На пороге бури
– Книга… она не просто дала нам инструкцию. Она дала мне ключ. Тот самый «код». Древний, мертвый язык… это и есть система управления. Мы можем не активировать протокол «сбора урожая». Мы можем просто приоткрыть щель. На мгновение. Ровно настолько, чтобы пройти. Как… как воры, взломавшие дверь, но не трогающие сокровища в сейфе.
– Это безумный риск, – прошептала Майя. – Одно неверное слово, одна ошибка в произношении…
– А какой у нас есть выбор? – спросил Лука, и в его голосе впервые звучала не юношеская горячность, а тяжелая, взрослая решимость. – Мы знаем правду. Мы знаем, что эта штука под нами – оружие массового уничтожения. Но это также и единственный ключ к спасению Ивана. Мы не можем позволить себе его игнорировать. Мы должны использовать его. И мы должны быть точными.
Он посмотрел на каждого из них, его изумрудные глаза загорелись в полумраке.
– Я помню код. Я знаю, что говорить. Но мне нужна ваша сила. Ваша воля. Чтобы направить врата именно туда, куда нужно. Чтобы удержать их от… от срыва. Готовы ли вы пойти на этот риск? Не только ради Ивана. Но и чтобы узнать правду о том, что за этим стоит? О той «белизне», что охотится на него.
Маша первой положила свою руку поверх его. Ее глаза были полны слез, но в них не было страха.
– За папу.
Степан, поборов дрожь, кивнул и положил свою руку сверху.
– За знания. И за друга.
Майя заколебалась последнюю секунду. Она смотрела на древние стены склепа, представляя себе гигантскую машину, спавшую под ними миллионы лет. Затем ее взгляд упал на решительные лица троих детей – потому что для нее они все еще были детьми. И она положила свою руку поверх всех.
– Чтобы защитить. Всех.
Решение было принято. Без слов, единым порывом они повернулись и бросились назад, к лестницам, ведущим во внутренний двор. «Вита-куб» остался лежать в подземелье, его страницы снова зашевелились, будто довольно шепча.
Ночь была безлунной. Внутренний двор, окруженный готическими стенами замка, тонул во тьме. Каменная мостовая под ногами казалась обычной. Но теперь, зная правду, они чувствовали исходящую от этого места древнюю, дремлющую силу – силу бомбы замедленного действия.
Лука вышел на центр круга. Степан, Майя и Маша встали вокруг него, образуя треугольник.
– Держите в мыслях его образ, – тихо сказал Лука, и в его голосе звучали отголоски древнего языка. – И будьте готовы отдать все, что можете. Чтобы нам не пришлось отдать все миру.
Он закрыл глаза. Его руки поднялись ладонями к небу. И снова из его губ полилась та самая древняя, гортанная речь. На этот раз это была не мольба и не просьба, а сложная, точная последовательность команд. Он не просто разговаривал с замком. Он взламывал его.
Вначале ничего не происходило. Затем самый древний камень мостовой под ногами Луки слабо дрогнул и начал светиться тусклым, багровым светом. Свет пополз по линиям, скрытым между плитами, обнажая тот самый сложный узор, что они видели в книге. Гигантская магическая печать проявилась во всей своей пугающей красе. Воздух затрепетал, заряжаясь древней, нечеловеческой силой.
От Луки исходило свечение, он был проводником, воронкой, через которую энергия и воля троих его друзей вливалась в древний механизм, не давая ему проснуться, перенаправляя его страшную мощь в узкое, сфокусированное русло.
Маша чувствовала, как из нее уходит тепло, ее ноги подкашивались, но она сжимала кулаки и продолжала думать о папе, о его улыбке, о его руке на своем плече. Степан, стиснув зубы, отдавал свою ясность ума, свою логику, всю свою волю к познанию, чтобы удержать геометрию портала от коллапса. Майя, самая сильная из них, отдавала свою магию, свою тьму и свой свет, свою ярость защитницы, создавая барьер между дремлющим чудовищем машины и их хрупкими телами.
Свет от печати становился все ярче, поднимаясь столбом к небу. В центре этого столба, перед Лукой, пространство начало искривляться, рваться. Воздух завыл, и в этом вое слышался отголосок миллиардов голосов, превращенных в пепел.
И вдруг Лука вскрикнул от триумфа и ужаса одновременно.
Врата открывались. Но куда они ведут – к спасению или к гибели, – не знал никто.
