В ночи

– Хорошо, давай говорить начистоту. Я знаю, что хозяева этого заведения недавно кое-что потеряли. Ну так что, будем угрожать друг другу или поговорим?

Глаза в окошке прищурились, не мигая.

– Ну, говори.

– Я знаю, где потерянное.

– Дальше.

– Оно у меня.

– Ты играешь с огнем, приятель, и даже не представляешь себе, насколько горячим. Тебе нужно тысячу раз обдумать каждое свое последующее слово, прежде чем твой рот откроется, чтобы его произнести. От этого зависит твоя жизнь, ни много, ни мало, приятель. Хозяева, как ты выразился, этого заведения очень не любят, когда им врут.

– Еще днем я бы сам ни за что не подумал, что окажусь здесь. Но поверь мне, смысла врать мне нет. Вон тачка, – Анж кивнул себе за спину, – груз там.

– Почему я должен тебе верить?

– А назови хоть одну причину почему нет. И если ты вдруг забыл, напоминаю, что тебе в рожу сейчас направлена моя пушка.

Привратник секунду молчал.

– И? Что ты за это хочешь, приятель?

– Поговорить. Просто хочу поговорить с твоими… господами.

– Тогда убери ствол, приятель, и я открою дверь.

– Договорились.

Анж отошел на пару шагов, нацелив дробовик на дверь. Внутри нее что-то лязгнуло металлом и массивное полотно отошло в сторону. В проеме стоял лысый здоровяк в полосатом костюме, рядом с которым даже Анж казался коротышкой. Впервые за много лет ему приходилось поднимать голову, чтобы посмотреть кому-то в глаза. С полминуты они молча буравили друг друга взглядами.

– Ну, – пробасил амбал, – так и будем стоять?

– Не шибко ты гостеприимный хозяин. По-моему, мы договорились на разговор с твоими боссами. А поскольку я здесь впервые, с твоей стороны, как мне кажется, было бы хорошим тоном отвести меня к ним.

– А тачка? – здоровяк кивнул на фургон через дорогу.

– А что тачка? Что-то мне подсказывает, что ты здесь не один и вроде как за главного. Так что пошли своих ребят проверить и убедись, что все на месте, в целости и сохранности. Лучшая служба доставки во всем Чикаго.

– Ладно, приятель. Только вот что, – амбал указал на дробовик Анжа, который был нацелен ему на грудь, – чтобы ты там себе не думал, у нас приличное заведение и с оружием внутрь нельзя. Сейчас я обыщу тебя и пушку придется отдать.

Он шагнул вперед. Выпростав свое тело из узкого дверного проема, он казался еще больше. Анж отступил назад, не опуская оружия.

– Советую стоять на месте, громила, иначе наша маленькая сделка будет аннулирована парой выстрелов.

– Ты вроде умный парень, приятель, и должен понимать, что, если нажмешь на курок, живым отсюда тебе не уйти.

– Пожалуй ты прав, да вот только с продырявленным брюхом тебе уже будет безразлична моя дальнейшая судьба, так ведь? Я много навидался за последние несколько часов и насколько понимаю, вряд ли ты сможешь подняться, если я действительно нажму на курок.

Несмотря на грозный вид и габариты, амбал был обычным человеком, в этом Анж не сомневался. Кожа его не была мертвенно-бледной в ночной тьме, глаза не горели адским пламенем, а нормальной длины человеческие пальцы не венчали острые закругленные когти.

– Так что советую стоять на месте и не пытаться отобрать у меня пушку. И обыскивать меня никто не будет, это уж точно. Вот что я по этому поводу думаю. Там, – Анж указал стволом на темный дверной проем за спиной здоровяка, – как я понимаю, собрались не совсем люди. И поверь мне, я видел на что они способны даже с голыми руками. И наверняка их там больше одного. Так что я, даже будучи вооруженным, остаюсь в совсем незавидном положении. По-моему, все справедливо, исходя из ситуации. Так что сейчас мы делаем вот что. Ты разворачиваешься и ведешь меня к главному здесь ублюдку, после чего я буду с ним разговаривать. Не приближаешься ко мне, не грубишь, не пытаешься отобрать ствол, а помалкиваешь и ведешь меня, куда велено. Все ясно?

Амбал поднял руки, показывая пустые ладони.

– Ладно-ладно, приятель, не горячись. Я все понял.

– И клянусь Богом, если ты еще раз назовешь меня приятелем, я за себя не ручаюсь.

Здоровяк улыбнулся, развернулся и шагнул к проему.

– Идем, пр… парень. Я просто хочу, чтобы ты понимал, куда направляешься. Выхода оттуда может и не быть.

– Я все понимаю, – ответил Анж, ступая следом, держа пленника на мушке, – даже больше, чем ты думаешь.

– Откуда ты только взялся, черт побери? Кто ты такой, мать твою?

– Меня зовут Анж.

*

Узкий и низкий, обложенный кирпичом, тоннель плавно спускался вниз, в подвал или подземелье. Здоровяк шел впереди, лишенный возможности развернуться, убежать или сделать хоть какой-то маневр, дробовик упирался ему в спину, подгоняя вперед. Тоннель утопал в полутьме, только в нишах вдоль стен тускло горели маленькие свечи, давая скудный свет.

