Завет Лазаря. Книга 1. Слуга

Артизара вывезли в ту же ночь, когда я получил задание. Получается, Берден, узнав о смерти императора, только приспустил флаги, а на другом конце империи проректор фон Берингар уже собирал отряд, чтобы как можно быстрее покинуть Шолпскую академию.

Да, у Йозефа есть возможность связываться со своими людьми в обход вышек. Не ждать сообщений неделями, а получать информацию минута в минуту. Неоднократно я подмечал, что он оказывается в курсе событий едва ли не раньше, чем те вообще происходят. Не знаю, правда, как именно. То ли чудесных штук, с помощью которых такое проделывается, не хватает на всех доверенных лиц, то ли на мой счет были другие соображения – возможности экстренно выйти на связь мне в дорогу не дали.

– Понял. Следи за дыханием, – посоветовал я, – дальше до магистрата не останавливаемся.

Артизар кивнул.

Я же прикинул в голове варианты. Их не то чтобы было много. И ни один не радовал.

– Для твоей безопасности лучшее решение – не раскрывать, что в город прибыл кронпринц. Ты без отряда, без регалий, без указаний от святейшего престола. Зато сумма, назначенная за твою жизнь, говорят, так велика, что соблазнит и святого Антония.

Артизар почти минуту упрямо переставлял ноги, спотыкаясь от усталости едва ли не через каждый шаг, и только затем сказал:

– Лазарь… Я кое-что слышал о тебе. Не про Йехи и Энтхи… – Он снова запнулся и скривился то ли от боли, то ли от ситуации. – Позволь задать глупый вопрос?

Даже интересно.

– Валяй.

– Какой именно приказ отдал айнс-приор Херген касательно моей жизни? Ты ведь не нарушишь его?

Удивительно, как среди слухов и сказок затесался крохотный огрызок правды и мальчишка безошибочно зацепился за него. Я действительно не мог ослушаться прямого приказа Йозефа. Даже мысленно. Оковы полностью контролировали меня. Скосив взгляд на Артизара, я подумал: интуиция ли это или все-таки герр проректор, наверняка знающий о судье Рихтере чуть больше, чем рядовые слуги, поделился информацией?

Мы уже приблизились к городу. Серое марево медленно насыщалось оттенками, подсказывая, что жители вот-вот проснутся, покинут дома и тут же заметят двух чужаков. Значит, нужно поспешить.

– «Стань кронпринцу щитом и опорой, пока он не займет трон», – процитировал я слова айнс-приора. – Если бы Йозеф хотел твоей смерти, я бы не вмешался на перевале.

Артизар промолчал. Кажется, ожидал иного.

– Ты надеялся на «Выполняй прихоти, заботься и люби»? – усмехнулся. – Мою жизнь святейший престол ценит выше и десятка кронпринцев. Кандидатов на трон – только свистни, набежит толпа. Зная о превратностях судьбы и человеческой смертности, Йозеф никогда бы не отдал приказ вроде: «Не дай мальчишке свернуть себе шею». Но в ближайшие месяцы я заинтересован, чтобы мне было за кем следить. Доверишься – защищу.

Артизар опустил взгляд.

– Понял. Мне поменять имя?

Ох уж эти подростковые игры в шпионов.

– Ты не настолько известен в народе. Достаточно выкинуть упоминание Тедериков. Хайт означает «портной»?

– Пустошь, – поправил Артизар. – Вересковая.

Поэтично. Но уверен, что горожане расшифруют фамилию так же, как и я.

– Сойдет. Первым в разговор не лезешь. Мои слова подтверждаешь, какую бы чушь я ни нес. Мы сопровождали кронпринца. На перевале произошел сход лавины, нас отрезало от остальной части отряда. Ничьих смертей не видели, о состоянии наследника не знаем, догадываться не можем. В городе перезимуем, а как снег подтает и перевал станет проходимым, сразу вернемся в Берден.

Артизар кивнул.

Мы миновали городскую черту. Не считая мощного магического щита, буквально накрывшего город куполом, Миттен никак не охранялся. Не было ни ограды, ни сторожевой вышки. Впрочем, по моему опыту, магия срабатывает быстрее и лучше людей. Нас с Артизаром ожидала проверка на угрозу и скрытое зло. Оковы нагрелись, едва не обжигая кожу, но уже в следующий момент щит поддался.

