На пороге бури
В лабораториях Степана-ученого, наполненных приборами, собранными из обломков технологий и артефактов со всех концов междумирья, кипела работа. Пахло озоном, старым пергаментом и странными химическими реактивами. Студенты на курсе «Квантовая метафизика» под его чутким руководством картографировали энергетические потоки между мирами, а на «Энергетическом менеджменте» учились не просто черпать силу, а чувствовать ее течение и перераспределять, залечивая мелкие, едва заметные разрывы на ткани реальности. Сам Ученый, казалось, помолодел; его глаза горели азартом исследователя, наткнувшегося на самую великую и бесконечную загадку.
На большой тренировочной арене под открытым небом, вымощенной плитами с высеченными рунами защиты, гремели команды Ивана-генерала. Его курс «Тактика и стратегия защиты» был самым суровым. Он не учил нападать. Он учил держать строй, прикрывать спину товарища, оценивать угрозу холодным разумом и минимизировать потери любой ценой. Студенты, обливаясь потом под странным светом межмирного неба, отрабатывали совместное создание силовых щитов, способных выдержать удар стихии, и мгновенную эвакуацию под ложной атакой. Генерал же, стоя посреди поля со свистком в зубах и часами-хронометром в руке, был грозен и требователен, но в его крике теперь сквозила не слепая ярость, а суровая, отеческая забота. Он видел в них не пушечное мясо, а будущих стражей, тех, кто встанет на пути хаоса, чтобы защитить мир.
В просторных лекционных залах с идеальной акустикой, настроенной на шепот, царила Ольга-императрица. Ее курс «Искусство власти и бремя выбора» был обязательным для всех. На конкретных, беспощадных примерах падших империй, включая ее собственную, она разбирала по косточкам, как одно-единственное неправильное, принятое в гневе или страхе решение правителя может привести к цепной реакции и конечной катастрофе. Она учила их мыслить на столетия вперед, взвешивать последствия каждого шага и помнить, что за каждой сухой статистикой стоят живые люди, их судьбы и надежды.
Иван, как ректор, не был привязан к одному месту. Его можно было застать и на лекции Ученого, задающим каверзный вопрос о природе энергии «Стирателя», и на изнурительных тренировках Генерала, подбадривающим замерзших и выбившихся из сил студентов кружкой горячего чая, и в огромной библиотеке с бесконечными стеллажами, помогающим юной ученице найти нужный фолиант о древних ритуалах баланса. Его собственный, знаменитый на всю Академию курс «Основы принятия решений» стал легендарным. Он не давал готовых ответов. Он ставил студентов перед жестокими, почти неразрешимыми моральными дилеммами: сохранить один город сейчас или спасти знания, способные защитить десять городов в будущем? Можно ли пожертвовать верным человеком, чтобы спасти отряд? Его занятия всегда заканчивались жаркими, эмоциональными спорами, но Иван учил их главному: принимать решение, основанное не только на логике, но и на совести, и нести за него ответственность до конца.
В просторной общей столовой по утрам пахло свежей выпечкой и странными, но вкусными специями из других миров. По вечерам в «Уютном углу» – комнате с мягкими, проваливающимися креслами и камином, который затапливала сама Лилит, – студенты играли в сложные магические шахматы, где фигуры оживали, или просто болтали, делясь историями о своих домах. Здесь стирались границы между мирами, рождалась настоящая, крепкая дружба.
И вот пришло время для долгожданного и крайне нервного события – официального визита делегации из самого сердца их родного мира. Ольги Андреевны, министра магического образования, и полковника Карцева, представляющего Совет Безопасности. До этого все визиты были неофициальными. В этот же раз была строгая, тотальная проверка. Мир знал, что Академия стояла на передовой против неведомой угрозы, и теперь власти хотели лично оценить последствия, понять, что же произошло на самом деле.
Подготовка кипела несколько недель. Академия и так всегда сверкала чистой – за этим следили хитрые заклинания поддержания порядка, вплетенные в самые камни. Но теперь все было вылизано до блеска. Студенты факультета Стихий, под неожиданно строгим руководством самого Генерала (ко всеобщему удивлению, оказавшегося скрытым перфекционистом), днями напролет репетировали торжественный марш-парад с флагами и синхронными, ювелирно точными выбросами пламени и воды.
