Ривер

15

Шелест страниц, механический ритм клавиатуры, разговоры шёпотом, проникающие сквозь тонкие стены. И этот аромат! Едва уловимый, но настойчивый запах свежесваренного кофе из автомата в коридоре.

Странно, но в этом мире бесконечных отчётов и таблиц я ощущал необъяснимый комфорт. Каждый документ, каждая цифра – кирпичики в фундаменте мироздания. Где-то в глубине души ютилась мысль о ненависти к этой рутине, но сейчас… сейчас офисный муравейник дарил иллюзию незыблемой стабильности.

В этой вселенной не было места сомнениям или экзистенциальным кризисам. Всё было разложено по полочкам, расписано по минутам, упаковано в аккуратные папки с ярлычками. Я – винтик, крошечная, но незаменимая деталь в грандиозном механизме. И, чёрт возьми, это успокаивало! Зачем мечтать о большем? Зачем бояться неизвестности, когда есть уютная клетка дедлайнов?

Внезапно привычный ритм нарушился. Сквозь монотонный гул офиса прорвался тревожный детский шёпот:

– Ты не здесь.

Осмотрелся по сторонам, даже под стол заглянул. Никого.

– Проснись! – снова этот голос.

Я попытался отмахнуться, вцепившись в знакомую реальность. Мои пальцы с силой сжали край стола, ожидая худшего. Предчувствие… Вот оно… когда душа уходит в пятки, и ты сам не понимаешь, почему.

Страх, поначалу тупой и ноющий, как зуб, который только начинает болеть от сладкого, нарастал, превращаясь в нестерпимую пульсацию. Что-то ждало меня там, за границей этого привычного мирка. Что-то страшное. Я чувствовал это каждой клеточкой тела, каждым ударом сердца, которое вдруг заколотилось как безумное.

Я вскочил, намереваясь броситься к выходу, но схватиться за пластиковую ручку двери я не смог. Офис вокруг меня начал таять, растворяясь в густом тумане.

Острая боль пронзила всё тело, реальность раздирала меня на части. Каждый нерв кричал от агонии. Я в ужасе уставился на свои руки – на белоснежных манжетах расплывались алые пятна. Кровь. Моя кровь.

– Нет, нет, нет! – в панике шепчу я, тщетно пытаясь стереть эти жуткие следы. – Что за хрень происходит?!

Но чем сильнее я сопротивлялся, тем быстрее таяла иллюзия. Страх перед неизвестностью, перед той болью, что ждала меня там, был настолько силен, что я готов был вечность провести в этом офисном чистилище.

Последнее, что я увидел, – это моё отражение в оконном стекле: бледное, изуродованное лицо, глаза, полные отчаяния и мольбы, и кровь. Много крови.

16

Я открыл глаза… и закричал. Каждый вдох был пыткой, каждое движение – агонией. Сон закончился, но кошмар только начинался.

Отголоски звуков, размытые образы и незнакомые запахи просачивались сквозь пелену тумана, окутавшего разум.

Я дёрнулся, пытаясь сесть, но острая боль пронзила тело, вырвав мучительный стон. Обессиленный, я упал обратно на подушку.

Она сидела рядом. Короткая стрижка открывала тонкую шею. Несколько тёмных прядей падали на бледный лоб. Черты её лица казались такими изящными: высокие скулы, тонкие брови, узкий подбородок. Глаза – большие, карие – смотрели с холодным любопытством. Тонкие губы девушки были плотно сжаты. На подбородке – небольшой шрам. Не по размеру большая рубаха из грубой домотканой ткани, закатанная до локтей, и короткие штаны, из которых торчали худые колени.

– Где я? – я с трудом шевелил пересохшими губами.

Девушка не ответила. Она перевернула мокрое полотенце на моём лбу, принося секундное облегчение.

– Я… я умер?

