Наследие Иверийской династии. Господин Демиург

Глубоко вдохнув, я ступила на шаткую опору. Шаг, ещё шаг. Получается! Воодушевившись, я достигла почти середины небольшого мостика, но… до Таххарии-хан так и не добралась. Одна из досок ожидаемо обломилась под каблуком, и я провалилась одной ногой в образовавшуюся щель.

– Кряхт! – вырвалось у меня вместе с резким выдохом.

К счастью, мост всё ещё был целым и я не оказалась в ручье, но, кажется, намертво застряла в этой тюрьме из досок, верёвок и собственной трусости.

– Как ты сказала? – раздалось уже совсем рядом. – Кряхт? Что это значит? По-веллапольски?

Ренуард стоял на берегу и нахально оценивал меня взглядом.

– Досадное недоразумение, – прорычала я сквозь зубы. – Не поможешь?

Я отцепила руку, чтобы протянуть её Батору, но мост снова заскрипел, посыпалась труха, и я быстро схватилась за трос. Отчего-то я чувствовала себя катастрофически унизительно. То ли от неудобного положения, то ли от глупого решения. Даже голова моментально прояснилась от хмеля.

– После того, как ты сбежала и от меня? – он не сдвинулся с места ни на шаг. – Возможно. Я же великодушен. Но не сразу. Ты так прекрасна в своей беспомощности, что я хочу полюбоваться.

– Ну и катись к Толмунду! – неожиданно злобно выругалась я и попыталась освободиться.

Но сделала только хуже. Кажется, любые попытки вырваться лишь ухудшали ситуацию. Да чтоб эту Таххарию-хан икша пожрали! Едва дыша и стараясь не делать резких движений, я всё-таки вытащила ногу, насквозь вымокшую и грязную, но теперь боялась идти обратно – мост шатался, подошвы скользили по мокрым доскам, а верёвки и вовсе ходили ходуном.

– Ладно, – сдался Ренуард, подошёл ближе, крепко схватился за опорный столб и протянул мне руку: – Иди сюда, авантюристка. Но по дороге признайся, что сделала это нарочно.

– Ты ведь шутишь? – обиделась я, но всё же потянулась, шагнула, схватила его за руку и… чуть не упала снова.

К счастью, Ренуард помог мне удержаться. Казалось, ещё миг – и мы рухнем в ручей все вместе: я, мост и наследник южного удела.

– Знакомый приём госпожи Првленской, – Батор протянул уже обе руки, обхватил мою талию, легко поднял над землёй и помог наконец выбраться. – Девушка в беде. Обманчивая уловка, чтобы я почувствовал себя спасителем и пришёл на помощь несчастной леди в трудный момент.

Почувствовав под ногами опору, я тут же села прямо на траву и, наплевав на приличия, сняла мокрую туфлю. Задрала юбку, ослабила подвязку и принялась скатывать чулок. Ренуард деликатно отвернулся – посмотрел за ограду, на океан и всё ещё играющих на площади музыкантов. Попытка отвлечь нас от неудобных разговоров удалась, но это была только отсрочка. Может быть, позже я придумаю, как говорить с Ренуардом о менторе, но сейчас… Сейчас я всерьёз раздумывала над тем, не изобразить ли обморок.

– Сработало? – решила я вместо обморока подыграть Ренуарду и сделать вид, что так и задумано. – Почувствовал себя героем?

Под коленом и на голени красовались ссадины и царапины, и я вдруг даже порадовалась этому приключению. Промокнула капли крови чистым краем платья, оттёрла грязь пучками травы. После долгого дня и физических нагрузок руки и ноги налились тяжестью. Давно забытое, но такое приятное ощущение.

– Мелковато для спасения, но… да. – Ренуард втянул воздух, коротко глянул на мои обнажённые лодыжки и тут же отвёл взгляд. Сделал шаг в мою сторону, легко и гибко, как будто в танце, и предложил свой платок. – Было здорово совершить пусть и крохотный, но подвиг. Будоражит. Уверен, каждый мужчина был бы счастлив оказаться на моём месте. И даже не пришлось никого убивать. Тем более великого воина.

