла я о хороших манерах и тут же, без прочих расшаркиваний, перешла к делу: – Я знаю, что мой ментор был здесь. И знаю, что в этот раз он приезжал ко мне. Не к Талиции, – строго проговорила я. От усталости язык еле ворочался, но мыслила я на удивление здраво. – Думаю, нам всё-таки стоит встретиться.

– Зачем? – просто и коротко спросила Лаптолина.

Я едва не запустила в неё ближайшую вазу. Как это зачем? Неужели она совсем ничего понимает? Неужели не видит, что происходит?

– Чтобы выяснить некоторые нюансы отношений, – я постаралась придать голосу спокойствия. – Это важно.

Она нарочито вздохнула, подняла на меня глаза.

– Он действительно был здесь и справлялся о тебе. Я сказала правду. Что ты, как и прежде, мечтаешь о свободе. И хочешь поскорее избавиться от мучающей вас обоих связи, чтобы строить свою собственную, независимую от его покровительства жизнь. Это ведь так?

Я стиснула зубы. Всё было так и… не так. Мне нужно было поговорить с ним, наедине.

– Не уверена, – я склонила голову набок.

– Зря, – фыркнула Првленская. – Хочешь добавить к его сомнениям ещё и свои? Думаешь, ему не хватает проблем? У него война! И битва за престол. Он не может позволить себе выяснение отношений. Но ты права, – она переложила пергамент на столе с места на место, пригладила его ладонью. – Вам необходимо встретиться. Теперь самое время.

– Правда? – не поверила я своим ушам.

Лаптолина прищурилась, внимательно разглядывая меня. Казалось, она видит не только каждую новую царапинку и каждую непослушную прядь, не уложенную в изящную причёску, но и каждую шальную мысль о менторе.

– Ты слышала, что творится в Ирбе? – спросила она.

– Да, – я зажмурилась, потёрла переносицу. Говорить с Лаптолиной было гораздо легче, чем молчать. – Жорхе сказал, что меня искали.

– Искали?! – возмутилась Првленская. – Вся южная столица вздрогнула от внезапного рейда Чёрного Консула. Преторий уже заявил, что это охота на опасных изменников из Ордена Крона и что они контролируют ситуацию. Все консульства подняты по тревоге, весь южный гарнизон! Ложа стязателей получила неожиданный приказ, даже сам экзарх прибыл из-за переполоха. Не представляю, что сейчас творится в Совете и как он это оправдывает. Не говоря уже о том, какие подозрения он наведёт на Батор для своих врагов. Чудовищная небрежность!

– Преторий всё уладит, – с вызовом заявила я.

Мне не нравилось, что Лаптолина обвиняла во всём меня. Я и без того чувствовала себя причиной переполоха, хотя в этот раз не сделала ничего, что могло бы его вызвать.

– Я говорила тебе, что выжить в Квертинде можно, только взяв всё в свои руки, – ткнула в меня пальцем Првленская. – И если ты думаешь, что всё уладит Преторий, ментор или кто-то ещё, то ты ещё глупее, чем я предполагала. Ты – благородная дева, а, значит, как дочь Мелиры, призвана служить королевству. По стечению обстоятельств ты не просто благородная дева, а самая влиятельная из женщин в Квертинде.

Она закрыла лицо ладонью, вздохнула и протянула мне пергамент, лежавший на её столе:

– Смотри.

Я засомневалась. Каждый раз, когда кто-то из важных особ протягивал мне официальную бумагу, случалось нечто ужасное. Я оказывалась втянута в вихрь неподвластных мне событий и резких перемен. Поэтому я не стала приближаться и читать, а только спросила:

– Что это?

– Новое постановление Великого Консула, – охотно ответила Првленская. – Преторий объявил, что назначено голосование на сотый день от Красной Луны следующего года. Одним из претендентов будет Кирмос лин де Блайт. – Несколько секунд она держала пергамент, но, убедившись, что я не стану его брать, положила обратно на стол и подалась ближе: – Он станет королём, Юна. Он хочет стать королём. Не думаю, что этот указ был принят без его участия.

