Ювента

Ваня, который, к удивлению Макара, всё же умел спокойно сидеть на одном месте, рассказал отряду о своей счастливой кепке, которую ему подарил какой-то там друг из Канады. Ну а “счастливой” она оказалось просто потому, что не единожды спасала его драгоценную голову от “птичьих какашек”, как он сам выразился. Весь отряд еще долго гоготал над искрометной фразочкой, пока Макару это не надоело и он не решил рявкнуть на детей, из-за чего тут же словил порицающий взгляд Зори.

Полина взяла на игру своего медведя, что было довольно предсказуемо. Оказалось, что игрушку звали Косолапыч, а самой Полине его подарила бабушка, которая уже умерла. Эта история вызвала у пионерки слезы, а в Макаре неприятно закопошилось чувство вины за то, что еще совсем недавно он был готов забрать у девочки плюшевого друга и заключить того под свою стражу.

Макар не досидел до конца игры, так как его вдруг абсолютно внезапно осенило, что он снова не забрал полдник из столовой. Подскочив с места и пулей выбежав из корпуса на улицу под проливной дождь, Мак слишком поздно осознал, что он специально переоделся в сухое именно для того, чтобы не расхаживать весь оставшийся день во влажной одежде. Других вещей у вожатого не было, поэтому теперь ему оставалось только смириться со своей мокрой участью и идти дальше, шлепая кроссовками по лужам. Ну а уже в столовой выяснилось, что седьмой отряд снова забирает полдник самым последним, ибо коробки со вторым обедом даже успели убрать обратно на кухню, потому что думали, что за ними так никто и не явится.

По возвращению в корпус отжим промокшей одежды и очередное ее развешивание для сушки снова заняло у Макара некоторое время. Покопавшись в своем тряпье, вожатый всё же раздобыл на дне сумки одинокую мятую футболку и легкие шорты, которые всё равно не спасли бы его от июньской сырой прохлады, но зато были сухими и относительно чистыми. С обувью дела обстояли хуже – вторая пара кроссовок отправилась сушиться под дуйку за компанию с первой, и теперь Мак располагал в своем арсенале только надорванными захудалыми сланцами, которые он еще ни разу не надевал за всю эту смену.

Всё это время, пока вожатый копался в своей комнате, в коридоре были слышны шаги и шепот. Проверять их источник Макар не стал, так как Зоря сама вошла к нему в комнату, даже не постучавшись.

– Макар, ты тут? О, тут. Слушай, хотела тебя попросить – с ходу начала говорить Зоря, держа в руке шляпу треуголку. – Нацепи вот это на голову и иди в холл. Как они до тебя дойдут, тебе надо будет притвориться пиратом и сыграть с одним из них в армрестлинг. Но нужно обязательно проиграть, хорошо?

– Почему?

– Не тупи, это же игра. Ты, главное, постарайся разыграть как-нибудь картинно, чтобы посмеяться можно было. Если сможешь, конечно…

– Ладно – скривился вожатый, всё еще туго соображая.

– Так, а ты полдник забрал? А, вижу… Фигасе коробки вспотели, почти расползлись… Ну ладно – вот полдник и сделаем кладом.

Не дождавшись одобрительного ответа от напарника, Зоря свалила раньше, чем вожатый сформировал к ней свои вопросы. Единственное, что Мак понимал точно, так это то, что всё это было частью какой-то очередной глупой игры, в которой ему не очень-то хотелось принимать участие. Всё, о чём вожатый сейчас и правда грезил, так это о том, как было бы здорово завернуться в одеяло, уткнуться лицом в подушку и слушать шум дождя, параллельно проваливаясь в царство сна и грез, где ему не нужно было проигрывать пионерам в дурацком армрестлинге.

Увы, но мечты эти были неисполнимы. А жаль…

Окопавшись в холле, Макар дождался пионеров, которые, несмотря на утренние тёрки, были навеселе и с большим энтузиазмом обступили вожатого, сидевшего на полу. На встречу к новоиспеченному пирату вышел всё тот же Ваня. Именно он и оказался его соперником по армрестлингу.

Мак долго мучал пионера – в какой-то момент вожатый, казалось, уже почти проигрывал поединок, но в последний момент, обладая большей силой, он в миг выравнивал шансы соперников, а потом и вовсе был готов одолеть пионера в неравной схватке. Лицо Вани покраснело от напряжения, а сам Макар чуть не оглох от того, как дети громко и азартно поддерживали своего соплеменника. Когда Мак сполна насладился мучениями Вани, он всё же решил сжалиться и уступить ему, чем вызвал беснование у всего седьмого отряда.