– Эй, Огонь! – гремел его голос, разносясь по арене. – Вы что, костер для жарки сосисок разжигаете? Контроль! Тонкие, изящные струи, как перья жар-птицы! Дыхание, а не ураган! А вы, Вода, не рвитесь вперед, вы – фон, плавность и гармония! Работайте вместе! – Студенты пыхтели, краснели, но старались изо всех сил. Бывший солдат видел в них свой новый, самый важный взвод.
На кухне царил хаос. Повара-маги экспериментировали с блюдами, которые должны были одновременно поразить гостей и при этом не взорваться от магического перенапряжения. Запахи стояли умопомрачительные: от жареной гигантской люминесцентной рыбы до пирогов с начинкой из засахаренных снов.
Степан-ученый со своей командой лучших студентов трижды проверял и перепроверял стабильность главного портала для приема высоких гостей.
Иван проводил итоговое совещание с деканами в своем кабинете, за столом, вырезанным из цельного купала окаменевшего времени.
– Помните, – сказал он, и его лицо было серьезно, – мы не должны ничего скрывать, но и не должны пугать. Мы показываем, что боль не забыта, но она под контролем. Что мы не угроза, а гарант стабильности. Наша сила – в понимании, а не в разрушении. – Все кивнули, даже Генерал, сурово скрестив руки на груди.
Настал день Икс. Вся Академия – студенты, преподаватели, администрация – собралась на главной арене, под открытым небом, где переливающийся купол-иллюзия имитировал ясное небо их родного мира. Воздух трещал от предвкушения и сдержанного волнения. Студенты стояли ровным, безупречным строем, в новой парадной форме с эмблемой Академии – стилизованным деревом, растущим из чаши весов. Преподаватели – в торжественных мантиях, цвет которых обозначал факультет.
Иван стоял впереди всех, в своем новом, парадном мундире ректора. Рядом с ним – Степан, Майя, Маша, остальные «я» – его и других. Он сделал глубокий вдох, чувствуя тихую, спокойную гордость. Они прошли через ад. Они вынесли невыносимое. И они построили что-то настоящее. Что-то хорошее. Островок разума и надежды в океане хаоса.
Портал в центре арены, огромный обод из полированного адаманта с вплетенными серебряными нитями, вспыхнул ровным, ослепительным светом. Загудели стабилизаторы, работавшие под пристальным взглядом Степана. В сияющих, переливающихся вратах появились два четких силуэта – элегантная, с безупречной прической и в строгом костюме Ольга Андреевна и подтянутый, с рядами орденов на груди, с внимательным, оценивающим взглядом полковник Карцев. Они сделали шаг вперед, на застеленную багряным ковром платформу арены, и улыбнулись, готовясь к торжественной встрече. Полковник окинул строя студентов одобрительным, профессиональным взглядом, заметно кивнув.
И в этот идеальный, выстраданный момент случилось нечто немыслимое, ужасное, абсолютно невозможное.
Из недр, казалось бы, абсолютно стабильного и проверенного портала вырвалась неизвестная, абсолютно чуждая сила, будто черная, маслянистая, не имеющая формы лапа. Она была не просто темной – она была воплощением иной, враждебной пустоты, молниеносной и целенаправленной. Она не просто атаковала – она обвилась вокруг ничего не понимающих гостей, словно ядовитое щупальце, и с чудовищной, немыслимой силой рванула их обратно в сверкающую, но ставшую утробой ужаса бездну портала.
– НЕТ! – крикнул Иван, инстинктивно бросаясь вперед, его рука потянулась к мечу, которого не было.
Поздно.
Раздался оглушительный, ужасающий, разрывающий барабанные перепонки магический взрыв. Но это была не волна огня и ударной силы – это была волна чистой, диссонирующей, анти-магической энергии, которая опрокинула всех стоящих на арене, как игрушечных солдатиков, погасила все магические огни, погрузив все во мрак, и выбила стекла в дальних корпусах. На секунду воцарилась звенящая, оглушенная тишина, полная боли и полнейшего, обездвиживающего недоумения. А затем ее сменили крики паники.
Поднялась паника. Кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то пытался оказать помощь раненым, кто-то в ужасе смотрел на пустую платформу.
Иван первым поднялся на ноги, отряхивая пыль с мундира, его сердце бешено колотилось, адреналин ударил в голову.
– Ольга Андреевна! Борис Петрович! – его голос сорвался на высокую, почти истеричную ноту. – Где они? Ответьте!