О том, что начался Миттен, свидетельствовала кованая табличка, прикрепленная к длинному, торчащему из сугроба шесту. На ней были выбиты название города и короткое приветствие. Под ногами проступила мощеная дорога, которая вела между крайними двухэтажными домами. Здесь они, выполненные в характерном фахверковом стиле, были деревянными. Оставленные снаружи перекладины выкрасили в темно-красный цвет, стены – в белый. Это придавало домам опрятный, почти праздничный вид. От печных труб в сторону сереющего неба тянулись светлые полосы, окна оставались еще темными. После ледяной свежести перевала горчащий на языке запах дыма был приятен и уютен.

– Справишься с ролью простолюдина?

Меня беспокоило, что дурная и горячая кровь Тедериков имеет привычку просыпаться в самые неподходящие моменты. И Абелард, и его венценосный родитель Аларикус, которого я еще застал, и Аделхард Кровавый – прадед Артизара, как и многие поколения императоров, славились приступами агрессии и впадали в неконтролируемое бешенство, если что-то шло не по их желанию.

Я уже подумал, что Артизар не удостоит меня ответом, как он проворчал:

– Лучше, чем с ролью кронпринца.

До ратуши мы прошли беспрепятственно. Горожане провожали нас настороженными взглядами, но окликать и заводить разговор не пытались. Их внимание было отдано серпантину и Вратам Святой Терезы, слизанным гигантским языком лавины. Очевидно, случившееся взбудоражило умы миттенцев, и они уже не первое утро начинали с проверки, не была ли эта трагедия просто дурным сном. Разносящий свежие газеты почтальон, с которым мы прошли одну из улиц, заунывно молился себе под нос.

После оглушительно тихого перевала Миттен стал настоящим праздником: скрип дверей, стук лопаты, шум в домах и хриплый лай пса на соседней улице – все звуки сейчас казались музыкой.

Внимание привлекали лавочки и мастерские, занимающие первые этажи. Чем ближе мы продвигались к центру, тем больше их становилось. До Нахтвайна оставалась пара недель, и почти все дома уже украсили моравскими звездами и венками из свежих еловых ветвей, разбавленных красными цветами пуансеттии. Из-за стекол витрин добавляли праздничного настроения небольшие самодельные вертепы.

Я думал, что Миттен полностью занят на шахтах и рудниках, но жизнь в городе была куда разнообразнее и ярче. Из еще закрытых пекарен тянуло дрожжами и горячим хлебом; от аптеки на перекрестке – настойками и травами. Хоть и безумно уставший, держащийся на последних крупицах благодати, я прорисовывал в уме карту города и запоминал полезные места.

Людей вокруг прибавлялось. Мы разминулись с группой гимназистов в одинаковых утепленных мантиях с нашивкой в виде совы, сидящей на глобусе. На пороги лавок выходили еще сонные помощники: раздвигали ставни, подметали занесенные снегом ступени и дорожки. Прошел, позвякивая бутылями в тележке, молочник. Я поймал на себе внимательный взгляд: у книжной лавки, еще не украшенной к Нахтвайну, замер молодой мужчина. Заметив, что я тоже на него смотрю, он неуверенно, но приветливо улыбнулся и убрал со лба вьющиеся золотисто-светлые пряди. Улыбаться в ответ я не стал, ограничился вежливым кивком. Мужчина отвел взгляд и поспешно скрылся в лавке.

Бежевое здание ратуши с барочным фасадом, красной черепичной крышей, едва ли не единственной почищенной от снега, и восьмиугольной башней-колокольней располагалось на центральной площади, заставленной традиционными палатками ярмарки, открывшейся с первым днем Адвента. Мы обошли покрытый коркой льда фонтан со слепой Фемидой, и только сейчас нас окликнули:

– Эй, бродяги. Кто вы, откуда?

Стражи порядка, выряженные в светлую утепленную форму, выглядели донельзя нелепо. Еще и с неудобными тяжелыми пиками вместо каких-нибудь шпаг. Вообще-то пики считались оружием кавалерии, которой в Миттене попросту не было, но они остались здесь как дурацкая дань имперским традициям.

