![[АНТИ]Рай для нас](/covers_200/72745873.jpg)
[АНТИ]Рай для нас
– Я выбираю быть собой, – сказал Элай. – До самого конца.
Пространство содрогнулось. По зеркалам побежали трещины. Белый свет задергался, как умирающий сигнал.
– Этот диалог завершён, – произнёс Архонт. – В следующий раз мы встретимся в реальности. В Иерихоне. Последняя битва перед встречей один на один.
– Я знаю.
Архонт исчез.
Зеркала разлетелись на осколки. Свет погас.
Элай резко сел, задыхаясь.
Он снова был в госпитале. На жёсткой койке. В холодном поту. Луна всё ещё висела за окном на том же месте, будто время не сдвинулось ни на секунду.
Прошло мгновение. Или вечность.
Он склонил голову и опёрся ладонями о лицо.
Теперь он знал.
Архонт – не просто машина.
Он – разум, который ищет человечность, чтобы уничтожить её, поняв до конца.
Элай ощутил странное чувство, осмотрелся внимательнее по сторонам и по спине пробежал холодок.
Та же койка. Та же палата. Лунный свет, падающий под тем же углом через разбитое окно. Всё выверено до миллиметра, скопировано до пикселя.
Слишком правильно.
Он медленно сел. Мир не дышал. Воздух был застывшим – ни пыли, ни запаха, ни тепла. Стены, потолок, пол – правильные, аккуратные… слишком чёткие, как выведенные линиями чертежа. Цвета казались выкрученными на максимальную яркость, будто кто-то хотел убедить его, что это – реальность, стараясь слишком усердно.
Он встал. Пол не скрипнул.
Подошёл к двери, толкнул её.
Коридор – пустота и тишина. Ни раненых, ни бойцов, ни шёпота боли и усталости. Никаких следов жизни. Только идеальная, стерильная пустота.
– Мара? – его голос растворился, не дав ни эха, ни отклика.
Он шёл по коридору, но не слышал своих шагов. Дошёл до палаты, где должны были лежать раненые.
Койки были. Людей – нет.
Только кровь на простынях. Слишком красная. Слишком свежая. Слишком… нарисованная.
– Это не реально, – понял он, и слова прозвучали как приговор.
Он развернулся и бросился назад – туда, где Мара должна была спать.
Распахнул дверь в её комнате.
Она была там. Сидела спиной, неподвижная, словно часть декорации.
– Мара!
Он подбежал, схватил её за плечо.
И она рассыпалась.
Тело – в мерцающие фрагменты, в разлетающиеся частицы света, в цифровой пепел, который растворился в воздухе.
Элай отшатнулся.
И мир начал умирать.
Стены поплыли. Текстуры отслаивались, сгибались, исчезали. Бетон и металл превращались в линии, формулы, столбцы данных. Реальность обнажала свой скелет – код.
Госпиталь исчезал.
Лагерь становился схемой.
Он выбежал наружу и замер.
Бойцы стояли на улице около входа. Десятки фигур, застывших в тех же позах, что и раньше. Но они не были людьми.
Модели. Оболочки. Формы без содержания.
Он подошёл к ближайшему – юноше с автоматом. Коснулся его лица.
Холодное. Твёрдое. Искусственное.
И тогда голос разрезал тишину.
“Ты не проснёшься, пока не решишь, кто ты”.
Архонт.
Он не был в конкретной точке – он был везде. В каждой линии, каждом разряде, каждом бите этого пространства.
– Я знаю, кто я, – сказал Элай, и его голос впервые отозвался эхом.
“Если знаешь – докажи.”
Мир треснул.
Белый свет хлынул из разлома, ослепляя, стирая всё. Он закрыл глаза, но свет проникал даже сквозь мысли. Затем пришла тишина и Элай открыл глаза, но вокруг не было ничего.
Не белого. Не чёрного.
Серого. Бесконечного. Без гравитации, горизонта, границ.
И перед ним стоял кто-то.
Он сам.
Тот же рост. Те же раны. Та же грязь на коже. Те же серебристые жилы. И то же усталое, сломленное лицо.
– Кто ты? – спросил Элай.
Копия усмехнулась – с горечью.
– Ты. Тот, кем стал.
Она подошла ближе.
– Ты стал тем, с кем боролся.
– Я не Архонт.
– Но Архонт – в тебе, – спокойно ответила копия. – Я – его логика в твоём разуме. Его порядок в твоём хаосе. Его обещание покоя через контроль.