Глава 16. Тени в белизне
Пробуждение было подобно удару под дых. Одна секунда – он бежал сквозь ослепительную, беззвучную белизну, чувствуя на запястьях призрачное прикосновение тени Майи. Следующая – он лежал на жесткой койке в своей палате, и в ушах стоял ровный, навязчивый гул системы климатического контроля.
Он вернулся назад. В клетку.
Иван не двинулся, не подал виду, что сознание к нему вернулось. Он лишь приоткрыл веки на щелочку, сканируя комнату. Все было так же: стерильно-белые стены, тумбочка, дверь с глазком. Та же самая картина с парусником на стене.
Но теперь он видел все иначе. Раньше эти стены давили на него правдоподобием своей нормальности. Теперь он видел их истинную суть – идеальную, бездушную имитацию. Это была не комната. Это была обложка. Интерфейс.
Послышались шаги в коридоре. Иван мгновенно закрыл глаза, замедлил дыхание, изобразив глубокий, медикаментозный сон. Дверь открылась без скрипа.
– Сашенька? – голос «деда» был пропитан искусственной заботой. Иван чувствовал на себе взгляд санитара. – Спишь, родной? Хорошо, спи. Скоро обед.
Дверь закрылась. Иван не открывал глаз. Он мысленно представил себя куском дерева, пустым сосудом. Он должен был заставить их поверить. Поверить, что он сломался. Что он принял их реальность. Что Иван Кузнецов окончательно и бесповоротно умер, и остался лишь Александр Семенов, несчастный псих, прячущийся от горя в фантазиях.
Они должны были расслабиться. И для этого ему предстояло сыграть самую сложную роль в своей жизни.
Час спустя он «проснулся». Когда санитарка – женщина с слишком идеально сочувствующим лицом – принесла поднос с едой и маленьким бумажным стаканчиком с таблетками, Иван посмотрел на нее пустым, уставшим взглядом.
– Спасибо, – его голос звучал плоским, лишенным эмоций. Он взял стаканчик, поднес ко рту и сделал вид, что проглотил таблетки, на самом деле незаметно зажав их под языком. Затем запил водой и показал санитарке пустой рот.
Та улыбнулась – идеальной, бездушной улыбкой куклы – и вышла.
Как только дверь закрылась, Иван выплюнул таблетки в руку. Это были те же самые – синие и белые. Он спрятал их под матрас. Он не знал, что они делали – подавляли ли его силу или просто травили его организм, – но больше он не собирался их принимать.
Дни потянулись, однообразные и тягучие, как патока. Иван выполнял все предписания. Он ходил на групповую терапию и молча кивал, когда другие пациенты (были ли они настоящими? Или тоже частью декорации?) рассказывали о своих кошмарах. Он разговаривал с доктором Багриным, и тот с удовлетворением отмечал в своем блокноте «прогресс в принятии реальности».
– Вы знаете, доктор, – сказал как-то раз Иван, глядя в окно на слишком идеальный газон, – мне иногда снится тот другой мир. Но теперь… теперь он кажется таким далеким. Как глупый детский сон.
Багрин улыбнулся своей фирменной, стерильной улыбкой.
– Это прекрасный прогресс, Александр. Мозг наконец-то начинает отвергать навязчивую фантазию и закрепляться в настоящем.
Иван кивнул, изображая облегчение. Внутри же все его существо кричало от ненависти.
По ночам, под предлогом прогулки в туалет, он начал исследовать территорию. Клиника была идеальным лабиринтом без изъянов. Все двери, кроме палат и кабинетов, были заперты. Камеры наблюдения в углах коридоров поворачивались с точным, механическим интервалом. Он запоминал расписание обходов, расположение камер, малейшие детали.
И он чувствовал, как с каждым днем без таблеток что-то внутри него просыпается. Сначала это были едва уловимые вещи. Тени в углах его палаты казались чуть гуще, чуть податливее. Шепот системы вентиляции иногда складывался в почти что знакомые голоса, которые он не мог разобрать. Однажды, когда санитарка слишком резко взяла его за руку, чтобы измерить давление, он инстинктивно дернулся, и лампочка над ними на мгновение мигнула и погасла.
Санитарка даже не заметила. Иван заметил. Сердце его бешено заколотилось. Ему не показалось.