Артизар задержал дыхание и напрягся. Не зря.

Выплеснуть накопившуюся злость на кронпринца хоть и хотелось, но было нельзя. В себе же я переваривать эмоции не умел и учиться этому не желал.

– Не ваше дело. С такой безопасностью я бы перерезал половину города, пока вы задницы в караулке грели. Не путайтесь под ногами, целее будете.

– Хочешь отвечать на вопросы с перебитыми ногами за решеткой?

Грузный мужчина с капральскими нашивками не спешил отдавать приказ, хотя столичные стражи, не будь они знакомы с судьей Рихтером, уже бы кинулись пересчитывать наглецу ребра. Но эти только загораживали проход к ратуше, удобнее перехватив пики.

– Вы мне и ногтя не сломаете. С дороги!

Я шагнул вперед и схватил то ли излишне вежливого, то ли ленивого капрала за ворот. Потянул на себя, подсекая под ноги. Тут же уклонился от удара древком в висок, когда один из стражей бросился сбоку, и швырнул капрала в его сторону. Беда маленьких городов – преступления тут тоже маленькие. И как бы хорошо ни проходили ежегодные учения, если они, конечно, в Миттене вообще случаются, с настоящей потасовкой – не вечерней возней пьянчуг – эти люди не сталкивались.

Юнец в форме не по размеру бросился на меня, нелепо прижимая пику к груди, будто перепутав ее со щитом. Я пнул его в колено, вырвав оружие из ослабевших пальцев, сделал шаг вперед и плашмя ударил древком по горлу. Следом, крутанув пику за упорное кольцо посередине, ткнул окованным концом в живот стража, напавшего с другого бока.

Драка больше напоминала то ли фарс, то ли избиение младенцев. И была невыносимо скучна.

Горла, аккурат под ошейником, коснулся холод металла.

– С кем имею честь? – Я, подняв руку, прикоснулся к кромке лезвия, проверяя остроту – та была бритвенной.

– Командующая воинским гарнизоном Миттена, рыцарь-командор Хильда фон Латгард, – раздался ледяной, холоднее лезвия, голос с легкой прокуренной хрипотцой.

Женщина-командор. Прогрессивно. После нескольких попыток напрячь голову мне даже удалось вспомнить, как правильно обращаться к даме в подобном звании.

– Я – доверенное лицо первого префекта апостольского архива…

– Мы знакомы, герр Рихтер, – резко оборвала пафосное представление рыцарь-командор. – Шлезвигская кампания. Я была адъютантом маркиза Эберарда.

– Не помню. Шлезвигская кампания, фрайфрау [7], состоялась, если не путаю, четырнадцать лет назад. Знаете, сколько еще я повоевал с тех пор?

Наша прекрасная священная империя редко отказывала себе в удовольствии откусить жирный кусок от соседних стран. И, правильно заметил Балберит, где бы ни вспыхивал конфликт, я всегда оказывался там. Поэтому сейчас и не пытался припомнить ни маркиза, ни его адъютанта. Да и саму компанию уже не мог отделить в уме от прочих войн, в которых принимал участие.

Лезвие, наконец, убрали, оставив длинную саднящую царапину. Я бросил пику на обледенелые камни, развернулся и увидел, как точным движением рыцарь-командор вернула шпагу с золоченой рукоятью в ножны, поправив подвязанный на эфесе офицерский темляк [8]. Верхней одежды на ней не было. На черном мундире висели орден Луизы [9] и два креста: серебряный – за военные заслуги, а также дюппель-штурмовой [10]. Справа к кителю крепился золотой аксельбант [11]. Хильда фон Латгард была высокой, сухопарой, около сорока лет. С короткими гладко причесанными седыми волосами, тонкими губами, наискосок пересеченными шрамом и недовольно поджатыми. Светлые глаза смотрели с холодной и строгой ненавистью.

– Что ж… Ваша память, герр Рихтер, под стать вашим манерам, – резюмировала фон Латгард. – Я обязательно обеспечу вас и дракой поинтереснее, и сломанными ногтями, не сомневайтесь. Но для начала объяснитесь: какого черта забыли в Миттене, да еще и в таком виде?

