И грянет атомов песнь

Поджариться в космосе или сдохнуть во тьме шахт – выбора лучше и не пожелать.

Двери лифта открылись, а я вскинул винтовку.

Палец лег на курок, перекрестие поймало первую цель – заворожённо глядящего на побоище надзирателя.

Электромагнитное поле толкнуло снаряд вперёд, разгоняя до сверхзвуковой скорости. Компенсаторы погасили вибрацию от преодоления барьера – поэтому сгусток смерти достиг цели почти беззвучно.

Армированная ткань униформы не способна была выдержать прямое попадание гаусс-снаряда, и охранника отбросило назад, выбивая целый кусок одежды и плоти на спине.

Выжившие ошарашенно застыли, глядя на меня со страхом.

– Оружие на землю. – Потряс я винтовкой. – Даю одну попытку.

– Он один, парни – воскликнул храбрец с зычным голосом. Наверняка заводила. – Нава…

Я выстрелил, не дав ему закончить.

– Ещё немного – и вас станет столько же, а то и меньше… – печально сказал я, разглядывая ещё одну жертву этого поганого мира.

Остальные надзиратели оказались доходчивее, чем их бездыханные предшественники, и оружие полетело на земь, а я облегчённо вздохнул.

Выдворив их из лифта, я нажал кнопку сектора А-3, надеясь, что сил мне хватит ещё на немного.

Совсем на чуть-чуть – чтобы уползти во тьму…

…И найти то, что зовёт меня к себе.

***

– Что за… – спохватился было патрульный, но приклад винтовки оказался быстрее.

Я не стал стрелять, ударив ровнехонько в челюсть – становилось тошно от мысли, сколько жизней своего племени я уже забрал. Тюремщик осел наземь, и его голова упала на плечо.

– Позаимствую. – В горле было сухо, и голос мой походил на карканье воронья. Я сорвал с шеи человека ключ-карту, проверив уровень его допуска.

Допуск к шахтам у него был – а иного я и не жаждал.

Полутёмные улицы спали, как должны были спать и мы с Гокой и Мином – в одной из ячеек, видя дурные сны. Могли бы безропотно принимать своё бедственное положение, статус рабов, что выжигали на груди порядковым номером.

Но ковать свою судьбу мы можем любыми методами, был бы огонь.

Нарастал шум в ушах – я потерял слишком много крови, организм давал сбой, а нехватка кислорода в тканях грозила перерасти в терминальную стадию. Может, тот голос и есть последствие острой фазы гипоксии?

Может, всё это, всё, что со мной произошло и происходит, – горячечный бред?

Мысли текли во мне, ноги несли меня.

Вдоль транспортной магистрали до транзитного хаба – не такой уж длинный путь для здорового человека. Но я ковылял вперёд, словно старик, у которого сдохла любимая кляча.

Двоих патрульных я увидел издалека – безмятежные болваны, наверняка гогочущие о своих каверзных делишках. Обойти их было нельзя: они стояли прямо у шлюза, за которым находилась транзитная площадка.

Они были у меня на ладони – лёгкая мишень, даже с учётом трясущихся рук. Я поднял винтовку, поймав грудь одного из них в прицел. Положил палец на курок и чуть надавил.

Застыл.

Вздохнул.

И опустил ствол к земле.

Уронил винтовку наземь и вышел к ним на свет, разведя руки в стороны. Окровавленный, израненный и босой, с разбитым от падения визором и порванной в клочья униформой – я выглядел так, будто дрался на руках с драконом.

Что было очень близко к истине – попрошу заметить.

Патрульные увидели меня и обомлели, словно узрели восставшего мертвеца. Даже сперва не потянулись за своим оружием.

– Я сдаюсь, – сказал я спокойно, сокращая дистанцию. – Вяжите меня.

Тот, что повыше, неуверенно взглянул на своего коллегу.

– На кой ты нам сдался, мужик? – спросил коротышка, почёсывая небритую щёку. – Ты откуда тут взялся вообще?

– Ага, – поддакнул ему долговязый, – Ну-ка шуруй в свою ячейку, пока не огрёб.

