Чужой код. Проводник

Глава 1. Нулевой день

Тишина в главном зале Серпуховского ускорителя была особого рода – густой, напитанной звуком низкой частоты, который даже после отключения главного магнита еще долго вибрировал где-то в костях. Воздух пах озоном, металлом и тишиной, которая стоит после большого труда. На огромной консоли, уставшей мигать тревожными аварийными индикаторами, теперь горел один-единственный, ровный зеленый сигнал: «ЦИКЛ ЗАВЕРШЕН. СИСТЕМА СТАБИЛЬНА».

Лев Ковалев откинулся в кресле, сгреб ладонями коротко стриженные волосы и выдохнул. Выдохнул так, будто выдувал из себя последние сорок восемь часов непрерывного аврала. Руки слегка дрожали – смесь адреналинового отката и четырех чашек растворимого кофе. Перед ним на пяти мониторах замерли графики, логи, каскады телеметрии. Всё в норме. Коллайдер, этот капризный стальной зверь, усмирен. Сбой локализован, патч применен, система перезагружена и выдала штатный пучок. Задача закрыта.

– Ну что, командир, – хриплый голос прозвучал сзади. Это Вадим, инженер по вакуумным системам, седой, как лунь, дядька с лицом, на котором каждый шрам был историей. – Похоже, твой «фикс» сработал. Спасли мамонта от инфаркта.

– Не фикс, – машинально поправил его Лев, не отрывая глаз от строки лога, где мигало предупреждение о кратковременной аномалии в секторе 7-Gamma. – Патч. Мы не чинили поломку, мы закрыли уязвимость в протоколе инициализации. Разница принципиальная.

– Патч, фикс, бантик на хвосте… Главное – работает. Иди уже спать, гений. Твои мозги уже на мониторе стекают.

Лев кивнул, но не двигался с места. Та самая аномалия в 7-Gamma не давала ему покоя. Она была в рамках допуска, статистический шум, всплеск на фоне. Система сочла его незначительным. Но Льва воспитывала не система, а его собственная паранойя, закаленная годами работы с оборудованием, где «незначительный шум» имел свойство оборачиваться катастрофой стоимостью в несколько бюджетов небольшой страны. Он развернул сырые данные, поставил фильтры, начал строить трехмерную модель события в уме.

Сектор 7-Gamma. Там, в полукилометре под землей, в сверхпроводящей трубе, охлажденной до температур глубого космоса, неслись навстречу друг другу сгустки протонов. И в одну миллиардную долю секунды, в точке их столкновения, где рождались и умирали миры, законы физики начинали играть по особым, жутким правилам. Именно там его патч должен был стабилизировать магнитное поле. И стабилизировал. Но этот всплеск… Он был похож не на ошибку, а на ответ. Как будто система не просто приняла новый код, а попыталась его прочитать.

– Бред, – пробормотал он себе под нос. Усталость. Галлюцинации на кофейной гуще. Пора валить.

Он потянулся к кружке, залпом допил холодную горькую жижу и встал. Спина затрещала. В зале было пусто, только дежурный инженер клевал носом у дальнего терминала. Лев собрал свою потрепанную кожаную сумку, потушил свой блок мониторов. Один экран, центральный, оставался включенным – на нем в режиме реального времени отображалась общая схема ускорителя, зеленый, спокойный сон здорового организма.

Он уже повернулся к выходу, когда краем глаза заметил движение.

На схеме, в том самом секторе 7-Gamma, замигал красный пунктир. Не сигнал тревоги – его бы сопровождал вой сирен. Это было… мерцание. Как будто невидимый палец водил по экрану, обводя контур некого объекта. Объекта, которого физически там быть не могло.

Лев замер. Сердце, уже успокоившееся, резко и глухо ударило где-то в основании горла. Он медленно, как в замедленной съемке, подошел к консоли. Его пальцы сами потянулись к клавиатуре.

