Коллекция вечной романтики

Глава 4.

Прошла неделя. Семь дней, в течение которых Жерар Дюбуа жил как во сне. Он патрулировал улицы, заполнял бумаги, ел свои бутерброды с камбером, но его мысли постоянно возвращались в ту самую квартиру, пахнущую пачулями и грехом.

Он пытался бороться. Говорил себе, что это недоразумение. Что она – воплощение всего, против чего он должен бороться. Хаос в алых сапогах. Но каждую ночь его рука сама тянулась к телефону, чтобы написать ей сообщение. И каждый раз он заставлял себя убирать её.

В конце концов, он не выдержал. В его голове созрел «хитрый» план. Служебный визит. Проверить, не беспокоит ли её больше тот тип. Совершенно профессионально.

Когда он снова стоял у её двери, сердце его колотилось как сумасшедшее. Он постучал. Дверь открылась.

Фьокла стояла на пороге в… комбинезоне. Синем, заляпанном краской. Её рыжие волосы были собраны в беспорядочный пучок, а лицо украшало зелёное пятно неизвестного происхождения.

– Жерар! – её лицо озарила улыбка. – Идеальное время! Вы как раз поможете мне решить дилемму.

Она схватила его за руку и потащила внутрь. Квартира выглядела так, будто здесь проходила битва между импрессионистами и авангардистами. Половина стены была выкрашена в нежный персиковый цвет, а вторая представляла собой хаотичные мазки ярко-желтого и фиолетового.

– Я решила, что салону нужен особенный стиль, – объявила она. – Но не могу выбрать между «умиротворяющей гармонией» и «взрывом творческой энергии». Что вы думаете?

Жерар, всё ещё пытаясь переварить её новый образ, пробормотал:

– Персиковый… очень… спокойный.

– Скучный! – заключила Фьокла. – Вы абсолютно правы! Фиолетовый и желтый – это гениально! Вы настоящий художник, Жерар!

Он не это имел в виду, но было уже поздно. Она схватила валик и с энергией экскаватора продолжила наносить на стену фиолетовые полосы.

– Задержитесь на ужин! – бросила она через плечо. – В качестве оплаты за консультацию. Я готовлю! У меня как раз есть рецепт утки по-пекински с личи. Немного экзотики!

Мысль о том, что Фьокла готовит что-то сложнее яичницы, повергла Жерара в ужас. Но он кивнул.

Утка, как выяснилось, оказалась похожей на угольные брикеты. Соус из личи напоминал сладкий клей. Но Жерар, сидя за маленьким столом, заваленным банками с красками, ел это и чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в самых пафосных ресторанах Лиона.

Они разговаривали. Вернее, говорила в основном она. Она рассказывала о своем детстве где-то между Прагой и Парижем, о мечте стать балериной, о том, как приехала сюда с двумястами евро и котом в переноске. Он слушал, завороженный. Это была жизнь, полная красок и падений, так не похожая на его собственную, расписанную по графику дежурств.

– А вы? – вдруг спросила она, дотрагиваясь до его руки. – О чём вы мечтаете, офицер Дюбуа? Кроме как поймать всех плохих парней и съесть все круассаны в Лионе?

Жерар задумался.

– Я… не знаю. Чтобы дежурство прошло спокойно. Чтобы бумаги сами заполнялись. Чтобы…

– Чтобы кто-то добавил в вашу жизнь немного фиолетовой краски? – закончила она за него, глядя на него с пониманием.

Он молча кивнул. Больше не было нужды в словах.

Позже, когда они мыли посуду (вернее, он мыл, а она пыталась отскоблить пригоревшую утку), их плечи соприкасались. Каждое прикосновение было как удар током. Он чувствовал тепло её тела через тонкую ткань комбинезона.

Внезапно она повернулась к нему, вся в мыльной пене.

– Знаете, Жерар, у меня для вас есть ещё один сеанс терапии. Специальный. Для снятия… профессионального стресса.

