
Слышу, что стражники снова приближаются к кухне. Рано.
Кое-как мне удается втиснуться в желоб и начать ползти вверх. Еще не полностью втянув в темный туннель ноги, и уж тем более не закрыв дверцу, я слышу голос одного из стражников:
– Что там?
Я настолько измотан, что не начинаю немедленно действовать, а впадаю в ступор. Что же делать – выпрыгнуть обратно в комнату и начать убивать или сбежать?
– Тревога! – кричит другой голос. – Убийство! Где-то наверху! Идем скорее!
Я жду, когда они убегут, затем протискиваюсь выше, тяну ногой за привязанную веревку, закрываю дверцу и остаюсь во тьме.
Сами можете представить, насколько в этом желобе мерзко – здесь полно угольной пыли, немного воняет тухлыми яйцами, и я все время цепляюсь за неровные стенки. У меня уходит несколько минут на то, чтобы проползти к верхней дверце. Она заперта. И почему слуги лорда Рафа'има не могли оказаться такими же разгильдяями, как его наемники?
Мне пришлось бы туго, если бы ка'кари не мог прогрызть петли.
~– Неужели я слышу благодарность? Наконец-то.~
Я, как обычно, не обращаю на него внимания и вываливаюсь на улицу; кашляю, сплевываю сажу и с наслаждением вдыхаю относительно свежий воздух.
Но отлеживаться в переулке мне нельзя. Остальной город еще не знает, что произошло, утренняя жизнь кипит, и ее нарушает лишь большая толпа работников, собравшихся у главных ворот усадьбы и требующих объяснить, почему их не пускают внутрь.
Едва я оказываюсь на крыше дома в соседнем квартале, как утреннюю тишину пронзает хор оглушительных свистков. Уйти у меня получилось. Чистая работа.
Ну, не совсем чистая. Мне нужно найти безопасное место, умыться… и выспаться. Я слишком много пользовался способностями ка'кари и моим талантом, из-за чего обессилел; кроме того, мне не удавалось поспать уже… даже не знаю сколько.
Быть может, теперь, когда Трудана мертва, я смогу наконец уснуть спокойно.
Обдумывая эту мысль, я замечаю, что во дворе усадьбы начинают спешно седлать лошадей. Красный магический щит опускается.
Нет. Выспаться, наверное, не получится. Таким, как я, крепкий сон не светит. Но я могу упасть на кровать и несколько часов проваляться без сознания, пока кошмары вновь не навестят меня. Наверное, это лучшее, на что я могу надеяться после всего пережитого. После всего содеянного.
День – не время для живой частицы ночи, и я как раз собираюсь раствориться в тенях, как вдруг замечаю кое-что внизу, на улице. Я вижу замызганного ребенка; настолько маленького, что не сразу понимаю, мальчик это или девочка. Его волосы сбриты, чтобы не цеплять вшей и блох. Он забегает за угол, чтобы старшие ребята не видели его и не отняли находку, а затем достает из-за пазухи мячик.
Не абы какой мячик. А тот самый мячик. Ребенок с восторгом смотрит на свое новое сокровище. Наверное, он нашел мяч там, куда его часом ранее забросил чародей.
Толпа у главных ворот начинает расступаться, работники и всадники орут друг на друга, и внезапно я совершенно точно осознаю, что сейчас случится.
Не знаю, зачем всадники вообще куда-то поехали. Вряд ли они думают, что смогут разыскать меня; и тем не менее около тридцати человек разделяются на группы и едут в разные стороны. Наверное, они везут послания друзьям и командирам или надеются отрезать мне пути из города.
Утренние толпы мешают им проехать.
Ребенок стоит за углом, в пустом переулке, и именно поэтому над ним висит опасность. Я это просто знаю. Один из конных отрядов поскачет во весь опор по пустой узкой улочке, и ряд из пяти всадников займет ее по ширине целиком. Затем они свернут в переулок, не видя, что за углом, и…
И меня это не касается.
Я ушел с места преступления; я не оставил никаких прямых доказательств тому, что это я убил Трудану Джадвин. Если сейчас спущусь вниз, то, скорее всего, все испорчу.
Да и у ребенка было полно времени уйти. Он сам виноват.
~– Ты кого пытаешься убедить?~
Я уже спускаюсь. Не для того, чтобы спасти ребенка. Просто чтобы подобраться поближе.