«Диагностика сектора 7-Gamma. Глубокое сканирование. Запуск».

На экране поплыли столбцы чисел. Датчики вакуума, температуры, радиации, магнитного поля… Всё в норме. Всё, кроме одного. Датчик пространственно-временной метрики, экзотический прибор, собранный для одного кабинетного эксперимента, который все давно забыли, показывал не просто аномалию. Он показывал отрицательную кривизну. Математическую абстракцию. Невозможность.

И в этот момент свет в зале погас.

Не выключился – именно погас. Будто его втянули в себя стены. Только мониторы, работающие от аварийных ИБП, бросили на потолок и стены мертвенное, синеватое свечение. Тишина стала абсолютной – исчез гул вентиляции, писк приборов. Лев услышал только нарастающий звон в собственных ушах.

А потом экран перед ним взорвался светом.

Не белым светом лампы, а живым, пульсирующим каскадом изумрудных и золотых спиралей. Они вырывались из монитора, не излучались пикселями, а материализовались прямо в воздухе, закручиваясь в сложнейшую, непостижимо прекрасную трехмерную мандалу. Лев отшатнулся, но не смог отвести глаз. Это был код. Самый совершенный, самый чистый код, который он когда-либо видел. Он видел не символы, а саму их суть, архитектуру реальности, записанную на языке, лежащем за пределами математики. И он его понимал. Прямо сейчас, на каком-то доречевом, инстинктивном уровне. Это было приглашение. Протокол рукопожатия.

Рядом завопил дежурный инженер. Лев обернулся и увидел, как тот, широко раскрыв глаза, смотрел на другую консоль, где из монитора изливалась такая же сияющая лавина.

– Что это?! – крикнул инженер, его голос был тонким от чистого ужаса.

Лев не ответил. Его мозг, отбросив панику, с бешеной скоростью начал анализ. Энергетический паттерн. Стабильность формы. Отсутствие теплового излучения. Это не взрыв, не разрушение. Это… передача данных. Но каких данных? И куда?

Внезапно мандала перед ним схлопнулась в ослепительную точку. И мир провалился.

Не в темноту. В отсутствие. Отсутствие звука, ощущения тела, гравитации. Лев парил в абсолютной пустоте, и единственным доказательством того, что он еще существует, был его собственный поток мыслей, несущийся с безумной скоростью.

«Квантовый коллапс. Нет, масштабнее. Нарушение причинности. Сбой в… в чем? В чем может быть сбой, если законы физики перестают работать? Матрица? Симуляция? Ошибка в симуляции?»

И вдруг в этой пустоте возник голос. Не звук, а непосредственное знание, вложенное прямо в сознание.

>> ОБНАРУЖЕН ВНЕСИСТЕМНЫЙ ДРАЙВЕР.

>> АНАЛИЗ… СОВМЕСТИМОСТЬ: 0,0001%.

>> ПРОТОКОЛ «ЧИСТКА»: ОТКЛОНЕН. НЕСООТВЕТСТВИЕ БАЗОВЫХ ПРЕДПОСЫЛОК.

>> ПРОТОКОЛ «АДАПТАЦИЯ»: АКТИВИРОВАН.

>> НАЧАТ ПРОЦЕСС ПЕРЕКОДИРОВКИ НОСИТЕЛЯ.

Боль. Не огненная, не режущая. Холодная. Металлическая. Боль самой перестройки. Он чувствовал, как атомы его тела вибрируют на новых, чуждых частотах, как нейронные связи рвутся и переплетаются по другой, незнакомой схеме. Он хотел закричать, но не было ни рта, ни воздуха.

И сквозь боль продолжал думать: «Перекодировка носителя… Носитель. Это я. Я – носитель. А что за драйвер? Внесистемный… Боже. Мой патч. Они посчитали мой патч за драйвер. За чужеродный программный модуль. Они пытаются его… интегрировать? Или стереть вместе со мной?»

Процесс длился вечность или мгновение. И закончился так же внезапно, как начался.