– И в чём он заключается? – спросил он, чувствуя, как по телу разливается жар.

– В полном отключении мозга, – прошептала она, подходя ближе. – И включении чистой физики. Биологии. Химии.

Она сняла с его плеча тряпку и повела его в сторону комнаты, вернее, того уголка, который не был завален стройматериалами.

Их падение на груду подушек среди банок с краской, запаха жженой утки и всевидящего взгляда Арчибальда было самым нелепым, самым непрофессиональным и самым восхитительным падением в жизни Жерара Дюбуа. В тот вечер протоколы молчали. Зато очень громко кричало что-то другое, давно забытое и дикое, прятавшееся под его аккуратной полицейской униформой.

Глава 5

Жерар проснулся от того, что что-то уставилось ему в лицо. Это что-то было голубоглазым, сиамским и явно испытывало к нему глубокую личную неприязнь. Арчибальд сидел на его груди, как фараон на троне, и его взгляд говорил: «Твои полномочия тут кончились, мясной мешок. Убирайся».

Первое, что осознал Жерар – он не в своей квартире. Второе – его рука онемела, потому что под ней покоилась голова Фьоклы, чьи рыжие волосы растрепались так, что напоминали взрыв на фабрике париков. Третье – всё его тело было раскрашено в несколько оттенков фиолетового и жёлтого, будто он стал жертвой хулиганов с художественным образованием.

Память начала возвращаться обрывками. Подушки. Смех. Её пальцы, смывающие с его плеча краску… и ведущие его дальше, вглубь этого безумного гнезда. Её шепот: «Видишь? Протоколы горят куда веселее, чем пахнут».

Он осторожно попытался высвободить руку. Фьокла что-то пробормотала во сне и прижалась к нему сильнее. Её нога, тёплая и гладкая, забросилась на его живот. Жерар замер. В его голове зазвучали сирены грядущего апокалипсиса. Он представил лицо своего начальника, капитана Бертрана, если бы тот увидел его сейчас: обнажённого, разукрашенного, в обнимку с подозрительной личностью, чьё досье в участке помечалось как «активная, но мелкая неприятность».

Арчибальд издал низкое, предупреждающее ворчание.

– Хорошо, хорошо, я ухожу, – прошептал Жерар коту.

Сборы были похожи на кражу со взломом. Он нашел свои разбросанные вещи: штаны, пахнущие уткой и пачулями, рубашку, на которую было страшно смотреть. Он оделся, чувствуя себя идиотом, и на цыпочках направился к выходу.

– Так и уходишь? Без завтрака? Без целебного чая «Утренний Стыд Просветленного Дракона»?

Он обернулся. Фьокла сидела на матрасе, закутавшись в простыню, и смотрела на него с насмешливой улыбкой. Её взгляд был ясным и всё понимающим.

– У меня… дежурство, – брякнул Жерар, чувствуя, как краснеет. – Через час.

– Ага, – протянула она. – Бежишь обратно в свою клетку с табличкой «офицер Дюбуа». Не бойся, я тебя никому не выдам. Ты мой тайный агент под прикрытием.

Она подмигнула ему. Жерар почувствовал прилив такой нежности, что это было страшнее, чем гнев капитана Бертрана.

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и выскользнул за дверь. На лестничной клетке его поджидала мадам Клод в новом, ещё более пушистом халате, с кружкой кофе в руке.

– А, офицер! – сказала она сладким, как сироп, голосом. – Ночная проверка безопасности затянулась, я смотрю. Очень усердный. Наш налог на правопорядок в надёжных руках.

Жерар пробормотал что-то невнятное про «профилактические обходы» и пулей вылетел на улицу, где его ждал его верный, скучный «Пежо». Он сел в машину, закрыл глаза и несколько минут просто сидел, пытаясь прийти в себя. От него пахло Фьоклой. И краской. И грехом.

Глава 6.

Это был самый долгий день в его жизни. Заполняя отчёт о задержании мелкого воришки, он вместо «похитил бутылку коньяка» написал «похитил моё сердце». Капитан Бертран, проходя мимо, хмыкнул: «Дюбуа, ты что, роман пишешь?»