Опять он за своё?

Я выхватила платок – вышло довольно грубо – процедила сквозь зубы благодарность и вытерла лицо, влажную ложбинку между грудей, плечи. Встала, ощущая под ногами мягкую траву. Поставила грязные туфли на парапет, забралась на низкую ступень у балюстрады – она оказалась едва тёплой – и подпёрла подбородок рукой.

– Чудесный всё-таки отсюда открывается вид, – непринуждённо бросила я. – Ты часто здесь бываешь, Рени?

– Часто, – он встал рядом, облокотился о перила.

Сюртук он оставил у стола, и в сорочке, шитой у ворота серебром, выглядел небрежно и дерзко. В этом был весь Ренуард Батор: в его походке, в его мимике и жестах скрывалась ирония и насмешка над миром. Сейчас ему явно не нравилось то, что я постоянно перевожу тему. Но Ренуард держался так, будто мои увиливания не задевают его за живое. Только из глаз пропал задорный огонёк, уступив место серьёзности и растерянной задумчивости. Какое-то время он ждал, что я заговорю сама – быть может, расскажу о менторе так же откровенно, как об отце, или снова начну нести сладенькую чепуху. Но так и не дождался – я молчала, наблюдая, как на пристани нарастает какая-то нервная суета. В свете фонарей мелькали плащи стязателей, кричали и бегали матросы, разбегались в разные стороны рудвики.

– Видишь те острова? – отвлёк меня от странного зрелища Ренуард.

Я привстала на носки и глянула вдаль – туда, куда он указал. На фоне светлого, прекрасно освещённого луной неба темнели грубые силуэты. Там в самом деле возвышались острова, подёрнутые шапкой растительности. В ночи лес казался серым.

– Вон там, в отдалении – Гарт и Адалена, часть архипелага Роксис, – торжественно представил их мне Ренуард. – Местные зовут их проще: Гарталена. По легенде, когда-то жили в Баторе двое влюблённых, которых вечно разделяла судьба. Адалена была богатая и знатная леди, а Гарт – бедный бродячий бард. Все друзья и близкие восстали против их союза, и, как бы они ни стремились друг к другу, как бы ни пылали их сердца, Гарту и Адалене не суждено было быть вместе. Тогда они бросились с высокого обрыва прямо в море и погибли. Молодые люди предпочли совместную смерть унылой жизни в разлуке и без любви, – Батор помолчал, поднял взгляд к звёздам.

Несколько мерцающих точек сверкнули в небе и исчезли. И мне вдруг снова нестерпимо захотелось прикоснуться к Ренуарду, ощутить тепло его тела. Время, что мы провели вместе, будто струилось сквозь нас и шептало: сделай шаг навстречу. Была в этом мгновении какая-то обезоруживающая простота. И близкий шум океана только подтверждал это.

Я придвинулась ближе и положила голову на мужское плечо. Ренуард обнял меня одной рукой, нежно и слишком медленно: боялся спугнуть или, наоборот, давал время увернуться. Я не испугалась и не отпрянула.

– Какая грустная история, – вздохнула я, выписывая круги пальцем на пористом камне парапета.

– Грустная, но красивая, – тихий голос убаюкивал. – Поступок настолько потряс Квертинд, что боги снизошли до милости и явили чудо. Толмунд и Девейна превратили Гарта и Адалену в острова, но даже так они оказались порознь: тело девушки унесло течением, а бард так и остался у обрыва. Теперь влюблённые смотрят друг на друга вечность, пытаясь взглядом передать всю нежность, что они сохранили в своих душах. – Ренуард сделал паузу и продолжил ещё тише, почти шёпотом: – Старики любят рассказывать, что настанет день, когда Гарт встретит свою Адалену. И тогда…

– Подожди-подожди, – перебила я, встрепенувшись. – Дай угадаю. Когда Гарт встретит свою Адалену, свершится предначертанное?