Она на мгновение задержала на мне взгляд, затем равнодушно пожала плечами. Казалось, что она уловила моё безмолвное отчаяние. Её взгляд смягчился, что-то похожее на сочувствие читалось в её глазах. Она приоткрыла рот, но тут же передумала. Вместо слов она протянула руку и осторожно коснулась моего плеча.

Мы застыли в этом молчаливом контакте. Я смотрел в её глаза, пытаясь прочесть ответы на тысячу вопросов. Она же изучала меня, пытаясь разгадать какую-то, понятную только ей, загадку.

Визг – то ли ночной птицы, то ли несмазанной петли – нарушил тишину. Девушка вздрогнула, будто пробудившись от транса. Её рука, секунду назад тёплая и успокаивающая, молниеносно отпрянула от моего плеча, оставив лишь призрачное ощущение прикосновения. Лицо её, живое и сострадательное, мгновенно окаменело, превратившись в бесстрастную маску.

Не проронив ни звука, она резко встала и направилась к двери. Её шаги, быстрые и решительные, эхом отдавались в тишине комнаты. У самого порога она замерла. Медленно, почти неохотно обернувшись, она бросила на меня через плечо сочувственный взгляд.

Затем она растворилась в темноте улицы, и только лёгкий аромат жасмина и тающий звук шагов напоминали о её присутствии. Я остался один на один с болью.

Одинокая свеча на прикроватном столике отчаянно боролась с наступающей темнотой, отбрасывая на стены зловещие тени. Они извивались и корчились, словно живые существа, готовые в любой момент поглотить меня. Мне казалось, что стоит пламени погаснуть, и я исчезну вместе с ним, растворюсь в этой вязкой черноте, из которой нет возврата.

Я зажмурился, пытаясь собрать воедино осколки своих воспоминаний. В памяти всплывали размытые образы: горные пики, пронзающие облака; дремучий лес, полный таинственных шорохов и пугающих теней; ревущий водопад. И лицо… морщинистое лицо старика на краю обрыва, его глаза, полные удивления и… может… сострадания?

Боль… она была вездесущей. Острыми иглами пронзала грудь при каждом вдохе, превращая дыхание в пытку. Жгла в ободранных ногах. Моё тело превратилось в один сплошной оголённый нерв. Малейшее движение отзывалось взрывом боли, от которой темнело в глазах. Я пытался стать неподвижной статуей, но даже собственное сердцебиение отдавалось мучительной пульсацией в висках. Боль смешивалась с пронизывающим холодом, который исходил изнутри, из самого костного мозга, и лихорадочным жаром, бросавшим меня то в пекло, то в ледяную купель. Я чувствовал себя разбитой куклой, которую какой-то неумелый мастер пытается собрать из осколков, не жалея клея.

Собрав остатки воли, я заставил себя осмотреться. Комната была небольшой, но даже в таком состоянии я оценил её ухоженность. Бревенчатые стены источали тепло и какое-то почти живое, лесное дыхание. Простая, но добротная мебель – массивный стол, пара сколоченных стульев, комод с витиеватой резьбой – создавала ощущение надёжности и основательности. На окнах колыхались от лёгкого сквозняка занавески из грубого льна, расшитые незатейливым узором. На столике рядом с оплывающей свечой стоял глиняный кувшин и деревянная кружка.

Рука потянулась к лицу, пальцы наткнулись на колючую щетину. Она царапала кожу, вызывая странное ощущение дежавю. Сколько же времени прошло с тех пор, как я в последний раз держал в руках бритву? Неделя? Месяц? Память, как капризная примадонна, отказывалась выходить на сцену, оставляя меня наедине с пугающей пустотой в голове.

Я чувствовал себя Робинзоном Крузо, выброшенным на берег неизвестного острова после кораблекрушения.

– Держись, Толян, – шептал я сам себе, цепляясь за собственное имя, как утопающий за соломинку. – Боль не может длиться вечно… Или может?