Он упал. Твердо, тяжело, плашмя на что-то мокрое и холодное. Воздух ударил в легкие – густой, насыщенный запахами гнили, сырой земли, цветов и дыма. Настоящий, почти осязаемый запах. Лев, давясь, втянул его в себя и закашлялся. Кашель сотряс все тело, напоминая о том, что оно цело, что оно болит в каждой мышце.

Он лежал лицом вниз. Под руками – не бетон, не линолеум. Что-то мягкое, скользкое. Мох. Он открыл глаза.

Темно. Не темнота отключенного света, а живая, глубокая темнота ночи, разрываемая в нескольких шагах трепещущим светом костра. Он видел корни дерева, черные, переплетенные, как вены гиганта. Видел влажную, покрытую опавшими листьями почву. Слышал. Боже, как он слышал! Шелест листьев где-то высоко-высоко, журчание невидимой воды, треск сучьев в костре, далекий, тоскливый вой… зверя? Такого зверя он никогда не слышал.

Сознание, отброшенное в самый дальний угол черепа, медленно, с чудовищным скрипом, начало возвращаться. Пункт первый: я не в зале ускорителя. Пункт второй: я жив. Пункт третий: это не Земля. По крайней мере, не та Земля, которую я знаю.

Он попытался встать на четвереньки. Тело не слушалось, отзываясь глухой болью в каждом суставе. С трудом перекатившись на спину, он увидел небо.

И забыл дышать.

Над ним не было ни Луны, ни знакомых созвездий. Через разрывы в пологе исполинских, фантастических деревьев струился свет двух лун. Одна – большая, медно-красная, испещренная темными морями и сияющими серебряными трещинами. Другая – маленькая, холодно-синяя, движущаяся с неестественной скоростью, так что за ней тянулся едва уловимый светящийся шлейф. А между ними, по темно-фиолетовому бархату неба, плыли сияющие облака – не из воды, а из чистой энергии, переливающиеся всеми цветами северного сияния.

Лев Ковалев, ведущий инженер-кибернетик, человек, веривший только в то, что можно измерить и взвесить, смотрел на это и понимал одно: его модель реальности окончательно и бесповоротно рухнула. Вместе со всеми патчами и протоколами.

С губ сорвался хриплый, безумный смешок.

– Отладка, – прошептал он в немое, чуждое небо. – Я попал в отладчик. Или он попал в меня.

И в этот момент с другой стороны костра раздался хруст ветки. Тяжелый, неосторожный. Лев резко, через боль, повернул голову.

На краю круга света стояло нечто. Двуногое, покрытое слизью и чешуей, с длинными, кривыми когтями вместо кистей. Его голова была лишена глаз – только разверстая пасть, усеянная рядами игловидных зубов. Оно медленно поворачивало голову из стороны в сторону, как будто принюхиваясь. И остановилось. Прямо на нем.

Существо издало булькающий, влажный звук и сделало шаг в его сторону.

Паника, дикая, животная, ударила в виски. Но поверх нее, тонкой, ледяной пленкой, легла привычка. Анализ. Анализируй, черт тебя дери!

Лев замер, стараясь дышать как можно тише. Его глаза, уже адаптировавшиеся к полутьме, выхватывали детали. Походка неуклюжая, вес на правую ногу – возможно, травма. Движения головы скачкообразные – ориентируется не по зрению, а по другому чувству. Возможно, звук. Или тепло. Или… магия? Слово, дикое и невозможное, само вползло в мысли.

Существо было в десяти шагах. Оно явно учуяло добычу. Болело все, не было оружия, не было сил бежать.

«Ситуация: критический сбой. Ресурсы: ноль. Время: менее минуты. Решение. Надо решение!»

И тут его взгляд упал на землю рядом с костром. Там, среди камней, лежала ветка, обгоревшая с одного конца. Не оружие. Указатель. Инструмент.