– Как скупо, – хмыкнул Ренуард.

– Я не угадала? – улыбнулась я.

– Нет. В ту ночь, когда Гарт встретит свою Адалену на неисповедимом пути Квертинда, королевство будет спасено любовью.

– А! – стукнула я ладонью себя по лбу. – Совсем забыла, где нахожусь. Конечно же, в Баторе. Здесь в каждой легенде и в каждом нравоучении должно присутствовать слово «любовь». Истинная любовь таится в поцелуе. Любовь на первом свидании зарождается в доме Монро Тьёлди. Любовь спасёт королевство… Знаешь, южный край заслужил Првленскую, она единственная уравновешивает это буйство романтических фантазий.

В подтверждение своей шутки я коротко хохотнула.

– Я ведь тоже Батор, – вроде бы обиделся Ренуард. – И обожаю эту легенду.

– Прости, – тут же стушевалась я. – Я, как и все верноподданные, люблю Квертинд и его легенды. В Кроунице тоже есть одна, про спящий драконий вулкан. Пробудившись, он поможет свершиться предначертанному.

– Правдивая легенда?

– Как сказать, – уклончиво ответила я и перевела взгляд: – Что там за суета?

Мой Рени наконец отвлёкся от древних легенд и посмотрел на пристань.

– Не знаю, – он нахмурился. – Скоро полночь, а значит, с пристани отправится корабль в Тимберию. Возможно, возникли какие-то проблемы…

До нас донеслись обрывки ругательств, криков. Женский визг и грохот.

Что там происходит? Кто-то грабит корабль? Тогда почему здесь стязатели, а не городовые? Преследуют изменников из Ордена Крона? От неприятного предчувствия кольнуло где-то в груди.

Я вытянула шею, пытаясь разобраться в происходящем.

– Юна, – позвал Ренуард.

– А? – машинально отозвалась я. Меня слишком интересовало суетливое оживление.

– Помнишь, я говорил тебе днём, что в Тимберии магия становится слабее и уже никогда не восстанавливается? Там любые заклинания теряют силу. Не только твои собственные, но и те, под действием которых ты находишься. Кровавые, например.

Я резко повернула голову, едва не ударив Ренуарда макушкой.

Он аккуратно убрал мои волосы, прилипшие к его плечу.

– К чему ты ведёшь? – грубо, почти зло выпалила я.

– К тому, о чём писал в записке, – едва слышно проговорил Ренуард, заглядывая мне в глаза. Он как будто впервые за весь день волновался – светлые ресницы подрагивали, губы плотно сжались в тонкую нить. – Я знаю, как разорвать менторскую связь. Нужно просто… уехать в Тимберию. Навсегда.

«Нет!» – захотелось мне крикнуть ему в лицо. Покинуть Квертинд? Сейчас, когда он переживает не лучшие времена? Бросить всё, что у меня было – сестёр, подруг, банду, служанок и… прочее? Лишить себя даже надежды, даже крохотного шанса? Сбежать по-настоящему от прошлого? Это же… это… Кошмар? Трусость? Предательство? Я осторожно тронула бархотку и не выдержала мужского взгляда – отвернулась, обвела невидящими глазами Ирб.

А может, это новая жизнь, к которой я с таким рвением стремилась весь день. Избавление. Чистый лист.

– Думаешь, знак соединения просто… исчезнет? – севшим голосом спросила я.

Ренуард успокаивающе накрыл ладонью мою руку. Мне стоило некоторых усилий не отдёрнуть её.

– Думаю, да. Если не сразу, то со временем. Вырождение магии в Тимберии неизбежно, я расспрашивал матросов о жизни квертиндцев в их стране. Они теряют способность творить заклинания, лишаются магической памяти, но едва ли чувствуют это. Матросы говорят, что ещё никто не умер от переезда, – он слабо улыбнулся. – Просто они живут там, наслаждаясь благами науки и приспосабливаясь к иному укладу. В мире, где страна и государство служат людям, а не наоборот. Где каждое новое достижение – не во имя Тимберии, а для личного и общего счастья. И там точно нет ни одного ментора, ни одного мейлора. По моим расчётам, мы избавимся от связи. Но проверить это можно только одним способом.