После заслуженной победы Зоря торжественно вручила Ивану ключ, который по виду был просто наспех вырезан из картона. Оказалось, что у отряда таких было уже два, а третий стал для них последним ключом, ведущим к получению сокровища – полднику, не так давно добытому Макаром. Пионеры восприняли награду так, словно она и правда состояла из драгоценностей. После добытого приза дети стали орать, горланить какие-то неразборчивые песни, кинулись в пляс и вообще стали вести себя даже не как обезьяны, а как самая настоящая шайка пиратов. Хорошо, что у банды хотя бы не было сабель и пистолей, иначе разграбления лагеря точно было бы не избежать.

Чуть позже, когда шумиха утихла, а сами пионеры перекусили и окончательно угомонились, Зоря раздала каждой комнате по заданию, которые они должны были выполнить за отведенное до ужина время. Мальчикам из холла вожатая приказала прибраться во всех комнатах после их игр и притащить из тамбура стол, а девочкам поручила рисовать сцены из лагеря, которыми бы они могли украсить свой отрядный уголок. Также девочки вырезали импровизированные листочки, на которых должны были написать имя каждого пионера из седьмого отряда. Вопреки ожиданиям Макара, дети не взбунтовались и не пытались откосить от поруки, а наоборот – без всяких возражений и даже с энтузиазмом отправились выполнять поручения.

Пока Зоря поочередно помогала детворе то с рисованием, то с уборкой, Макар почувствовал себя явно лишним на этом празднике жизни и труда. Вожатый, решив, что у Зарины и так всё под контролем, молча ушел в свою комнату и тихо прикрыл за собой дверь, не веря своему скромному счастью.

У него наконец-то выдалась спокойная минутка для сна.

– Эй, Макар, ты ужин проспал. Мака-а-а-р…

– Валера… Будь ты проклят, а – проскрипел вожатый, утыкаясь заспанным лицом в подушку. – Когда ж ты уже отстанешь от меня? Вражина…

– Хех – усмехнулся сосед, приняв слова Мака за шутку. – А мы, представляешь, только перед самым ужином закончили с ними эти наши мини-мероприятия. Я и не думал, что дети смогут столько высидеть. Хотя под конец мы уже просто общались, но даже это было здорово…

– Да-да, молодцы. Поздравляю. Очень интересно… – буркнул Мак, потирая слипшиеся глаза. – Я чё – реально ужин пропустил?

– Да. А тебя разве Зоря не будила?

– Как видишь – грубо ответил Макар, хоть и понимал, что в сложившейся ситуации он всецело виноват сам.

– Так ты еще можешь успеть в столовую. Ваш отряд не пришел еще.

Ничего не отвечая, Макар залез в сланцы и покинул вожатскую, не желая еще раз наблюдать за тем, как Валера воркует со своими муравьями. Оказалось, что седьмой отряд действительно еще не вернулся в корпус, однако и бежать в столовую, чтобы наскоро набить живот, вожатый не имел никакого желания.

Глаз Мака зацепился за кипу рисунков, разложенных на столе для поделок. Подойдя поближе, он различил цветные образы зданий, фигуры пионеров и их вожатых. Рисунки были разной степени качества – от аккуратных и красивых, до нелепых и кривых. Пионеры изображали в основном себя и свой отряд, но разглядев почти каждый рисунок, Макар понял, что ни на одном из них не присутствует его собственная персона. Зоря красовалась почти на каждом листе изрисованной бумаги, а вот ее напарника, казалось, словно и не существовало в природе.

Но почему?

Макар терпеть не мог это идиотское чувство обиды, которое сейчас принялось заполнять его сонную голову. Ему было откровенно плевать на детей и Зорю, “Ювенту” и всё, что связано с этим лагерем. Какая вообще разница, намалевал ли Макара кто-то из пионеров на своих рисунках, или нет? Тем более это должно было быть неважно для человека, который ежедневно хотел уехать из лагеря, желая навсегда забыть это треклятое место.

Но тогда с какой стати ему было так обидно? С чего вдруг? Ответов на возникшие у вожатого вопросы не находилось, а подыскивать мозгоправа для этого дела было как-то не с руки.