На моих глазах всадники вырываются из толпы, и дальше все происходит ровно так, как я и предсказывал. Лошади сбивают ребенка с ног, он отлетает в сторону, затем одна наступает ему копытом на голову и раскалывает череп.
~– Ты точно хочешь, чтобы я записал это? Мне пропустить то, как ты, охваченный сапфировым пламенем, метеором рухнул на землю, напугал двух лошадей так, что они скинули своих наездников, подхватил ребенка на руки, унес его в безопасное место в двух кварталах от той улицы, а затем исчез?~
«Да, это я хотел пропустить».
~– Тогда… мне вырезать то место, где ты обещал рассказывать обо всем честно?~
«Ты послушаешься, если я прикажу тебе оставить все, как я сказал?»
Ка'кари не отвечает, и препираться с ним сейчас не время.
«Ладно. Записывай что хочешь». Но спасать того ребенка было ошибкой. Так я выдал себя, подтвердил подозрения Рефа'има и подставил под удар Мамочку К. Мне не стоило этого делать. Все, что было дальше, не случилось бы, позволь я тому безмозглому ребенку умереть.
Глава 7
Нет контракта – нет денег
Мой дом в Эленее настолько высок, что шум кипящей внизу городской жизни не долетает до его крыши, и ветер наверху гуляет настолько сильный, что находиться там опасно. Ночной воздух настолько холоден, что должен бодрить, и настолько чист, что должен освежать, но даже он не помогает мне прийти в себя и прояснить мысли.
Я еще не рассказал вам, как прошел мой разговор с графом Дрейком. Я не продумал заранее, что буду говорить. Всегда со мной так, да? Сначала я хотел все изложить на бумаге. Написать в моей маленькой черной книжечке, как все было, и передать ее через привратника. Но я этого не сделал. Просто взял и заявился к нему домой.
Граф Дрейк был безмерно рад меня видеть, пока я не объяснил, зачем пришел. Он сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь убивал ради него; сказал, что сам давным-давно перестал заниматься такими делами… мол, ничто другое так не вредит спасению его души.
Да, он все еще любит рассуждать о своей душе. И о моей тоже, если я не успеваю увести разговор в другую сторону.
Я думал, это значит, что он все-таки рад – ведь я все сделал, а ему не пришлось меня ни о чем просить. По глупости я так ему и сказал. Не стоило. Я тогда плохо соображал – хотя, если задуматься, для меня это уже давно стало нормой.
Он наговорил мне много правильных, справедливых слов, которые задели меня за живое.
Я наговорил всякого, о чем теперь жалею.
Честно говоря, я сам не знаю, с чего вообще решил, что он захочет слушать об убийстве Труданы Джадвин. Я как будто вообразил себя эдаким подвыпившим ветераном, который рассказывает о своих подвигах молодому рекруту. Учитывая прошлое Дрейка, я сам больше походил на новобранца, который только что побывал в первом бою и теперь кичится своим боевым опытом перед бывалым сержантом. На что я вообще рассчитывал?
Что он разрыдается, узнав, как я покарал убийцу его дочерей и поставил в этой истории точку? Что он сквозь слезы скажет, будто я искупил грехи, потому что воспользовался своими навыками ради него?
Что он будет мною гордиться?
Боги, я же просто хотел, чтобы он назвал меня молодцом, да? Я думал, что вернусь в жизнь Дрейков и все снова станет как прежде. Что мы сможем просто поговорить.
Но поговорить мне не с кем.
Как у Дарзо это получалось – столько лет проводить в одиночестве?
Проклятие, я же и с ним умудрился все испортить. Мы поссорились, и я прогнал единственного человека во всем Мидсайру, который мог по-настоящему понять меня и, наверное, даже помочь.
Может быть, мне просто нужно выговориться. Я же не слабак. Достаточно того, что я могу все рассказать ка'кари, вот так, как сейчас. Потом будет полезно послушать самого себя, вспомнить, что я там говорил, а не ходить по кругу, заблудившись в собственных мыслях. На то, чтобы вести дневник, мне не хватит терпения, а ка'кари может записывать все на лету, поэтому я решил, что продолжу говорить. Поток слов успокаивает, даже если это мои собственные слова.
Внизу, в залитом лунным светом городе, есть немало людей, которые были бы рады пообхаживать героя войны Кайлара Стерна. Людей, которым от меня что-то нужно. Забавно – все те, кто по-настоящему меня знает, либо обозлены на меня, либо ушли искать лучшей жизни, либо погибли.
