Ювента

Пока Тихон Валерьевич расстилал помятую газету на засыпанном опилками столе, Петрович принес из внутреннего помещения “коровника” два граненных стакана, какую-то сушеную рыбу и вялый помидор, по виду пролежавший здесь с самого основания “Ювенты”. В центре всего этого натюрморта гордо возвышался “Боярин”, несколько выделяющийся из общей бедноты картины. Макар, следя за тщательными и неторопливыми приготовлениями работяг, начинал нервничать, чего не могли не заметить собутыльники.

– Ты нам вот еще что скажи – произнес Тихон Валерьевич так, будто собирался задать крайне серьезный и ответственный вопрос, – Ты с нами, или как?

На улице вечерело.

Дети, вымотанные дневными репетициями и подготовкой к вечерке, пользовались любой свободной минутой для отдыха и старались хоть как-то развеяться. Детская площадка была забита пионерами, которые ждали скорого наступления ужина. Казалось, что горки и качели они видят вообще впервые – настолько яро они хотели успеть на них покататься. Ребята постарше, в свою очередь, облюбовали лавки и прятались в тесных беседках у клуба, чтобы побыть немного наедине и не выполнять вожатских указаний.

В это время лагерь был полон детских голосов. В корпусах почти никого не осталось, ибо все приготовления теперь осуществляли уже вожатые, которые проверяли реквизит и старались не упустить ничего из виду. Паранойя, которая грозила накрыть их в эти непростые минуты, постепенно уходила на второй план, ибо точка невозврата была уже почти пройдена – от вечернего мероприятия их отделял только ужин и получасовой промежуток времени на переодевание и подготовку к выступлению.

Всё шло своим чередом. Пионеры и вожатые знали, что тяжелая и выматывающая вечерка всё равно отгремит и отряды выступят на сцене, после чего все смогут спокойно выдохнуть и развлечься на дискотеке. Эта мысль грела каждого, кто сегодня должен был выступать в театре или руководить всем действом своего отряда из-за кулис и в диджейской. Так, или иначе, всё должно было закончиться хорошо.

А тем временем у Макара всё было очень плохо.

Он опрокидывал уже четвертый стакан коньяка, слушая рассуждения столяров о жизни, политике, женщинах и вообще обо всём том, до чего сейчас Маку не было совершенно никакого дела. В голове у вожатого стояла муть, язык слегка онемел, а кусочек кожуры вялого помидора осел в горле и грозил перерасти в рвотный позыв.

Ну а пока Макар старался не поддаться опьянению и явно проигрывал в этой неравной схватке, столяра заканчивали свою творческую работу.

– Мы веть ешшо с Петровичем…ИК…этат лахерь строили – промычал Тихон Валерьевич заплетающимся языком, параллельно занимаясь шлифовкой шеи диплодока. На ногах он стоял не крепко, зато руки его, на удивление, работали наждаком бодро и упорно, словно жили отдельной от пьяного тела жизнью. – На этам месте ж не было р-раньше нищего. Поннначалу так ваще санаторий лепили. Да, я серьезно те гаворю! В итоге пастроели тольк фантаны да дороги. А! Еще забор вы-выставили. Хотя стена до сих пор держжжится… М-да, этаго не отнять. Будем!

Петрович и Тихон Валерьевич звонко стукнули стаканами и отправили внутрь себя уже по шестой порции нескончаемого “Боярина”. Сами стаканы были наполнены лишь на одну четверть, однако Макару хватило всего трех подходов, чтобы усомниться в своем адекватном состоянии под гнетом крепкого напитка.

– Ну, а патом у их там в канторе как всегда чёта стряслось, платить народу п…пирестали, и сё – стройку эту бесталковую свернули… Уж не знаю, шо там было к чаму. Хотя и времена тогда были…

– Не из луших – глубокомысленно подметил Петрович.