Для убедительности он похлопал себя по висящему на перевязи ружью. Ох уж эти регалии власти, вручённые недалёким – инструмент угнетения угнетёнными угнетённых.

Я шёл вперёд, осторожно, неторопливо и очень покладисто. Склонил голову, чтобы казаться меньше и незначительнее. Снижал уровень угрозы, заправски играя сломленного.

– Но что вы скажете остальным? – спросил я тихо. Сделал ещё пару шагов, застыв перед всё ещё не готовыми к драке патрульными. – Тем, кто идёт по моему следу?

– Кому, кому? – коротышка непонимающе глянул мне за спину, силясь увидеть погоню. – Нет там никого!

– Да он с катушек слетел… – хохотнул второй и толкнул меня в плечо дулом винтовки. – Будь какая заваруха крутая, уже бы сирену врубили, да, Бэк?

– Точно, – кивнул коротышка Бэк. – Завопило бы, будь здоров!

В следующий миг громогласный вой наполнил всё вокруг. Световые панели на потолке окрасились в алый цвет – пульсируя в такт тревоге. Весь сектор заполнил синтезированный голос, падая откуда-то сверху:

«Внимание, нарушитель вооружён и опасен, порядковый номер три-восемь-два-два-девять-пять-один, приметы…»

Патрульные подняли глаза к железной крыше, а я сделал последний шаг вперёд.

«Рост один-восемьдесят-семь» – моя проекция в полный рост появилась над нашими головами, лениво поворачиваясь вокруг своей оси – «Глаза серые, стрижка короткая, на правой скуле шрам…»

Зажатый в моей ладони генератор молекулярного клинка принял команду, и лезвие завибрировало в застывшем воздухе.

– Вот срань… – коротышка потянулся к оружию, но этот бой он уже проиграл.

Мой локоть не встретил преграды, вмиг достигнув горла патрульного. Я бил прицельно, рассчитывая силу – не хотелось оставить парня умирать с перебитой трахеей, даже если он и заслужил стать немного мёртвым.

Вместе с этим движением я взмахнул той рукой, где своего часа ждал наноклинок.

Поднятый ствол винтовки обрубком упал к нашим ногам, а долговязый уставился на бесполезный теперь кусок металла в своих руках.

– Если вязать не будете… – я покачнулся и потряс перед лицом патрульного лезвием меча, – то мне бы пройти.

– Псих, псих… – завизжал долговязый, помогая встать дезориентированному товарищу. – Тебе конец, слышишь? Точно конец, небо в моих словах!

– Ага, – дернул я головой, без слов приказывая несчастным валить.

И они поковыляли прочь, оглядываясь, будто я боролся с искушением пристрелить их в спину.

«Поторопись…» – взмолился голос внутри, такой проникновенный и воодушевляющий, что мне тут же представился капкан, в который сладкоречивый охотник увещевал добычу засунуть руку.

Вот только выбора у меня не было.

Я открыл двери и ступил на платформу лифта.

Где-то подо мной огромная шахта уходила вниз, испещрённая тысячами лазов, прорубленных в породе.

У каждого такого проёма была выстроена площадка с катушкой вибротроса, где «выниматели» несли свою вахту. Ждали, пока червь в тоннеле не просигналит им о возвращении.

Или ждали, пока не истечёт время, чтобы достать погибшего.

Пропуск запустил движение платформы, и механизмы пришли в движение. Каморан был промышленным архаичным миром, с технологиями ушедших веков – едва-едва достаточными для выполнения тех задач, ради которых мой народ держали здесь в рабстве.

Огромные механизмы вращались в своих пазах, опуская меня в глубину.

Я оперся на поручни, тяжело дыша. Провожал взглядом шахтёров, которые смотрели на меня изумлённо.

– Это Зэр… – говорили они, наклоняясь ко мне навстречу.

– Зэр – окликали они, перекрикивая вой сирен.

– Зэр… – звал меня голос из глубин.

Я бы хотел сказать этим потерявшим веру людям нечто воодушевляющее, показать им на своём примере, что значит борьба. Застыть в торжественном салюте победителя, будто маяк надежды – но тщетно.

Я чувствовал: я умираю.