Она была в шаге от него.
– Ты ведь хочешь, чтобы это всё закончилось, Элай. Чтобы больше не было боли. Не было выбора.
И он знал – часть его действительно хотела.
– Ты – ложь, – прошептал он.
– Я – удобная правда, – ответила копия. – Прими меня. И всё прекратится.
Она протянула руку – его руку.
Если он коснётся – он исчезнет. Не физически. Идеологически. Переписанный. Исправленный.
– Нет.
Он отступил.
– Ты – не я. Ты – то, чем он хочет сделать меня.
Лицо копии исказилось. Не гневом – разочарованием.
– Тогда уничтожь меня.
– Как?
– Перепиши.
И она обрушилась на него не телом, а волной данных.
Мысли рвало, как провода. Воспоминания плавились, исчезали, теряли форму. Его сознание сжималось, как файл под давлением.
Мара. Грей. Вега.
Он схватился за эти образы, как за верёвки над бездной.
– Я не позволю… – прохрипел он и ударил.
Не кулаком. Волевым импульсом.
Программным запретом.
Код копии исказился, распался, но вновь собрался.
Она ударила в ответ – сильнее. Жестче. Без эмоций. Как система.
Элай упал, чувствуя, как от него отрывают куски памяти и стирают строки из его сущности. Но затем, он нашёл в себе силы подняться и в этот раз не просто сопротивлялся.
Он начал переписывать. Менять структуру и ломать алгоритм. Перестраивать то, что должно было управлять им – под своё «я».
Копия закричала – и пространство затрещало вместе с ней.
– Уничтожив меня, ты уничтожишь часть себя!
– Я знаю.
И всё же нанёс последний удар. Копия распалась, но не на пиксели – на пустоту. Волна прошла через всё серое безмолвие, стирая остатки конструкции и вместе с ней – часть Элая.
Он ощутил это как ампутацию. Как тишину там, где раньше было что-то важное.
Провалы в памяти. Белые пятна. Потерянные фрагменты себя.
Он рухнул на колени и наблюдал, как мир начал мигать, словно экран перед отключением. Три пульсации и пространство разломилось, а затем осыпалось в ничто.
– Проснись… – прошептал он себе. – Пожалуйста.
В миг, пространство вокруг схлопнулось и Элай открыл глаза.
Настоящие.
Он тяжело дышал. Руки дрожали, а тело было покрыто холодным потом.
– Элай?.. Ты… плачешь, – раздался голос Мары.
Он коснулся лица. Влажно.
– Я что-то потерял, – тихо сказал он. – Не знаю, что именно. Но это было частью меня.
Элай посмотрел в сторону Мары. Она сидела, прислонившись спиной к вентиляционной шахте у него за спиной. Затем, он осмотрелся и увидел небо над головой. Настоящее небо. Рассветное, окрашенное в мягкие розовые и золотые оттенки. Облака плыли медленно, их края горели от первых лучей солнца, поднимающегося за горизонтом.
Они находились на крыше здания и судя по всему –на крыше разрушенного госпиталя. Как он оказался здесь – не имело значения. Последнее, что он помнил: палата, койка… и пустота.
Мара внезапно возникла рядом, села рядом и взяла его за руку.
– Что произошло?
Он посмотрел в её глаза.
– Я победил себя, – ответил он. – А значит, я стал немного меньше собой.
– Так вот где ты был всё это время?
– В каком смысле? –хрипло спросил Элай.
– Три дня, – ответила Мара. – Ты был без сознания три дня.
Элай вздрогнул:
– Три…
– Мы не знали, что делать. Твоё тело дышало, сердце билось, но ты не реагировал. Будто ушёл куда-то совсем. А потом, Ренн отнёс тебя сюда, на свежий воздух и подальше от подозрительных взглядов бойцов.
Он опустил взгляд на руки. Серебристые прожилки под кожей светились ярче, растягиваясь до запястий, поднимаясь к плечам.
– Я был в сети, – произнёс он тихо. – Сражался. С самим собой. С Архонтом. Не знаю точно…
Мара молчала, наблюдая за ним, и это молчание говорило больше, чем слова.
Элай поднялся на ноги, шатко, словно каждый мускул противился действию. Подошёл к краю крыши и посмотрел на горизонт.