– Желаю ему успеха, – обиженно выплюнула я.

Мерзкое, отвратительное ощущение, что он снова сделал выбор, но на этот раз – не в мою пользу, поскреблось в затылок. А чего я ждала?

– Разумно, – Лаптолина сделала вид, что не заметила колкости. – Вопрос голосования уже почти решён: Квертинд и Преторий верят в Кирмоса лин де Блайта, как в спасителя. Орлеан Рутзский вряд ли сможет составить ощутимую конкуренцию. Однако… – она постучала пальцами по столу. – Расположение и любовь княжны Талиции тоже важный аргумент в этом споре. Люди обожают такие истории, и если между Кирмосом и Талицией вспыхнет нежное чувство, это не только прибавит народной любви, но и станет важным инструментом давления на консулов Претория. Они там прекрасно понимают, насколько священен образ правителя в глазах верноподданных. А вашу с ним историю быстро забудут. Уже забыли. Понимаешь, о чём я?

Я промолчала. Тогда Првленская пояснила:

– Талиция твоя сестра, а консул лин де Блайт – твой ментор. Ты не должна чинить препятствия их браку, вольно или невольно. Когда юная княжна проснётся, то узнает, как героически её будущий муж спасал южную столицу от свирепых мятежников. Та самая княжна, которую уже знают и любят квертиндцы. Гарантия мира с веллапольцами, благодетельница сирот, добрейшая душа, прекрасно воспитанная леди. И всё это, к счастью, – чистейшая правда, – она цокнула языком и взмахнула руками. – Против непослушной чудачки-мейлори, замеченной в беспорядочных связях – с проклятым Орденом Крона, с предавшим Квертинд стязателем. С молодым наследником Батора, – она впилась в меня взглядом, и я едва не кинулась в драку. Она меня просто подставила! – Скажи, какой выбор он должен сделать? Скажи мне это не как обезьяна с палкой, влюблённая до безумия мейлори и его вечный пломп, а как верноподданная Квертинда, которая разбирается в политике и ратует за благополучие королевства.

Руки сжались в кулаки, но я не проронила ни слова.

– Так ничего и не скажешь? – Лаптолина откинулась на спинку кресла. – Хорошо, тогда я скажу за тебя. Как говорила моя наставница, успех переговоров зависит от того, насколько конкретны твои инструкции. – Она усмехнулась своим воспоминаниям и продолжила: – Всё, о чём я только что сказала, ты понимаешь не хуже меня. Ты не дура, но предпочитаешь этого не замечать. Время скоро выйдет, Юна. И выбор должна сделать ты, а не он. Либо ты направляешь свою и его жизни, сама держа поводья судьбы, либо вы оба несётесь вскачь на обезумевшей лошади по имени Любовь, что затопчет тысячи жизней, а в конце скинет вас обоих в канаву…

– Замолчите! – прикрикнула я.

И сама же испугалась. Это был крик отчаяния, плач маленькой Юны, что последние десять минут рыдала где-то в глубине сознания. В жилах жгучим свинцом пульсировала кровь, губы дрожали. Всё внутри меня дрожало. Хотелось ударить Првленскую за то, что она только что изрекла, убить её и всех, кто посмеет встать на моём пути. Но вместо этого я подошла к ближайшему стулу и без сил рухнула на него, прикрывая голову руками.

Чтобы не застонать, прикусила ладонь до крови. Рот наполнился солоноватым вкусом. Как паршиво, о боги, как паршиво!

– Чего вы от меня хотите? – хлюпнула я носом. – Я делала всё, как вы говорили. Всё в точности, даже это свидание с Ренуардом…

Лаптолина вдруг поднялась, подошла ко мне и прижала мою голову к своему животу. Теперь разреветься хотелось ещё сильнее. Как будто меня обняла мама и разрешила: можешь плакать. Можешь поделиться со мной этим.

