На пороге бури

Глава 13. Дуэль

Тишина в башне Майи была иной, чем прежде. Раньше она была тишиной концентрации, ожидания, наполненной незримым присутствием тех, с кем она была связана магией клятвы и общей судьбы. Теперь это была тишина пустоты. Глухая, безотрадная, давящая.

Майя стояла у огромного окна, за которым медленно опускался вечер. Ее пальцы сжимали древний обсидиановый диск – фокус для дальней ментальной связи. Лоб покрывала испарина от усилия, губы были плотно сжаты. Она снова и снова посылала зов, пронзительный, как крик, в бездну межмирового пространства.

«Иван? Иван, ответь! Ольга? Карцев? Кто-нибудь!»

В ответ – лишь оглушительная, абсолютная тишина.

С гневным восклицанием она швырнула диск на кушетку. Он отскочил и закатился под стол. Отчаяние, холодное и липкое, подбиралось к ее сердцу.

Ее размышления прервал тихий стук в дверь. Войдя, Маша излучала такое сияние, что на мгновение даже развеяло мрак в душе Майи.

– Мама, ты не поверишь! – Девушка захлебывалась от восторга. – Сегодня на практикуме по телекинезу Лука, ну в смысле этот новенький, который ничего не помнит, я его так назвала, а он и согласился… короче, он просто взорвал все мишени! Не в прямом смысле, конечно. – Она смущенно поправилась, видя напряженное лицо Майи. – Нам дали задание – поднять и удержать в воздухе десять маятников одновременно. Это задание для третьего курса! А Лука… он даже не стал шевелить руками. Он просто посмотрел на них, и они все замерли в воздухе, абсолютно неподвижно! Как будто время остановилось! Профессор сказала, что не видела такого чистого, не опосредованного волевого воздействия за всю свою карьеру!

Майя с усилием перевела мысли с пропавших товарищей на упомянутого юношу.

– Он… так ничего и не помнит?

Энтузиазм Маши немного поугас.

– Нет. Ни имени, ни откуда он, ни как оказался в лесу. Но его магия… она кажется ему такой же естественной, как дыхание. Он не знает теорий, не знает правил. Он просто… делает. И у него получается! Все преподаватели в недоумении. И немного напуганы, если честно.

– Напуганы?– Его сила… она не такая, как у нас. Она не льется через жезлы или заклинания. Она исходит прямо из него. И она огромна. Как спящий вулкан.

Майя кивнула, в уме отмечая этот факт. Ей стоило еще раз поговорить с Лукой.

Она нашла его в одной из тренировочных аудиторий после занятий. Юноша стоял посреди зала, и вокруг него в сложном, медленном танце кружились десятки разноцветных энергетических сфер – упражнение на контроль и многозадачность. Он делал это легко, почти небрежно, с сосредоточенным, но спокойным лицом. Увидев Майю, он опустил руку, и сферы бесшумно погасли, растворившись в воздухе.

– Лука, – начала Майя, подходя к нему. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. – Он улыбнулся, и эта улыбка вышла открытой и немного растерянной. – Маша помогает. Все здесь… очень добрые.

– Ты ничего нового не вспомнил? Ни снов? Ни обрывков?

Он поморщился, пытаясь сосредоточиться.

– Иногда… мне снятся вспышки. Яркий свет. Гром. Чей-то крик. И чувство… ужасной потери. Как будто у меня отняли главное. Но когда я просыпаюсь, ничего нет. Только эта боль здесь. – Он приложил руку к груди.

Майя смотрела на него, и ее сердце сжалось. В его словах было что-то до боли знакомое.

– Лука, то, что ты делаешь с магией… ты всегда так умел?

Юноша пожал плечами.

– Не знаю. Я не помню, делал ли это раньше. Но сейчас… когда мне нужно что-то, я просто знаю как. Словно руки помнят, даже если голова забыла.

В этот момент дверь в аудиторию резко распахнулась. На пороге стоял Степан. Он выглядел уставшим до изнеможения. Его одежда была в пыли, под глазами лежали темные круги.