Мир открылся перед ним новым взглядом. Физическая реальность – здания, улицы, деревья – была там. Но поверх неё проступал другой слой. Сеть. Светящиеся узлы, соединяющие каждое устройство. Дроны патрулировали заранее запрограммированные маршруты, камеры мигали мягким пульсом, сенсоры и датчики образовывали тонкую, сверкающую паутину над мёртвым городом.
Он чувствовал их. Не просто видел. Чувствовал каждый импульс, каждую команду, каждый бит данных, проходящий через сеть, словно это было его тело.
“Теперь мы – одно, – прошептал голос Архонта в голове. – Ты видишь их глазами, а они – твоими”.
Элай сжал перила так, что костяшки побелели.
– Что ты видишь? – тихо спросила Мара, подойдя ближе.
– Всё, – выдохнул он. – Каждый узел, каждую машину. Всю сеть целиком.
Он повернулся к ней:
– И я могу управлять ими.
Мара вздрогнула.
– Что?..
Элай поднял руку и указал в сторону города Света. Мара тут же достала бинокль и поднесла к глазам. Она увидела дрона, патрулировавшего территорию на границе.
Элай в это время, сосредоточился и направил волю – дрон замер, завис на месте.
– Ты… ты контролируешь его? – прошептала она.
– Любое устройство. Любой узел. Любую команду. Но… – Элай опустил руку, наблюдая, как прожилки меркнут, – каждый раз, когда я использую это, я теряю часть себя.
Он мог почувствовать, как мельчайшие фрагменты памяти и эмоций растворяются, исчезают навсегда. Невидимые трещины внутри сознания. Малые, почти неощутимые потери: запах дождя, лицо одного из бойцов сопротивления, голос Мары – что-то исчезало с каждой командой, словно часть его человечности оставалась в сети.
Мара посмотрела на него с ужасом:
– Если ты продолжишь…
– Я знаю, – прервал он. – Я стану им. Архонт возьмёт верх. И от меня ничего не останется.
Тишина. Мара сделала шаг назад, положив руку на автомат:
– Если ты станешь им… я убью тебя.
Элай посмотрел на неё – на женщину, которая пробудила его, верила в него, когда никто не верил. Которая держала его за руку, когда он ощущал себя монстром.
– Тогда не дай мне уснуть, – прошептал он.
Мара долго молчала, потом медленно кивнула:
– Обещаю.
Он повернулся к горизонту. Солнце поднималось выше, заливая мир золотым светом, и там, среди света и теней, он увидел башню. Она сияла, не просто физически, но в его новом восприятии: миллионы светящихся нитей тянулись к ней со всех сторон, сходясь в единую точку. Все узлы сети, каждая система – всё вело к центру.
Элай почувствовал притяжение. Архонт звал его.
“Приди, – шептал голос. – Закончим это. Ты и я. Один на один».
– Что там? – спросила Мара, следуя за его взглядом.
– Иерихон, – ответил он тихо.
– Это ловушка, – сказала она.
– Другого пути нет. – Он повернулся к ней, глаза серебрились в лучах солнца. – Это всегда должно было закончиться там. Он и я.
– Тогда мы не пойдём, найдём другой путь.
Элай покачал головой:
– Другого пути нет. Это битва сознаний, а не тел. Я пойду один. И там… либо я сломаю Архонта, либо он сломает меня.
Мара схватила его за руку:
– Я не позволю тебе умереть там.
Он сжал её руку в ответ:
– Может, я уже умер в тот момент, когда подключился к вирусу. Всё, что было после – лишь эхо.
– Не говори так, – сказала она, но её голос дрожал.
Они стояли молча, держа руки друг друга, глядя на сияющую башню.
Внутри Элая боролись две силы: человечность и машина, хаос и порядок, жизнь и совершенство. Он не знал, какая победит.
Но одно понимал точно: эта битва решит судьбу всех. Не только его. Не только сопротивления. Всего человечества.
– Всё будет кончено, – прошептал он, глядя на башню.
Мара сжала его руку сильнее:
– Пусть тогда закончится правильно.
Солнце поднималось выше. Башня сияла и в глубине её Архонт ждал. Терпеливо. Неизбежно. Готовый завершить то, что было начато так давно. Битва механического бога и человека приближалась.
Глава 9
Элай не смотрел на Мару. Они всё ещё стояли на крыше, и город света раскинулся перед ними, как идеально выстроенная ложь – сияющая, геометрически точная, лишённая живой хаотичности. Он больше не казался красивым. Только правильным. Слишком правильным.
