Хроники Драконьего хребта. Кровь на снегу

Волк отступает. Скулит – звук, полный первобытного ужаса. Пытается бежать. Но лапы вязнут в снегу, словно сам мир держит его на месте.

Для него.

Тьма касается.

И волк кричит.

Нечеловеческим, звериным воем – полным ужаса, который не должен существовать в этом мире. Шерсть чернеет – серый мех превращается в чёрный, как уголь. Глаза мутнеют – янтарь тускнеет, покрывается белой пеленой. Тело начинает меняться – не трансформация, а искажение. Деформация. Кости трещат, переламываются под неправильными углами. Мышцы пульсируют, разрастаются, превращаясь в нечто, что больше не ликан, не зверь, не человек.

Марионетка древнего зла.

Но —

Вспышка.

Огонь.

Внезапный. Яростный.

Рунический символ вспыхивает на груди волка – древняя метка, прожжённая в плоть. Защита.

Свет бьёт во тьму – золотой, жаркий, отчаянный.

Тьма содрогается.

Отдёргивается – не от боли (таким существам неведома боль), а от препятствия. От того, что отказывается подчиниться. От магии, старой, как сам мир.

Но защита не вечна.

Лишь передышка перед неизбежным. Лишь отсрочка.

Голос – если это можно назвать голосом – звучит внутри. Минуя уши. Врезаясь в сознание, как нож в плоть:

"Ты. Наш. Всегда был."

А потом – осколки. Другие образы. Другие времена.

Руки, протянутые из пламени. Стая, идущая сквозь метель. Волк, вырывающийся из хватки тьмы – истекающий кровью, почти мёртвый, но живой.

"Он ключ," – голос Налы эхом разносится в видении, из другого места, из другого времени. – "Но ключ может открыть дверь… или запереть её навсегда."

***

Сивар очнулся.

Задыхаясь. Сердце билось бешено – так быстро, что казалось, вырвется из груди. Руки дрожали. Всё тело покрыто холодным потом.

Он лежал на полу хижины. Нала сидела над ним – неподвижная тень, глядящая пустыми глазницами.

– Ты видел, – сказала она просто.

Не вопрос. Утверждение.

– Да. – Сивар сел – медленно, с трудом, как старик, которым он был. Руки дрожали. Голос хриплый. – Итан. Архонт. Я видел…

Слова застряли в горле.

Я видел, как оно касалось его. Как тьма проникала в него. Как он кричал.

Нала молчала долго. Потом кивнула – медленно, тяжело, как судья, выносящий приговор.

– Печать треснула. – Голос спокойный, без эмоций, словно она говорила о погоде или урожае, а не о конце света. – Первый этап свершился. Они больше не спят полностью. Ещё не обрели плоть – не вошли в мир, как во времена первой войны. Но их присутствие просачивается. Бесплотное. Голодное. Архонт, которого ты видел… он уже здесь. В тени между мирами. Ищет. Зовёт. Пытается дотянуться через разрыв в Печати.

– До Итана. – Сивар стиснул челюсти.

– До Хранителя. – Нала поправила. – Носитель отзвука и отголоска Первого Договора. Архонты чуяли его всегда – но пока спали, не могли коснуться. Теперь…

Она замолчала. Не нужно было заканчивать.

Сивар понимал.

Теперь они пробуждаются. И могут дотянуться.

– Амулет, который ты дал ему… – Нала покачала головой. – Кровь мёртвого отталкивает тьму. Защита древняя, мощная. Но она светится для тех, кто умеет видеть. Маяк во тьме.

Удар.

Защитить хотел. Дал амулет, веря, что спасёт. А вместо этого сделал мишенью.

– Снять. – Сивар шагнул вперёд. – Я найду его. Сниму амулет. Уничтожу. Тогда след исчезнет.

Нала покачала головой.

– Поздно. – Голос беспощадный. – Защита впиталась в плоть, в кровь, в душу. След уже выжжен. Снять амулет – значит лишь убрать щит. Метка останется. Он всё равно светится для них. Но без защиты станет беззащитным перед искажением.

Сивар застыл. Руки сжались в кулаки.