На совещании он постоянно ухмылялся в никуда, вспоминая, как Фьокла пыталась отмыть краску с его уха языком. Старший сержант Мартин, его напарник, тыкал его в бок: «Эй, Жерар, ты на что-то подсел? Поделишься?»

Хуже всего было получать вызов. Вызов по её адресу.

Сердце его упало в сапоги, когда диспетчер объявил: «Инцидент на Rue du Bœuf, квартира 5B. Жалоба на шум и подозрительную активность».

Он мчался по городу, нарушая все правила, в голове проносились самые страшные картины. Тот холодильник вернулся с друзьями. Её поймали за чем-то действительно незаконным. Мадам Клод устроила облаву на её парики.

Он ворвался в подъезд, готовый к бою, и… застыл.

Дверь в квартиру Фьоклы была распахнута настежь. Внутри играла оглушительная балканская музыка. И посреди комнаты, стоя на стремянке и с огромной кистью в руках, Фьокла с восторгом дирижировала воображаемым оркестром, подпевая на непонятном языке. Она была в одной из его старых футболок, которую он, видимо, забыл. На ней болталась его же полицейская фуражка.

– Фьокла! – рявкнул он, перекрывая музыку.

Она обернулась, и её лицо озарила радость.

– Жерар! Идеально! Поможешь с акцентной стеной!

– Что здесь происходит? На нас поступила жалоба!

– О, это наверное мадам Клод, – махнула она рукой. – Она просто завидует моему творческому порыву. И, возможно, тому, что у меня ночуют полицейские в самой расцвете сил.

В этот момент из соседней двери появилась сама мадам Клод. Увидев Жерара, она сложила руки на груди.

– Ну что, офицер? Навели порядок? Увезите наконец эту… эту ярмарочную пушку в участок за нарушение общественной эстетики и моих нервных клеток!

Жерар посмотрел на Фьоклу, сияющую и абсолютно счастливую. Посмотрел на мадам Клод, пышущую яростью. Посмотрел на свою фуражку на её голове.

Он вздохнул. Глубоко. Это был вздох человека, который понял, что точка невозврата пройдена.

– Мадам Клод, – сказал он официальным тоном. – Я провёл проверку. Гражданка… – он запнулся, не зная её фамилии. Чёрт! Он даже фамилии её не знал! – …Гражданка Фьокла проводит законные ремонтные работы в разрешённое время. Музыка… является частью культурного обогащения района. Жалоба не обоснована.

Рот мадам Клод открылся от изумления. Фьокла смотрела на него с таким обожанием, что ему снова стало жарко.

– Но… но она… а вы… – бубнила мадам Клод.

– Инцидент исчерпан, – твёрдо сказал Жерар и, шагнув в квартиру, притворил дверь прямо перед носом у хозяйки пансиона.

Музыка стихла. Они остались одни в полуразрушенной, но яркой комнате.

– Ты солгал ради меня, – прошептала Фьокла, подходя к нему. – Ты, адепт протоколов. Это самый романтичный поступок, который кто-либо совершал для меня.

– Я не лгал, – хрипло сказал Жерар, снимая с её головы свою фуражку. – Я просто… интерпретировал ситуацию. В рамках оперативного усмотрения.

– А что ещё ты можешь проинтерпретировать в рамках своего… оперативного усмотрения? – она прижалась к нему, вставая на цыпочки.

Его служебный телефон снова зазвонил. Он посмотрел на экран. «Капитан Бертран». Долг звал. Протоколы требовали своего.

Жерар отправил вызов на голосовую почту, бросил телефон на диван с бархатными подушками и поднял Фьоклу на руки.

– Всё, – сказал он. – Дежурство окончено.

И в этот раз Арчибальд, наблюдавший за ними с верхушки шкафа, не стал ворчать. Он просто зевнул и начал вылизывать лапу. В его кошачьем мире всё шло по плану. Человек в униформе был окончательно и бесповоротно приручён.