Иногда она становилась невыносимой, превращаясь в огненный смерч, пожирающий сознание. В такие моменты пустота снова накрывала меня своим тяжёлым покрывалом, даря благословенное забвение. Погружаясь в эту пучину, я слышал лишь стрекот кузнечиков, наполнявший ночь живой, успокаивающей колыбельной. Их монотонное пение уносило меня в мир без страданий и страха, где не было ни вопросов, ни ответов – только сны.

Трепещущее пламя свечи стало моим маяком, единственной константой в мире, потерявшем всякую логику и смысл. И я погружался в сон, как в тёплые объятия, надеясь, что, может быть, завтра туман в моей голове рассеется. Может быть, завтра загадочная девушка нарушит свой обет молчания. Может быть, завтра я вспомню.

17

С трудом распахнув дверь, я шагнул на крыльцо. Морозный воздух хлестнул по лицу, заставив отпрянуть. Передо мной раскинулась сюрреалистичная картина – бескрайнее белоснежное полотно, будто декорации к фантастической саге о вечной зиме.

Моргаю. Ещё раз. Ущипнул себя. Нет, всё реально. Летний снег в горах… бывает. Но чтобы такие сугробы!

– Хм! Неужто я в спячку впал до зимы?

Осторожно ступая по обледенелым доскам, сделал пару шагов.

– Да бля… – выдохнул я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Мир закружился в вальсе. Попытка ухватиться за перила провалилась – пальцы скользнули по льду. Я рухнул на промёрзшие доски. Последним, что отпечаталось на сетчатке, было бескрайнее белое небо, сливающееся со снежными просторами…

Реальность вновь обрела очертания в мерцании свечи. Рядом на стуле сидела всё та же загадочная незнакомка. На ней был старый выцветший тулуп.

– Уже зима? – спросил я, облизывая потрескавшиеся губы.

– Понятия не имею, – отрезала она тоном, способным заморозить и без того ледяную атмосферу.

– Ты кто? – прохрипел я, силясь сфокусировать взгляд.

– Никто.

– Где я? – вопрос вырвался вместе с кашлем. Я впился в неё умоляющим взглядом. – Да ради всего святого, объясни хоть что-нибудь.

Она задумчиво вздохнула, будто взвешивая каждое слово.

– Мы… в лесу, – бросила коротко, хмурясь, похоже, что она и сама была недовольна таким объяснением.

– Мы? Здесь есть другие?

– Много вопросов задаёшь, – в её голосе сквозило раздражение. – Тебе нужен покой.

– Как я здесь очутился?

Вместо ответа она молча направилась к выходу.

– Постой! – крикнул я, вложив в возглас остатки сил. – Хоть намекни, что со мной приключилось!

Она остановилась у порога и, не оборачиваясь, с какой-то пугающей лёгкостью произнесла:

– Ты упал со скалы.

– Со скалы? Упал? – в моём голосе смешались недоумение и нарастающий ужас.

Она ушла, оставив меня наедине с роем мыслей. Память, как разбитое зеркало, отражала лишь осколки прошлого. Вот я на краю плато, ветер играет волосами, а вокруг – бескрайние горные просторы… Вот маленькие избушки в объективе фотоаппарата. А дальше – пустота. Чёрная дыра, ничего…

Горький смех застрял в горле. «С какой скалы я грохнулся? – подумал я, вспоминая тот жуткий обрыв. – С такой высоты разве что в кино выживают».

– Думай, Толян, – приказал я себе. – Паника – твой враг. Соберись. Вспоминай.

Дверь снова скрипнула, впуская тонкий лучик света. Она вошла. Подойдя к кровати, поставила на столик исходящую паром кружку.

– Выпей, – её голос – тихий, но непреклонный.

Я приподнялся, опираясь на дрожащие локти. Аромат напитка – летний луг, залитый солнцем. Первый глоток – горчинка на языке, тепло в груди.

– Спасибо, – слово слетело с губ вместе с облачком пара.

– Не стоит, – она повернулась к выходу.