Он начал экспериментировать. В своей палате, когда был уверен, что за ним не наблюдают, он пытался сосредоточиться. Не на мощных заклинаниях – он чувствовал, что до этого еще далеко. На малом. На самом простом.
Он смотрел на свой стакан с водой на тумбочке. Не пытался поднять его или что-то в этом роде. Он просто представлял, как по его поверхности идет рябь. Сначала ничего не происходило. Он чувствовал лишь пустоту и головную боль от напряжения. Но он не сдавался.
Спустя несколько дней, в полной тишине, он увидел это. Крошечную, почти невидимую волну, пробежавшую по поверхности воды. Не от сквозняка, не от шагов. От его воли.
Это был крошечный, ничтожный результат. Но для Ивана он значил больше, чем любая победа в бою. Это был росток надежды, пробивающийся сквозь асфальт.
Он стал смелее. Он пытался не просто чувствовать тени, а управлять ими. Хотя бы на секунду. Заставить тень от спинки кровати стать чуть длиннее, чуть темнее. Это получалось еще хуже. Его способности, некогда могущественные, теперь были похожи на атрофированные мышцы после долгой болезни. Они болели и не слушались.
Однажды ночью, во время своего «обхода», он забрел в дальний коридор, который, казалось, не вел никуда. В конце него была единственная, неприметная дверь без таблички. Она была заперта, как и все остальные. Но от нее веяло чем-то… иным. Не холодом клиники, а легким сквозняком, пахнущим пылью.
Иван прислонился к двери, закрыл глаза, пытаясь прощупать то, что за ней. И в этот момент он услышал. Не физическим ухом, а внутри своего сознания.
«…держится… едва… Лука…»
Это был голос Маши. Слабый, искаженный, полный боли и напряжения, но Иван его узнал.
Его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Он прижался к двери сильнее, пытаясь поймать еще хоть обрывок.
Но тут же из-за угла послышались мерные шаги. «Дед» с ночным обходом. Иван мгновенно отскочил от двери, приняв безразличное выражение лица и побрел обратно к своей палате, делая вид, что просто бродит в полусне.
Тот коридор, та дверь… Это было слабое место. Трещина в их идеальной симуляции. Место, где реальность просачивалась внутрь.
Вернувшись в палату, он лег на койку и уставился в потолок. Его разум лихорадочно работал. Он не просто выживал. Он готовился. Его магия возвращалась, капля за каплей. Он нашел брешь в защите.
Они думали, что он смирился. Что он побежден.
Они ошибались.
Иван Кузнецов тихо улыбнулся в темноте. Впервые за долгое время его улыбка была настоящей. Он больше не был пленником. Он был диверсантом в тылу врага. И его операция только начиналась.
***
Начало формы
Тем временем в Академии царила неестественная, гнетущая тишина. После активации портала во внутреннем дворе замка прошло несколько часов. Майя, изможденная и опустошенная невероятной затратой сил, пришла в себя первой. Ее тело ломило, а разум был затуманен остаточными видениями серого пепла и титанических машин.
Она отползла от центра круга, где все еще слабо светились багровые линии древней печати. Портал был закрыт. Во дворе, кроме нее, никого не было.
– Степан… Маша… Лука… – ее голос сорвался на шепот.
Она встала, пошатываясь, и бросилась на их поиски. Она обыскала весь двор, ближайшие коридоры замка, крича их имена. Ответом ей была лишь звенящая тишина.
Сердце ее бешено колотилось, в висках стучала паника. Они не могли просто исчезнуть. Портал был стабилен, он должен был…
И тут ее взгляд упал на край магического круга. На одной из плиток, там, где стоял Лука, лежал странный предмет. Майя подошла ближе и наклонилась. Это был карманный сканнер Степана. Корпус его был слегка оплавлен, экран – темный.
Она подняла его. Внутри нее все похолодело. Степан никогда не расставался с этим прибором. Он не бросил бы его просто так.
Значит, они ушли. Прошли через портал. Без нее.
В груди Майи что-то надорвалось. Сперва накрыл приступ ярости – как они могли? Как они посмели бросить ее, уйти на верную смерть? Затем ярость сменилась леденящим душу страхом. Они были там. В междумирье. С этим мальчиком, чья сила была непредсказуемой и чья природа была связана с самой смертью реальности. И с Машей… ее маленькой, храброй Машей.