“И чё мне с этим делать?” – вертелся неуютный вопрос в мыслях у Мака. – “Этого мне еще не хватало… Идиот ты вонючий, Макар. Ты ж и так весь, как на иголках. А тут нашел из-за чего париться. Не страдай херней – яйца в кулак и будь мужиком!”.

Однако, несмотря на все внутренние мудрые и здравые рассуждения, его рука сама потянулась сначала к одному из фломастеров, брошенных на столе, а затем и к ближайшему рисунку, на котором не нашлось место Макару. За несколько секунд он нацарапал на бумаге свое кривое изображение, состоящее их кружочка и палочек, после чего демонстративно прилепил “исправленный” рисунок в отрядный уголок, на который пристально смотрел еще несколько секунд. Потом, не совсем удовлетворенный результатом, вожатый решил дописать над рисованным уродцем еще и свое имя, чтобы спутать его с кем-то другим было уже невозможно.

Зачем всё это было сделано, Макару и самому было не ясно. Но чем бы сейчас не руководствовался его мозг, сделал он это спонтанно и совсем неосознанно, от чего вожатому становилось не по себе.

– По комнатам! – донесся звучный голос Зори из предбанника, за которым послышались и шумные звуки шагов пионеров. – Обувь ставим сушиться. Дождевики, зонтики – всё оставляем в коридоре. Полчаса передышки, а потом готовимся смотреть фильм!

Оба вожатых столкнулись лицом к лицу прямо в коридоре. Вид у Макара был враждебный, что подтвердил и вопрос Зори:

– Проснулся уже? Сорян – я тебя хотела разбудить, но не смогла. Ты только отвернулся на другой бок и опять заснул.

– Не суть – буркнул Мак, который не особо верил в историю своей напарницы. – Вы собрались фильм смотреть?

– Да, у меня на ноуте есть несколько мультиков. Сами выберут, что захотят.

– Ясно – безучастно ответил Мак и более не стал докучать напарнице.

Снова вожатская. Снова сон.

И снова дождь, уютно выстукивающий свою колыбельную.

Его дрёма была тревожной, а картина нечеткой и обрывчатой. Макар и не спал толком – он слышал всё, что происходило вокруг, и одновременно не слышал ничего.

Мир превратился в обычную декорацию.

Реальность перестала быть собой, но обратилась в череду наспех измалеванных страниц. Это были рисунки, ни на одном из которых не было Макара.

“Я умер?” – спросил бредовый голос в голове.

Он очнулся.

В комнате было темно, лишь из крохотной щели под дверью была видна прожилка теплого света, сочившегося из коридора. Мак сел на кровати и еще какое-то время не спешил покидать вожатскую. В голове всё вертелся этот дурацкий сон.

Или он и вовсе не спал, а просто копался в своих мыслях? С ним это случалось довольно часто… Может быть и этот случай был одним из таких?

Из-за двери разносился топот и шум. Макар решился покинуть свою темницу и выйти наружу, чтобы показаться своим питомцам, которые наверняка уже и забыли о его существовании.

Коридор был пуст и только из женской вожатской тянулась очередь из двух отрядов, восьмого и седьмого. По всей видимости, сейчас как раз шла раздача второго ужина, а это значило, что не за горами уже был огонек и сонный час. В животе у Мака урчало – у него появилось желание самому встать в очередь и выклянчить свою порцию ужина, чтобы хоть как-то утолить грызущий его голод. Разумеется, эту мысль пришлось отогнать, в надежде на то, что кто-то из пионеров сам откажется от своей порции и Мак с чистой совестью сможет присвоить ее себе.

“И почему так гадко?” – проскочила подлая мысль в голове вожатого.

Макар искренне не понимал, что с ним происходит. А когда он чего-то не понимал, то его чувства стекались в банальное раздражение и злобу. В данном случае – злобу на самого себя, что было еще более абсурдно, ведь пока что всё шло по его изначально задуманному плану.

Мак, спустя всего несколько дней, смог почти полностью абстрагироваться от отряда и своей напарницы. Зоря, как казалось со стороны, уже бросила все попытки наладить с Макаром хоть какой-то внятный контакт, о чём говорило ее безразличное с ним общение, нежелание будить напарника на ужин, и, не посовещавшись, строить планы отрядного досуга. Акция эта могла быть временной, но и прогресс, которого достиг Мак, учитывая Зорину доставучесть, был на лицо. Оставалось приложить еще немного усилий, а точнее – бездействия с его стороны, и вскоре он совсем перестанет представлять для Зори хоть какой-то интерес в роли хорошего напарника.