Но на платформе, где секунду назад стояли высокие гости, никого не было. Портал погас, оставив после себя лишь дымящийся, оплавленный, почерневший обод и резкий, едкий запах озона, серы и чего-то еще, металлического и неприятного. Их похитили. Прямо на глазах у всей Академии. Бесстыдно. Дерзко. Невозможно.
И тут чей-то испуганный, срывающийся крик указал Ивану на центр арены, на эпицентр взрыва. Там, в клубах медленно оседающей магической пыли, лежало тело. Не Гольштейн и не Карцева.
Это был юноша. Лет восемнадцати. Худой, почти тщедушный. Серебристо-белые, как первый иней, волосы спадали ему на бледное, закопченное лицо. Его одежда была простой и поношенной, заплатанной на коленях и локтях, словно он долго и трудно шел пешком через пустыни и горы.
Сердце Ивана упало. Он, превозмогая слабость подкашивающихся ног и накатывающую тошноту, подбежал к нему и осторожно, почти с благоговением, перевернул его на спину.
Юноша застонал – тихо, по-детски беспомощно – и открыл глаза. Они были пронзительного, ядовито-изумрудного, почти нереального цвета, и в них читался животный, дикий страх и полнейшая, абсолютная, всепоглощающая пустота непонимания.
– Ты… кто ты? – сипло спросил Иван, чувствуя, как ледяная дрожь пробегает по его спине. – Как ты здесь оказался? Откуда ты?
Юноша с трудом сфокусировал на нем взгляд. В его зеленых, бездонных глазах не было ни капли узнавания, лишь чистая, незамутненная растерянность новорожденного.
– Я… я не знаю, – прохрипел он, будто давно не разговаривал. – Я не помню… ничего. Ни своего имени… ни откуда я… как я здесь…
Он попытался приподняться, оглядев окруживших его испуганных, закопченных людей диким, заблудшим взглядом пойманного зверька. Его пальцы, холодные и цепкие, вдруг вцепились в рукав мундира Ивана с судорожной силой абсолютного отчаяния.
– Я помню только одно… – прошептал он, и в его голосе послышалась та самая детская беспомощность, что когда-то породила целую вселенную боли. – Я ищу своего отца. Мне сказали… что он здесь. Его зовут… Иван.
Тишина, воцарившаяся на арене, стала гробовой, давящей. Все взгляды – студентов, преподавателей, его собственных воплощений – уставились на директора Академии, который стоял на коленях перед таинственным незнакомцем, бледный как полотно, с лицом, на котором читался ужас полного, абсолютного, леденящего душу недоумения.
Победа над Пустотой оказалась не концом. Она была лишь прологом, первым актом чего-то нового, непонятного, пугающего и безжалостного. Игра, казалось, только начиналась. И правила ее были неизвестны никому.
Глава 12. Чужая кожа
Стук колес кареты о брусчатку двора Академии звучал как погребальный звон. Иван, опираясь на косяк, наблюдал, как два старших курсанта на носилках бережно, почти благоговейно, вносили в главное здание бесчувственное тело юноши. Его бледное, испачканное пылью и странной, липкой смолой лицо казалось абсолютно безвозрастным – в нем угадывались и черты отрока, и старая, не принадлежащая ребенку усталость.
Лазарет Академии встретил их стерильной, травяной тишиной. Знакомая с детства атмосфера – запах антисептиков, ладана и сушеного шалфея – на этот раз не успокаивала, а лишь подпитывала тревогу. Эльза, старшая целительница, уже ждала, ее лицо было серьезным и непроницаемым. Она молча кивнула Ивану и скрылась за занавеской, куда внесли юношу.
Иван остался в пустом, залитом лунным светом коридоре. Он чувствовал себя выжатым. Но хуже физической усталости была грызущая изнутри неопределенность.
Из тени к нему вышла Майя. Она не бросалась к нему с вопросами. Она просто стояла со скрещенными на груди руками и смотрела на мужа, а в глазах застыла привычная для посторонних ледяная гладь, под которой он, знавший ее лучше многих, угадывал бурление.
– Жив? – ее голос был низким, без эмоций.
– Жив. Эльза с ним. Кто он, что он – не знаю. Он появился из ниоткуда, прямо в эпицентре… того, что осталось от твари.
– Где Ольга Андреевна? – спросила Майя, пропуская его слова мимо ушей, как несущественные детали. – Где Борис Петрович?