Мозг, работавший на пределе, выдал обрывок кода – не программного, а того, что он видел в сияющей мандале. Архитектуру. Закон. В этом мире что-то подчинялось командам. И его разум, «перекодированный», теперь смутно это чувствовал. Как слепой чувствует тепло солнца.

Существо было в пяти шагах. Открытая пасть источала зловоние.

Лев, не отрывая от него глаз, медленно, сантиметр за сантиметром, протянул руку к обгоревшей ветке. Его пальцы сомкнулись на шершавом дереве. Он не знал заклинаний. Не знал рун. Он знал только один принцип: чтобы дать команду, нужен интерфейс. А его собственное тело, пройдя через «перекодировку», теперь, возможно, и было интерфейсом.

Он вонзил тлеющий конец ветки в землю перед собой, представляя не пламя, а данные. Команду. Простейший, примитивнейший скрипт из одного действия. Он выдохнул в ночь, вкладывая в выдох не воздух, а отчаянное намерение, сконцентрированную волю, сформулированную на языке логики:

>> СОЗДАТЬ БАРЬЕР. МАТЕРИАЛ: ВОЗДУХ. ПАРАМЕТР: ПЛОТНОСТЬ. ЗНАЧЕНИЕ: МАКСИМУМ. РАДИУС: ПОЛМЕТРА. ВРЕМЯ: ТРИ СЕКУНДЫ. ВЫПОЛНИТЬ.

Ничего не произошло. Ни вспышки, ни гула. Только воздух перед ним, между ним и тварь, застыл. Не стал видимым, но перестал быть невидимым – в свете костра вдруг заиграла странная рябь, будто дрожал воздух над раскаленным асфальтом.

Тварь шагнула прямо в эту невидимую стену.

Раздался глухой, костяной чпонк, как будто она ударилась лбом о бетон. Существо отшатнулось, издав звук, полный боли и ярости. Оно трясло безглазой головой, тыча когтями в пустое пространство.

Лев сидел, не дыша, глядя на свое творение. На баг. На костыль, который он вставил в реальность. Сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет из груди. В ушах стоял не звон – шипение белого шума, будто его мозг перегружен.

Через три секунды, ровно как он и «заказал», рябь исчезла. Воздух снова стал просто воздухом.

Тварь замерла. Потом медленно, с чудовищной ненавистью, повернула к нему свою пасть. Оно поняло. Поняло, что добыча ответило.

Лев отполз назад, пока спиной не уперся в холодное, мшистое дерево. Пути к отступлению не было. А в его распоряжении оказалась одна-единственная, ни на что не годная истина:

Добро пожаловать в Арканию. Ваша система несовместима. Начинается процесс адаптации.

Или уничтожения.

Глава 2. Несовместимый интерфейс

Боль. Она была теперь константой, фундаментальной физической величиной его нового мира. Но эта боль – жгучая, спазмирующая вдоль правой руки – была другого рода. Не от падения, а от использования. Как будто он сунул палец в розетку системы под напряжением в десять тысяч вольт, и теперь каждый нерв от локтя до кончиков пальцев пел одну нескончаемую, огненную ноту.

Лев прислонился спиной к шершавому стволу, пытаясь втянуть воздух, который казался слишком густым, слишком насыщенным. Тварь в пяти шагах от него замерла, ее безглазая пасть все еще была обращена к тому месту, где мгновение назад висел невидимый щит. Она не нападала. Она изучала. Ее когтистая лапа медленно протянулась вперед, тыкая в пустоту, где встретила барьер. Встретила – и отдернулась. Повторила. Снова. Методично, с туповатым упорством, как робот, тестирующий стену на прочность.

Она учится, промелькнула мысль сквозь адскую пульсацию в висках. Она не просто зверь. Она алгоритм. Плохо написанный, примитивный, но алгоритм. Ищет уязвимость. Повторяет запрос к системе, пока не получит другой ответ.