– Постой. Я – Толя.

Шаг к двери, другой… обернулась. Тень улыбки коснулась её губ:

– Саша.

– Спасибо, Саша.

Молчаливый кивок. Опустевшая кружка легла на столик, веки отяжелели.

18

Кожа покрылась плёнкой пота. Одеяло, ещё недавно спасительный кокон, превратилось в раскалённую броню, каждая складка которой обжигала тело.

Я скинул его, морщась от боли. Голова раскалывалась, тело ломило – такое чувство, будто меня били.

Подойдя к окну, я распахнул его настежь. Свежий воздух ворвался в комнату, мгновенно облегчая жар.

За окном светило яркое весеннее солнце, птицы заливались песнями, а на деревьях уже появились зелёные листочки.

«Стоп. А где снег? Где эти чёртовы сугробы?»

Я отчётливо помнил вчерашнюю метель, белое безмолвие до горизонта. А сейчас… буйная, жизнерадостная весна.

«Сон? Бред?» Но ощущения были слишком реальными. Слишком ярко, слишком живо для галлюцинации.

В зеркале отразилось бледное, небритое лицо с красными глазами, как после недельного запоя. Ну… хотя бы живой. Слишком живой для человека, рухнувшего со скалы.

– Но как объяснить всё это…? Неужели я проспал несколько месяцев?

Эта мысль казалась абсурдной. «Люди не впадают в спячку, как медведи», – усмехнулся я про себя.

Собравшись с силами, я решил привести себя в порядок. Подошёл к умывальнику, зачерпнул воды из глиняного кувшина. Холодные струи смыли остатки дремоты, проясняя сознание.

Одежда на мне оказалась простой: грубоватые хлопковые штаны и футболка с длинными рукавами – всё самодельное. Ткань пахла хозяйственным мылом. Штаны, прочные и неприхотливые, явно созданы для суровых условий. Футболка – мягкая, уютная. Ни намёка на привычный мир синтетики.

Вытерев лицо, подошёл к столу. Рюкзак, в пятнах засохшей крови. Высыпал содержимое на кровать. Одежда чистая, заштопанная, аккуратно сложенная. А вот техника… Фотоаппарат превратился в груду обломков, экран смартфона – в паутину трещин.

«Ну давай же, родной, прошу тебя!» – прошептал я, почти умоляя телефон, дрожащими пальцами включая его. Сердце замерло. «Есть! Загрузка!» Но радость была короткой. Экран мигнул… и погас. «Нет! Только не это!» – вырвался взбешенный крик. Судорожно нажал на кнопку включения ещё раз, и ещё… Бесполезно. «Батарея… сдохла». Взгляд беспомощно шарил по стенам – розетка… где-нибудь… хоть одна… Ни намека на электричество.

Набрав полные лёгкие воздуха, я направился к входной двери и взялся за деревянную ручку. Потянул её, готовый встретиться с неизвестностью лицом к лицу, какой бы она ни оказалась.

Дверь натужно скрипнула, выпуская меня наружу. Вдохнул свежий утренний воздух. Голова пошла кругом; я рефлекторно вцепился в косяк, борясь с внезапным головокружением. Шершавое дерево под пальцами казалось единственной реальностью в этом водовороте ощущений.

«Держись. Это всего лишь переизбыток кислорода. Не хватало ещё в обморок хлопнуться от запаха полевых цветов, как кисейная барышня!» Мысленно я усмехнулся, вспомнив, как когда-то в детстве упал в обморок на школьной линейке. Тогда я считал, что это конец света…

Вокруг ни души – только птичье щебетание нарушало эту тишь.

Осмотрелся. Крохотная деревенька – не больше полудюжины домиков, каждый из которых был настоящим произведением искусства. Один, украшенный кружевом деревянных узоров, напоминал о сказочных теремах из детских книжек. Другой словно сошёл со страниц сказки о средневековых рыцарях, гордо демонстрируя стрельчатые арки и миниатюрные башенки. А крыша третьего изгибалась, подобно спинам драконов.