Сами дети тоже перестали воспринимать Мака, как вожатого. С каждым днем пионеры всё меньше обращались к нему с вопросами, предпочитая задавать их отзывчивой Зарине. Помимо прочего, дети почти перестали стучаться в его комнату и вообще старались не попадаться Макару на глаза. Сегодняшняя неаккуратно спровоцированная трепка стала, скорее, исключением, а сами дети почти что случайно угодили под горячую руку Макара, когда им стоило хоть ненамного забыться.

Всё шло, как надо, и у Макара уже почти были развязаны руки. Теперь он мог спокойно посвятить себя тому, ради чего он и приехал в “Ювенту” – переждать время и успеть найти работу. В общем и целом, картина пока что складывалась довольно комфортная.

“Тогда какого хера мне так гадко?!” – думалось Макару, пока он, как дурак, стоял в коридоре и смотрел на уменьшающуюся очередь в вожатскую. Дети из обоих отрядов постепенно расходились по комнатам, неся в руках шоколад, сок и печенье. Живот Мака при виде еды заскулил сильнее прежнего.

Вожатый решил умыться, чтобы хоть немного взбодрить только что проснувшийся мозг и привести себя в чувства. Во время этого Мак продолжал гонять мысли и искать оправдания для своего состояния. Это привело его к выводу, что трезвый образ жизни, чувство неопределенности, постоянное напряжение и стресс, от которого он уже успел отвыкнуть, вызвали у вожатого застой как физический, так и, черт побери, ментальный. Жизнь круто поменялась, и сейчас ему нужно было лишь следовать намеченному курсу и привыкнуть к этим вынужденным переменам. Ничего более…

“Так и сделаю” – принял решение Мак, вытирая мокрое лицо полотенцем.

Легче ему от этого, правда, не стало. Он честно это признавал, но и поделать с этой данностью ничего не мог.

Выйдя в коридор, Мак снова столкнулся лицом к лицу с Зорей. Без лишних вопросов она сразу перешла к делу:

– Макар, скоро планерка. Иди-ка ты, а я огонек проведу – сказала Зоря и сразу же попыталась удалиться.

– Зорь – внезапно для самого себя остановил ее вожатый. – Слушай, может, давай я его замучу?

– Что? Огонек?

– Ну да.

– Ты серьезно? – спросила вожатая, даже не пытаясь скрыть ухмылку. – А ты вообще в курсе, чё это такое?

– Конечно. С чего бы я этого не знал?

– Ну мало ли… Я вот уже ничему не удивилась бы.

– Ну так что?

– Ладно, как хочешь. Хозяин барин – согласилась Зоря, делая это с полным отсутствием хоть какого-то интереса. – Я их мыться отправила. После этого можете начинать.

– Понял – кивнул Мак и поспешил в свою вожатскую.

Дети лениво стягивались к холлу.

Намытые и взъерошенные, облаченные в халаты и пижамы, они клали на пол свои привезенные из дома подушки и одеяла, усаживались на них и ждали начала огонька. Шум в холле стоял приличный, а это значило, что все пионеры уже собрались в комнате и с предвкушением ждали, когда же к ним присоединится Зарина.

Свет в холле погас, и в комнату, к всеобщему удивлению, вошел Макар со свечой в руке.

– А где Зоря? – почти сразу же раздался обеспокоенный голос кого-то из пионеров.

– Ушла на планерку – ответил Мак, стараясь аккуратно нести свечу и не затушить ее.

Даже в темноте вожатый приметил, что дети волнительно переглядываются между собой, а то и вовсе посматривают за спину Макара, в надежде, что Зоря сейчас вот-вот зайдет в холл вместе с ним. Такая реакция его нисколько не удивляла, ведь до этого момента Мак не присутствовал ни на одном из огоньков, которые проводились уже дважды за пять дней смены. Вожатый сам отказывался на них идти, чаще всего прикрываясь планеркой. И даже когда собрание заканчивалось раньше, Мак предпочитал устраивать себе долгие перекуры, либо же просто отсиживался в вожатской, ожидая, когда всё это закончится.

Именно поэтому сейчас дети совершенно не знали, чего можно ожидать от строгого и нервного вожатого, который, вполне возможно, просто прикончил свою напарницу и закопал ее труп за корпусом, чтобы самому провести огонек.

– Расслабьтесь – попытался улыбнуться вожатый. – Я не всегда кусаюсь. Только когда злой.