– Вот так взять и уехать, – бездумно проговорила я. – Покинуть Квертинд. Навсегда. Ты же не всерьёз?

– Думаешь, я не бываю серьёзен? – спросил он. – Я давно об этом мечтал, но всё это время как будто что-то держало меня… Страх стать изгоем для Квертинда, а в Тимберии так и остаться чужаком. В одиночестве это было бы невыносимо, но до сих пор я не находил безумца, способного поддержать мою затею. В то мгновение, когда я тебя увидел, там, в академии, смеющуюся у фонтана и бегущую за леди Лорендин, такую чужую для Квертинда и такую смелую, я сразу подумал, что нашёл соратника. Близкого по духу человека. По-моему, сами боги подталкивают нас к тому, чтобы покинуть королевство.

Рука метнулась к знаку соединения. Я забралась пальцами под бархотку, ощутила прохладный рельеф паука и спросила:

– Когда?

– Сейчас, – ответил Ренуард. – На этом корабле.

Я округлила глаза. Глянула на Батора, потом на корабль, над которым реял флаг Тимберии. Снова на Батора. Он в самом деле не шутил.

– Знаю, ты думаешь, нужно дождаться подходящего момента, – развеселился он. – Собраться, попрощаться. Но правда в том, что подходящего момента для резких перемен не наступает никогда. Чем дольше мы будем это откладывать, тем тяжелее будет решиться. Но, о Вейн, нет ничего проще: ступить на палубу корабля и выйти в море.

Выйти в море… Уехать в Тимберию. Прямо сейчас. С Ренуардом Батором.

– Ты согласна? – спросил он.

Согласна ли я? Бросить всё, лишиться магии и присягнуть чужой стране? Такова плата за то, что я разорву связь с Кирмосом? Цена, которую я могла бы назначить сама, не торгуясь со злодейкой-судьбой. Мне, как никому, было известно: из этой перепалки невозможно выйти победителем.

Я тряхнула головой. У меня никак не укладывалось в сознании, что это, возможно, мой последний час в Квертинде. Что я никогда больше не увижу никого из тех, с кем была знакома ранее. Конечно, я хотела изменить свою жизнь, перестать томиться в ожидании тяжёлых новостей, убежать от прошлого, но только теперь вдруг поняла, насколько это всё возможно. Насколько это всё осуществимо. Хоть прямо сейчас.

– Прошу тебя, соглашайся, – подначивал Ренуард. – Скажи «да». Хочешь, я встану на одно колено?

Невесёлый смешок вырвался сам собой. Я обвела ошалелым взглядом огромную корону Квертинда на Морской площади, пристань, корабли. Ирб, легендарные острова. Чёрный столб дыма в полях.

«Да», – ответила я мысленно. Но вслух сказала:

– Кажется, там что-то горит.

Ренуард нехотя проследил за моим взглядом. И тут же переменился в лице: теперь там отразился неподдельный ужас – такой, который наверняка почувствовал его ментор. Настоящая паника.

– Это же не консульство? – запереживала я, моментально вспомнив горящую землю Эльце. – Неужели Орден Крона нападает и в Баторе? Поэтому здесь так много стязателей? Думаешь, новый бунт?

– Нет, – отрезал Ренуард. – Это горит цирк.

– Цирк? – переспросила я. – Тот самый, в котором мы сегодня были?

Батор не ответил. Растеряв всё своё благородство, он бросился к выходу.

Мне не оставалось ничего, кроме как броситься следом, подхватив ещё мокрые туфли.

***

Пламя полыхало до самого неба.

Жадное и злое, должно быть, созданное магией Омена, оно пожирало цирк, как голодный монстр.