Она больше не могла ждать. Не могла анализировать, взвешивать риски и придерживаться планов. Ее план теперь был прост: найти их и либо спасти, либо умереть вместе с ними.
Майя развернулась и побежала обратно к тому месту, где они активировали портал. Она не была Лукой, она не знала древних заклинаний. Но она знала другой способ.
Она встала на центр печати, на то место, где стоял Лука. Она закрыла глаза, отбросив все страхи и сомнения. Она думала о них. О стойком, надменном, но бесконечно преданном Степане. О тихом, загадочном, несущем в себе древний ужас Луке. О своей дочери. О ее свете, упрямстве, любви.
И затем она выпустила свою силу. Не для того, чтобы повторить сложный ритуал, а чтобы пробить брешь. Грубо, жестоко, как тараном. Ее тени сгустились вокруг нее, превратившись в вихрь тьмы. Она вложила в удар всю свою ярость, все свое отчаяние, всю свою боль.
Пространство перед ней с хрустом надломилось. Воздух затрещал, и вместо двора замка перед ней возник хаос – ослепительная, бесформенная белизна, пронизанная сполохами неведомых энергий. Брешь была нестабильной, рвала на себе края реальности.
Майя, не раздумывая, шагнула в нее.
Ее сразу же охватило давление, холод, ощущение падения в никуда. Здесь не было ни верха, ни низа, ни времени. Только бесконечное, безмолвное сияние, давящее на сознание. Но она была не совсем слепа. Она искала след. След магии Луки – той странной, чистой, первозданной силы, что исходила от него. И она нашла его. Слабый, едва уловимый, как нить Ариадны в лабиринте, он тянулся вглубь этого небытия.
Она поплыла по течению этого следа. Она плыла минуты, часы… она не могла сказать. Время здесь не имело смысла.
И вдруг пейзаж начал меняться. Ослепительная белизна сменилась чем-то иным. Она проплывала через область, усыпанную… обломками. Огромными, не поддающимися идентификации. А потом она увидела их.
Скелеты. Невероятных размеров. Они парили в пустоте, величественные и ужасающие. Ребра, изогнутые, как опоры небесных сводов, черепа размером с небольшой астероид, когтистые лапы, застывшие в последнем судорожном усилии. Это были драконы. Или нечто подобное им. Существа такой мощи, что даже после смерти их останки излучали эхо былого величия и невероятной, непознанной магии.
Майя замерла, охваченная благоговейным ужасом. Что могло убить таких существ? И куда она попала? Это было кладбище богов, плавающее в междумирье.
Она продолжила путь, обходя гигантские костяки, ее сердце сжималось от предчувствия. След Луки вел прямо через это поле смерти.
И именно тогда она почувствовала присутствие. Нечто, что не было ни живым, ни мертвым. Нечто, что парило среди скелетов, питаясь остатками их силы, их скорбью и тленом.
Оно заметило ее.
Из-за громадного ребра ископаемого дракона выплыла бесформенная масса. Она была цвета пепла и казалась состоящей из сгущенной тоски и голода. У нее не было глаз, но Майя почувствовала на себе ее ненавидящий, пустой взгляд. Это существо было дитем этой пустоты, падальщиком, стражем этого места вечного покоя.
Оно ринулось на нее беззвучно, но с такой скоростью, что воздух – или то, что его заменяло – засвистел.
Майя не раздумывала. Рефлексы сработали быстрее разума, окружая девушку защитным барьером. Сущность врезалась в него, и тишину междумирья разорвал оглушительный, беззвучный визг – он отозвался болью прямо в ее голове.
Тварь не отступила. Она начала обтекать щит, пытаясь добраться до Майи, ее пепельная субстанция шипела и пузырилась, пытаясь разъесть магию тьмы.
Майя отшатнулась. Сила этого существа была чудовищной. Оно было порождением этого места и черпало силу из его скорби. Она чувствовала, как ее собственная энергия тает под его напором.
«Нет. Нет. Я не умру здесь. Не сейчас».
Она сбросила щит и вместо защиты перешла в атаку. Ее тени превратились в острые, как бритва, кинжалы и копья, которые впивались в бесформенное тело сущности. Но раны мгновенно затягивались. Это была борьба с водой.
Тварь набросилась снова, и на этот раз ей удалось коснуться ее руки. Майя вскрикнула от боли – это было не физическое прикосновение, а ощущение леденящего холода и абсолютной пустоты, высасывающей из нее жизнь, волю, память.