– Мы с этим щенком, – я кивнул на Артизара, виновато сопевшего рядом, – выжили после схода лавины. И желаем встретиться с бургомистром или иным лицом, на которое возложены обязанности по управлению городом.

– Удивительно, – желчно заметила фон Латгард. – А со стороны выглядит так, будто вы не срочной встречи ищете, а беспричинно калечите моих людей. Впрочем, зная вас, наверное, стоит поблагодарить, что не успели никого убить.

Я провел пальцем по шее, ощущая уже замерзшую и стянувшую кожу кровь. Поправил ошейник, неприятно задевающий краем свежий порез. Интересно, фон Латгард настолько хорошо, что и через четырнадцать лет не ошиблась, запомнила именно Лазаря Рихтера или приметные оковы? В народе о них ходило такое множество легенд, даже больше, чем обо мне самом, что зачастую оковы удостоверяли полномочия куда лучше магической грамоты с подписью Йозефа.

Артизару достаточно не упоминать династию, переврать фамилию или выбрать новое имя. Мне же некуда бежать от самого себя. И как бы я ни был окрещен при рождении, вот уже сорок два года оставался и остаюсь верным слугой приората, названным в честь персонажа из «Гезец Готт», и не могу этого изменить.

Впрочем, чего кривить душой – не хочу.

– Бургомистр не появляется в ратуше так рано. – Фон Латгард обернулась к стражам и приказала: – Пошлите за ним. Что ж, герр Рихтер, подождем маркграфа Хинрича в моем кабинете.

Артизар нервно выдохнул.

Мы прошли под богато расписанный свод аркад, и слуга с готовностью открыл перед фон Латгард тяжелую дверь. Главный холл, выполненный из мрамора и гранита, подпирали двенадцать колонн, украшенные гербами государств, образовавших священную империю.

– Вам или вашему спутнику требуется медицинская помощь? Новая одежда? Что-то иное?

Острый взгляд фон Латгард, каким люди обычно смотрят на злейших и кровных врагов, не вязался с безупречной вежливостью и словами заботы.

Я оценил состояние Артизара. Сражение с тварями, потеря отряда, три дня в холоде и темноте расщелины наедине с трупом, а после марш-бросок до Миттена – это отняло все его силы. Но с физическим истощением мы справимся самостоятельно. А над подорванной психикой пусть потом столичные мозгоправы работают. Признаков же пневмонии или обморожения заметно не было. Но я все-таки уточнил:

– Ты как? – Жаль, что к дару изгонять зло не прилагалось умение проводить диагностику взглядом. – Врач нужен?

– Все нормально. Я здоров, герр Рихтер, – сбивчиво, проглотив окончания, шепнул Артизар, смотря под ноги и держась чуть позади.

– Хорошо. При необходимости к медикам обратимся позже. Тогда, фрайфрау, нам обоим требуются одежда и горячий чай. Мальчишке прикажите подать нежирного бульона – он три дня голодал.

Крохи благодати закончились. На освободившееся место пришла боль. Но к ней я был привычен.

Фон Латгард бросила короткий взгляд на слугу, и тот, оценив, какие размеры одежды искать, поклонился и исчез, будто владел магией.

– Конечно, герр Рихтер.

Мы прошли через холл. В глаза бросилось интересное решение архитектора: вниз вела одна широкая лестница; наверх же – двойная, рукавами обнимающая пустое пространство зала.

– Большая и Судебная палаты, – пояснила фон Латгард, заметив интерес. – Двойная лестница означает, что в общественных обсуждениях расходящиеся мнения – нормально. У правосудия же дорога одна – к истине.

И насколько этому соответствует реальное положение дел в городе?

Мы свернули в боковой коридор, поднялись по менее аллегоричной, но так же богато украшенной лестнице на второй этаж и, миновав несколько приемных и залов, попали, наконец, в кабинет фон Латгард.

У окна стояла разлапистая вешалка, на которой висело забытое пальто. Половину противоположной стены занимал закопченный камин. Сухо потрескивали крупные поленья. В помещении было жарко, пахло дымом и дорогим табаком. Стены, обитые зеленой тканью, и шкафы из потемневшего от времени дерева видели не одно поколение бургомистров и рыцарей-командоров. Обстановка была дорогой, старой, но поддерживалась в идеальном порядке.