Едва мы вышли из Лэриона, Ренуард кинулся к ближайшим городовым – узнать, что происходит. Горящее здание оцепили, не позволяя никому приблизиться. Дым валил сплошным столбом, вокруг стояли вёдра с водой, сверкали тиали магов, но никто не торопился тушить пожар.

Я закрыла локтем нос и рот, закашлялась от гари. Оранжевые блики плясали на лицах, на стёклах дилижансов, на иверийских коронах формы стязателей.

Что-то трещало, рушилось, из пламени, как из жерла вулкана, то и дело вылетали хлопья гари.

– …обнаружены запрещённые указом Мелиры Иверийской артефакты из Тимберии… – доносились обрывочные отчёты.

– …ничего нельзя поделать, ваше сиятельство… Приказ его милости.

– Мой отец не мог такого приказать! – вызверился Ренуард.

Он кричал, махал руками, угрожал и без того напуганному стражнику. Тот тряс головой: он ничего не знал.

– Это ложь, наглая ложь! – продолжал напирать сын консула. – Артефакты демонтировали ещё при Мелире, теперь это просто памятник культуры Тимберии. Вы уничтожили не здание, а памятник эпохе! Это вандализм!

– Приказ консула лин де Блайта, – виновато отчитался городовой.

Ренуард резко повернул голову в мою сторону. Теперь он смотрел не с усмешкой, не с вожделением и не с любопытством, как раньше. Я обхватила себя руками и поёжилась. Казалось, вся та злоба и ненависть, что чернели сейчас в глазах молодого Батора, предназначались именно мне.

– Немедленно потушите, – отвернулся Ренуард и принялся раздавать указания.

Никто не сдвинулся с места. Наследник южного удела сам схватился за ведро, выплеснул содержимое в огонь. Бесполезно. Прочитал воззвание, и потоки воды небольшим дождём брызнули на цирк. Бушующее пламя, казалось, не заметило этих капель.

Ренуард снова закричал, посыпались угрозы.

– Юна, – раздался совсем рядом знакомый голос, и я подпрыгнула от неожиданности. Сердце ушло в пятки, руки моментально заледенели, несмотря на жар.

– Нам нужно вернуться в академию. Немедленно, – коротко сказал Жорхе Вилейн.

– А как же Ренуард? – я сглотнула горькую от дыма слюну, кашлянула.

– Он справится. Взрослый мальчик, – глянул в сторону стязатель.

Я покорно кивнула. Слишком покорно. Растерянная и уставшая, подавленная и виноватая, я хотела только одного: уткнуться в подушку и громко кричать. Поэтому не стала сопротивляться, когда Жорхе аккуратно взял меня за локоть и потащил в сторону другого дилижанса, на этот раз привычного, совершенного обыкновенного.

– Госпожа Эстель!

Жорхе замедлил шаг и обернулся. Я вместе с ним. Нас настиг Ренуард, весь в копоти, с опалёнными ресницами. Он больше не злился. Казалось, раздражение и ярость в его душе уступили место нечеловеческой усталости.

– Мне жаль, Рени, мне так жаль, – виновато проблеяла я.

– Теперь ты понимаешь? – пугающе спокойно прошептал он. – Понимаешь, насколько здесь всё прогнило? Не осталось ничего, за что можно было бы бороться. Лучшие давно уехали.

– Господин Батор, ваше сиятельство, – вмешался Жорхе. – Я должен немедленно отвезти госпожу Эстель в академию. Ради её же безопасности.

– Тоже ложь, – скривился Ренуард. Его лицо в это мгновение пугало больше бушующего пожара. – Где бы она ни находилась, она всегда будет в опасности. Квертинд и есть опасность. Здесь негде укрыться.

Жорхе заметно напрягся, но промолчал. Только сильнее стиснул мой локоть и, коротко сказав «Идём», снова потащил к дилижансу.