– Степа! – облегченно воскликнула Майя, делая к нему шаг. – Ты вернулся! Что… что нашел?

Степан медленно покачал головой, его взгляд был пустым и разочарованным.

– Ничего. Абсолютно ничего, Майя. Я прочесал все координаты, все следы, все даже теоретические точки возможного выхода из междумирья. Я поднял архивы, проверил все сенсоры от Ленинграда до Владивостока. Ни единой аномалии. Ни всплеска энергии, ни квантового эха… Ничего. Словно их и не было. Словно они испарились.

Его голос срывался от бессилия. Он не заметил Луку, его взгляд был прикован к одной только Майе.

– Иван, тетя Оля, Борис Петрович просто… испарились.

Горечь в его голосе была густой и тяжелой. И именно в этот момент его взгляд упал на Луку, стоявшего за Майей. От него не ускользнуло и то, что Маша смотрела на юношу не с обычной добротой, а с восхищением и теплотой, наклоняясь к нему и что-то тихо говоря.

Что-то в Степане надломилось. Вся его усталость, все разочарование, вся накопленная за годы безответная любовь к Маше и яростная преданность пропавшему Ивану вылились в один мгновенный, слепой порыв.

– А он что здесь делает? – его голос прозвучал резко и холодно, указывая на Луку.

Майя нахмурилась.

– Степан, успокойся. Лука пытается вспомнить хоть что-то, старается помочь.

– Лука? – язвительно бросил Степан, его глаза сверлили юношу. —Уже и имя получил? И, я слышал, магией одарен. Не находишь это подозрительным, Майя? Никто не появляется из ниоткуда с такой силой. Особенно сейчас.

Лука смотрел на него спокойно, но в его глазах появилась тень непонятной боли.

– Я никому не желаю зла.

– Говорят все шпионы, – фыркнул Степан. Он сделал шаг вперед, его аура, обычно холодная и собранная, сейчас клокотала хаотичной, колючей энергией. – Сначала пропали Ольга Андреевна и полковник, на месте исчезновения нашли тебя, потом Иван пропал, как раз во время разговора с тобой! Думаешь, мы поверим в такие совпадения?

– Степан, это чушь! – возмутилась Маша, вставая между ним и Лукой. – Он ничего не помнит! Он нуждается в помощи!

– А ты уже вовсю помогаешь, да? – с горькой усмешкой сказал Степан, и его взгляд перешел с Луки на Машу, полный боли и ревности. – Быстро ты переключилась.

– Это недостойно тебя, Степан, – холодно сказала Майя. – Мы все в напряжении. Не нужно срываться на невинного.

Но Степан не слушал. Ревность и горечь ослепили его. Он видел только то, что хотел видеть: красивого, таинственного незнакомца, который за несколько дней получил место, которое он сам надеялся когда-нибудь занять рядом с Машей.

– Невинного? – Он снова повернулся к Луке. – Хочешь доказать свою невинность? Покажи, на что способна твоя «великолепная» магия. Или ты только перед девчонками красоваться умеешь?

Он резким, отточенным движением выхватил из-за пояса компактный жезл-излучатель, его наконечник загорелся голубоватым светом диагностического луча, который мог больно ударить на полной мощности.

– Степа, нет! – крикнула Майя, но было поздно.

Лука не сделал ни одного жеста. Он даже не изменился в лице. Но вокруг него воздух задрожал и сгустился в мгновенно возникший, абсолютно прозрачный щит. Диагностический луч Степана ударил в него и рассеялся с шипящим звуком, не оставив и следа.

Ярость Степана достигла предела. Он что-то прорычал и совершил сложный пасс жезлом. Воздух перед ним сгустился в острое копье из сконцентрированной кинетической энергии и с ревом помчался к Луке.

И снова Лука не шевельнулся. Он лишь чуть прищурился. Копье, не долетев до него сантиметров двадцать, остановилось, зависло в воздухе, а затем рассыпалось на мириады безвредных искр.

– Хватит! – закричала Маша.