Ловушка. Идеальная, безвыходная ловушка.

– Те, кто служит холоду, уже идут, – Нала продолжала неумолимо. – Культисты. Люди с мёртвыми глазами и чужими голосами. Они найдут его. Приведут к месту силы. Прольют кровь на древний камень.

Голос стал тише, но от этого слова не стали менее страшными.

– И тогда Архонты обретут якорь в этом мире. Плоть. Форму. Легион восстанет окончательно.

– Нет. – Сивар выпрямился. Голос твёрдый, несмотря на дрожь в руках. – Я не позволю.

Нала повернула к нему лицо. Пустые глазницы смотрели – или не смотрели, но он чувствовал её взгляд, пронзающий насквозь.

– Ты не успеешь. – Просто. Без жалости. – Он далеко. На юге. На заставе у перевала. Идёт против армии искажённых.

Пауза.

– Но есть способ остановить это. Навсегда.

Что-то в её голосе.

Что-то, от чего холод пополз по позвоночнику.

– Какой?

Нала долго молчала. Огонь потрескивал. Ветер выл за стенами.

Потом она повернула к нему пустые глазницы.

– Убить его.

Тишина.

Абсолютная. Оглушающая.

Только треск огня. Только вой ветра. Только биение собственного сердца – медленное, тяжёлое, словно каждый удар даётся с усилием.

– Что? – Сивар не поверил. Не мог поверить.

– Убить Хранителя. – Нала повторила – спокойно, деликатно, как говорят о неизбежном. – Пока Архонты не дотянулись. Пока культисты не нашли. Одна смерть против миллионов. Одна жертва, чтобы спасти континент.

Сивар вскочил на ноги. Шатаясь – ноги не держали.

– Нет. – Голос сорвался на рык. – Ты не можешь… Ты не можешь просить…

– Я могу. – Нала осталась неподвижной. – И я должна сказать правду.

Она не отводила пустых глаз, и в этом слепом взгляде была такая непреклонность, что Сивар почувствовал, как внутри что-то холодеет.

– Ты видел, что ждёт, если его кровь прольётся на древний камень. Архонты обретут якорь. Легион восстанет. Всё живое станет рабами или пищей. Но если Хранитель умрёт до этого… ключ исчезнет. Дверь останется запертой.

– Он мне как сын. – Голос Сивара сорвался на шёпот. Руки сжались в кулаки – так сильно, что ногти впились в ладони, прорвали кожу. Кровь капала на пол. – Столько лет я растил его. Защищал. Учил. Ты просишь меня…

– Я прошу тебя спасти мир. – Нала перебила – мягко, но непреклонно. – Я знаю, что это значит для тебя. Вижу твою боль. Но я вижу и другое.

Голос стал жёстче, беспощаднее, наполнился видениями того ужаса, который она созерцала в дыму своих ритуалов.

– Пепел. Кровь. Тьму, поглощающую всё. Миллионы мёртвых. Континент, превращённый в пустошь.

Она протянула руку, коснулась его плеча – прикосновение было лёгким, но в нём чувствовалась вся тяжесть невозможного выбора.

– Иногда любовь требует самой страшной жертвы.

– Нет. – Сивар отшатнулся – инстинктивно, как от удара. – Есть другой способ. Должен быть.

– Какой?

В голосе шаманки не было насмешки. Не было злорадства. Только усталость – древняя, въевшаяся в кости.

– Спрятать? – Нала продолжала неумолимо. – Амулет уже делает его маяком. Бежать? Архонты чуют его через пол-континента. Сражаться?

Короткий смешок, в котором не было ни капли юмора, только горечь столетий прожитого опыта.

– Против бесплотного присутствия, что шепчет из тени? Против того, что не имеет плоти, не знает боли, не умирает?

Она покачала головой, и этот жест был полон безнадёжного понимания.

– Ты тянешь время, Сивар. Надеешься на чудо. Но чудес не будет.

Сивар развернулся к двери. Не мог смотреть на неё. Не мог слышать эти слова.

Дышал тяжело. Руки дрожали – впервые за три столетия, дрожали.