– Эт точно. Кароче – никто пред нами не отщитывался. Три хозяина тута сминилась патом! Тры! А толку? Просто землю выкупили и ни чё с ней не делали… А нас вот, с этим…с Петровичем, над ентой терры…терыторией в охранку поставили. Зачем, спросижь? А-а-а я и сам не снаю. Но зато плотили хочь каку капеичку, и то было хорошо. Опыту у нас ужо тогда был будь здаров, а вот с работой туго. Ну так и вримена какие были…

– Не из лучш…ших – подметил Петрович. Вожатому показалось, что где-то он уже это слышал.

– Агась… Вот мы и ряшили не рискавать. Работали пошменно, два чэрез два. А в вы-выходные магли и левачить. Заборщик, там, в дяревне выправить кому, иль шкаф бабане пощинить. Они те пузырь, а ты егошь потом и мяняешь на сахр, маслочко…

– М-да-а-а, хреновинькое время было, чесно говоря – снова подал голос Петрович, щеки и нос которого становились всё краснее с каждым выпитым стаканом.

– Соласен, не простое – солидарно кивнул Тихон Валерьевич. – Давай периворачивай эту хреновину. Щас законщу и покрасим. Так вот… А потом, значится, пришел ентон Сан Палыч…ик…который Бисараб. Выкупил он всё это безабразие, или в а-аренду взял? Не знаю! Но парядки стал навадить бы-ы-ы-стро. Стройку опять расвернули, тольк талковей, чем раньше. Мы с Питроичем тут ках тут – опять в сталяра напрасились. Чаго в ахранке сидеть, ежель работать могем? Так вот “Ювентушку” и сварханили. Персаналу поперло, потом вожатики эти, пионэры, но мы к энтому делу отнашения никакого ужо не имели. Поначалу тут усё, канеш, скромнее было…

– А щас чё, луше? – подал голос Макар. Ответ ему был не особо интересен, но остатки трезвого разума внутри вожатого желали знать, способен ли его организм выдавливать из себя связную речь.

Вердикт оказался неутешительным – выдавливать был в силах, но едва ли связную.

– Канешна! – рьяно ответил Тихон Валерьевич. – Тут всё ж старамодно было, по…пока Элинка за дело не взилась…ой, в смысле Элина Вадимовна, пардон…

– Забей – махнул рукой Макар.

– При ней у нас тут ваще усё по-друхому стало. Красотищу навили. Площщщадки вона какие паставили. А компьюктерный класс как абнавила? Да-а-а… Не спорю – Рим не сразу строился, канешна. Всякие пралемы бывали. Но сдюжили ведь!

– Сдюжили… ИК…

– Хлавное, шо не сидим на жопе ровна, а и развеваемся ешшо. Сворганили ентот полаточный хородок. Месность там облахородили. И тебе и кухня в виде избушки, и тябе дорошки, и…чё-то там еще, не сссуть. Красотища! Понащалу-то не панимали, на кой ляд ваще этим страдать… А щас вот турист туда как попер, так щуть ли не о…очередь на есяц вперрред занимают. О как! Давай…нанаси, Петроич.

– Агась – отозвался столяр, пусть он и начал красить динозавра еще несколько минут назад.

– Знаешь, хароший ты пасан, Марик. Вона как из-за дятишек растарался…

– Я Макар – отозвался Марик.

– Ага… И тетка у тибя во! – выкинул вперед большой палец Тихон Валерьевич – Славная такая барышня.

– Ей уже за трисатник – внес поправку вожатый. – Какая ж она барышня?

– Ты вот снащала наущись в дамах ррразбирася, а уж патом курлыкай. Видная она девушшшка, видная. Да и ваще – с щем к ней ни придешь, ва всём паможет. Поначалу выслушает, а патом и тваего мнения спросит. И вникнет, преже щем дел варатить. Не то, шо курицы ныняшние… О-о-ой… А уж полаточный хородок вон какой отбахали, а?

– Дык ты ж это уже ховорил – отозвался Петрович.