Иван с трудом сглотнул. Именно этого вопроса он и боялся.
– Они пропали, Майя. Только этот парень… только он остался на месте взрыва.
Она медленно покачала головой, не отрывая от него взгляда. В ее позе было что-то новое, настороженное.
– Все это очень странно и подозрительно! Один из сильнейших магов своего мира и закаленный боями ветеран, обладающие огромными знаниями, исчезают, но появляется странный юноша с отшибленной памятью!
В его груди что-то екнуло, холодное и неприятное.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что я обошла периметр трижды, Иван. – Она сделала шаг вперед. – Никаких следов! Магический след, словно кто-то очень тщательно затер!
Он почувствовал, как кровь отливает от лица. Она не верила ему. Не то чтобы не верила словам – она не верила ему. В ее взгляде читалось не обвинение, а что-то худшее – разочарование. И странная, неуместная ревность, будто он совершил не предательство Академии, а лично ее.
– Ты думаешь, я… что? Связан с этим? Скрываю что-то? – Он не мог найти слов, настолько абсурдным казалось это предположение.
– Я думаю, что нам еще многое предстоит выяснить, – ответила она – И эта мысль не дает мне покоя. Словно ты… изменил. Словно стал чужим.
Она развернулась и ушла, не дав ему возможности ответить, оставив его одного в холодном, пустом коридоре с гнетущим чувством, что почва уходит из-под ног.
Эта мысль, как яд, просочилась в него и осталась. «Словно ты стал чужим». Она жгла изнутри. Он не мог уснуть, ворочаясь на своей койке в комнате преподавательского крыла. Образ пропавших – Ольги Андреевны и сурового, но честного Карцева – смешивался с настороженным взглядом Майи. И над всем этим – бледное лицо юноши.
Он не выдержал. Когда часы показали три, он поднялся и, как тень, двинулся обратно в лазарет.
Эльза уже ушла. Юноша лежал на койке у окна, залитый лунным светом. Его глаза были открыты, и он смотрел в потолок пустым, ничего не выражающим взглядом. Он был в сознании.
– Ты, – прошептал Иван, подходя к койке. – Кто ты? Откуда взялся здесь? Где они?
Юноша медленно перевел на него взгляд. В его глазах не было ни страха, ни узнавания. Только чистая, незамутненная пустота.
– Я… не знаю. Я ничего не помню.
– Вспомни! – голос Ивана сорвался на шепот, полный отчаяния и злости. – Должно же что-то быть! Имя! Место! Лицо!
Но юноша лишь бессильно качал головой, и в его растерянности не было лжи. Он был чистым листом. Холстом, на котором не осталось ни единого штриха.
Отчаяние затопило Ивана. Он чувствовал, как теряет контроль. Подозрения Майи, пропавшие друзья, эта необъяснимая угроза, этот беспамятный свидетель… Все это смывало плотины его самообладания. Ему нужны были ответы. Сейчас.
– Прости, – прошептал он, не зная, кого просит – юношу, пропавших или самого себя.
Он поднял руки. Воздух вокруг его пальцев затрепетал и засветился тусклым, перламутровым светом. Это был рискованный, запретный прием – ментальный штопор, заклинание, способное вскрыть самые глубинные пласты памяти, сдирая при этом и разум. Он никогда не применял его на людях. Но он был отчаян.
– Mneme Anaskopisis! – выдохнул он, вкладывая в формулу всю свою волю, всю свою ярость и страх.
И все пошло не так.
Энергия не устремилась к юноше. Она встретила на своем пути не стену, а… зеркало. Абсолютно пустое, отражающее сознание. Заклинание, не найдя точки приложения, с ревом обрушилось назад, на него самого.
Мир взорвался в вихре белого света и боли. Он почувствовал, как нечто чудовищное и острое вгрызается в его собственные воспоминания, вырывая их с корнем, перемалывая в труху. Он услышал собственный крик, приглушенный и далекий, и почувствовал, как его вышвыривает, как щепку, из самой реальности. Пол под ногами исчез, стены расплылись. Последнее, что он увидел, – широко раскрытые, полные неподдельного ужаса глаза юноши.
А потом – тишина и темнота.
Утро застало Майю в ее кабинете. Она не спала, изучая карты и донесения. Тревога не отпускала ее. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.