Но Степан, ослепленный гневом, уже готовил следующий, более мощный выпад. Он начал набирать сложное заклинание, жезл заплясал в его руках, рисуя в воздухе светящиеся руны.

Лука впервые отреагировал. Он не стал атаковать. Он просто… исчез. И появился прямо перед Степаном, внутри его персонального пространства, прежде чем тот успел закончить заклинание. Его движение было не быстрым, а плавным, словно у него было все время в мире. Он мягко, но неотвратимо положил свою ладонь на жезл Степана.

И заклинание погасло. Просто перестало существовать. Энергия рассеялась с тихим вздохом. Степан почувствовал, как из его рук уходит вся сила, словно кто-то перекрыл кран. Он онемел от шока, глядя в спокойные, бездонные глаза Луки.

– Я не хочу с тобой драться, – тихо сказал Лука.

Унижение и ярость переполнили Степана. С криком он отшатнулся и попытался ударить Луку в ближнем бою, забыв о магии. Но его кулак встретил все тот же невидимый барьер. Отдача была страшной. Степан с болезненным хрипом отлетел назад, ударился спиной о стену и осел на пол, сжимая поврежденную руку. Его жезл с грохотом откатился в сторону.

Лука стоял над ним, не тронув и волоса. На его лице не было ни злорадства, ни гнева. Лишь глубокая, неподдельная печаль.

– Я сказал, я не хочу драться.

Маша бросила на Степана полный разочарования взгляд, затем подбежала к Луке.

– Ты в порядке? Он тебя не задел?

– Все хорошо, – кивнул Лука.

Маша, не говоря ни слова Степану, взяла Луку под руку и повела его прочь из аудитории, подальше от униженного и разгневанного Степы.

Степан остался сидеть на холодном полу, вдыхая пыльный воздух. Боль в руке и спине меркла по сравнению с жгучей болью в душе. Ревность, стыд и ярость кипели в нем. Он проиграл. Унизительно проиграл какому-то безродному найденышу, и на его глазах Маша увела этого… этого феномена.

Он поднялся, подобрал свой жезл и молча вышел. Он шел по коридорам Академии, не видя ничего перед собой. Его ум, острый и аналитический, лихорадочно работал.

Пропажа Ивана. Появление этого Луки с необъяснимой силой. Его связь с Машей. Все это не могло быть совпадением. Во всем этом была какая-то ужасная, скрытая логика.

Он не пошел в свою комнату. Он прошел через портал и оказался в Ленинграде. Морозный вечерний воздух обжег ему легкие. Он почти бежал по набережной Мойки, не замечая красоты белых ночей.

Его целью был Михайловский замок. Мрачный, пропитанный тайнами и легендами. Он знал, что в глубинах его фундаментов, в потайных катакомбах, куда не ступала нога простого архивариуса, хранилась тайная библиотека. Туда свозили самые странные, самые опасные и запретные артефакты и манускрипты, которые не поддавались классификации. Туда, где знание граничило с безумием.

Пропускной магический знак, который ему выдал когда-то Иван для чрезвычайных ситуаций, все еще работал. Каменная стена в одном из бесчисленных подвалов бесшумно отъехала, впуская его в узкий, пыльный коридор, пахнущий старым пергаментом, озоном и временем.

Он зажег магический светильник. Полки из черного дерева уходили ввысь, теряясь в темноте. Здесь хранились книги, написанные на коже неведомых существ, свитки с предсказаниями звезд, которые уже погасли, отчеты о встречах с сущностями из иных слоев реальности.

Степан подошел к центральному столу, смахнул с него пыль и задумался.

– Ладно, – прошептал он, его глаза горели фанатичной решимостью. – Если нынешняя магия бессильна, может, пришло время для чего-то более старого. Более темного. Ты где-то здесь. Ответ должен быть здесь.

Он был полон решимости найти ответы. Выяснить, куда пропал Иван. Кем был этот Лука. Он чувствовал, что стоит на пороге страшной тайны, и был готов заплатить любую цену, чтобы ее раскрыть.