– Ты нанаси, давай, наноси. Не сбевайся. Эхех… Бесссараб, канеш, ни такой был. Мир его праху…

– Бог с тобой… Ты щего его харонишь, Тихон? Живеханек он – вновь внес поправки в речь коллеги Петрович, не забывая при этом ловко махать широкой кистью.

– Ну, так я ж и ховорю…здаровый он, как бык. Мужих ваще не плохой, и к детворе заботой жил. Вот…ну усё для них делал! Путевки сюдой в его времена до пасляднего самые дишшшевые были. Даже, вот, када “Высотки” загинались савсем, он им памагал, как мох. Хочь и конку…конкурк…конкуренты. М-да, жалко, что так усё случилося – покачал головой столяр. Вожатому даже показалось, что работяга вот-вот пустит слезу. – Но вот заешь, Марик, чуть в сторону от яго вапросов отойдежь – всё! Разбирайтись сами, грит. Мол, места сваи по чом занемаите, если сами не с…сооброзите? Вот и делайте, чё щитаете нужым. Ни от мира сево он, вот я о чом. Педахог – прэкраснэйший! Но как челавек…от тут сложности. Нихто с ним не дружыл. Увожали? Ясен-красен! А вот дружжжбу не вадили. Он к нам на “ВЫ”, и мы его тудой же. А Элинка наша не такая… Элина Вадимвна тута кажную сабаку здесь знает. Это я, кстати, бухвально гаварю…

– Гатово! – победоносно сказал Петрович, бросая кисть в банку с краской. – О! Как живой!

– Дык выпьим же за это! – призвал Тихон Валерьевич, надвигаясь на бутылку с коньяком.

Макар икнул, но с большим трудом всё же влил в себя четвертую порцию крепкого пойла.

Зоря без всякого энтузиазма ковыряла вилкой котлету, которая на ее вкус была слегка пересолена.

Справедливости ради стоило отметить, что аппетит у девушки и без того полностью отсутствовал. Казалось, что сытный ужин и ароматный запах жаренного по приходу в столовую должны были пробудить этот самый затерявшийся аппетит, но отъев немного от своей порции вожатая поняла, что дело было не столько во вкусе еды, сколько в усталости и возбужденном ожидании, в котором она пребывала вот уже больше трех часов подряд. А всё дело в том, что ее драгоценнейший напарничек так и не соизволил объявиться за всё то время, что прошло с момента его отбытия восвояси с бутылкой крепкого алкоголя в руках. На звонки эта скотина, разумеется, не отвечал, писем не писал и гонцов к Зоре не засылал. На лицо вся эта ситуация походила на явное дезертирство, саботаж и безбожный поступок во всех смыслах этого слова, который окончательно закрывал для Макара последние двери, ведущие к Зориному прощению, в котором он, правда, и без того вряд ли нуждался.

Вот и сейчас место ее напарника пустовало, что только подтверждало ее опасения о том, что Макар снова канул в неизвестность и ждать его возвращения оттуда смысла нет. Картинка случившегося складывалась сама собой – напарник, любящий подвыпить, ушел с бутылкой коньяка к людям, которые любили подвыпить еще больше. Действительно – что же тут могло случиться? Вряд ли что-то хорошее. Только не в этой жизни и только не с Макаром, от которого вообще ждать чего-то стоящего было делом неблагодарным и бестолковым.

Однако пока что ее мысли, которые Зоря за столько лет приучила вращаться вокруг позитива и надежды на лучшее, не позволяли поставить на напарнике окончательный крест и больше не ждать его возвращения с этим несчастным динозавром, ну или хотя-бы без него.

Пока что…

И тем не менее, за столом девушка продолжала сидеть в гордом одиночестве. Да и вообще на ужине в столовой сегодня было на редкость тихо. Дети были утомлены репетициями и подготовкой к вечерке, а вожатые – те, что до ужина сегодня всё-таки добрались – просто хотели хоть на минуту отвлечься и побыть наедине с собой, а потому старались жевать молча и никуда не торопились.