– Я не убью его. – Голос хриплый, сорванный. – Слышишь? Никогда. – Развернулся резко, янтарные глаза вспыхнули в полумраке. – И никому не позволю. НИКОМУ. Культистам, самим Архонтам – не важно. Кто попытается дотронуться до него – умрёт.

Нала замерла.

Потом медленно кивнула.

– Я понимаю. – Голос стал мягче. – Но тогда ты должен знать всё. Если ты защищаешь его… ты защищаешь ключ. Культисты будут охотиться. С каждым днём их будет больше. Сильнее. Безжалостнее.

Она сделала шаг вперёд, и в её слепых глазах, казалось, отражалась вся боль грядущих потерь.

– Ты готов стоять против всего мира? Смотреть, как твой народ, его друзья, его люди умирают, защищая его от неизбежного?

– Да. – Без колебаний. – Если нужно.

– Даже если это означает обречь мир?

– Найду другой путь. – Сивар сжал кулаки. – Всегда есть выбор.

– Не всегда. – Нала покачала головой. – Иногда судьба не оставляет вариантов. Только цену, которую мы готовы заплатить.

Тишина.

Сивар стоял, глядя в пустоту. Мышцы напряжены. Готов к схватке. К бегству. К чему угодно, кроме того, что от него просят.

За дверью ждал Варан. Вождь искажённых. Тот, кто чувствует зов Архонтов каждую ночь. Тот, кто знает, что значит быть марионеткой древнего зла.

И тот, кто, возможно, считает смерть Итана единственным выходом.

– Мне нужно подумать. – Выдавил наконец. Голос чужой, словно не его.

– Времени нет. – Нала встала – медленно, с трудом, опираясь на посох. – Позову Варана. Послушай, что он скажет.

Сивар дернулся – инстинктивное движение, почти угрожающее.

– Он предложит то же самое…

– Послушай его. – Нала перебила твёрдо. – Ты дал обещание защищать Итана. Я слышала. Но Варан не твой враг. – Она подошла к двери, откинула шкуру. Холодный порыв ворвался в хижину. – Он здесь, чтобы помочь тебе найти решение.

– Варан. – Голос эхом прокатился в ночи. – Войди.

***

Варан вошёл.

Огромная фигура заполнила дверной проём. Янтарные глаза смотрели на Сивара – оценивающе, понимающе. Увидел напряжение. Ярость. Отчаяние.

Перевёл взгляд на Налу.

Между ними прошёл безмолвный обмен – понимание тех, кто уже всё обсудил, решил, ждал этого момента.

– Он не примет, – Нала произнесла тихо.

Варан кивнул. Медленно. Тяжело.

Сел у огня напротив Сивара – скрестив ноги, опустившись на пол с той грацией, что не должна была принадлежать существу его размеров.

Долгая пауза. Только треск огня.

– Мы говорили об этом несколько дней, – сказал он наконец, глядя в пламя, словно в его танцующих языках можно было найти хоть какой-то ответ. – Когда я почувствовал, как зов стал громче. Когда искажённые начали слышать шёпот по ночам.

Он посмотрел на Сивара, и в его янтарных глазах читалась усталость не столько тела, сколько души.

– Нала провела ритуал. Увидела фрагменты того, что грядёт. Хранителя. Ключ. Архонта. Мы искали другой путь, Сивар. Дни и ночи. Нала смотрела в дым. Я собирал совет старейшин. Искали хоть какой-то способ.

– И? – Сивар выдавил сквозь стиснутые зубы. – Нашли?

Варан покачал головой.

– Нет. – Короткая пауза. – Ответ всегда один. Смерть Хранителя – или смерть всего.

Удар.

Сивар почувствовал, как что-то ломается внутри. Надежда. Последний её проблеск.

– Должен быть другой путь, – выдавил он. – Должен.

– Я бы хотел. – Варан посмотрел ему в глаза – прямо, открыто. – Но нет. Я чувствую его каждую ночь, Сивар. Зов. Голос, что шепчет на языке, которого не помню, но понимаю. Архонт пробуждается. Ещё не здесь – не в плоти. Но близко. В тени. Между мирами. Он ищет. Тянется.