Спустя несколько часов Степан уже не чувствовал ни усталости, ни боли в руке. Его сознание было полностью поглощено древними текстами. Он перелопатил десятки манускриптов: трактаты о межмировых разломах, бестиарий о существах других миров, хроники Великой Смуты, когда реальность трещала по швам. Ничего. Либо информация была слишком обрывчатой, либо не имела никакого отношения к делу.

Отчаяние снова начало подбираться к нему, холодными щупальцами сжимая горло. Он отшвырнул очередной потрепанный фолиант, и тот с глухим стуком приземлился в груду ему подобных.

– Где же? – прошептал он, сжимая виски. – Должен же быть ключ…

Его взгляд упал на самый дальний, самый темный угол хранилища. Там, закованный в массивные цепи из сплава серебра и стали, стоял небольшой ларец из черного дерева. На его крышке был вырезан странный символ: семь концентрических кругов, пересеченных зигзагом молнии.

Степан никогда не видел его раньше. И он, казалось, знал все, что было в этой библиотеке.

Сердце его учащенно забилось. Он подошел ближе. Цепи были холодными и тяжелыми, но на них не было видно замка. Они, словно гигантская змея, которая поймала и сдавливала добычу, охватывали ларец.

Степан протянул руку, чтобы прикоснуться к дереву, но цепи внезапно вспыхнули тусклым синим светом, и болезненный разряд ударил его по пальцам. Охранное заклятие. Древнее и очень мощное.

Он отшатнулся, сунул обожженные пальцы в рот. Это только подстегнуло его интерес. Что они так тщательно охраняли?

Он осмотрел цепи. Ни замков, ни видимых рун. Заклятие было вплетено в сам металл. Его нельзя было взломать грубой силой или обычным развеиванием. Нужен был ключ. Или… правильный вопрос.

Степан закрыл глаза, пытаясь уловить логику охраны. Что защищали создатели? Не предмет. Знание. Опасное знание. А к такому знанию нельзя подобраться с наскока. Нужно доказать, что ты готов его принять.

Он сделал глубокий вдох и сосредоточился. Он мысленно отбросил свою ярость, свою ревность, свою боль. Он представил себя чистым инструментом. Инструментом познания. Он не искал силу или месть. Он искал истину. Ради спасения своих друзей. Ради Ивана.

Он снова протянул руку, теперь его пальцы не дрожали. Он не пытался прикоснуться к ларцу. Он просто держал ладонь над ним, излучая чистую, незамутненную жажду понять.

Цепи дрогнули. Синий свет вспыхнул снова, но на этот раз он не был болезненным. Он был холодным и безразличным, как свет далеких звезд. Металл заскрежетал, и цепи медленно, словно нехотя, поползли вниз, освобождая ларец. Охранное заклятие было снято.

Степан с замиранием сердца приоткрыл крышку. Внутри, на бархатной подушке, лежала не книга, а один-единственный предмет: идеально отполированный черный камень размером с кулак. Он был не просто черным. Он был воплощением тьмы, поглощающей весь свет вокруг себя. Смотря на него, Степан чувствовал, как взгляд увязает в бесконечной глубине.

Он осторожно дотронулся до камня. Камень был холодным и гладким. И в тот миг, когда его пальцы коснулись поверхности, в его сознание ударил шквал образов.

Лука был этой новой неизвестной в этом уравнении. Осколком. Был ли он чем-то большим? Его действительно вышвырнуло в эту реальность, но откуда?

Но что это значило? Были ли они в нем? Исчезли ли они навсегда, оставив после себя лишь его? Или… он был мостом? Ключом к их возвращению?

Его мысли прервал тихий, скрипучий голос, раздавшийся из темноты:

– «Вита-куб»… редко кто решается прикасаться к нему добровольно.

Степан резко обернулся. В проходе между стеллажами стояла древняя, сгорбленная фигура в темных одеждах хранителя. Его лицо было скрыто глубоким капюшоном, но Степан почувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд.