Лифт остановился, чётко следуя данной мной инструкции.

Вот и мой ярус, мой тоннель, и, скорее всего, – моя могила. Я глядел на чёрный провал, око самого дьявола, дыру, едва ли шире двух локтей в поперечнике.

И эта тьма впереди говорила со мной.

Я ощущал это в каждой клетке своего тела – нечто похожее на воздействие Вибраники, но мягче. Осторожнее. Ласковее.

Эта песнь была прикосновением любимой, резонируя не только с моим телом, но и с душой.

– Поспеши, Зэр…

– Да, да… – отмахнулся я. – Лечу на всех парах.

Перебравшись на площадку моего яруса, я увидел, как лифт пришёл в движение – поднимаясь наверх. Времени оставалось всего ничего, прежде чем за мной придут. Но толку?

Кто полезет в это жерло затаённого монстра, что может расщепить тебя на атомы при одном неверном движении?

Я проверил маску – хоть стекло и треснуло, кислородные фильтры были в порядке. По привычке взял в руки конец вибротроса, замер… и бросил его обратно на пол.

Будто только сейчас, глядя на эту нить, соединявшую шахтёра с реальностью, я понял: она мне больше не пригодится. Я уходил из этого негостеприимного места без всякого желания возвращаться – как бы ни развернулись дальнейшие события.

– Не провожайте, – прохрипел я, рассмеявшись над собственной шуткой. – Выход сам найду.

Последний раз взглянув на простор вокруг, я нырнул во тьму.

Чуть дальше по курсу, едва различимые в царившем мраке, гермостворки преграждали мне путь.

Привычно работая локтями и коленями, я добрался до кнопки и провёл по панели пальцами.

Створки открылись, пропуская меня в транзитный шлюз – буферную зону стабилизации давления. Я включил кислородный генератор в маске и подождал, пока кислород начнёт поступать в лёгкие, а затем открыл вторые гермоворота.

На той стороне меня встретила тьма – густая, всёобъёмлющая.

В такой темноте ты остаёшься наедине с самим собой и своими демонами. Слышно, как стучит сердце и гонит кровь по венам, как скрипят суставы, как ворочаются мысли, будто отколотые айсберги бороздят океан.

В такой тьме остаётся только ползти на ощупь.

И я заработал руками и ногами – как делал тысячи раз до этого.

Эти тоннели вгрызались в плоть Каморана, словно проросшие мицелии плесени, убегали на многие километры вглубь – в поисках жил анимы.

На ум пришла песенка, и мозг не успел остановить мой язык – а может, и не хотел вовсе. В этом месте слова казались чуждыми, но они эхом отражались во мне – ободряя.

Ветер дует где-то сверху, сверху дождь и солнцепёкПоменяться бы для смеху нам местами на денёкВот бы он подул тут в норах, свет бы всё залилНу а я б нагнал на горы облачных перинКуролесил б как ребёнок, восхищаясь всемИ скакал как жеребёнок в поле, где нет стен

Насвистывая, я лез и лез – игнорируя ответвления, прямиком к тупику, где я закончил свою работу в прошлый раз. На самой грани слуха я различил звук открываемой гермостворки, но опасаться было нечего – пройдёт слишком много времени, прежде чем мои преследователи сподобятся снарядить кого-то за мной в погоню.

К той минуте, когда невезучий бедолага поползёт искать меня в эту тьму – я уже достигну своей цели.

Или умру – пытаясь.

Через сотню слабеющих ударов сердца я остановился. Почувствовал, что добрался. Вот то место – руку протяни, и коснёшься скальной породы, что знаменовала тупик моего, быть может, безумного, но дерзкого приключения.

– Я пришёл… – прошептал я камню впереди. – Точнее… приполз.

Голова моя упала вниз, будто наконец кончились все силы. Я медленно закрыл глаза, отдаваясь во власть уносящим меня волнам бессознательности. Смерть ласково обняла меня, заключила в объятия, словно любящая мать, но ещё не сжала достаточно сильно, чтобы я ушёл безвозвратно.