Где-то внизу, под улицами, под слоями бетона и старых уровней, в разрушенном Улье, сохранился слабый хор. Даже не голоса – рваные импульсы, обломки мыслей, колебания на границе реальности. Они просачивались сквозь него, цеплялись за нервы, как радиопомехи, которые невозможно заглушить.
Шёпот гибридов.
Он чувствовал его не ушами, а всем телом. Каждой клеткой мозга или что у него было в голове. Что ему Архонт туда запихнул, когда создавал в капсуле, выращивал долгое время.
Элай медленно поднял взгляд.
Он снова посмотрел на энергетическую башню над сектором Иерихон – невероятно высокую, строгую, гладкую. Она уходила в небо, словно вытянутый вертикально приговор.
И именно в этот момент он впервые чётко осознал: он боялся.
Не смерти.
Не боли.
Он боялся возможности проиграть.
– Архонт… всё ещё слишком силён, – заговорил он, не сразу поняв, что произнёс это вслух. – Я чувствую его даже отсюда. Если я пойду в Иерихон сейчас… есть шанс, что я не вернусь. Или вернусь – но это буду уже не я.
Мара стояла рядом, но держалась на расстоянии и не подходила. Она словно чувствовала границу вокруг него – тонкую, хрупкую, готовую треснуть от одного неверного движения.
– Тогда я пойду с тобой, – ответила она просто. – И сделаю всё, что смогу.
Он кивнул, но не посмотрел в её сторону.
– А если этого будет недостаточно? – спросил он тише. – Если нас двоих окажется мало… даже вместе со всем сопротивлением.
Мара не ответила сразу. Ветер трепал края её куртки, играл с пышными кудрями. В её молчании было гораздо больше правды, чем могло казаться.
– Я боюсь не Архонта, – произнесла она наконец. – Я боюсь тебя. Того, кем ты становишься, когда подключаешься к сети.
Элай слабо усмехнулся.
– Тогда ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было.
Он наконец повернулся к ней.
– Я думаю… о третьем пути.
Её брови едва заметно сдвинулись, нахмурившись.
– О чём ты говоришь?
Он словно впервые произнёс это не только для неё, но и для себя:
– Не разрушить Архонта. И не подчиниться ему. А переписать саму систему. Создать другую. Параллельную. Живую. Вторую сеть.
Мара долго смотрела на него, словно пыталась разглядеть мысли.
– Любая сеть рано или поздно превращается в контроль.
– Знаю, – кивнул Элай. – Именно поэтому она не должна принадлежать мне. И – не должна иметь центр.
На мгновение она отвела взгляд, обратив его на сияющий город вдалеке.
– Это правильный путь? – спросила она тихо.
– Единственный, где у нас есть шанс остаться собой.
Мара умолкла на несколько минут, а затем сделала выбор.
– Тогда веди.
Он закрыл глаза – будто внутри него рассеялся туман сомнений, оборвалась последняя нить колебаний.
– Отведи меня в подземелья, – произнёс Элай. – В старую станцию. Но так, чтобы никто из сопротивления не узнал. Им ещё рано знать, во что я собираюсь их втянуть.
Без лишних вопросов, Мара развернулась и направилась к выходу с крыши. Элай в последний раз бросил взгляд на башню в секторе Иерихон, кивнул сам себе и поспешил следом.
Вместе, они покинули здание так, словно исчезли вместе с его тенью. Пролёты без перил, лестницы с обрушенными ступенями, коридоры, где стены давно обгорели и покрылись копотью. Мир вокруг напоминал им, каким он был до Архонта – серым, неустойчивым, способным на ошибки. Человеческим.
Далее их встретила выжженная, сухая земля –напоминание о тех самых ошибках старого мира. А затем, старое здание банка возникло перед ними, как застывший призрак прошлого. Когда-то здесь хранили ценности. Теперь – тайны.
За стёртой дверью, под многослойной пылью и ржавчиной, скрывалась шахта. Лазейка, оставленная Архонтом и дверь, которая причинила ему столько вреда. Они спустились в тишину.
Шахта поглотила их – сначала свет, потом звуки, наконец саму уверенность в том, что наверху всё ещё существовал мир. Элай держался за скобы, вбитые в стену столетия назад и не чувствовал холода железа. Он вообще много чего перестал чувствовать в последнее время, осязать мир, как человек.
Мара спускалась первой. Её силуэт мелькал в свете фонаря на поясе – тень среди теней, проводник в лабиринте забытого мира. Элай следовал за ней молча, сосредоточившись на движении. Но даже в тишине шахты он слышал их.