– Вы всё вгемя злой – прокартавил Антон.

– Вы к этому скоро привыкните. Ну чё, все готовы? Все на месте?

Дети неуверенно угукнули. Казалось, что они раздумывали над тем, как можно было бы отсрочить начало неуютного огонька Мака. Идей у пионеров, по всей видимости, так и не появилось.

– Ладно – начал вожатый, стараясь аккуратно подбирать слова. – Так, чё у вас было на прошлых огоньках?

– Ну-у-у… Мы знакомились – первой выговорила Полина. – А еще рассказывали, что хотим запомнить. Ну…запомнить со смены. С этой смены. Вот…

– Всё по-взрослому, да? – удивился Макар. – Ладно, тогда давайте продолжим.

Пионеры выжидающе глядели на Мака. В их голове наверняка вертелись всякие тревожные мысли по поводу того, какую же тему выдумает больное воображение вспыльчивого вожатого.

– Давайте поговорим о том, что вам больше всего дорого – не спеша начала Макар, растягивая интригу и пока не понимая, чем же ему закончить свою речь. – И я щас говорю не о родителях, с этим всё понятно. Подумайте о том, почему вы любите свой дом? Что вас там держит и почему вы по нему скучаете? А я ведь знаю, что скучаете. Что для вас там так ценно? К чему хотите вернуться?

Наступило молчание. Долгое. Неловкое.

– Ну, вы хоть поняли? Обнадежьте меня.

– Вгоде да – кивнул Антон.

– Поняли – не слишком убедительно ответил пионерский голос.

Макар не особо понимал, что делать дальше и с кого же ему начать этот сентиментальный опрос. Он знал только одно – торопить пионеров с ответом не нужно.

– Ладно. Тогда кто начнет? – с надеждой на толпу желающих спросил вожатый.

– А Зарина нам давала свое колечко с пальца. Это было как талисман – вновь сказала Полина. Складывалась впечатление, что только она и готова сегодня говорить с Макаром. – У кого оно было, тот и говорил. А остальные слушали.

– Ах да, точно. Сейчас, погодите – вспомнил Макар, и полез в карманы в надежде на то, что там найдется хоть какая-то спасительная для него вещица.

Было понятно, что выдавать пионерам на огоньке пачку сигарет для права голоса стало бы верхом идиотизма, но кроме нее с собой у Мака не оказалось ничего, кроме его старого потрепанного телефона. Выход из ситуации был очевиден, но не совсем приятен.

– Ладно, на моем огоньке нашим “талисманом” будет вот это – Макар продемонстрировал захудалый гаджет собравшейся публике, которая глядела на телефон, как на музейный экспонат.

– Ого – с искренним удивлением вылупился Ваня.

– Ой, а такой у моего дедушки, вроде.

– Я таких еще не видела – округлила глаза Алёна, пионерка в ободке с кошачьими ушами.

– Конечно не видела. Вы еще в детский сад ходили, когда я его втарил. Да и тогда он уже был пару лет, как не новый – еще больше ошарашил пионеров Макар. – Ладно, давайте уже начинать. Передаю телефон по кругу. Начнешь ты… Напомни-ка имя.

– Лёша – ответил пухлый мальчишка, сидевший рядом с Макаром.

– Давай Лёха, жги. Повторюсь – расскажите о том, что вам больше всего дорого дома.

Пионер принял в руки раритетный телефон и в первые секунды был увлечен его разглядыванием, но не как не ответом на тему огонька.

– Ну-у-у, я не знаю. Дома мне нравиться играть в компьютер. Ну или приставку, если меня дедушка к телику пускает. Ну и в телефон еще… Всё – выговорился пионер и немедля отдал телефон сидящей справа от него девочке.

– Погоди, в смысле всё? – удивился Макар. – Тебя дома только игры интересуют?

Лёша бестолково пожал плечами. Мак был не уверен, стоит ли подробно допрашивать пионера, или это действительно было всё, что могло интересовать мальчишку в этой жизни. С нынешним поколением детей это было бы не удивительно, и Макар уже начинал опасаться, не прогадал ли он с темой их вечерней посиделки.