Сделав очередной глоток уже остывшего чая, Зоря отодвинула тарелку с недоеденным ужином и взяла корочку хлеба, чтобы хоть чем-то заполнить свой капризный желудок.

– Ух-х-х, ну и денек – сказал Валера, появившись из-за спины у Зори. – О, котлеты! Очень кстати.

– А ты где Карину потерял? – устало спросила вожатая.

– Она коштюм доделыает – ответил Валера, который уже успел набить едой рот. – У меня такие штуки не полушаются. Попрошу в штоловой тарелки одноразовые, отнешу ей.

Зоря больше не стала ничего спрашивать у проголодавшегося Валеры, который, казалось, хочет за раз упаковать в себя весь ужин, чай и хлеб. Почти целый день она не видела свою соседку по комнате, а сама Карина, если и появлялась где-то на горизонте, как правило быстро убегала, чтобы не оставлять шибутных детей без присмотра. Вид у блондинки был измотанный, и в эти моменты Зоре становилось жаль новоиспеченную вожатую, которая еще не успела заматереть и слишком многое принимала близко к сердцу.

Сделав небольшой перерыв, Валера всё же обратил внимание на то, что он и Зоря сидят за столом совершенно одни.

– А где Макар? – кивнул едок на пустеющий рядом с собой стул.

– Промыслом занят. Я надеюсь… – усмехнулась девушка, которой на самом деле было не очень‐то смешно.

– Чего?

– Забей, Валер. Тоже реквизит делает.

– А-а-а – удовлетворенно кивнул головой Валера и снова набросился на ужин.

Зоря развернулась к залу и стала выискивать взглядом свой отряд. Почти все из них уже успели закончить ужин и выйти на улицу, за исключением нескольких пионеров, которые просто жевали себе и жевали, явно никуда не торопясь.

– Лёха, Антон – активней челюстями работаем! Через три минуты жду на улице. Бегом давайте – подбодрила Зоря ребят, которые вполне могли вот-вот уснуть лицом прямо в тарелке. – Ладно, Валерчик, приятного тебе аппетита. Я пошла детей собирать, а то у нас уже скоро репа. Не забудь Карину покормить.

– Не жабуду – выдавил из себя Валера, не отвлекаясь от процесса.

“Так – щас резко собираемся и идем репетировать. Музыку закачали. Реквизит готов, кроме одного клюва. Ну и ладно… После репы мигом летим в корпус переодеваться. Всё же проще простого” – в очередной раз повторяла про себя план действий Зоря, направляясь к выходу.

У самого подножия ступенек столовой было шумно – дети из нескольких отрядов обступили неведомую Зоре скульптуру желтого цвета, тыкали в нее пальцами, фотографировали и смеялись. Только приглядевшись вожатая поняла, что чудище в желтом – это и есть тот самый диплодок, ради которого ее напарник был готов свернуть целые горы. Динозавр был сделан точно по рисунку – этого было не отнять – но вот окрас его был ужасен. Более того – на морде у фигуры зачем-то была нарисована дебильноватая улыбка, хотя история в их постановке была далеко не из веселых. Сам же Макар, которого вожатая сначала и не заметила в толпе пионеров, стоял, облокотившись на своего новообретенного друга и странно покачивался.

– Седьмой отряд! – приказным тоном привлекла к себе внимание Зарина. – Сейчас мы все дружно бежим в клуб репетировать. Нас не ждите. Давайте-давайте, побежали скорее! Антипов, кыш! Вали к себе во второй. Остальные тоже расходитесь, не мешайте.

Дети, недовольные таким приказом, лениво поплелись в сторону клуба, но всё еще оглядывались на эту странную картину и хихикали. Остальные зеваки тоже нехотя разбрелись кто куда, вдоволь задокументировав в телефоне данное зрелище. Сама же Зоря, собирая в кулак всё имевшееся у нее терпение, медленно спустилась по лестнице к этому ужасному чудовищу и его фанерному диплодоку.