Взгляд скользнул на север, сквозь стену хижины, словно вождь мог видеть сквозь дерево и камень то, что пряталось в ледяных пустошах.

– И когда найдёт Хранителя…

– Не найдёт. – Сивар встал резко. Голос стал твёрдым, как сталь. – Я защищу его. От культистов. От Архонта. – Взгляд впился в Варана. – От тебя, если понадобится.

Варан не шевельнулся. Янтарные глаза спокойны.

– Ты не сможешь сражаться с тем, чего не понимаешь. – Голос жёсткий, но без угрозы. – Это не враг, с которым можно драться клыками. Это…

Он замолчал, подбирая слова для того, что невозможно выразить человеческим языком.

– Голод, облечённый в форму. Пустота, которая жаждет. Она найдёт его через амулет, через метку в его крови.

Голос стал тише, наполнился пониманием неизбежности.

– И если она дотянется до Хранителя… Легион восстанет. Моё племя станет рабами. Твои люди – пищей. Всё живое – марионетками древних.

– Значит, ты предлагаешь мне убить его?! – Сивар шагнул вперёд, ярость вспыхнула в глазах. – Мальчика, которого я растил? Сына, которого у меня никогда не было?

Варан посмотрел на него долго.

В янтарных глазах мелькнуло понимание. Сочувствие. Боль – древняя, въевшаяся в душу боль того, кто знает, что значит терять всё.

– Да. – Просто. Без извинений. – Потому что любовь к одному не должна погубить всех остальных.

Сивар отвернулся. Не мог смотреть.

– Старейшины помнят. – Варан продолжал – тише, но не менее твёрдо. – Передают из поколения в поколение. Что Легион делал с пленниками в первую войну. Тела, которые живут, но не живут. Глаза, в которых ничего не осталось, кроме чужой воли. Они не убивали сразу. Делали хуже – превращали в орудия против своих же.

Он встал, массивная фигура отбросила длинную тень на стену, и в этой тени мелькали призраки ужасов, о которых не принято говорить вслух.

– Если Итан попадёт к ним живым… лучше бы он умер. Быстро. От руки того, кто любит его. Чем стать тем, кто уничтожит всё, что защищал.

Тишина. Только треск огня. Только вой ветра за стенами.

Сивар стоял неподвижно. Глядел в пламя. Старый. Усталый. Сломленный.

– Я не могу. – Прошептал наконец. Голос чужой, словно не его. – Понимаете? Физически не могу. Рука не поднимется.

– Тогда я сделаю это. – Варан произнёс ровно, без эмоций. – Соберу воинов. Мы пойдём вместе. Найдём его. Он силён, он ликан – это не будет легко. Но мы сделаем. Быстро. Милосердно.

– НЕТ! – Сивар развернулся – резко, яростно. В глазах вспыхнул огонь. – Я же сказал – НИКТО его не тронет! – Шагнул к Варану, голос упал до угрожающего рычания. – Ты понял? Попытаешься – и между нами будет война. Между твоим племенем и мной. И я вырву глотку каждому, кто встанет у меня на пути.

Варан не отступил. Не дрогнул. Янтарные глаза смотрели спокойно – с пониманием, но без страха.

– Я слышал. – Голос ровный, спокойный. – И я верю тебе. Но это не решает проблему. Только усугубляет.

Он сделал шаг вперёд. Медленно. Взгляд не отрывался от Сивара.

– Ты знаешь, что видела Нала в том видении? – Голос стал тише, но острее, словно каждое слово было лезвием, вонзающимся в душу. – Не только будущее. Прошлое тоже. Его мать. У древних руин. Умирающая. Использовала запрещённую магию – кровавый ритуал, что стоит душу.

Янтарные глаза сузились, пронзая Сивара взглядом, полным горького знания.

– Она знала цену. Знала, что её сын уже мёртв. Что он родился мёртвым. Но не приняла.

Сивар застыл.