– В любой момент, госпожа Эстель, – кинул мне в спину Батор. – Я на пристани каждую полночь. В любой момент.

Я обернулась, стараясь поспевать за быстрым шагом Жорхе, и коротко кивнула. Мне нечего было сказать Ренуарду, в голове не осталось ни одной мысли. Только липкий, тянущий страх и тревога пульсировали в висках. И – вина. Я даже не могла понять, перед кем и за что виновата, но это болезненное, ядовитое чувство буквально выжигало меня изнутри, поглощало не хуже языков пламени.

Я была раздавлена.

Уже в дилижансе, когда мы отъехали на достаточное расстояние и воздух стал чище, реальность наконец начала возвращаться ко мне привычными ощущениями. Тело казалось неподъёмным, мокрые туфли натёрли ноги, голова гудела, но это были меньшие из бед.

– Что там произошло? – хриплым голосом спросила я Жорхе, что сидел рядом. – Почему сожгли цирк?

– Ты же слышала: по приказу его милости консула Верховного Совета. Внутри обнаружили запрещённые артефакты из Тимберии.

Я закрыла лицо руками и нервно хохотнула.

– Враньё, – хмыкнула я. – Он сделал это специально. Чтобы навредить мне и Ренуарду. Да?

– Да, – неожиданно зло ответил стязатель. – Кирмос ищет тебя по всему Батору. Поначалу он был уверен, что здесь замешаны Орден Крона и Ладимин. Твой страх привёл его в этот цирк, потом – на Остров Вздохов. Стязатели прямо сейчас переворачивают его вверх дном, обыскивают помещения, допрашивают всех работников. Когда он выяснил, что ты с Ренуардом Батором, ещё и по собственной воле, это только усугубило ситуацию. Он приказал обыскать весь Ирб. А после – сжечь цирк, чтобы выманить вас на огонёк. Получилось, – Жорхе криво усмехнулся в усы, почти как сам Кирмос лин де Блайт. – Консул Батор прибыл из Лангсорда, он пытался остановить внезапные рейды и обыски в столице южного удела, но Кирмос никого не послушал. Расчётливое спокойствие политика сменилось ледяной яростью безумца, за которую его и прозвали Чёрным Консулом. Его-то я и боюсь больше всего…

За окном проносились деревья, поля, редкие домики. Пёстрые рощи потускнели в ночной мгле. Казалось, эта безумная весенняя ночь стучала в окна дилижанса, паталась протиснуть свои прохладные щупальца сквозь щели. Жорхе сжимал и разжимал ладонь – золотая корона на бордовой перчатке сверкала в потоке лунного света. Это невыносимо раздражало.

– Это ты сказал ему, где я, – неожиданно осенило меня. Я расстегнула бархотку и наконец-то свободно погладила чёрного паука. Прикрыла глаза, посчитала три вдоха. – Ты нарочно спровоцировал весь этот фарс. Я не верю, что Кирмос лин де Блайт принял подобное решение из-за личной прихоти. Консул не имеет права так поступать. Это против законов и власти Квертинда. Он бы навредил своей репутации.

– Фарс? – усмехнулся Жорхе. – Вредит репутации? Юна, ты хоть представляешь, что с ним творится?

Я не ответила. Только почему-то вспомнила о том, что человечность – величайшая из опасностей. И о том, что я могу погубить Чёрного Консула. Слова двух величайших манипуляторов Квертинда – господина Демиурга и Лаптолины Првленской – внезапно сложились в одну полную и весьма красноречивую картинку.

– Я действительно разыскал его и сказал, что стоит приехать в академию, – Жорхе поправил чёрную маску. – Что сегодня ты нуждаешься в нём, как никогда. Что ты его ждёшь. Ведь это правда. Но о Ренуарде Баторе не говорил ни слова. Об этом он узнал не от меня.

– И он приехал? – спросила я самое главное.

– Приехал.

По спине пробежали мурашки размером с детский кулачок. Меня затрясло – от злости, от ужаса, от восторга. От предвкушения.