Несмотря на отсутствие оград, каждый дом существовал в своём собственном измерении. Ухоженные клумбы и аккуратно подстриженные кусты говорили о заботливых руках обитателей. Но где же они?

Я прислушался, надеясь уловить хоть какой-то признак человеческого присутствия – скрип двери, звон посуды, обрывок разговора. Ничего…

Между домами раскинулась небольшая поляна. В её центре возвышался грубо сколоченный стол с парой лавок, а рядом чернело аккуратное кострище.

«Похоже, здесь любят посидеть вечерком», – предположил я, плюхаясь на лавку.

Выудил из рюкзака пачку сигарет. Внутри обнаружилась несколько белых палочек и зажигалка. Хм… забавно что целые.

Закурив, я глубоко затянулся и тут же закашлялся, как столетний дед, ощущая, как мир слегка покачивается.

Я сидел, наблюдая за округой, вслушиваясь в тишину, которая становилась всё более гнетущей. Каждый шорох, каждый случайный звук заставлял меня вздрагивать и оглядываться. Это место было слишком нереальным, слишком сказочным, слишком…

«Что-то здесь нечисто, тихо, безлюдно. Как в хорроре перед появлением монстра». Я нервно хмыкнул, представив, как из-за угла ближайшего домика выползает зомби. Хотя, может, это было бы даже лучше, чем эта давящая неизвестность.

Мишка…

Образ друга, сидящего у костра с кружкой крепкого чая, возник перед глазами так ярко, что на мгновение показалось – протяни руку и дотронешься.

«А он-то где? Неужели всё ещё торчит у того зимовья, меня ждёт?»

Я начал нервно наматывать круги по поляне, пытаясь собрать мысли в кучу.

«Надо сматываться отсюда». Что бы ни случилось, нужно выбираться и найти друга.

Ещё раз окинув взглядом странную, словно нарисованную деревню, я глубоко вздохнул. Попытался запомнить каждую деталь – узоры на домах, расположение клумб, даже форму облаков в небе. Кто знает, может, эти детали помогут разгадать загадку этого места?

«Ну это потом, сейчас не время играть в Шерлока», – подумал я, направляясь к лесу. «Мишка ждёт. Пора возвращаться в реальный мир».

19

– Анатолий! Уже уходите? – Сзади раздался ровный, уверенный баритон, окликнувший меня, когда я, замедлив ход на краю деревянного мостика, вслушивался в мелодичное журчание реки. Я уже и забыл, когда меня кто-то называл полным именем.

Резко обернувшись, я увидел высокого, жилистого старика, подпиравшего крыльцо ближайшего дома.

Его одеяние было незамысловатым: выцветшая льняная рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем, грубые серые штаны и потёртые сапоги.

Неуверенно махнув рукой, я направился к нему. Его улыбка стала шире, будто он одобрил мой жест.

Время оставило на его лице глубокие следы. Морщины изрезали лоб и щеки, седая борода росла неравномерно, кое-где просвечивая кожей. Глаза, ярко-голубые, контрастировали с общей сероватостью лица. Взгляд был прямой, спокойный, но в нём угадывалась и скрытая настороженность, и житейская мудрость.

– Здрасьте!

– Здравствуй, Анатолий.

«Откуда ему известно моё имя?» – пронеслось в голове. Хотя его лицо и казалось смутно знакомым.

Я на мгновение замялся, не зная, как начать разговор.

Олег – представился незнакомец.

Я кивнул.

– А где… Саша? – с трудом вспомнил я имя девушки-целительницы.

– Ушла. Не тревожься, скоро вернётся.

– Хотелось бы её увидеть. Поблагодарить за помощь. Кажется… – тут я поперхнулся, не веря, что произношу это вслух, – я со скалы упал. И она меня выходила… вроде как… Сейчас я чувствую себя нормально, но мой друг, он, наверное, волнуется, ищет меня.