– Я люблю приходить домой, потому что там меня всегда поддержат – не дождавшись команды вожатого, начала Маша, у которой теперь в руках был телефон Макара. – Я всегда могу рассказать, что у меня происходит. Родители помогут мне с уроками. Вот… Ну, и с другими вещами. Не знаю, что еще говорить…

Следующие несколько пионеров ответили примерно то же самое, что и Маша. Они говорили о родителях, бабушках и дедушках, несмотря на то, что Макар перед огоньком специально уточнил, что хочет услышать не о родственниках, или, во всяком случае, не только о них.

Однако совершенно неожиданно вожатого удивил Ваня. Он робко принял от своего соседа телефон и стал говорить очень неуверенно и тихо, будто боялся, что его кто-то подслушает:

– Я люблю дом, потому что там живет Чарлик.

– А это кто? – спросил кто-то из детей.

– Мой пес. Ну как, он не совсем мой. Он папин. Когда я родился, Чарлик уже жил у нас. Он мой друг. Мы с ним подолгу гуляем, бегаем. Он меня кусает, но понарошку, не больно. Иногда он спит со мной в комнате. Он храпит по ночам. И еще пукает… – сказал Ваня и испустил смешок, который подхватил весь отряд.

– Так, ну-ка тихо – осадил толпу Макар. – Слушай, это классно… Я не про то, что он пукает, а вообще про собаку в целом.

– Да – кивнул Ваня. – Чарлик заболел, когда я сюда поехал. Но папа сказал, что он поправится и с ним всё будет хорошо.

Макар не ожидал такого искреннего ответа от самого шкодного пионера в отряде. Все эти дни Иван неустанно трепал нервы Зоре и Макару, то и дело единолично вытворяя всяческие глупости, или подстрекая на них своих соседей по комнате. У вожатого уже вошло в привычку отвешивать Ване подзатыльники по любому поводу, которые к пятому дню смены уже почти перестали иметь воспитательный эффект. Поэтому только сейчас Мак впервые разглядел в этом мальчишке настоящего живого человека, а не только ходячий сгусток шалостей и непослушания.

Ваня своим рассказом подал пример и остальным пионерам, которые после него стали говорить о более личных вещах, из-за которых они любили свой дом и скучали по нему.

Полина рассказала о своих любимых книгах, которые она, как оказалось, прочитала в своем возрасте уже с пару десятков. Вика, самая низкорослая пионерка в отряде, поведала о своих мягких игрушках, у каждой из которых имелось свое имя и биография. Антон с трепетом говорил о конструкторах, состоявших из многочисленных наборов, из которых он строил свой собственный город мечты. По его словам, горожан, живших в городе, сейчас больше всего беспокоило отсутствие больницы и заправки, однако именно эти наборы он всё никак не мог отыскать ни в одном из магазинов. Макар был немного ошарашен масштабами фанатизма Антона, но вместе с тем был и восхищен увлечением юного паренька.

Огонек протекал хорошо. Дети, казалось, абстрагировались от зловещей персоны Мака и увлеклись той темой, которую им задал вожатый. Постепенно круг из пионеров замкнулся и последний из говорящих вернул телефон его владельцу, ознаменовав тем самым окончание уютных посиделок.

– Ну, чё я могу сказать? – начал подводить итоги Макар. – Красавцы. Было интересно вас слушать, честно. Вы вроде как еще все мелкие, но можете удивить даже взрослого. Особенно ты, Антон. Только смотри не увлекайся, а то со временем рехнешься и закончишь в жизнь в психушке. Я серьезно!

– Хогошо – всё равно посмеялся паренек.

– Вот так вот. Ладно, давайте отчаливать. Щас мы тихонько встаем, заканчиваем умываться, чистить зубы и по шурику валим спать…

– Э-э-э-й, а вы? – спросила Полина у Макара, который уже собирался затушить горящую посреди комнаты свечу.

– Что я? – не поняв вопроса, спросил вожатый. – Я умываюсь после всех вас, так что давайте шевелитесь. Я спать хочу…

– Вы тоже должны говорить о доме, как все – указала на промах вожатого Полина.

Макар не ожидал такого подвоха. Но действительно – раньше на огоньках он говорил вместе с детьми и отвечал на те же вопросы, что и они. В таких случаях складывалось ощущение единства пионеров и вожатого, перетекавшее в еще большее чувство вовлеченности и дружбы. Однако спустя годы Мак уже успел об этом позабыть, и, видимо, не особо желал вспоминать. Разумеется, если бы он припомнил такую незначительную деталь огонька еще до его начала, то тему вожатый придумал бы совсем другую.

Ту, из-за которой ему не пришлось бы копаться в себе и своих воспоминаниях.