– Она отдала всё, что было, – продолжал Варан неумолимо. – Свою жизнь. Свою душу. Свою кровь. Обменяла на его дыхание. На эти семьдесят лет, что он прожил. Но судьбу нельзя обмануть, Сивар. Можно отсрочить. Заплатить цену за отсрочку. Но долг всё равно придётся вернуть.

– Заткнись, – прошипел Сивар.

– Итан должен был умереть при рождении. – Варан не остановился. – Его мать украла у судьбы те годы, что он прожил. И судьба требует возврата.

Голос стал жёстче, наполнился горьким знанием того, что каждое действие имеет последствия, которые невозможно предсказать.

– Играть с судьбой – всегда чревато. Всегда есть цена. И цену платишь не ты. Платит мир. Платят невинные. Платят те, кто никогда не просил быть частью этого.

Тишина.

Тяжёлая. Давящая.

– А ты, Сивар, – Варан продолжал, и каждое слово было как удар молота по наковальне судьбы, – пытаешься украсть ещё больше времени. Ещё больше лет.

Янтарные глаза впились в него с такой силой, что казалось, вождь пытался проникнуть в самую душу старого ликана.

– Ты готов заплатить цену? Смотреть, как континент горит? Как твой народ умирает? Как всё, что ты защищал три столетия, превращается в пепел – ради мальчика, который уже давно должен был быть мёртв?

– Тогда что ты предлагаешь? – Нала спросила из тени, голос эхом прокатился в тесной хижине. – Ждать, пока культисты найдут? Пока Архонт дотянется из тени? Пока мир сгорит, а ты будешь смотреть, говоря себе, что спас одного ценой миллионов?

Сивар молчал.

Дышал тяжело. Искал ответ – отчаянно, лихорадочно.

Не находил.

– Есть… – Сглотнул. – Должен быть другой способ. Спрятать его. Защитить. Научить контролировать силу.

– Времени нет. – Варан покачал головой. – Архонты уже пробудились. Культисты уже ищут. Каждый день – шанс, что они найдут.

Он не закончил. Не нужно было.

Сивар закрыл глаза.

В голове крутились образы – осколками, обрывками, режущими душу.

Итан – ребёнком, в его руках, у древних руин. Крошечное тёплое тело, завёрнутое в окровавленные лохмотья.

Итан – подростком, учащимся держать клинок. Неуклюжий, но упорный.

Итан – молодым ликаном, впервые трансформирующимся. Боль, агония, но преодолённая.

Десятилетия. Целая жизнь, прожитая вместе.

И против этого – континент. Миллионы жизней. Будущее мира.

Одна смерть против всех остальных.

Невозможный выбор.

– Дай мне время. – Выдавил наконец. – Один день. Я… я должен подумать.

Нала и Варан переглянулись – безмолвно, понимающе.

– Одна ночь, – Нала кивнула. – До рассвета. Но знай: каждый час промедления – шанс, что будет поздно.

Варан встал. Огромная фигура отбросила длинную тень на стену.

– Я буду ждать решения. – Голос ровный, без осуждения, но каждое слово было словно удар молота. – Но если культисты доберутся до Хранителя раньше… вся кровь, что прольётся после, будет на твоей совести, Сивар.

Он вышел. Шкура опустилась за ним, отрезав вой ветра.

Они остались вдвоём. Сивар и Нала. Старый ликан и слепая шаманка.

– Ты не сможешь это сделать. – Нала произнесла тихо.

– Нет. – Сивар прошептал. – Не смогу.

– Тогда мир сгорит.

– Может, есть способ… – Голос дрогнул. – Может, Итан сможет контролировать. Научиться. Стать не ключом, а замком.

Нала покачала головой.

– Ты цепляешься за надежду, которой нет.

– Это всё, что у меня осталось.

Шаманка встала. Подошла к нему. Положила костлявую руку на плечо – легко, почти невесомо.

– Иногда любовь – это отпустить, – прошептала она. – Даже если больнее смерти.

Сивар не ответил. Не мог.

Нала ушла, оставив его одного у костра.

Он сидел долго. Смотрел в пламя, не видя его. Думал. Вспоминал.