– А, Миша… – задумчиво протянул старик. – Ты о нём говорил, когда был в бреду.

– И долго я был без сознания?

– Достаточно, – ответил старик.

Я сглотнул. – Может, мне стоит сначала успокоить друга, а потом… мы вместе вернёмся, и…

– Да, это разумно. Если решил идти, то я тебя не держу. Но уважь старика, удели ещё четверть часа. Я чайку заварю, поговорим, всё-таки к нам редко кто заходит.

– Ну… ладно, – растерянно ответил я.

С новым знакомым мы устроились на старой скамейке, вросшей в стену дома. Веранда, укрытая широким деревянным навесом, создавала иллюзию уютного кокона.

Перед нами раскинулся небольшой, но ухоженный сад. Величавые подсолнухи гордо тянулись к небу, их золотистые головы медленно поворачивались вслед за восходящим солнцем. Между ними, будто брызги крови на зелёном холсте, пламенели яркие маки.

Олег, сгорбленный под тяжестью прожитых лет, но всё ещё подвижный старик с живыми голубыми глазами, на мгновение скрылся в доме. Вскоре он появился вновь, неся две деревянные кружки. Его морщинистые руки, покрытые старческими пятнами, слегка дрожали, но движения оставались уверенными.

– Угощайтесь, – протянул он мне одну из кружек. – Смородина. Свежая, только что с куста. Сам собирал, знаете ли.

Чай был тёмно-красным, почти чёрным, и от него исходил густой, терпкий аромат, будто сама сущность лета была заключена в этом напитке.

Яркий и насыщенный вкус смородины отпер дверь в мою память. В одно мгновение я оказался в своём детстве: жаркое летнее солнце, плавящее воздух, огород, усыпанный спелыми ягодами. Я увидел себя беззаботным мальчишкой, с азартом носящимся между кустами, пачкающим руки и лицо сладким соком.

Но вскоре воспоминания оборвались. В голове снова воцарилась пустота, а вместе с ней пришли тревога и растерянность.

– Что со мной происходит? Что за провалы в памяти? – подумал я.

Старик, казалось, заметил моё смятение.

– Всё в порядке, мой друг? – спросил он. – Вы выглядите встревоженным.

– Просто… странное ощущение. Как будто часть меня куда-то исчезла.

– Не волнуйтесь, – он по-отечески улыбнулся. – Память вернётся. Просто дайте себе время. Она ведь как испуганная птица – чем больше ты пытаешься её поймать, тем дальше она улетает.

Мы некоторое время сидели молча, каждый погружённый в свои мысли. Олег неспешно потягивал чай, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, за пределы веранды. Я же нервно вертел в руках кружку, пытаясь собраться с мыслями.

– Так… значит, вы здесь живёте? – слова сорвались с моих губ, неуклюже разбивая безмолвие.

Старик кивнул, его седая борода колыхнулась.

Я обвёл рукой окрестности – домики, тропинки, туманную дымку на горизонте. – А что это за место? Просто на карте тут ничего нет.

Старик снова поднёс кружку к губам. Пар от горячего чая на мгновение окутал его лицо, придавая ему ещё более загадочный вид. – Это просто наш дом…

Я открыл рот, готовый задать следующий вопрос, но старик жестом остановил меня.

– А как ты нас нашёл?

– Я… я вас и не искал. Я вообще не знал, что тут кто-то живёт.

– И тем не менее, ты здесь. Значит, это место само тебя нашло.

– Хм… Ну… ладно, – буркнул я, выдыхая сквозь зубы.

Старик ухмыльнулся, – Каким-то образом тропы всё равно приводят нас сюда. Возможно, это место само выбирает, кого принять.

– Место? Ну… и зачем я ему понадобился? – в моём голосе прозвучал неприкрытый скептицизм. Пальцы отбивали нервный ритм по стенке стакана.