– Садитесь. – Фон Латгард указала на два гостевых кресла. Отстегнув от пояса перевязь со шпагой и повесив на спинку своего стула, она села за широкий рабочий стол и потянулась к курительной трубке. – Вещи, чай и бульон сейчас подадут. К делу, герр Рихтер.

Я уже набрал в легкие воздуха для рассказа о злоключениях на перевале, как она продолжила:

– Мы ждали от Бердена иной помощи. Требовались маги и солдаты. Сколько вас было? Остальные погибли под лавиной? Какие вы получили указания от императора? Нам не успели сообщить о том, кого отправили в Миттен…

Хильда фон Латгард раскурила трубку. По комнате поплыл крепкий аромат «Вирджинии» с оттенками горького миндаля и вишни. Я сбился с мысли, закашлялся, отгоняя дым, и попытался вникнуть в прозвучавшие слова. Артизар, также удивленный вопросами, беспокойно завозился в моем пальто и, видимо согревшись, расстегнул верхние пуговицы.

Фон Латгард перевела взгляд с мальчишки на меня, побарабанила по столешнице длинными пальцами, нахмурилась. В кабинете повисла неприятная пауза. Этот момент выбрал слуга, чтобы, постучавшись, внести серебряный поднос с чаем и золотистого цвета бульоном, в котором плавала половинка куриного яйца. Следом на подоконник положили стопку вещей, судя по уже знакомому светлому оттенку, взятых у стражей.

– Что-то еще, рыцарь-командор? – уточнил безусый парень в ливрее и накрахмаленном, завязанном бантом шарфе.

– Ступай. – На слугу фон Латгард не посмотрела.

Она подождала, пока я отопью чай, крепкий, со сладостью малины и меда и пряной остротой имбиря, а Артизар съест яйцо и пару ложек бульона.

– Я задала неверные вопросы, герр Рихтер?

– Не могу судить, фрайфрау, поскольку ни черта не понял, – сознался я, нарочно громко прихлебывая. – Помощь? Маги и солдаты? Указания императора? Император мертв. Траур объявлен двенадцать дней назад. Неужели вам ничего не известно?

Новость подобного масштаба не прошла бы мимо внимания командующей воинским гарнизоном, даже если бы она вообще не занималась своей работой. Не знала она – не знал никто.

Фон Латгард отрицательно качнула головой.

Я понял, что с такой силой сжал в руке чашку, что едва не отломил фарфоровую ручку, и ровным тоном продолжил:

– Верным святейшему престолу людям было приказано перевезти кронпринца из Шолпа в безопасное место недалеко от Бердена. Айнс-приор Йозеф Херген направил меня навстречу отряду для дополнительных поддержки и защиты. К слову, на момент, когда я покидал столицу, не было ни единого слуха, что Миттену требуется помощь.

Нужно отдать должное выдержке фон Латгард: от всех свалившихся новостей она не подавилась дымом, не выругалась, не подскочила с места, не вытаращилась от удивления. Могло даже показаться, что та осталась спокойна, но я заметил, как напряглись тонкие пальцы, как дернулись и окаменели острые скулы на худом лице.

Перед тем как ответить, она отложила в сторону трубку и поправила идеально отглаженные лацканы.

– Двенадцать… Нет, все-таки это случилось в ночь, так что уже тринадцать дней назад мы впервые столкнулись с невидимыми тварями. Первое нападение совершили на скот: задрали десяток овец в крайнем хозяйстве. Днем позже выяснилось, что человечина тварям больше по вкусу. В сторону Святой Терезы ушел обоз с последней в этом году партией самоцветов… На них напали на третьем ярусе серпантина. Спастись удалось только одному торговцу. Мы немедленно подняли вокруг города щит и доложили о внештатной ситуации в Берден. Потребовали прислать помощь, поскольку уже до конца месяца перевал стал бы непреодолим из-за погодных условий. В обычное время изоляция не вызывает волнений: все зимы Миттен, пополнив запасы провизии, топлива и лекарств, коротает одинаково. Но только не вместе с этими тварями. В бестиариях про них нет ни слова.