– Я…ИК…сделал – с трудом выговорил Макар, кисло улыбнувшись.

– Да неужели? А я уж думала тебя в федеральный розыск объявлять.

– М-м-м? Чего говришь?

– Макар, ты чё – по пути сам весь свой коньяк выхлебал? А?! Как мы теперь выступать будем? И почему динозавр желтый?! Он же зеленым должен быть, блин!

– Та у них ток жолтая краска была. А я сам намальна, бодрящком. Высупим на ура…

– Вот же чучло… А чё ты сам весь в краске? – спросила напарница, показывая пальцем на испачканную футболку Макара.

– Хде? – не сразу сообразил вожатый, неуклюже вертя головой. – А, это?… Эт…короче динза…диназаффф…динозавр высахнуть не успел.

– Вот же ты скотина – еле слышно сказала Зоря.

Мысли об убийстве, которые в последнее время всё чаще посещали ее светлую голову, теперь заполняли всё умственное пространство вожатой. Отсидка в тюрьме Зарину не пугала. К тому же наверняка многие оценили бы ее смелый и мудрый поступок, если бы она прямо сейчас вбила Макара в землю и отправила того обратно в Ад – туда, откуда он, собственно, и вылез всем чертям на зло.

– Так, ладно – выдохнула Зоря, стараясь успокоиться. – Пошли в клуб. У нас всё готово. Просто нужно не запороть то, что мы уже имеем. Главное, чтобы детям понравилось, усек? Ой-й-й, Макар – ты вообще сможешь эту штуку донести?

Стоя на сцене, дети толкались и перешептывались, испуская глупые смешки. Все они косились в сторону своего вожатого, который, облокотившись на стенку за кулисами и скрестив руки на груди, изо всех сил старался не уснуть.

Седьмой отряд репетировал свое выступление под музыку уже в третий раз, и всё у них шло почти неплохо. Маша иногда тормозила и не успевала вовремя выйти на сцену в момент налета птеродактилей на главного героя, а Полина явно волновалась и суетилась на сцене больше, чем это было нужно. Но главная проблема была в том, что сам Макар ни разу вовремя не вынес диплодока на сцену, а один раз даже уронил его, запачкав пол. Зоря не кричала на напарника при детях, изо всех сил стараясь сдерживать себя, чтобы не нарушить одно из главных вожатских правил – не выяснять свои отношения на глазах у пионеров. Однако в то же время она понимала, что Макар вряд ли сможет справиться с отведенной ему ролью, и это даже несмотря на всю ее элементарную простоту.

– Макар! Очнись, пожалуйста – вежливо разбудила Зарина своего напарника, который уже некоторое время не открывал глаза.

– Я тута, сдесь…ща, уже вынашу – оклемался Мак, судорожно хватаясь за диплодока.

– Нет, сейчас не нужно. Ёлки… Запомни ты уже – вынесешь его на словах “динозаврик играл со своей мамой”, а унесешь, когда я скажу “однажды он убежал в лес, играясь с бабочкой, и потерялся”. Понял?

– Ага… – согласился напарник. Тем не менее, его отсутствующее выражение лица говорило о полном отсутствии всякого понимания о происходящем.

– К залу спиной не поворачивайся. Как вынес фанерку, так ее и уноси. Просто сдавай задом и оставь за кулисой. И сам там оставайся. Выйдешь, когда будем уже финалить.

– Та знаю я, знаю – отмахнулся напарник и вернулся на свое место у стены.

После этого они успели отрепетировать всего лишь раз, когда музыка на их финальном прогоне оборвалась и из диджейской донесся голос Ильи:

– Зорь, сорян. Тут у третьего отряда проблемы с музлом. Стопоритесь пока.

До вожатой не сразу дошло, что только что случилось. Возмущение росло в ней постепенно и не побуждало к действию. Но когда и без того ненужная пауза совсем затянулась, Зарина пошла разбираться – тянуть с этим было нельзя.