Нет, не поймите меня неправильно. Мне не нужно большего. Эта жизнь меня устраивает. Она мне даже нравится! Я ни в чем не нуждаюсь. Не голодаю. У меня есть теплая кровать. Какие-то пожитки. Знаете, все то, о чем я мечтал в детстве, когда жил на улицах? Все это у меня есть.
Наверное, ночной воздух все же помог мне прояснить мысли. В моей груди что-то неспокойно, я ощущаю пустоту, неудовлетворенность, но, наверное, избавиться от них совсем не дано никому; наверное, эта боль просто напоминает мне, что я еще жив. Разве я могу желать чего-то большего? Нет, у меня все в порядке.
Глава 8
Визит мамы
Тюльпан завял. Причем уже давно.
Думаю, он погиб, когда я уехал в Сенарию, чтобы убить леди Джадвин. Я старался, но так и не смог его оживить. Наверное, он завял бы, даже если бы я не уехал. Нужно его выбросить. Каждый день, когда мне надоедает лежать, я выползаю из-под смятых одеял, сваленных на полу, и вижу его – жизнерадостно-иссохший цветок, единственное украшение моего вызывающе пустого жилища.
После битвы в Черном Кургане Логан хотел подарить мне особняк в новой столице, хотел воздать мне сотню разных почестей. Он – хороший человек. И, наверное, хороший король, даже несмотря на то, что окружает себя дрянными друзьями. Я почестей не хотел. Не хотел громадный дом, потому что не хочу иметь прислугу. Не хочу быть ни к чему привязан. Люди стали бы мне мешать. Из-за меня им бы всегда грозила опасность. Я сам был бы для них опасен.
Когда я отказался, Логан выделил мне этот семиэтажный дом, битком набитый роскошными квартирами для приезжих дипломатов, богатых торговцев и лордов, устремившихся в новую столицу верховного короля. Логан сам позаботился о том, чтобы найти прислугу и стражу, назначил надежную кастеляншу – да, обычная экономка была бы этому дому не под стать, – которая собирает ренту и занимается… тем, чем обычно занимаются люди ее положения. Мои доходы, судя по всему, падают на счета, открытые сразу у нескольких банковских династий города. Я точно не знаю. Не проверял.
Сам я занимаю весь огромный верхний этаж. У меня даже есть собственный вход. И потайные выходы на крышу, если они мне понадобятся. Теперь меня здесь никто не тревожит.
В первые несколько месяцев на мою жизнь пытались покушаться. Так, слегка.
Но этим утром я чувствую что-то неладное. Интуиция будит меня, предупреждает об опасности.
Я притворяюсь, что ничего не заподозрил, расслабляю мышцы и, потирая глаза ото сна, быстро стреляю ими в стороны и оглядываю пустую комнату.
Ничего.
Перед тем как отойти, я смотрю, нет ли где-нибудь за окном стрелка, который бы меня выцеливал. Затем, как обычно, проверяю ловушки, машинально набиваю пузо сухарями и вяленым мясом. Может быть, просто показалось. Такое бывает. Как-то раз одну из моих проволочных растяжек задел голубь, и я полночи лежал в засаде, готовясь наброситься на врагов, но они так и не появились.
Я оставляю груду одеял на полу, не переодеваюсь и не стираю свою одежду. А зачем? Позднее я все равно изгваздаю ее на тренировке. Неряшливую темную щетину я тоже не сбриваю. Когда пытаюсь отбросить с глаз волосы, мои пальцы цепляются за них. Мало того что они торчат во все стороны, так еще и начинают спутываться в колтуны. Если не помыть в ближайшее время голову, то придется их обрезать. Забавно – я стал богатым, но выгляжу, наверное, хуже, чем когда жил на улице.
Левой рукой я поднимаю белый горшок с увядшим тюльпаном и выношу его на балкон, к солнцу. Цветок иссох, утратил всю красоту, его желтые лепестки местами стали коричневыми. Нужно уже махнуть на него рукой. Да уж. Я знаю, как выращивать и собирать десятки самых распространенных видов ядовитых растений, но, сколько ни пытался, не смог оживить мой тюльпан.
Будь он обычным цветком, я бы уже сдался. Но он не обычный. И, думается мне, что вернуть его к жизни сможет только магия.
К несчастью, чтобы найти кого-то, кто владеет такими чарами, мне нужно выйти из квартиры. Нужно поговорить с людьми. Нужно доверить кому-то последнее, что напоминает мне о ней.