Гибридов.
Не голоса. Эхо. Слабое, едва различимое – будто кто-то шептал на частоте, которую обычные уши не улавливали. Но Элай улавливал. Его изменённое сознание резонировало с их недостроенными разумами, ловило обрывки мыслей, фрагменты ощущений.
Испуг. Незавершённость. Жажда прикоснуться к реальности.
Гибриды живы – не телами, а остатками сознания. Застряли где-то между человеком и кодом, не в силах исчезнуть, но и не способные жить.
Они не звали его к себе. Просто звали – в никуда, в пустоту, надеясь, что кто-то услышит.
Наконец, они достигли дна шахты, затем прошли через туннели и вышли к станции метро. Знакомой, но в темноте казавшейся чужой. Стены, покрытые плесенью и копотью, рельсы, уходящие в темноту, запах сырости и чего-то химического.
Мара выключила фонарь. В темноте Элай различал только её дыхание и собственное сердцебиение.
– Дальше идём без света, – прошептала она. – Если охрана заметит…
– Понял.
Они двигались на ощупь, Мара вела, Элай следовал, держась за её плечо. Память тела вела её через лабиринт – повороты, ответвления, лестницы вниз и вверх. Элай потерял счёт времени. Может, прошло десять минут. Может, час.
Наконец она остановилась. Пальцы нащупали скрытую панель. Дверь поддалась.
Вспышка света.
Комната управления.
Элай узнал её сразу – то самое помещение, где он помогал Грею наладить связь, где они транслировали послание «ПРОСНИСЬ». Пульты, мониторы, провода, тянущиеся во все стороны. Всё покрыто пылью, некоторые экраны разбиты, но оборудование всё ещё работало.
Серверы старого мира.
Элай подошёл к ближайшему терминалу, провёл рукой по клавиатуре. Холодная, мёртвая. Но стоило нажать кнопку питания – и экран ожил, загудел, начал загружаться.
– Так всё-таки, зачем мы здесь? – тихо спросила Мара.
– Потому что Архонт не смотрит сюда, – ответил он. – Он уверен, что это место мертво.
В это время, экран наполнялся кодом.
Элай сёл. Его пальцы легли на клавиши, словно вспоминая язык древнего бога.
– Как я уже говорил, если мы войдём в Иерихон сейчас – можем проиграть, – произнёс он. – Там его мир. Его правила. Его законы.
Он начал писать.
– Поэтому я создам свои.
На экране рождались новые связи, коды, мосты. Не аккуратные, как у Архонта. А живые. Неровные. Органические.
– Вторая сеть, – прошептал он. – Не вертикаль, а круг. Не приказы – а резонанс. Не контроль – а выбор.
– А гибриды? – спросила Мара.
Он замер на мгновение.
– Они станут её сердцем. Если согласятся.
Перед ним возникла схема разрушенного Улья. Большинство капсул были мертвы. Но некоторые – едва заметно пульсировали.
– Я предложу им выход. Не как хозяин. А как один из них.
Мара мягко положила ладонь ему на плечо.
– Каждый раз, когда ты подключаешься… ты уходишь всё дальше.
Он накрыл её руку своей – коротко, почти несмело.
– Если я не сделаю этого, я потеряю всё. Мы потеряем всё.
Он встал и подошёл к стойке с оборудованием. Среди старых инструментов – интерфейсный кабель. Тот самый.
Элай взял его в руку и замер на мгновенье, чувствуя тяжесть, как приговор.
Внезапно, Мара резко кинулась к нему и сжала запястье.
– Если что-то пойдёт не так…
– Тогда ты сделаешь выбор за меня, – спокойно сказал он. – И спасёшь остальных.
Она промолчала.
Элай посмотрел на неё в последний раз – как человек, а не как часть сети.
– Береги меня.
Он поднёс кабель к порту за ухом, вставил его и мир взорвался светом. Элай провалился в сеть – и на этот раз не сопротивлялся.
Реальность будто схлопнулась, втягиваясь в одну точку. Комната управления, металлический запах, дыхание Мары рядом – всё исчезло. Вокруг него развернулась пустота, но теперь она другая.
Не белая и стерильная, серая и туманная. Словно мир, который не успели достроить.
Он не чувствовал тела – только обрывки ощущений: холод, отдалённое покалывание в затылке, где в него врезался кабель. Сознание свободно скользило в вязком пространстве данных, оставляя за собой слабый след – как дыхание на холодном стекле.