Мысли текли, леденея от холодного, профессионального ужаса. Его собственное тело было одним сплошной уязвимостью. Рука горела. В глазах стояли черные пятна. Еще один такой «скрипт» – и он отключится, станет легкой добычей для этого… этого биоформы с кривыми условиями цикла.

Нужно было менять переменные. Быстро.

Он скользнул взглядом по окружению. Костёр. Деревья. Камни. Ветки. Мох. Тварь. Он сам. Данные. Входные данные для задачи «Выжить».

Тварь, наконец, решила, что барьер исчез насовсем. Она издала низкое, булькающее урчание – звук триумфального ping по открытому порту – и шагнула вперед. Теперь между ними было три шага.

Лев сжал обгоревшую ветку в левой, менее болезненной руке. Это не оружие. Это указатель. Манипулятор. Интерфейс. В его мозгу, перегруженном болью и страхом, внезапно вспыхнул образ из безумного сияния в зале ускорителя. Не цельная мандала, а обрывок. Принцип. Не создавать что-то из ничего (это требовало слишком много «манны», слишком много его собственных ресурсов, которые он интуитивно ощущал как опустошенные). А менять свойства того, что уже есть.

Два шага. Зловоние от пасти стало осязаемым, физическим давлением.

Он уперся пятками в мшистую почву, отталкиваясь спиной от дерева, и рванулся не назад, а вбок, к краю светового круга от костра. Его движение было неуклюжим, болезненным, но рассчитанным. Он заставил тварь повернуться, изменить вектор атаки. На мгновение ее когтистая лапа опустилась, вонзившись в землю для устойчивости. Прямо в густой слой влажного, сырого мха у корней дерева.

Свойство: трение. Значение: минимум.

Лев не произносил слов. Он взывал. Как к глухой, непонятливой, но невероятно мощной машине. Он вложил в этот мысленный приказ весь остаток сил, всю ярость, весь холодный расчет. Он ткнул тлеющим концом ветки не в тварь, а в тот самый мох под ее когтями.

Эффект был мгновенным и поразительно тихим.

Мох под правой лапой твари не изменился визуально. Не стал льдом или маслом. Он просто… перестал быть поверхностью с коэффициентом трения, достаточным для удержания полутонного существа. Это был идеальный физический баг. Лапа твари дернулась вперед, как по черному льду. Существо, уже начавшее движение, с громким, хлюпающим шлепком рухнуло на бок, его масса обрушилась на прижатую конечность. Раздался неприятный, влажный хруст – не кости, а чего-то более хрящеватого. Тварь взревела – на этот раз звук был полон не охотничьей ярости, а боли и полной, абсолютной растерянности. Она забилась, пытаясь встать, но ее лапы скользили по теперь уже предательскому мху, как по мыльной пленке.

Лев не стал ждать. Адреналин заглушил боль в руке, подарив несколько секунд ясности. Он отполз дальше в тень, за другое дерево, скрывшись из зоны прямого видимости костра. Его сердце колотилось о ребра, как птица в стальной клетке. Он слышал, как тварь бултыхается и ревет позади, но звук постепенно удалялся. Она, видимо, решила отползти на твердый грунт.

Он сидел, прижавшись спиной к коре, и дрожал. Дрожала каждая мышца. Не от страха теперь – от отката. От последствий вмешательства. Перед глазами снова поплыли круги. Но теперь, сквозь тошноту и слабость, в голове зажегся крошечный, холодный огонек понимания.

Он сделал это. Два раза. Не силой, не знанием заклинаний. Логикой. Он дал системе два некорректных, с точки зрения ее базовых правил, запроса: «создать барьер из воздуха» и «обнулить трение тут». И система… выполнила. Криво, с чудовищным расходом его собственных ресурсов, но выполнила.

Он был вирусом. Вредоносной программой, которая умеет писать костыли прямо в ядро операционной системы под названием «реальность».

Мысль была одновременно унизительной и невероятно empowering. Он был никем. Он был всем. Глюком, который может сломать все.