Я едва успеваю начать утреннюю тренировку и взобраться по канату, как вдруг раздается стук в дверь. Мое сердце замирает, я делаю сальто и приземляюсь на носки.
Кто-то смог попасть на мою личную лестницу, а этого быть не должно.
– Кайлар? – произносит женский голос.
Я подхожу к двери. В ней есть глазок, но я в него не заглядываю.
– А, это ты, – говорю я, распахивая дверь. Приветствие получается грубым, и я пытаюсь сгладить его: – Почему всякий раз, как я тебя вижу, ты выглядишь все моложе?
– Заткнись и пропусти меня, – говорит Мамочка К и оттесняет меня в сторону, как непослушного ребенка. Затем она жестом приказывает своим охранникам остаться снаружи. Они безмолвно повинуются.
Мне в ноздри ударяет запах ее духов – начальные ноты нероли, мате и семян амбреты; срединные ноты жасмина, флердоранжа и, кажется, лепестков тиаре, а в шлейфе чувствуется кедр, черный утай и, если не ошибаюсь, орех? Парфюм новый, такой же дорогой, как и старый, но более царственный.
– Прошу, входите, ваша милость, – ехидно отвечаю я, закрыв за ней дверь.
Она с явным недовольством осматривает мое жилище, затем переводит взгляд на меня, и отвращение на ее лице сменяется разочарованием.
Женщина, известная многим как Гвинвера Кирена Торне, или герцогиня Торне, или просто Мамочка К, как ее называем мы, старые цеховые крысята и дети из трущоб, всегда выглядит безупречно, но сегодня она просто воплощение холодного стиля – на ней надето свободное повседневное платье из небесно-голубого шелка, которое стоит, наверное, больше, чем все мои съемщики платят за месяц. Худая и изящная, со взором острым, как клинки, которым она так долго указывала цели. На вид ей около сорока, хотя на самом деле она лет на десять старше.
– Меня предупреждали, – говорит она, морща нос от беспорядка в моем жилище. – Но я не думала, что ты и в самом деле опустишься так низко.
– Не гневайтесь, ваша милость, – говорю я и отвешиваю ей вычурный поклон. – От меня еще даже не начало смердеть. – Придворному этикету, из которого я еще что-то да помню, меня учила Мамочка К, и мои кривляния вызывают ожидаемую реакцию.
Она сверлит меня строгим взглядом, но я уже не уличный мальчишка, дрожащий посреди ее гостиной. Она говорит:
– Я принесла тебе подарок. Но пришла не поэтому. Ради нас обоих я старалась этого избежать, но все же причина моего визита в том, что мне нужно тебя нанять.
– Хорошо! Я как раз надеялся, что разговор будет коротким.
– За тобой должок, Кайлар.
Я поджимаю губы.
– Найми кого-нибудь другого.
– Я пыталась. Этот заказ считают невыполнимым.
– Не бывает невыполнимых заказов, бывают только неподъемные цены, – машинально отвечаю я.
– Дарзо говорил точно так же, и сразу после этого просил баснословных денег. – Мамочка К весело улыбается, и царящий в комнате холод отступает, но моя душа настолько онемела, что не может почувствовать даже ее тепло.
– Тогда почему ты не попросишь его выполнить этот заказ? – спрашиваю я.
Мамочка К отводит взгляд, и я замечаю, как она крутит большим пальцем кольцо на руке. Оно украшено только маленьким белым опалом. По сравнению с рубинами, надетыми сегодня на ней, кольцо кажется до смешного крошечным и скромным. Может быть, оно обручальное?
– Он… не может за него взяться, – отвечает она, выдавив улыбку.
Уличная жизнь научила меня метко подмечать, не собирается ли собеседник напасть, а взамен притупила способность различать другие эмоции; да и Мамочка К такая искусная лгунья, что я не должен бы заметить в ее улыбке фальшь. Получается, она либо хочет, чтобы я раскусил ее притворство, либо боль настолько сильна, что она не может ее скрыть.
Я подозреваю, что она пытается надавить на мои чувства. Хочет, чтобы я спросил про Дарзо. Или, если ей и в самом деле больно, она попробует воспользоваться этим, чтобы убедить меня взяться за ее заказ.
– Ах, какая жалость, – говорю я. – Что ж, спасибо, что навестила.
Я иду к двери, чтобы выпроводить ее.
Но Мамочка К вместо этого проходит на балкон.