Глава 7.

Капитан Бертран был человеком-бульдогом. Не в плане внешности, хотя его приземистая фигура и брызжащие слюной речи на планерках поддерживали эту аналогию. Нет, он был бульдогом в том, что, учуяв странный запах, он не отпускал его, пока не выяснит источник. А от Жерара в последнее время пахло странно. Не сыром и одиночеством, как обычно, а чем-то цветочным, с примесью бензина и… надежды? Для Бертрана это пахло нарушением устава.

– Дюбуа! – проревел он, загораживая дверь в кабинет. – Мой кабинет. Сейчас же.

Сердце Жерара упало куда-то в район шнурков от ботинок. Он прошел внутрь, мысленно прощаясь с карьерой, пенсией и своим спокойным, предсказуемым адом.

– Я получил звонок, – начал Бертран, обходя его, как шакал добычу. – От некой мадам Клод. Знакомая фамилия?

Жерар почувствовал, как по спине пробежал ледяной пот.

– Я… провёл там проверку, капитан. Жалоба была необоснованна….

– Жалоба была на шум, Дюбуа. Но мадам Клод, женщина с богатым воображением, намекнула на нечто большее. На некие… «привилегированные отношения» между моим офицером и подозрительной личностью, известной как «рыжая ведьма с котом-убийцей». Ты ничего не знаешь об этом?

Мозг Жерара лихорадочно заработал. Отрицать всё? Сознаться? Свалить на кота?

– Капитан, – начал он, глядя в стену за спиной Бертрана. – Я действовал в рамках оперативного внедрения. Установление доверительного контакта с элементом из маргинальной среды для получения информации.

Бертран замер. Его брови поползли вверх.

– Внедрение? – он произнес это слово с таким скепсисом, будто Жерар объявил о своем внедрении в общество марсиан. – И какую же ценную информацию ты добыл, Дюбуа?

– Что… гм… мадам Клод хранит в своем гардеробе коллекцию кружевного белья 70-х годов, не соответствующую её публичному образу, – выпалил Жерар, вспомнив недавнюю перепалку на лестнице.

Воцарилась гробовая тишина. Бертран смотрел на него, не моргая. Вдруг его лицо исказила судорога. Он фыркнул. Потом захихикал. Потом разразился таким оглушительным хохотом, что со стола свалилась папка с делами.

– Кружевное бельё! – рыдал капитан, вытирая слезы. – О, святые небеса! Старая гиена! Я всегда знал!

Жерар стоял, не смея пошевелиться.

– Ладно, Дюбуа, – отдышавшись, сказал Бертран. – Твоё «внедрение» пока что принесло только компромат на старую каргу. Но будь осторожен. Эта твоя «ведьма» – ходячая проблема. Я не хочу, чтобы тебя втянуло в её водоворот. Уловил?

– Так точно, капитан, – пробормотал Жерар, чувствуя, как с него сходят семь потов.

– И смени одеколон. От тебя пахнет, как в борделе для фей.

Жерар выскользнул из кабинета, чувствуя себя так, будто только что разминулся с пулей. Но облегчение было недолгим. Он понимал: Бертран не купился. Он просто отложил расправу. За ним теперь следили.

Глава 8.

Вечером он приехал к Фьокле с чувством вины и пачкой круассанов. Квартира преобразилась. Стены сияли ядовито-фиолетовым, а одна, «акцентная», была украшена золотыми бликами, которые при ближайшем рассмотрении оказались отпечатками её ладоней, обмакнутых в краску.

– Нравится? – сияла она. – Это называется «Прикосновение ангела».

– Больше похоже на «Отпечатки преступления», – пробормотал Жерар, оглядываясь.

Он рассказал ей о разговоре с Бертраном. Опустив, разумеется, часть про кружевное бельё.

– О-хо-хо! – Фьокла не выглядела испуганной. Напротив, её глаза загорелись азартом. – Значит, мы теперь преступная парочка? Как Бонни и Клайд, только ты – Клайд с круассаном, а я – Бонни в лаковых сапогах! Романтика!