– «Вита-куб»? – переспросил Степан, смотря на черный камень. – Но это же камень…

– Это не камень, – проскрипел хранитель. – Это сгусток информации. Память о начале и конце всех вещей. Он показывает то, что было, и то, что может быть. Ты искал ответы, сын мой. Ты их нашел. Доволен ли ты?

Степан молчал. Нет, он не был доволен. Он был напуган. Ответ оказался гораздо страшнее, чем он мог предположить.

– Он… мальчик… Лука… что он такое? – наконец выдавил он.

Хранитель медленно покачал головой.

– Он – то, что осталось. Печать на ране мироздания. Он несет в себе их силу и их боль. Он не помнит, потому что память была бы для него ядом. Но она никуда не делась. Она спит в нем.

– И что мне делать? – в голосе Степана слышалась беспомощность.

– Выбор за тобой, – скрипуче произнес хранитель. – Можно попытаться разбудить память. Вернуть то, что было утрачено. Но цена… цена может быть разрушительной. Или… можно принять то, что есть. И защищать то, что осталось.

Старик повернулся и медленно зашагал прочь, растворяясь в тенях между стеллажами.

– Подождите! – крикнул ему вдогонку Степан. – Какой выбор правильный?

Но в ответ донесся лишь шепот:

– Правильного выбора не бывает, дитя. Бывает просто выбор и его последствия.

Степан остался один на один с черным камнем и страшной истиной. Он смотрел на «Вита-куб», и его ум лихорадочно работал. Разбудить память Луки? Или… оставить все как есть? Принять, что его друзья ушли, оставив после себя лишь эхо?

Он думал о Луке. О его спокойной силе. О его печали. О том, как Маша смотрела на него. Он думал об Иване.

Он не знал, что правильно. Но он знал, что не может принять это решение один.

Осторожно, с большой почтительностью, он взял «Вита-куб» и положил его в специальный защитный футляр.

Он вышел из библиотеки, неся в руках не ответ, а еще более тяжелую тайну. Битва была далека от завершения. Она только начиналась. И на кону было уже нечто большее, чем жизнь его друзей. На кону был покой всего мироздания.

Начало формы

Глава 14. Мост через бездну

Тишина в кабинете Виктора Леонидовича Багрина была густой, звенящей, налитой доверием и медицинским авторитетом. Она давила на Ивана – нет, на Александра – словно ватное одеяло, которым пытаются затушить огонь. Огонь его прежней жизни.

– Вот видите, Александр, – голос врача был самим спокойствием, – мозг – удивительный инструмент. Он способен создать целые миры, чтобы защитить нас от невыносимой реальности. Ваша «магия», ваши битвы, ваш «Стиратель»… это все метафоры. Мощные, красивые, но всего лишь метафоры вашего горя. Одиночества. Желания все исправить, повернуть время вспять.

Иван молчал. Он смотрел на свои руки. Руки, которые обнимали Майю и гладили по голове Машу. Они казались ему чужими. Бледными, безжизненными. В них не было силы. Никакой. Только мелкая дрожь.

Он попытался. Внутри себя, в самой глубине, где всегда тлела искра его дара, он искал хоть что-то. Хоть намек на энергию, на тепло. Встретил лишь ледяную, бездонную пустоту. Ту самую пустоту, с которой он, якобы боролся.

– Дедушка… – выдохнул он, и голос его прозвучал хрипло и слабо.

– Я здесь, Сашенька, – отозвался пожилой санитар, стоявший у двери. Его лицо, такое родное и такое невозможное, было искажено печалью. – Я никуда не уйду. Мы поможем тебе. Правда же, Виктор Леонидович?

Доктор Багрин кивнул, сложив руки на столе.

– Конечно. Но для этого вам, Александр, нужно сделать первый и самый важный шаг. Принять. Принять нашу реальность. Принять то, что ваш разум создал сложную защитную конструкцию. Принять, что Майи и Маши нет. Это больно. Невыносимо больно. Но только пройдя через эту боль, вы сможете исцелиться. Попробуйте сказать: «Меня зовут Александр Сергеевич Семенов».