Чувствуя себя капризным ребенком, я не иду за ней. Возвращаюсь к канатам, собираюсь снова начать упражняться, как вдруг замечаю, что она с чем-то там возится.
Я вмиг оказываюсь на балконе. Кричу:
– Не трогай!
Она стоит ко мне спиной. В ее руке мелькает нож, и на пол падает коричневый лепесток. Затем еще один. И еще один.
Мой тюльпан. Но я не могу даже сдвинуться с места, чтобы остановить ее.
– Это не убийство, – говорит она.
– Что? Ты про цветок? Перестань!
Она вздыхает так, словно я сморозил глупость.
– Я про заказ. Если найму кого-нибудь другого, то ему ради успеха придется убить людей. Невинных людей. И если мы будем медлить, то невинные тоже погибнут. Ты – единственный, кто сможет все провернуть без кровопролития. Одно маленькое ограбление, Кайлар. Возможно, оно спасет жизнь Логана. Или нечто большее. Намного большее.
– Ограбление? Ограбления всегда идут наперекосяк. И зачем тебе я? Я же мокрушник, а не вор. – Мамочка К знает, насколько я предан Логану. Не хочу, чтобы она стала на это давить. – Черт, да я и мокрушником теперь назваться не могу.
– Ограбление мало чем отличается от убийства, правда ведь? И оно не пойдет наперекосяк, если ничего не усложнять. Просто сделай все так же, как в усадьбе лорда Рефа'има… только обойдись без пыток и убийства, а еще проследи, чтобы тебя не заметили, как последнего дилетанта.
Я даже не пытаюсь ничего отрицать. То дело я обсуждать не намерен.
– В последний раз тебе говорю…
Она указывает рукой на город.
– Ты никогда не задумывался, что может произойти с городом, который возвели на древнем поле битвы, сохранившемся благодаря магии?
Перемена темы разговора сбивает меня с толку.
– Нет, не видел повода переживать об этом, – говорю я.
– А я видела. Купол и чары, которые веками не подпускали людей к этим местам, вдобавок охраняли то, что осталось внутри. Конечно, многое, с чем воины шли в тот последний бой, давным-давно сгнило, особенно заколдованные предметы. Но кое-что осталось. Некоторые из этих предметов были похищены сразу же, до того, как я сообразила, что никто не приставил к ним стражу, и решила сделать это сама. Видишь ли, я считаю, что все найденное в Черном Кургане принадлежит нашему новому верховному королю. И я хочу, чтобы эти вещи были возвращены. Все до единой.
– Как мило, – отвечаю я. Она терпеть не может, когда я говорю таким тоном.
– Я могла бы отправить на поиски этих могущественных или просто любопытных магических предметов людей, но загвоздка в том, что все эти люди…
Мамочка К замолкает – хочет, чтобы я сам закончил фразу.
– …Тоже будут магами, – говорю я, неохотно поддаваясь ей. Понимая, к чему она ведет, я продолжаю: – А любому магу захочется оставить эти находки себе.
– Видишь? Наконец-то мой смышленый мальчик включил голову. Ум у тебя острый, как лезвие колуна.
– А колуны разве не…
– Верно. Следи за мыслью. Пока мы были заняты и старались поднять на ноги не одно, а сразу четыре королевства, мне пришлось довериться некоторым людям, а затем довериться тем, кого я поставила приглядывать за этими людьми. Но вот беда: далеко не все из них заслуживают доверия.
– И тебя, прожженного криминального авторитета, наверное, потрясло это откровение, – говорю я. – Но мне уже не нравится, к чему все идет. Звучит так, будто без убийств этот заказ не обойдется.
Мамочка К никогда не прощала предательства. До того, как она перешла на сторону закона, Дарзо выполнял для нее заказы, и заказов было много.
– Никому не нравится, к чему все идет, – любезным тоном ответила Мамочка К. – Сейчас нам всем нужно поладить друг с другом. Нам нужно согласиться, что Логан – лучший из всех королей, которые могли или могут взойти на престол в ближайшую сотню лет. Нам нужно служить ему верой и правдой. Разве не прекрасно, когда люди понимают, что им нужно делать, и делают это без подсказки? – ее сахарный голос пронизан нетерпеливыми нотками.
– Можешь не ерничать, – говорю я. Чувствую, что начинаю дуться. Что хуже, мои интонации это выдают.
– Мы хотим одного и того же, Кайлар, – говорит она.
– Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое.