– Это не романтика, Фьокла! Это моя карьера! Моя пенсия!

– Карьера, пенсия… – она махнула рукой. – Это просто скучные слова для скучных людей. А мы с тобой разве скучные? Мы – взрыв! Мы – фейерверк!

Она подбежала к шкафу и вытащила два парика – ярко-розовый и синий.

– Вот! Наше прикрытие! Сегодня мы идём на свидание!

– В париках? – ужаснулся Жерар.

– Конечно! Твой капитан ищет офицера Дюбуа с рыжей бестией. А он найдёт двух туристов из… из Бельгии! Да! Мы будем говорить с смешным акцентом и есть вафли!

Жерар хотел возражать. Хотел сказать, что это безумие. Что он должен быть осторожен. Но он посмотрел на её сияющее лицо, на её абсолютную, безудержную веру в то, что жизнь – это игра, и сдался.

Так он оказался в ресторанчике на набережной в синем парике, который чесался, и с фальшивой улыбкой на лице. Фьокла в своём розовом парике болтала без умолку, изображая бельгийку, и периодически пинала его под столом, когда он забывал про акцент.

И самое странное – ему было весело. Ужасно, неприлично весело. Он чувствовал себя подростком, сбежавшим из-под надзора строгих родителей. Он смеялся над её глупыми шутками, ел свою утку конфи (которая, к его удивлению, не была углём) и даже не заметил, как положил руку на её колено.

А потом он увидел его. За соседним столиком, в одиночестве, с бокалом вина, сидел сержант Мартин, его напарник. И он смотрел прямо на них. Узнал ли он? Парики были хорошей маскировкой, но осанку, взгляд…

Жерар замер. Фьокла, заметив его панику, обернулась.

– О, смотри, милый, вон тот мужчина один. Давай пригласим его к нам? Бельгийцы же гостеприимные!

– Нет! – прошипел Жерар.

Но было поздно. Мартин, заметив, что его разглядывают, вежливо кивнул. Фьокла помахала ему рукой.

– Эй, месье! Присоединяйтесь! Мы из Брюсселя!

Мартин, с лёгкой ухмылкой, подошёл к их столику.

– Не откажусь. Сержант Мартин.

– А я Фрида, а это мой муж… Этьен! – Фьокла без заминки представила Жерара.

Рука Жерара, сжимавшая бокал, побелела. Мартин устроился поудобнее и устремил на «Этьена» пронзительный взгляд.

– Вы знаете, мадам Фрида, вы удивительно похожи на одну мою… знакомую. Очень яркую особу. А ваш муж… у него очень знакомый взгляд. Полицейский, что ли?

– О, нет! – засмеялась Фьокла. – Он… ветеринар! Да, специалист по крупному рогатому скоту!

Жерар поперхнулся вином.

Весь вечер Мартин вёл себя как кошка, играющая с мышкой. Он задавал каверзные вопросы, ловил Жерара на нестыковках, а Фьокла парировала с такой лёгкостью и блеском, что Жерар начинал верить, что он и правда ветеринар из Брюсселя.

Когда они наконец распрощались, Мартин пожал Жерару руку с особенно цепкой хваткой.

– Было приятно познакомиться, «Этьен». Надеюсь, ваш крупный рогатый скот не доставляет хлопот. И передавайте привет вашей… жене. Очень неординарная женщина.

Он ушёл, оставив за собой шлейф недосказанности.

На обратном пути в машине царило молчание. Фьокла сняла парик и смотрела в окно.

– Он знает, – тихо сказал Жерар.

– Конечно, знает, – ответила Фьокла, не оборачиваясь. – Но он твой друг?

– Напарник.

– Тогда он ничего не скажет. Он просто будет тебя мучать. Мужчины так делают.

Она повернулась к нему. Её лицо было серьёзным.

– Тебе правда так страшно, Жерар? Что кто-то узнает? Что ты… со мной?