Отчаяние придало ей сил. Она поняла: ее обычная магия здесь бесполезна. Нужно бить тем же, чем бьют ее. Не тьмой, а пустотой.
Она перестала сопротивляться. Она позволила тени сущности проникнуть в себя, ощутить ее страх, ее боль, ее любовь к пропавшим. А затем… она обратила это против сущности. Она не стала выталкивать чужеродное присутствие. Она впитала его в себя, приняла эту пустоту, сделала ее своей частью, а затем, сконцентрировав всю свою волю, всю ярость защитницы, выплюнула ее обратно – не как хаотичную силу, а как сфокусированный луч небытия.
Это был не свет и не тьма. Это было отсутствие всего.
Луч ударил в центр пепельной сущности. Та замерла на мгновение, ее бесформенное тело задрожало. Затем оно начало схлопываться, будто ее пронзила бесконечно малая, но невероятно тяжелая черная дыра. Беззвучный вопль заполнил все вокруг, и через секунду от существа не осталось ничего. Лишь легкое дрожание пространства на том месте, где оно было.
Майя тяжело дышала, опустившись на колени. Рука, которой коснулась тварь, онемела и была мертвенно-бледной. Она чувствовала себя опустошенной, отравленной этой встречей.
Но она по-прежнему чувствовала след Луки. Он вел дальше, вглубь кладбища драконов.
Собрав остатки сил, Майя поднялась и поплыла дальше в царство смерти, оставляя позади место своей странной и ужасающей победы. Она была ранена, напугана, но ее решимость горела ярче, чем когда-либо. Где-то впереди были они. И она найдет их, даже если для этого придется пройти через самые темные уголки мироздания.
Начало формы
Плывя сквозь немое царство костей, Майя чувствовала, как след Луки становится все отчетливее, ведя ее к самому центру этого ледяного некрополя. Воздух (если это можно было назвать воздухом) густел, наполняясь не только эхом древней магии, но и чем-то еще – тяжелым, размеренным, почти осязаемым ритмом. Как дыхание спящего великана.
И вот, впереди, в обрамлении гигантских бедер и позвоночника дракона, размером с гору, зиял вход. Не естественная пещера, а нечто, напоминавшее колоссальный шлюз, вырезанный в скале неизвестной породы. Края его были идеально гладкими, оплавленными, будто прорезанными лучом невероятной энергии. Оттуда и доносилось то самое мерное, сиплое дыхание, от которого содрогалась костная пыль междумирья.
След Луки вел прямо внутрь.
Сердце Майи бешено заколотилось. Разум кричал об опасности, о необходимости отступить. Но образы Степана и Маши, слабый шлейф их энергии, смешавшийся с сияющим следом Луки, гнали ее вперед. Собрав остатки сил, она переступила порог.
Внутри царил полумрак, нарушаемый лишь тусклым свечением странных минералов в стенах. Коридоры были такими же гладкими, неестественно правильными, уходящими вглубь сложным лабиринтом. Она шла, прижимаясь к стене, ее тени ползли впереди, ощупывая путь. Тишина была оглушительной, ее нарушало лишь эхо ее собственных шагов и то далекое, всепроникающее дыхание.
Она шла, казалось, вечность, повинуясь внутреннему компасу, что тянул ее к источнику этого дыхания. И наконец, коридор расширился, упершись в арку невероятных размеров.
Майя замерла на пороге, не в силах вымолвить ни слова.
Перед ней открывался зал, сравнимый по величине с собором целой планеты. Своды терялись в темноте где-то на недосягаемой высоте. А пол зала был усеян не просто грудами, а целыми дюнами, холмами, реками и озерами золота, самоцветов и артефактов невероятной красоты и древности. Это было богатство, способное купить и уничтожить тысячу цивилизаций.
Но все это меркло перед тем, кто покоился в центре этого ослепительного царства.
Дракон.
Исполинский даже по меркам своих сородичей, чьи скелеты украшали подступы к пещере. Его чешуя была цвета остывшей лавы и ночного неба, потускневшая от возраста, покрытая узорами паутины, сплетенной из самой вечности. Крылья, сложенные за спиной, напоминали горные хребты, пронзенные сталактитами. От него исходила такая мощь, что воздух дрожал, а магия в самой крови Майи запела древний, траурный гимн. Он был не просто старым. Он был самой древностью. Последним воспоминанием мира, которого давно нет.