Тошнота накатила с новой силой. Лев склонился на бок и его вырвало – скудными остатками того, что когда-то было ужином в столовой института. Спазмы выжимали из него последние силы. Когда всё закончилось, он лежал на боку, глотая липкий, сладковатый воздух, и смотрел, как свет двух лун прорисовывает причудливые узоры на гигантских папоротниках.

Именно так их и нашел первый местный.

Не тварь. Не монстр. Человек. Или нечто, очень на человека похожее.

Лев услышал шаги – осторожные, почти бесшумные, но все же отличные от шелеста листьев и потрескивания веток. Это была поступь, ставящая ногу с носка на пятку. Осознанная. Он не стал двигаться. Силы сопротивляться уже не было. Он просто повел глазами в сторону звука.

На краю света, отброшенного догорающим костром, стояла фигура в темном, поношенном плаще с капюшоном. В руке – не меч, а длинный, сучковатый посох, на конце которого тускло мерцал кусок не то камня, не то стекла. Фигура не приближалась, изучая сцену: погасающий костер, следы борьбы, изуродованный мох и, наконец, его самого – грязного, окровавленного, лежащего в собственной блевотине.

– Ну и шум ты тут устроил, чирика, – прозвучал голос. Хриплый, сиплый, но явно принадлежащий существу женского пола. В нем не было ни страха, ни особой враждебности. Была усталая констатация факта. – Пол-леса распугал. И слизкохода заставил ногу вывихнуть. Респект.

Лев попытался что-то сказать. Из его горла вырвался только хриплый стон.

Фигура сделала несколько шагов вперед, и свет костра упал на ее лицо под капюшоном. Женщина. Лет, на его земной взгляд, под сорок. Лицо худое, изможденное, с резкими скулами и шрамом через бровь. Глаза – цвета старого золота – смотрели на него без жалости, но и без жестокости. Смотрели, как инженер смотрит на сломанный, но любопытный механизм неизвестного происхождения.

– Молчи, молчи, – буркнула она, приседая на корточки в двух шагах от него. – Вижу, что говоришь не от чего. Ты чей? Из Гильдии? – Она пригляделась к его одежде – мятая, но явно не местная рубашка и брюки из странной ткани. Ее брови поползли вверх. – Хм. Непохоже. С Аллеи Певцов? Тоже нет… Слишком пахнешь дымом и… железом. Странным железом.

Она помолчала, втягивая ноздрями воздух.

– И магия на тебе… никакая. Вернее, не никакая. Другая. Как проклятый комар в ухе – вроде есть, вроде нет, а раздражает жутко.

Лев собрал все силы и прошептал:

– Где… я?

Женщина фыркнула.

– А, значит, чирика еще и потерянный. Идеально. Ты в Гнилом Урочище, милок. Окраина Нижнего города. Место, куда цивильные, вроде гильдейских щеголей, соваться не любят. – Она огляделась. – Слизкоход, хоть и с вывихом, может вернуться. Не с ним одним тут проблемы. Пойдем.

– Не… могу.

– А я и не спрашиваю, – отрезала она. Быстрым, резким движением она сунула конец посха под его плечо и с силой, неожиданной для ее тщедушного телосложения, подняла его почти на ноги. Боль пронзила все тело, и Лев застонал. – Тихо. Или привлечешь кого похуже. Меня зовут Шиша. А тебя?

Он, цепляясь за сознание, выдохнул:

– Лев…

– Лев? – Она усмехнулась одной стороной рта. – Непохож. Больно жалкий лев. Ну ладно, Лев. Будешь жить – расскажешь, как ты тут чистую магию землей испачкал. А пока – держись.

Она почти потащила его за собой, прочь от костра, в непроглядную, живую тьму леса. Лев, спотыкаясь на каждом шагу, смотрел на ее спину, на потрепанный плащ, на мерцающий кристалл на посохе, который отбрасывал тусклый, лимонный свет на корни под ногами.