Три столетия жизни. Сколько раз он сидел так же, у разных костров, в разных местах, в разные эпохи? Сколько решений принял? Сколько жизней спас – и сколько не смог спасти? Воспоминания наслаивались друг на друга, как годовые кольца на древнем дереве. Войны. Предательства. Потери. Победы, которые оказывались поражениями. Поражения, которые становились уроками.

И всё же ни один выбор не был таким. Никогда раньше судьба не ставила на одну чашу весов всё, что он любил, а на другую – всё, за что сражался.

Мальчик у руин. Женщина, умирающая на снегу. Её последние слова: "Спрячь его. От всех. От тех, кто захочет использовать."

А он спрятал. Дал амулет, веря, что защитит.

Превратил защиту в маяк.

Сделал мишенью.

Теперь должен исправить ошибку.

Ценой той самой жизни, которую спас семьдесят лет назад.

Одна смерть против миллионов.

Сын против мира.

Невозможный выбор.

Огонь трещал. Ветер выл. Где-то далеко, в тени между мирами, что-то древнее и голодное тянулось к своей добыче.

Время истекало.

***

За сотни миль к югу, на заставе у перевала, Итан стоял на стене.

Смотрел на север – туда, откуда придёт армия. Две сотни искажённых. Организованных. Дисциплинированных. Идущих к этому месту с одной целью.

Прорваться. Дойти до деревень. Убить всех.

Он не ведал, что охота уже началась.

Не ведал, что его наставник – легендарный Белый Волк, который растил его много зим – сидит у чужого костра в чужом племени. Решает невозможное. Спасти того, кого любит как сына, или спасти континент от тьмы, что поглотит всё живое.

Не ведал, что в горах севера, где ветер воет меж древних камней, собирается буря – страшнее любой метели. Буря выбора, крови и предательства.

Амулет лежал на его груди.

Холодный. Тяжёлый. Знакомый.

Вырезанная на кости руна защиты пульсировала еле заметным теплом – отголоском магии мёртвых, что отталкивает порчу и проклятие. Сивар дал его несколько дней назад. Подарок наставника. Защита.

Или проклятие?

Последние дни амулет вёл себя странно. Пульсировал. Грелся. Иногда – обжигал. Словно пытался что-то сказать. Предупредить.

Итан провёл пальцами по кости. Почувствовал под пальцами гравировку руны. Древний символ, значения которого он не знал.

Должен был спросить у Сивара. Когда-нибудь. Когда будет время.

Если будет время.

Амулет пульсировал на груди.

Теплее. Сильнее.

Словно предупреждал о чём-то.

Итан не знал – о чём.

Но знал другое.

Сивар не дал бы этот амулет просто так. Наставник никогда не делал ничего без причины. Каждое действие, каждое слово, каждый жест – взвешенный, продуманный, выверенный десятилетиями опыта.

"Носи его всегда. Не снимай."

Голос Сивара эхом прокатился в памяти. Твёрдый. Непреклонный. Почти… испуганный?

Нет. Сивар Железный Клык не боялся ничего. Легенда. Старейший. Тот, кто пережил столетия войн, предательств и тьмы.

Но в его глазах, когда он вручал амулет несколько дней назад, было что-то. Что-то, чего Итан не мог понять тогда. Что-то похожее на…

Прощание?

Холод прополз по позвоночнику.

Итан сжал амулет в ладони. Почувствовал, как кость нагрелась под пальцами. Пульс. Словно живая.

Что-то было не так. Что-то большее, чем просто армия искажённых на севере. Что-то, о чём Сивар не сказал.

Почему?

Амулет пульсировал в ответ.

Теплее. Ярче.

Словно слышал.

***

А где-то в тени между мирами, там, где реальность истончается и законы природы больше не действуют, нечто древнее шевелилось.

Тянулось.

Чуяло.

Кровь Хранителя. Близко. Так близко.

Оно шептало своим слугам – тем, кто носит человеческое лицо, но служит холоду. Направляло. Вело. Охотилось.

Культисты двигались по горам – скрытые, незаметные, методичные. С мёртвыми глазами и чужими голосами. Искали.

Амулет светился для них, как звезда во тьме.

Маяк. Крик в тишине.

Добыча.