Наконец они вышли в маленькую комнату, похожую на приемную или прихожую, стены которой были оклеены желто-зелеными обоями в полоску. Из-за широкой двустворчатой двери доносилась музыка – что-то быстрое и джазовое. С обеих сторон от нее, на резных стульях красного дерева, сидели двое. Охрана, люди. При виде вооруженного незнакомца, который вел на мушке их напарника, оба вскочили, руки их потянулись за полы пиджаков, где наверняка были припрятаны пушки.

– Ох, не советую, – сказал Анж, прячась за широкой спиной амбала. – Стреляю я быстро, парни, будьте уверены. И прежде, чем этот здоровяк свалится, продырявленный моей пулей, вы обгоните его по дороге на тот свет.

Двое переглянулись, не двигаясь. Они не проронили ни слова, но были сосредоточены, не спуская глаз с нарушителя.

– Поднимите руки, парни, – сказал наконец здоровяк, который, похоже, действительно был у них кем-то вроде старшего или босса, – дайте нам пройти.

Один кивнул, отступив в сторону. Другой послушно распахнул створку двери.

Анж толкнул амбала в спину и предупреждающе посмотрел на охранников, сверкнув своей нехорошей улыбкой – без глупостей. По их глазам понял – услышали.

Они вошли в просторный концертный зал, обставленный столиками и дорогой мебелью, мягкими диванами и креслами. На сцене громко играл негритянский джаз-бэнд, исполняя нечто похожее на «The Enterteiner», только в аранжировке, больше подходящей для африканских колдовских обрядов, чем для званых вечеров в модных клубах.

Обстановка была сродни той, что Анж видел в десятках подобных заведений, где ему уже приходилось бывать. Гости в дорогих костюмах восседали на диванах и креслах, беседуя о чем-то, покачивая головами и прищелкивая пальцами в такт музыке. Между столиков сновали официантки в черной униформе и кружевных передниках, принимая заказы и деланно хохоча, когда кто-то из гостей щипал их за задницы.

Но отличия этого места от других сразу бросались в глаза. Здесь не курили и воздух не заволакивала привычная голубоватая пелена табачного дыма. Вместо нее в ноздри бил тяжелый медный смрад крови и чего-то еще. Гнили, разложения, человеческого страха, боли, холодного пота, который появляется на коже после ночных кошмаров. В бокалах гостей, долговязых мужчин в изысканных костюмах и тощих костлявых женщин в узких коктейльных платьях, вместо виски и бурбона лениво плескалось что-то темно-красное, густое и тягучее. Кожа местных хозяев была бледной, холоднее льда, почти прозрачной, глубоко посаженные глаза горели внутренним недобрым огнем. Длинные пальцы обхватывали бутылки и стаканы, кривые когти громко стучали по стеклу. Их губы и тонкие скулы оттопыривали изнутри мощные челюсти, при разговоре сверкали во ртах длинные острые зубы.

Бледные здесь были в меньшинстве. Вокруг них сновали люди, их слуги, чистые. Выслуживались и лебезили перед господами. Они улыбались и кланялись им, но в их глазах, осторожных движениях, дрожащих руках и нервных позах читался ужас. Никто не знал, что было на уме у господ.

Будто в доказательство этих мыслей, Анж увидел лежащую на диване полуголую девушку. Кружевной передник валялся на полу, униформа официантки распорота от шеи до пояса, плоский живот и маленькие груди, между которыми стекала к пупку тонкая струйка крови. Голову девушки держал двумя руками джентльмен с зачесанными назад, черными, как смоль, волосами, присосавшись к нежной белой шее. Его подруга в черной шапочке с вуалью и лисьим воротником вокруг шеи вгрызалась несчастной в запястье. Официантка еще была жива, но дышала прерывисто и все тише, с хрипами и стонами. Тело ее содрогалось в предсмертной агонии, глаза закатились, оставив лишь белки. Любой из людей здесь мог стать пищей по мимолетной прихоти хозяев.

Музыка грянула с новой силой, когда Анж с пленником шли через зал.

– Без глупостей, – шепнул Анж на ухо здоровяку, толкая его вперед стволом дробовика – убежать ты не успеешь. Стреляю я быстро и терять мне нечего. Веди меня к самому главному ублюдку здесь…

На маленькой круглой сцене в центре зала извивались две обнаженных танцовщицы, из одежды на них были только туфли на высоком каблуке, золотистые набедренные повязки и тиары на головах. Одна сжимала в руке маленький кинжал с тонким лезвием. Время от времени она обвивалась вокруг партнерши и делала на ее теле крошечный надрез. На шее, запястье, между ключицами, на животе, под грудью. Кровь стекала по телу тонкими струйками. Возле сцены в предвкушении стояли на коленях трое кровососов, они стонали от удовольствия и слизывали красные капли с пола и с тела терзаемой танцовщицы. Длинные языки мелькали подобно змеиным, лобызали стройные голые ноги. Пасти причмокивали от наслаждения, кусали за икры и бедра. Анж подумал, что девушкам уже не уйти со сцены живыми. Твари потеряют голову и в припадке ярости и экстаза разорвут их на части.