– С радостью. Но мы оба хотим, чтобы Логану ничего не угрожало.
– Я хочу этого, потому что верю в него, – говорю я. – А ты хочешь этого потому, что он был и остался единственным дворянином, готовым на свой страх и риск протянуть тебе руку. Ты бережешь Логана, потому что благодаря ему сама остаешься в безопасности и при власти. Если не станет Логана, не станет и тебя.
Мамочка К вздыхает.
– Надо же, ты до сих пор упрямо сохраняешь свой праведный идеализм? Даже после всего, что пережил. Но вот вопрос, Кайлар: и что с того? Даже если мною движет одна лишь корысть – что с того?
Ее слова застигают меня врасплох, потому что я на самом деле и сам понимаю, что веду себя как осел. Про Мамочку К я обычно говорю, что жизнь ее ожесточила. Она притворяется, будто все делает исключительно из корыстных побуждений. Но на самом деле она оборачивает добрые порывы души в корыстный интерес, прикрываясь им. Например, Мамочка К спасает жизни уличных ребятишек, кормит их, дает им крышу над головой. Однако она никогда не признается, что не выносит вида голодных, избитых детей. Нет, она заявит, что просто делает вклад в будущее, ибо сегодняшние беспризорники – это будущие преступники. Достаточно заслужить их преданность сейчас, скажет она, и лучшие из них останутся преданными до конца своих дней.
Мамочка К запускает руку в карман и кидает мне серебристый браслет. Я ловлю его. Судя по весу, он из белого золота, не из серебра, c глубокой гравированной вязью, древней на вид, хотя стиль мне незнаком.
– Это и есть мой подарок? – спрашиваю я. – Украшение? Не стоило. Нет, правда, зачем оно мне?
– Нет, это не мой подарок. Просто безделушка. По крайней мере, так сказал Дарзо, когда просил передать его тебе. В нем можно удерживать ка'кари, если ты хочешь, чтобы он был поблизости, но не касался твоей кожи. Дарзо сказал, что лет через десять-двадцать ты сообразишь, в каких ситуациях это может быть полезно.
Ай. И правда похоже на Дарзо.
– Он волшебный? – спрашиваю я.
Она усмехается.
– Я тоже спросила. Дарзо ответил, что нет, просто платина почти не поддается Пожирателю. Испытания подтвердили, что он не волшебный.
– Вот как. – Платина. Не белое золото. И конечно же, она его проверила.
– Кстати о ка'кари, – говорит Мамочка К.
– А мы разве говорили о ка'кари? – спрашиваю я. – Мне казалось, мы говорили о твоем подарке?
– Нет. О ка'кари. Кайлар, в твоем распоряжении – величайший из всех ка'кари. Мы знаем, что другие надежно хранятся в лесу Эзры… о, вижу, теперь я тебя заинтересовала.
Я даже не заметил, как сделал глубокий вдох и напрягся, едва она сказала «другие».
– Тебе что-то говорили еще об одном ка'кари? Он спрятан здесь? – спрашиваю я.
– Мне известны лишь слухи. Давно простывшие следы. Рассказы о том, что магия ведет себя необычно. О том, как гора Тендзи сто дней после битвы плевалась огнем и пеплом. О том, как схлопнулся водоворот Тлаксини. О морских гадах в Черных Водах у берегов Фриаку. О нескольких цунами, накрывших Гэнду и Шелковое побережье. Странное поведение чар. Знамения. Напуганные жрецы. Обычная пустая болтовня. Но, на мой взгляд, величайшая опасность для Логана – и для всех нас – исходит от ка'кари. Маги намекают, что грядут темные дни. Моя просьба, Кайлар, нацелена на будущее, но она очень важна. Это одна схватка в длительной войне на сотню фронтов. Ведь я этим и занимаюсь – предвижу опасности, грозящие человеку, которого ты якобы так сильно любишь.
Человеку, которого я якобы так сильно люблю? Слова задевают меня за живое, но я понимаю, что это крючок, уловка, очередная манипуляция. Сначала она заставит меня говорить о Логане, затем о том, скольким я ему обязан, а затем о том, что я еще могу ему послужить – если послужу Мамочке К. Так что я заталкиваю свой гнев поглубже и пропускаю наживку мимо ушей.
– Так ты хочешь, чтобы я гонялся за слухами? Тогда это не ограбление, а шпионаж.
– Был похищен артефакт. В переводе на джеранский он называется «Крепускулярный компас».