– С тварями мы уже познакомились.

Я пытался удержать на языке несколько крепких выражений. В бестиарии искать было бесполезно. Я сталкивался с такими не единожды и был готов поделиться информацией. Но не сразу. Перед тем как говорить, нужно было проверить кое-что еще.

– И как прошло знакомство, герр Рихтер? Все плохо? Или, наоборот, хорошо?

Ничего хорошего. Я уже и порадовался, как вовремя Микаэла укрепила оковы, и погрустил, что этого все равно могло оказаться недостаточно. Хотя прежде такого еще не случалось.

– Я уничтожил дюжину тварей на перевале. Не знаю, сколько осталось, но меня хватит примерно на пять-восемь таких же встреч.

Произвести расчеты было непросто. Мой дар не поддавался не только пониманию, но и описанию и структурированию. Он до отвращения стихиен и нестабилен. Специалисты айнс-приора Хергена из апостольского архива тщетно подбирали мерило, определяли рамки и загоняли его в понятные человеческой логике категории.

Но все-таки я жил с даром сорок лет, а потому научился чувствовать его особенности.

– Хоть что-то. – Фон Латгард сцепила пальцы в замок. – Давайте подведем небольшую черту под нашим обменом информацией, пока ее не стало слишком много. Только уточните, герр Рихтер, вашему спутнику, не знаю его имени, стоит присутствовать при разговоре? Рядом пустующие приемные. Он может разместиться там.

– Это недоразумение было в отряде кронпринца, фрайфрау. Сход лавины разделил нас с другими людьми. Не знаю, выжил ли кто-то из оставшейся части, – не могу ручаться. В любом случае они остались по ту сторону Хертвордского хребта. Как тебя? – Я сделал вид, что забыл имя спутника.

– Хайт… – Мальчишка запнулся, едва не подавился и неловко отставил звякнувшую чашку на поднос. – Артизар Хайт.

– Герр Хайт останется.

– Принято, – не стала спорить фон Латгард. – Итак. Двенадцать дней назад, едва ли не одновременно, из Миттена и Бердена были направлены сообщения. Из столицы – о смерти императора. Мы же просили помощь. Уверенно вам заявляю, что на стол бургомистра Хинрича в последние дни не ложилось ни одного письма. Вышка связи работала исправно, посыльный несколько раз доставлял свежие новости жителям. И, по нашим расчетам, ответ должен был уже поступить. Если б не лавина, вчера бы мы направили сообщение повторно. К слову! Герр Рихтер, сход случился уже как три дня. Все это время вы бродили по горам в таком виде?

– Все это время… – Допил чай и сложил руки на груди. – Я трупом лежал в расщелине, куда нас забросило лавиной.

Фон Латгард передернуло, на мгновение сосредоточенность сменилась отвращением. Я не помнил, умирал ли в Шлезвигской кампании и если да, то сколько раз, но не исключал, что ей довелось видеть, как именно работает мой странный дар.

– Стоит ли нам, фрайфрау, попытаться убедить друг друга, что с сообщениями произошла досадная случайность? – усмехнулся я.

– Это было бы малодушием, герр Рихтер.

Ничего быстрее вышек связи (если, конечно, забыть о чудесных штуках Йозефа, каких я больше ни у кого, даже у Абеларда, не видел) пока не придумали. Посыльные с опечатанными конвертами, меняющие лошадей, спешащие через ночь и непогоду, остались в далеком прошлом. Передавать сообщения по воздуху было и быстрее, и надежнее. Но магия и прогресс не помогли ни айнс-приору Хергену, ни рыцарю-командору, ни нам с кронпринцем.

В коридоре раздались голоса и неровный топот.

– Фрайфрау!

– Командующая!

Дверь без стука распахнулась, в проеме замерли перепуганные стражники, а за ними толпились слуги.

– Бургомистр Хинрич мертв!

– Убит!

– Столько крови!

Всего на секунду фон Латгард показала эмоции: прикрыла глаза и прикусила губу, отчего шрам, уродующий лицо, натянулся. Но уже через мгновение она стремительно поднялась из-за стола и подхватила перевязь со шпагой.

– Что ж, герр Рихтер, бургомистра можно больше не ждать.