– Блин, Женя – ты издеваешься? – обратилась Зоря к кучерявому вожатому через окошко в диджейскую. – Нам последний раз еще отрепать надо. Щас наше время.

– Прости, Зоренька, но у нас тут реально просак. Я не специально, честно…

– Мне от этого не легче, знаешь ли. У нас тут тоже…ситуация…

– Да я понимаю… Просто мы целый день музыку обрезали, а час назад у меня жесткий диск на ноуте полетел, походу. Падла… Нам капец, если щас заново всё не обрежем. Благо у меня музло на флешке еще осталась, оригинал.

– И надолго это?

– Не знаю… Вот как Ильюха обрежет, так и всё – вожатый глянул на часы. – Да и минут через пять уже народ сюда начнет подтягиваться, вы вряд ли успеете…

– Ладно, ладно. Делайте… – не успела договорить Зоря, как приметила Макара за спиной у Жени. Она не понимала, как ее напарник, который еще пять минут назад с трудом перебирал ногами, так бесшумно и молниеносно успел оказаться в диджейской.

– Сышь, ты – ощканавт – злобно зашипел вожатый. – У вас было врэмя для репы. Какого хера ты лезишь?

– Ого, Макар… Ты бухой, что ли? – усмехнулся Женя, но быстро убрал ухмылку с лица. – Я же сказал – у нас просак. У вас-то хоть всё готово, а у меня отряд вообще может не выступить…

– Да срать мне на твой атряд! – грубо и даже членораздельно прервал его Макар. – У вас свое время есть. Мы и так репаем за полчаса до вещерки. А вы и сюда лезите, мудаки. Охерели савсем! Канай отсюда…

– Так, седьмой отряд, быстро в корпус переодеваться! Бегом, бегом – приказала Зоря детям, затихли во время разыгравшейся в диджейской сцене и уже во всю грели уши. – Макар, можешь тише орать? И вообще – мы уже закончили. Выдохни. Всё успели…

– Ну канеш – развел руками напарник. – Их величиство старший отряд приперссся. Извольти раставить ноги и спустить трусы. А после нас, как горрится, хоть патоп…

– Мака-а-а-р…

– Давай йа вот так уот приду, завалюсь к те на репу.

– Я ж говорю – с музыкой запара! Чё ты наезжаешь?! Когда бы я еще это делал?

– Не маи проблемы!

– Поздравляю. Иди проспись лучше…

– Ребят, давайте все успокоимся? Ну правда…

– Это ты вон своему скажи – качнул гривой в сторону ее напарника Женя. – Не я тут бучу устроил…

– Он такой же мой, как и твой. На меня-то ты чё бочку катишь?

– Ни чё…

– Слышь ты, морась…

– Макарыч, угомонись. У тебя даже отряд вон ушел уже, а мы тут только время тянем – вмешался Илья, который до этого оставался нейтральным наблюдателем. – Хотите разобраться – идите на улицу. Я тут работать пытаюсь ваще-то. Вечерка уже вот-вот…

– Пидор – бросил Макар округлившему глаза Жене и вышел из комнаты.

Илья и Зоря смиренно переглянулись, поняв друг друга без слов, а вожатый третьего отряда сжал губы в злобной гримасе, но больше не стал ничего говорить. Пользуясь случаем, Илья снова уткнулся в ноутбук и занялся делом, а сам Женя решил сделать вид, что Зори вообще не существует на этом свете.

Не найдя хоть каких-нибудь слов для того, чтобы немного сгладить обстановку и всё произошедшее, Зоря, выдохнув, ускоренным шагом отправилась в корпус, вслед за маячившим впереди Макаром. Ей хотелось заплакать, закричать, скрыться от всех и провалиться под землю от стыда. Но нет, она всё еще была здесь, а самое плохое, судя по всему, еще только ждало ее впереди.

Но должно же всё плохое когда-нибудь закончиться… Ведь должно же?