Иван закрыл глаза. Где-то там, в параллельном мире, в Академии на перекрестке, его друзья, его союзники, его семья… Они что? Часть его бреда? Диссоциированные субличности? Ольга-императрица с ее стальной волей? Степан-ученый с его холодным умом? Генерал с его яростью? Неужели все это – лишь части его собственного скрытого эго?

Он чувствовал, как его воля тает, как края реальности, которую он знал и любил, становятся расплывчатыми, как акварельный рисунок под дождем. Так было легче. Неимоверно легче. Сдаться. Принять эту простую, страшную правду. Утонуть в этом медицинском спокойствии и позволить им лечить себя от самого себя.

– Меня… – он начал и почувствовал ком в горле. – Меня зовут…

И в этот момент репродуктор на столе доктора переключил тихую волну с классической музыкой, прорвался на мгновение сбой, помеха. Искра статики. И в этой искре ему показалось, что он слышит знакомый голос. Тихий, отчаянный, словно доносящийся с другого конца вселенной.

«…Иван! Держись! Мы…знаем… мы найдем…»

Голос Маши. Перекрытый помехами, искаженный, но это был он.

Сердце Ивана рванулось в груди, как пойманная птица. Доктор Багрин, заметив его вздрог, слегка нахмурился и постучал по репродуктору. Помеха исчезла, и снова зазвучал плавный голос виолончели.

– Что-то не так, Александр?

Иван посмотрел на него. На его спокойное, профессиональное лицо. На деда, который смотрел с беспокойством. И вдруг он понял. Понял самую суть этой ловушки.

Ее сила была не в правдоподобии. Ее сила была в нормальности. Она не атаковала его силой, она предлагала ему сдаться. Предлагала самый легкий путь – путь безумия, который на самом деле был путем покоя. Признай, что ты сумасшедший, и вся твоя боль, вся ответственность, весь груз – растворятся. Ты не виноват. Ты просто болен.

Но тот обрывок голоса, эта искра извне, была мостом. Хрупким, тонким, как паутина, но мостом обратно к себе.

Он глубоко вздохнул и поднял голову. В его глазах, всего на секунду, вспыхнул прежний огонь.

– Меня зовут Иван Кузнецов, – сказал он тихо, но четко. – Я – ректор Академии памяти и равновесия. И вы… вы не настоящие.

Лицо доктора Багрина не изменилось. На нем появилась лишь тень сожаления.

– Отрицание – это часть процесса, Саша. Я понимаю. Но ты делаешь себе только хуже. Тебе нужен покой. И лечение. Сергей Иванович, помогите нашему пациенту вернуться в палату. Пора принять лекарства.

«Дед» шагнул к нему. И в его глазах Иван увидел не любовь и печаль, а нечто пустое, механическое, исполняющее программу.

Это был не его дед. Это была хитрая, идеально выверенная иллюзия.

Иван отшатнулся. Он был слаб. Без сил. Но он все еще оставался Иваном.

***

В это же время, в измерении Академии, царил хаос иного рода. Хаос тихий, но от того не менее губительный.

Майя стояла у огромного окна в зале Совета, глядя на мерцающие огни бесчисленных миров. За ее спиной сидели Степан и Маша. Лука, уставший и напуганный, дремал на одном из диванов, его серебристые волосы отливали призрачным светом. Воздух в зале был спертым, насыщенным невысказанными страхами и взаимными упреками, витавшими между тремя взрослыми, как ядовитый туман.

– Я ничего не нашел, – голос Степана был плоским, выгоревшим. В его глазах не осталось и следа от любопытства, лишь пепел поражения. Он смотрел в пол, избегая встретиться взглядом с Машей. – Я просканировал все прилегающие сектора. Никаких следов портала, никаких следов энергетического выброса. Они исчезли. Тетя Оля, Борис Петрович… Иван. Как будто их и не было. Это… это как «Стиратель», но тоньше. Без шума и ярости. Тихая, хирургическая ампутация.