У него не было выбора. Он был сломанным устройством в чужой, враждебной системе. А она… Она казалась тем, кто умеет чинить сломанные устройства. Или разбирать их на запчасти.

«Протокол «Адаптация» продолжается», – подумал он с горькой иронией, отдаваясь на волю этого странного, хриплого проводника. Первый контакт установлен. Загрузка драйверов… началась.

Глава 3. Устаревший драйвер

Больше всего на свете Лев хотел закрыть глаза и отключиться. От этой дрожи, которая била его мелкой дробью, от огня в правой руке, от чужеродной, давящей тяжести этого мира. Но инстинкт выживания, обостренный до предела, заставлял цепляться за сознание. Он был пассажиром в собственном теле, которое волокла куда-то эта женщина – Шиша. Его ноги заплетались о корни, которые в лимонном свете ее посоха казались скрюченными, окаменевшими пальцами великанов, зарывшихся в землю.

Лес жил. Не в метафорическом, а в буквальном, почти техническом смысле. Он дышал, издавал звуки, реагировал. Листья шептались на странных, гортанных тонах. Вдали вспыхивали и гасли бледные огни – не светлячки, а какие-то сгустки холодного сияния, плывущие по невидимым маршрутам. Воздух густел в низинах, становясь вязким, как желе, и Шиша уверенно обходила эти места. Один раз она резко остановилась, прижав его к мшистому стволу, и прошептала: «Тише. Шептун». Лев, затаив дыхание, увидел, как между деревьями проплыло нечто бесформенное, похожее на клубок тумана с мерцающими в глубине точками-глазами. Сущность издала звук, похожий на шипение перегретого пара, и двинулась дальше. От него пахло старыми книгами и озоновой пылью.

– Что это? – выдохнул Лев, когда оно исчезло.

– Данные, – буркнула Шиша, снова двигаясь вперед. – Чистые, неструктурированные данные. Заблудившийся кусок реальности. Попадешь внутрь – либо сойдешь с ума, либо станешь его частью. Не наш случай.

Она говорила о магии так, как он говорил о квантовых процессах – без благоговения, с практическим, почти бытовым цинизмом. Это было… обнадеживающе.

Через какое-то время – Лев потерял счет времени, здесь оно текло иначе, – деревья начали редеть. Пахнуло дымом, но другим – не лесным, а угольным, с примесью гари, металла и гниющей органики. Сквозь стволы забрезжили редкие, тусклые огни. Они вышли на склон, поросший чахлым кустарником, и Лев увидел город.

Нижний город, как назвала его Шиша, лежал в огромной чаше, возможно, древнем кратере или рухнувшей кальдере. Он не сиял, не поражал воображение башнями из хрусталя. Он кишел. Беспорядочное нагромождение построек из темного камня, грубого дерева, листового металла и чего-то, похожего на спрессованную глину, карабкалось по склонам, сваливалось в овраги, нависало над зловонными речушками. Огни там были желтыми, красными, грязно-зелеными, и двигались они – факелы в руках невидимых существ, окна повозок, сигналы с крыш. Над всем этим висела рыжая, подсвеченная снизу дымка. И сквозь этот шум, доносившийся как далекий гул океана, прорезались отдельные звуки: скрежет, крик, отрывок какой-то дикой, ритмичной музыки.

Аркания. Не страна чудес. Свалка. Мегаполис на стадии перманентного апокалипсиса.

– Красиво, да? – усмехнулась Шиша, заметив его взгляд. – Дом родной. Тут тебя или съедят, или купят, или забудут. Третье – оптимально.

Она повела его не в сторону огней, а вдоль склона, к темной стене скалы, поросшей мхом и колючими побегами. Казалось, это тупик. Но Шиша подвела его к завесе из лиан, отодвинула их посохом, и за ней оказался узкий, почти невидимый проход – трещина в скале, в которую с трудом мог протиснуться один человек.