В клубе, как и всегда, было душно и очень шумно. Зал наполнялся зрителями и участниками, и каждый из них ждал главного события сегодняшнего дня.

Вечерка “Урок истории”, которое всегда слыло одним из самых занудных и сложных мероприятий, славилось не только своей долгой и муторной подготовкой, но также и продолжительностью времени для выступления одного отряда на сцене. Каждый исторический период, который выпадал отрядам для обыгрывания, мог длиться по семь, а то даже и по десять минут, что было немыслимо в сравнении с обычными вечерками. Однако была у этого мероприятия и другая, более приятная сторона – все старались готовиться к выступлению настолько тщательно, что по итогу наблюдать за номерами было и правда интересно, в отличии от большинства других мероприятий, к которым многие из-за отсутствия времени готовились спустя рукава.

Подогревало ожидание еще и то, что вожатым для этого дела сегодня даже специально сдвинули дневное мероприятие, чтобы у всех было больше времени на подготовку. Отряды готовились и репетировали, снова и снова пытаясь отточить свои действия, стараясь убрать из постановок весь тупняк, что лез со всех щелей. Пока одни репетировали, другие лепили реквизит, орудуя ножницами и скотчем, клеем и картоном, красками и кистями. Пытаясь контролировать весь этот процесс, вожатые, словно одинокие корабли посреди бушующих штормов, старались лавировать во всём этом беспорядке – следили за всеми процессами, собирали воедино музыку и вообще всё, что можно было собрать, не забывая при этом присматривать за временем, пионерами и даже за самими собой.

Ну а потом снова репетиции, репетиции и еще раз репетиции. Репетиции в комнатах, репетиции на улице, репетиции в клубе. Репетиции немые, репетиции с музыкой, репетиции с реквизитом. Репетиции, во время которых всех уже тошнило только от одного этого слова “репетиция”. Дети психовали из-за дефицита времени и сетовали на усталость. Вожатые нервничали из-за психов пионеров, нервничали из-за косяков и вообще из-за всего, из-за чего можно было нервничать, когда твои извилины уже не справлялись с потоком информации.

Однако именно в такие моменты лагерь казался живым, как никогда. В вожатых просыпался недюжинный азарт наравне с желанием проявить свою творческую натуру. В пионерах, которых всегда было сложно расшевелить, вдруг появлялся соревновательный дух, который в некоторых случаях даже иногда перерастал в маленькие потасовки и ругань со своими соперниками.

Да-да – знавала эта земля и подобные случаи.

Но всё же, несмотря на всю эту беготню, именно такой накал и позволял отрядам сегодня показать на сцене действительно интересное зрелище, которое в лагере можно было увидеть не часто и чего все с таким нетерпением ждали. Ну или же просто хотели, чтобы вечерка прошла как можно скорее и они смогли выдохнуть с чистой совестью.

И вот наконец-то этот момент настал.

В этот раз вечерку открыл первый отряд, которым достался период Средневековья. На сцене появлялись привычные всем рыцари и принцессы, короли и королевы, менестрели и даже дракон, которого приплели, видимо, просто для того, чтобы он был. Старшаки, как и всегда, не только четко отыгрывали свою сценку, но и делали это задорно, в паре моментов даже посмешив зал, который проводил их со сцены громкими аплодисментами.

Та же участь выпала и второму отряду, подопечным Макса и Евы. Обыгрывая период Античности, подростки представили публике эдаких своеобразных древних греков и спартанцев, не забыли о батальной сцене, а также умудрились вплести в свое действо мифологию и сдержанную любовную линию со счастливым концом. В отличии от своих предшественников, которые ради красоты понавыдумывали себе пышных костюмов буквально из каждой тряпки, одежды у античных людей было по минимуму – на большинстве пионеров имелись только сандалии, туники из покрывал и картонные шлемы. Девочкам, судя по всему, запретили появляться на сцене без футболок или маек под туниками, что вызвало у озабоченных парней из старших отрядов слышимое негодование.