На пороге стоял тот самый юноша, бледный как полотно, поддерживаемый Эльзой.
– Он… он исчез, – прошептал он, и его голос дрожал. – Тот мужчина… Иван. Он пришел ночью… что-то пытался сделать… со мной… с магией. И… его не стало. Просто не стало. Я ничего не мог сделать. Простите.
Холодная волна страха, острее и ужаснее любого клинка, пронзила Майю. Она резко встала, опрокинув стул.
– Иван? Исчез?
Она не ждала ответа. Ее руки взметнулись, описывая в воздухе сложные знаки. Она посылала мысленный зов.
Тишина. Глухая, беспросветная, абсолютная тишина в ответ. Место, что всегда отзывалось знакомым, теплым, упрямым присутствием, было пусто. Совершенно пусто.
– Нет, – выдохнула она, и это было не слово, а стон. Она повторила попытку. Снова. И снова. Ничего.
Он не просто ушел. Его не было. Нигде.
Инстинкт приказал ей бежать. Немедленно бросить все, схватить оружие и идти искать его, вывернуть наизнанку все миры, но…
Она обвела взглядом свой кабинет. Карты с донесениями. Печать начальника охраны на столе. Теперь, после исчезновения Ольги Андреевны и Бориса Петровича, именно на ней лежала ответственность за Академию. За сотни учеников. За город, что доверял их защите.
Она не могла уйти. Долг приковал ее к этому месту железными цепями.
Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, она медленно, с нечеловеческим усилием, опустилась обратно в кресло. Ее глаза были сухими и горящими.
– Эльза, – ее голос прозвучал чужим, металлическим тоном. – Усильте охрану. Никто не входит и не выходит без моего личного разрешения. Вы… – Она посмотрела на юношу. – Идете под мой личный надзор.
А сама она смотрела в пустоту, туда, где всего несколько часов назад стоял он, и впервые за долгие годы чувствовала себя абсолютно, вселенски одинокой.
Иван пришел в себя от острого, знакомого запаха хлорки и болезни. Он лежал на жесткой койке под тонким одеялом. Свет в палате был ярким, люминесцентным, режущим глаза.
Над ним склонилась женщина в белом халате, с усталым, но добрым лицом.
– Ну вот, и очнулись. Ну как вы себя чувствуете, Александр Сергеевич?
Иван хотел было возразить, что женщина перепутала и его не так зовут, но силы снова его покинули, и он потерял сознание.
Сознание вернулось к Ивану не резким толчком, а медленным, тягучим всплытием со дна темного, вязкого озера. Первым, что он ощутил, был запах. Резкий, химический – хлорка, дезинфектор и под ним – сладковатый, тошнотворный дух немытых тел и старой жары от батарей. Затем – звуки. Приглушенные шаги за стеной, далекий, прерывистый смех, металлический лязг где-то в отдалении.
Он лежал на жесткой койке, укрытый тонким, колючим одеялом. Комната была маленькой, с голыми бежевыми стенами, зарешеченным окном, через которое лился безрадостный серый свет пасмурного дня.
– Где я? – его собственный голос показался ему хриплым и чужим. Он попытался сесть, и тело отозвалось глухой, разбитой болью, будто после долгой, изматывающей битвы. Но не магической. Физической.
Дверь открылась без стука. Вошел мужчина в белом халате. У него было усталое, интеллигентное лицо в очках с тонкой оправой и внимательный, изучающий взгляд.
– Наконец-то очнулись, – сказал мужчина спокойным, профессиональным голосом, подходя к койке. – Как самочувствие, Александр Сергеевич?
Иван заморгал, пытаясь осознать происходящее. – Что?.. Нет, вы перепутали. Меня зовут Иван.
Врач (а он, несомненно, был врачом) лишь мягко вздохнул, будто услышал ожидаемую и давно знакомую реплику.
– Конечно, конечно. Иван. Как же иначе? – Он сделал пометку в толстой папке, которую держал в руках. – Меня зовут Виктор Леонидович. Я ваш лечащий врач.
– Где я? – повторил Иван, и в его голосе зазвучала тревога. – Где… остальные? Майя, Маша, Степа? Генерал? Императрица? Лилит?
Виктор Леонидович покачал головой с выражением легкой печали.
– Александр Сергеевич, давайте не будем сегодня. Вы только что пережили тяжелый эпизод. Нужно дать нервной системе успокоиться.