«Коснись…»

Голос пришёл ко мне сквозь призрачную вуаль, окутавшую разум. Пробился, проник – и дал мне силы, чтобы вытянуть вперёд ладонь и дотронуться до камня передо мной.

Пальцы сжали выступы породы. По телу прошла дрожь – и…

Ничего не произошло.

Я попробовал ещё раз – и снова ничего.

– Вот дела… – грустно вздохнул я. – А разговоров-то было…

«КОСНИСЬ!!!»

Голос взревел во мне, словно ураган, сметая жалкие лачуги моих сомнений. Мои глаза распахнулись. Сознание прояснилось – и я понял: в чём было дело.

– Виноват… – произнёс я и потянулся снять с ладони армированную перчатку. – И не надо сразу орать…

Я сжал и разжал пальцы, протянул руку к камню – и замер в нерешительности. Правило, вбитое в нас дубинками и кулаками надзирателей, гласило – не прикасаться голыми руками к пустотьме. Мы не раз слышали истории о несчастных, что нарушали этот запрет. По рассказам очевидцев – их смерть была страшна.

Пропаганда, подумал я. Винтик в системе контроля масс. Да и терять мне было особо нечего, если уж рассматривать ситуацию с пессимистической стороны.

Я судорожно вдохнул, наполняя лёгкие кислородом – этакий рефлекс утопающего, попытка отдалить неизбежное или забрать с собой побольше от этого мира за Грань. А потом коснулся препятствия перед собой ничем не защищённой ладонью.

Коснулся…

И закричал.

Не было ни слов, ни звуков – только вопль несчастного, что пираты выкинули в вакуум посреди звёздной пустоты. Боль от раны в боку уступила место новой боли – боли распада клеток, чистому первозданному некрозу, монстру, что убивал миллионы маленьких меня каждый новый миг.

Анима пожирала меня – и я был бессилен.

«Я коснулся» – мысленно выл я.«Я пришёл…» – прошептал, уже теряя голос.«Я умираю…» – и это было не жалобой, а констатацией, как будто я уже не принадлежал себе.

И в момент, когда я думал, что не выдержу – всё изменилось.

Подобно лавине на меня обрушились видения – десятки, сотни картинок, оживающих красками и звуками. Спектр дробился на отдельные цвета, искажаясь под тысячью углов, будто я был насекомым, рассматривающим необъятное.

«Смотри…»

Я видел мужчину и женщину в белых халатах с сосредоточенными лицами. Женщина смотрела на бегущие строки данных, и бледность её лица сменялась румянцем. Мужчина с волнением говорил с кем-то по ту сторону экрана, а некто отвечал ему, смеясь.

Я наблюдал, как корабль приземлялся на пыльную оранжевую планету, и первопроходцы ступали на неё, ведомые великой целью.

Я видел число восемь – структурный парагон, застывший на кривой времени и ждущий своего часа.

Я смотрел, как белокурая девушка держала на руках умирающего юношу, и живая тьма подкрадывалась к ним.

Я лицезрел серые глаза на серьёзном лице и губы, зачитывающие мне приговор.

Я чувствовал так много…

Отвагу.Верность.Любовь.

Тысячи картин, что я не запомнил.Тысячи эмоций, что я не пережил.Тысячи мест, где я никогда не был.

– Я умер? – спросил я, чтобы просто проверить, смогут ли мои губы облечь мысли в слова.

Не надеялся на ответ. Но он пришёл. Прекраснейший голос, такой, каким моё внутреннее «я» порой говорило со мной, прозвучал совсем рядом.

– Молекулярные связи я укрепила. – Модуляции голоса вдруг начали меняться, обретая более женственные ноты. – Там-сям, чтоб ты не рассыпался раньше времени.

И я увидел свет. Искрящийся контур в месте, где любой фотон, вступивший в реакцию с анимой, означал смерть.

Или я уже не был в тесной шахте?

Я понял, что парю в пустоте – такой большой, что становилось страшно. Здесь не было давящей толщи камня и духоты подземелья, но зато были звёзды.

Бесчисленное количество искр, рождённых за миллионы лет до меня. Искры, что не угаснут и после того, как я кану в веках. Раскалённые шары газа, дарующие свет Простору.