– Неужели… – тихо пробубнила я себе под нос. И неожиданно счастливо, совершенно глупо улыбнулась: – Он приехал.

Дилижанс скрипнул, громко пыхнул паром и остановился у ворот академии. Как раз вовремя.

– Я должна его увидеть, – твёрдо проговорила я.

– Юна, подожди.

Конечно же, я не послушалась. Вместо этого с силой толкнула дверцу, едва не выбив её, спрыгнула и бросилась бежать по мощеной дороге, не разбирая летящих мне в спину слов и не чувствуя ни холода, ни дрожи, ни боли. Так я бежала по склонам Трескималя за бандой изгоев, по кроуницкой площади за Джером, и так я бежала однажды от него же, выстрелив в бокал с полыньим штормом. В исступлении, в лихорадочном возбуждении, одуревшая от предвкушения и предчувствий. Сейчас! Это случится сейчас! Наконец-то!

Во дворе меня встретили стязатели, но я только отмахнулась, скинула туфли и рванула ещё быстрее. Что-то кричали у бассейнов, но мне было наплевать. Наплевать на всё. На то, как я выгляжу, на то, в чём я виновата и что обо мне подумают. Я даже не знала, что ему скажу, мне просто хотелось его увидеть. Пожалуйста, семеро богов, только увидеть! На минуту. На секунду.

– Юна! – бросилась ко мне в объятия Сирена в голубой гостиной.

Она была в домашнем платье. Я наспех обняла её, но тут же отстранилась.

– Где ты была? – спросила подруга.

– Что? – не поняла я вопрос с первого раза, торопливо оглядываясь и изучая глазами каждый самый тёмный угол гостиной. – А, где была… В Ирбе. Ты же знаешь.

– Ты не пострадала? – Сирена заметно беспокоилась.

– Нет, нет…

Наверху, за балконетом показались ещё стязатели. Не те, что охраняли меня в академии, – незнакомые, явно опытные. Приподняв юбку, я побежала наверх. Едва не подвернула ногу, наткнулась на один из декоративных столиков. Влетела вихрем в свою комнату, обошла её по кругу, заглянула в уборную.

Никого. Кирмоса лин де Блайта здесь не было. Даже служанок не было. Только Стрилли величественно восседала за моим туалетным столиком, подпиливая розовые коготки.

– Стрилли, – я подбежала и села на пол напротив рудвика. – Милая Стрилли, скажи, ты видела здесь моего ментора? Не знаешь, где он?

– Господин заходил, – медленно кивнула она. Пушистые кисточки на ушах задрожали.

– Отлично! – обрадовалась я. – Где он сейчас?

– Думаю, там, где и должен быть, – спокойно ответила Стрилли, не отвлекаясь от своего занятия. – В бездне сомнений и отчаяния. Новость о том, что вы можете быть счастливы без него, негативно повлияла на восприятие реальности его милостью.

Я моргнула. Потрясение и беспокойство отступали, и это плохо сказывалось на самочувствии. Сухие губы задрожали:

– Это ты сказала ему, где я?

– Ну конечно, – сразу же выдала себя Стрилли. – Я сказала, что вы с господином молодым Батором наслаждаетесь весной и обществом друг друга, чтобы убежать от проблем и попытаться построить новое тихое счастье на крепком фундаменте доверительности и честности. Вы, как женщина, заслуживаете человека эмоционально зрелого, не подверженного импульсивным решениям на почве ревности. Думаю, господин лин де Блайт не очень хорош в этом в силу отсутствия опыта серьёзных отношений. Подумать только – он в чём-то нехорош, да? Но так бывает, – она аккуратно расправила белый кружевной передник. – А ещё я намекнула, что партнёрские отношения гораздо крепче покровительственных, лу-ли. – Стрилли подула на розовые полированные коготки, потом подалась ближе и доверительно вздохнула: – Мне кажется, господин меня не понял. Некоторые признаки указывали на то, что он намеревается применить силу.