И его глаза – огромные, многослойные, мерцающие холодным интеллектом – были открыты и смотрели прямо на нее. Из его пасти, приоткрытой в оскале, в котором поместили бы обломки целого звездолета, с каждым размеренным выдохом вырывался туман мерцающей энергии.
Майя стояла, парализованная благоговейным ужасом, ожидая немедленной атаки. Но дракон лишь медленно мигнул, и веко, похожее на базальтовую плиту, с грохотом закрылось и открылось снова.
И тогда голос прозвучал не в ушах, а прямо в ее сознании. Он был низким, как тектонический сдвиг, и тихим, как шелест галактик на ветру времени.
«Я ждал тебя, дитя пыли и тени. Ждал много тысячелетий. Пришла, наконец».
Майя попыталась что-то сказать, но ее горло не слушалось. Она мысленно послала ответ, дрожащий от страха и изумления:
«Ты… ждал меня? Но почему? Кто ты?»
«Страж. Последний из Первого племени. Хранитель Вопроса, на который нет ответа, — пророкотал голос в ее голове. Дракон медленно, со скрипом тысячелетий, повернул свою гигантскую голову, чтобы лучше видеть ее. – Я застал рождение звезд, что вы зовете солнцами. Я застал, как Предтечи ткали полотно реальности из хаоса. И я видел, как они возвращались, чтобы распустить свои творения, оставляя после себя лишь тишину, которую ты уже ощутила».
Мысли Майи лихорадочно закрутились. Предтечи. Создатели порталов-насосов. Создатели всего.
«Зачем? – вырвалось у нее мысленно, и в этом вопросе был весь ее ужас, вся ее ярость, все ее непонимание. – Зачем им создавать миры, давать им жизнь, магию, историю… чтобы потом все это уничтожить? Какой в этом смысл?»
Наступила пауза. Дракон издал глубокий, скорбный звук, похожий на обвал далеких гор.
«Вот он. Вопрос. Ради хранения которого я и существую, – прозвучал в ее разуме голос, полный невероятной, неподъемной печали. – Я не знаю ответа, дитя. Их мотивы непостижимы для нас, творений. Мы можем лишь наблюдать за циклом. Рождение. Расцвет. Урожай. Пустота. Они – садовники, а миры – их цветы, которые они срезают, чтобы составить букет, смысл и красоту которого постичь возможно им одним. Может, они питаются этими смыслами. Может, таков их эксперимент. А может… им просто скучно».
Бессилие охватило Майю. Противостоять такой силе было невозможно. Даже понять ее – выше их способностей.
«Мои друзья… они прошли здесь. Куда?» – спросила она, концентрируясь на единственном, что было важно сейчас.
Дракон снова медленно мигнул.
«Тот, кто светится печатью небытия, и двое, что идут с ним… были здесь. Их цель – мир-родоначальник. Изначальный мир. Там, как я чувствую, Предтечи запустили новый цикл „сбора урожая“. Твой светящийся друг… он кажется им ключом. Или угрозой».
«Изначальный мир? Как мне туда попасть?»
«Путь опасен. Он лежит через сердце пустоты, ту самую, что пожирает миры. Там законы реальности хрупки, как стекло. Одно неверное движение – и ты станешь частью серого небытия, как те твари, что охраняют мой покой».
Дракон приподнял одну из своих лап размером с городской квартал и медленно указал когтем вглубь зала, в сторону, противоположную входу. Там, в стене, зиял еще один проход, из которого исходило ровное, безжизненное сияние, виднелась та самая, знакомая Майе по иллюзии Ивана, белизна.
«Вот твой путь, дитя тени. Он ведет в самое чрево небытия. Я не могу помочь тебе. Я могу лишь указать направление. Моя задача – ждать. Ждать, возможно, того дня, когда они придут и за этим миром».
Майя посмотрела на исполинского стража, на его бесконечно усталые глаза, видевшие крушение вселенных. Впервые за долгое время ее собственные проблемы показались ей мелкими и одновременно частью чего-то невообразимо большего.
Она кивнула, не в силах найти слов благодарности или прощания. Затем, подкованная его молчаливым благословением и леденящим душу страхом, она сделала шаг, затем другой по направлению к светящемуся проходу, оставляя позади горы золота и последнего свидетеля вечности, чтобы продолжить свой путь в самое сердце тьмы.