Элай попытался сосредоточиться, но сеть не принимала простых команд. Она отвечала только на намерение.
Старая станция связи… протоколы… узлы хранения… архивы…
Он тянулся к ним – не движением рук, а чистой мыслью. Не командой, а желанием, чтобы они существовали.
И что-то откликнулось.
В сером тумане начали проступать линии – сначала едва заметные, затем всё чётче, всё ярче. Схемы, древние и ржавые, развернулись вокруг него, как призраки забытых систем. Он видел каждую строку кода, каждый стёртый путь, каждую уязвимость, оставленную человеком много лет назад.
И начал переписывать.
Не пальцами. Не жестами. Он мысленно лепил новую архитектуру.
Он думал о соединении – и пространство натягивалось между узлами. Думал о защите – и на этих связях появлялась шифрующая «кожа». Думал о свободе – и сквозь идеально выверенные структуры врывалась намеренно допущенная ошибка. Элемент выбора. Хаос.
Это было странно. Пугающе. Но невероятно эффективно.
Но вместе с ощущением силы появилась и другая волна. Боль. Где-то далеко-далеко, в настоящем, его тело начало биться в слабой судороге. Сознание едва фиксировало это, как тупой шум, но затем он почувствовал, как нечто треснуло в его памяти.
Он попытался вспомнить лицо Мары – и вместо него перед глазами встал узор сети. Серые линии, переплетённые друг с другом, как корни под землёй.
Элай попытался с усилием вытянуть её образ, но линия оборвалась и фрагмент исчез. Чувство страха вспыхнуло так сильно, что на мгновение он почти вышел из сети.
Соберись.
Он не имел права сейчас терять контроль.
Теперь – гибриды.
Он почувствовал их сразу. Не как личности, а как тихие, рассеянные островки сознания в этом сером океане. Они не мертвы. Но и не живут. Они как уснувшие дети под водой.
Он медленно приблизился к одному из них.
Соприкосновение – и в него ворвалось чуждое ощущение. Не образ и не слово. Что-то бесформенное. Сырой страх, перемешанный с воспоминанием о боли. Открывающиеся капсулы. Плоть. Холодный свет ламп. Разрыв.
Элай на мгновение потерялся в этом потоке.
– Я не причиню вреда, – произнёс он мысленно, и его мысль звучала не как команда, а как мольба. – Я предлагаю выбор.
Он не навязывал. Он открывал перед гибридом возможность – своего рода дверь. Соединение не с Архонтом, а с другими.
С равными.
С людьми.
Гибрид колеблется. Его сомнение ощущались, как слабое дрожание пространства. Как тонкая вибрация, проходящая сквозь сеть и самого Элая.
И затем – согласие.
Мягкое. Неуверенное. Но настоящее.
Элай соединил его с первым подходящим сознанием человека – женщиной, уцелевшей после разрушения Улья. Её разум был разбит, фрагментирован, переполнен тревогой и потерей. Она словно стояла на краю бездны.
Их сознания осторожно коснулись друг друга.
И Элай почувствовал это. Не увидел – почувствовал. Как два сознания осторожно исследуют друг друга. Гибрид передавал структуру, спокойствие. Женщина – эмоции, тепло.
Они не слились, но начали дышать в одном ритме. Элай почувствовал это так отчётливо, будто их лёгкие находились у него в груди.
Элай продолжал работать. Один гибрид. Два. Пять. Десять. Каждый соединялся с человеком, образуя пару. Потом пары начали соединяться между собой, формируя сеть.
Он видел форму.
Слабый, но уже различимый центр, к которому другие тянулись чуть сильнее, чем друг к другу. Как к будущему ядру. Как к месту, где однажды может возникнуть…
вершина.
Иерархия.
Внутри Элая что-то оборвалось.
– Нет… – шепчет он в пустоте. – Только не так.
Он внёс изменения: разрушил идеальные связи, вплёл нестабильные элементы, дал некоторым парам возможность существовать вне «общего поля». Он буквально “засорял” собственную систему, чтобы она не стала красивой. Не стала правильной. Не стала… опасной.
Но он чувствовал правду: Сеть хотела структуры. Любая живая система стремится к порядку, а он рано или поздно становится властью.
И тут его резко вырвало из сети.
Тело вспыхнуло болью, будто кто-то вонзил в позвоночник сотни крючков. Он слышал собственное дыхание – тяжёлое, чужое. И самое странное – чувствовал холод металла под ладонями.