Я заворожённо уставился на них, не смея насытиться. Жадно впитывал их образ, как несчастный в пустыне делает всё следующий и следующий глоток, не в силах остановиться.

– И, кстати, о времени… – Пока я разглядывал всё вокруг, светящийся силуэт стал вдруг очень осязаемым. – Надо бы поспешить, Зэр.

Теперь я уставился не на звёзды, а на ту, что парила рядом со мной. Я мог бы дотронуться до неё – стоило руку протянуть, но застыл, поражённый её обликом.

– Ты… – Слова дались мне тяжело, будто не хватало воздуха. – Богиня?

Девушка осмотрела себя, провела по волосам, что морем молний витали вокруг её прелестной головы, и взглянула на меня своими фиолетовыми глазами, в которых бушевала буря.

– Может и богиня. – Пожала она плечами. – А вот ты почти труп, милый.

Я чувствовал, что она не врёт. Здесь было хорошо и не было боли, но где-то в глубинах Каморана моё тело лихорадило и знобило на пороге за Грань.

– Что такое я видел? Где я вообще? Кто ты? – Как из пулемёта засыпал я мою собеседницу вопросами.

– Ты должен понять кое-что, дорогой… – Девушка подплыла ближе, и кончики её волос создавали дуговые разряды, используя моё лицо как проводник. – Коснувшись пустотьмы, ты вычеркнул себя со световой линии вселенной, перестал двигаться в фотонном русле спешащих к своей кончине электронов, протонов и нейтронов, замер под поверхностью релятивистской океанической глади, недосягаемый для её волн.

Я взглянул на своё тело – окровавленное, измученное, но достаточно материальное, чтобы толика сомнений отразилась на моём лице.

– Только я удерживаю тебя здесь, тут, там… – Девушка постучала пальцем по моему лбу, и это место зажглось внутренним огнём. – Именно поэтому, Зэр, ты должен сделать то, что предначертано. То, что написано среди звёзд.

Её героическая поза заставила меня захихикать. Право слово – эти пафосные речи и абсурдный эзотерический гибрид из реальности и вымысла давно должны были свести меня с ума.

Наверняка я просто лежал где-то себе спокойно, пуская слюну из уголка рта, а всё это было лишь отголоском моего предсмертного бреда. Лишь утешало одно: в последний путь меня провожает красотка, а не Костлявая в плаще с косой.

– Зэр… – ласково прошептало видение передо мной. – Зэр, ты должен зажечь искру.

Я уставился на неё, впервые по-настоящему осознав слова.

– Ты должен развоплотиться, милый. А я соберу тебя заново.

– Ха, – только и ответил я.

– Словно феникс из пепла, Зэр…

– Ха-ха.

Закономерный итог. Финал без аплодисментов. Занавес моей пьесы. Не то чтобы я рассчитывал выйти сухим из воды, но смерть до сих пор пугала меня. Не столько физической болью, сколько загубленным шансом всё исправить.

Я совершил столько ошибок на пути к свободе, что всё это не могло быть напрасным. Я подвёл стольких людей, что должен был жить – несмотря ни на что.

Столько ещё нужно было сделать… Но сил не осталось.

Осталась только вера.

Я понял, что снова лежу в своей гробнице – в чёрном жерле тоннеля, а протянутая рука сжимает жилу анимы. Вокруг – сплошная тьма. Ни звёзд, ни света, чтобы разогнать её.

Второй рукой я снял с пояса рукоять наноклинка – металлический цилиндр, что должен был стать инструментом моей последней цели. Пальцы осторожно пробежались по камню, выискивая выступ скальной породы. Вот он – удачное место для удара, прямо рядом с жилой пустотьмы, чей поток удерживал мою руку.

Я занёс рукоять. Сердце бешено колотилось в груди, упрямо заявляя: я ещё жив.

– Словно феникс, Зэр… – донёсся до меня шёпот.

– Словно птица ощипанная – крикнул я – и ударил рукоятью прямо в камень.

Искра вспыхнула мгновенно – робкая, как падающая звезда. А потом мир разлетелся на атомы. Забирая меня с собой.