– Я знаю, как это больно, Юна, – тихо говорила она, поглаживая меня по волосам. – Не нужно думать, что я бесчувственное чудовище. Но ты должна остановить Чёрного Консула в его безумии и избавить его от себя. Ты одна это можешь, больше никто.

– Я не смогу, – проскулила я, впиваясь зубами в кожу ладони.

– Но ты должна, – горько прошептала Лаптолина. Кажется, она тоже едва сдерживалась от слёз. – Вся суть моего обучения – соблазнение мужчины. Умение ему угождать. Умение править его руками. Использовать его в своих целях и сохранять при этом достоинство. Я знаю, как зарождается мужская увлечённость и любовь. И кому, как не мне, знать, как её можно разрушить.

«Я не смогу, не смогу, не смогу», – билось в голове.

– Вспомни миг, когда он впервые посмотрел на тебя иначе. Когда ты впечатлила его так, как никогда раньше. Миг, который изменил что-то в нём самом и заставил его рассмотреть в тебе нечто особенное. Это хрупкая основа, которую можно разбить. Только ты знаешь, как это сделать.

– Я не смогу, не смогу, – сорвалось с языка.

– Сможешь, – Лаптолина присела напротив меня, заглянула в глаза. – Представление должно продолжаться, милая Юна. Даже если плачешь кровавыми слезами и ходишь в раскалённых туфлях, ты должна улыбаться и никому не показывать, что страдаешь. Тем более тому, из-за кого ты страдаешь. Ты сможешь, – повторила она. – Сила женщины. Сила выдержки. Ровная осанка, уверенный взгляд и улыбка. Прелестная в любом состоянии, – она взяла меня за подбородок и оглядела моё лицо. – Не плачешь. Молодец.

– Я так устала… – пожаловалась я. – От всего. Ренуард предложил мне уехать.

– Тогда уезжай, – одобрила Лаптолина. – Уезжай. Ты и не заметишь, как новая жизнь вытеснит всё, что было прежде. Это исцеление. Верь мне, я уже много лет возглавляю лучшую в Квертинде академию исцеления и знаю в этом толк.

Она улыбнулась и, как всегда, постарела на несколько десятков лет. У рта собрались морщинки, а глаза блестели даже в свете одинокой свечи.

– Ну, иди же, – засуетилась Првленская, поднимая меня. – Хорошенько отоспись и приведи себя в порядок. Завтра будет новый день. Утро вечера мудренее.

Она отошла к столу, достала из ящика какие-то бумаги и начала изучать, как будто между нами и не было трогательной откровенности. Как будто она сделала то, что должна была: успокоила одну из своих дев, а теперь вернулась к следующему пункту в своём расписании.

– Госпожа Првленская, – начала я.

– Да? – мгновенно отозвалась она.

Я прикусила язык. Мне хотелось сказать ей, что, возможно, у нас с Кирмосом есть шанс, что, как она и говорила, люди любят легенды о любви, но… Правда была в том, что во всём, что сказала Лаптолина Првленская, любовь была последним аргументом. Как бы много в это слово ни вкладывали жители Батора, как бы часто они его ни повторяли, любовь оставалась вымыслом для романтических натур. Сказкой для тех, кто ещё был способен верить в сказки.

А для тех, кто эти сказки создавал, любовь оставалась лишь инструментом управления. К сожалению.

– Я пойду, – буркнула я и поплелась к выходу.

– Юна, – окликнула она.

Я резко остановилась. Развернулась с надеждой – вдруг она передумала? Вдруг есть ещё третий, неизвестный нам путь?

Мягкий лунный свет очертил фигуру Лаптолины. Она опустила руки с бумагами и смотрела на меня не меньше минуты. А потом наконец произнесла ровным, отлично поставленным голосом:

– Тебе следует затягивать корсет потуже. Я перестала слышать, как ты в нём задыхаешься.

– Да, госпожа Првленская, – покорно исполнила я самый верный из всех реверансов и вышла прочь.