– Какой эпизод? О чем вы? – Иван попытался встать, но врач мягко, но настойчиво положил ему руку на плечо.
– Вы находитесь в Научно-исследовательском клиническом институте психического здоровья. Пациенты и, если честно, некоторые сотрудники между собой называют это место «Академией». – Он замолк, давая информации усвоиться. – Вы здесь уже довольно давно, Александр Сергеевич.
Ледяная пустота стала растекаться по жилам Ивана. Он смотрел на голые стены, на решетку на окне, на медицинскую койку.
– Это… это невозможно. Это очередная иллюзия. Уловка «Стирателя».
Виктор Леонидович сел на табурет рядом с постелью Ивана.
– Александр Сергеевич, давайте говорить откровенно. После той страшной аварии, когда вы потеряли жену и дочь… ваш разум не выдержал горя. Вы создали сложнейшую, детализированную защитную конструкцию. Целую вселенную. С магией, путешествиями между мирами, битвами… и новыми друзьями. Ваше альтер эго – этот «Иван» – сильный, спаситель миров, никогда не сдающийся борец… это идеализированная версия вашей личности, созданная, чтобы спрятаться от невыносимой реальности.
Иван слушал, и каждое слово било по его сознанию, как молот.
– Нет… – прошептал он. – Это не правда. Я все помню… каждый миг… каждый бой…
– Конечно, помните, – кивнул врач. – Ваша психика потратила годы на выстраивание этой реальности. Она для вас абсолютно истинна. Сказки, которые вы читали дочери на ночь, научная фантастика, ваша собственная нереализованная жажда героизма – все это стало строительным материалом. «Стиратель» – это метафора вашей потери, вашего горя, которое стирает вас изнутри. «Другие Иваны» – это другие грани вашей же личности, ваши внутренние конфликты, облеченные в плоть.
– Перестаньте! – крикнул Иван, вскакивая с койки. Его голова закружилась. – Это ложь! Я не какой-то Александр! Я знаю, кто я!
Виктор Леонидович смотрел на него с бесконечным, профессиональным состраданием, которое было хуже любой ненависти.
– Хорошо, – тихо сказал он. – Давайте посмотрим правде в глаза. – Он открыл папку и достал оттуда пластиковую карточку. – Вот. Ваш паспорт. Александр Сергеевич Семенов. Дата рождения. Фотография.
Он протянул карточку Ивану. Тот с отвращением, будто это была ядовитая змея, взял ее. На тусклой фотографии смотрел на него незнакомый мужчина. Изможденное, осунувшееся лицо, потухшие глаза, короткие волосы. Ничего общего с тем, каким он себя помнил.
– Это… это не я, – прошептал он, но в его голосе уже не было прежней уверенности, а только нарастающий, панический ужас.
– А вот ваша история болезни, – врач положил на стол толстую стопку бумаг. – Диагноз: острое полиморфное психотическое расстройство с тяжелым диссоциативным синдромом. Вот описание ваших «эпизодов», когда вы впадаете в свое альтернативное состояние, общаетесь с «союзниками», сражаетесь с «тьмой»… вот список препаратов, которые мы подбирали все эти годы…
Иван отшатнулся от стола, как от огня. Его дыхание стало частым и прерывистым.
– Нет… нет, нет, НЕТ! Это не может быть правдой! Моя сила… моя магия…
Он отчаянно сконцентрировался, пытаясь ощутить внутри хоть искру той могущественной энергии, что всегда была с ним. Он искал ее, взывал к ней. Внутри была только леденящая, всепоглощающая пустота. Ничего. Ровным счетом ничего. Как будто ее и не существовало никогда.
– Ее нет, Александр Сергеевич, – тихо сказал врач. – Ее никогда не было. Это был прекрасный, сложный, но очень опасный для вас побег. Пришло время вернуться.
Иван посмотрел на свои руки. Просто руки. Ни шрамов от магических битв, ни следов энергии. Обычная бледная кожа и проступающие вены.
– Я… я не верю вам… – его голос сорвался на шепот. Паника, дикая, слепая, стала сжимать его горло. Он должен был бежать. Отсюда. От этого кошмара. От этого человека с его ужасными бумагами.
С диким криком, в котором было отчаяние и ярость, Иван рванулся к двери. Он схватил тяжелый настольный прибор и швырнул его в врача. Тот увернулся, нажимая на кнопку вызова.