Он посмотрел на неё. На эту женщину, которая ворвалась в его жизнь, как ураган, перевернула всё с ног на голову, заставила его врать начальству и носить синий парик. Она была хаосом. Она была проблемой. Она была самой живой вещью, что случалась с ним за последние двадцать лет.

– Да, – честно признался он. – Мне страшно.

Она кивнула, её глаза блеснули в темноте.

– Хорошо. Значит, будем бояться вместе. Это менее скучно, чем бояться в одиночку.

Она взяла его руку и положила её себе на колено. И этот простой жест значил для него больше, чем все протоколы мира.

Вернувшись в её квартиру, они обнаружили Арчибальда, который с невозмутимым видом жевал один из его полицейских носков. Казалось, кот устраивал им мелкую пакость в наказание за долгое отсутствие. Но Жерару было уже всё равно. Пусть жуёт. У него были дела поважнее. Например, выяснить, как снять парик, не оставив половину волос на затылке.

глава 9.

На следующее утро в участке царила атмосфера предвкушения. Сержант Мартин, поглощая свой третий пончик с шоколадной глазурью, смотрел на Жерара с таким сладким сочувствием, что того тошнило.

– Не выспался, Дюбуа? – спросил Мартин, смакуя каждый слог. – У тебя вид человека, который всю ночь… осматривал крупный рогатый скот. Утомительная работа, ничего не скажешь.

Жерар пробормотал что-то невнятное про бессонницу и уткнулся в отчёт о краже велосипеда. Бумаги были его убежищем. В них был порядок. В них не было рыжих ведьм, котов-вредителей и напарников-садистов.

– Кстати, – Мартин отломил ещё кусок пончика, – эта бельгийка… Фрида, кажется? Удивительная женщина. Такой… жизненный напор. Прямо психологический вампир. В хорошем смысле. Высасывает всю скуку, оставляя лишь чистую панику.

Жерар сглотнул. Он чувствовал себя как на допросе, где следователь использует вместо дубины кондитерские изделия.

– Представляю, каково её мужу, – продолжал Мартин, прищурившись. – Бельгийскому ветеринару. Должно быть, он постоянно на нервах. Вдруг она решит «психологически вампирить» кого-то ещё? Скажем, одинокого полицейского?

Взгляд Жерара встретился с взглядом напарника. В воздухе повисло молчание, густое, как шоколадная глазурь на пончике.

– Оставь это, Мартин, – тихо, но твёрдо сказал Жерар.

Мартин ухмыльнулся, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание.

– Расслабься, старина. Твои секреты в безопасности. Мне просто… весело. Скучно было последние десять лет. А теперь у меня есть личное реалити-шоу. «Любовь в синем парике». Я болею за вас.

Жерар понял, что это лучший исход, на который он мог надеяться. Союзник-садист был лучше, чем враг.

Но передышка была недолгой. На его служебный телефон пришло сообщение. Не от Фьоклы, чьи сообщения обычно состояли из emoji и угроз в адрес мадам Клод. Это было от неизвестного номера.

«Офицер Дюбуа. Ваша «психоаналитик» пахнет проблемой. Пахнет тюрьмой. Будьте умнее. Отойдите в сторону. Однажды вы можете получить вызов, на который уже не приедете».

Жерар похолодел. Он посмотрел на Мартина, который, уловив его напряжение, перестал жевать.

– Что-то не так?

– Ничего, – быстро ответил Жерар, стирая сообщение. Но паника уже пустила корни в его желудке. Угроза была конкретной. Кто-то знал. И этот кто-то был опасен.

Глава 10.

Он примчался к Фьокле, не дожидаясь конца смены. Он был готов на всё: кричать, требовать объяснений, поставить ультиматум.

Его планы рухнули в тот момент, когда он открыл дверь.

В центре комнаты, на единственном целом стуле, сидела мадам Клод. На ней был один из тех париков Вивьен Вествуд, который делал её похожей на разгневанного пуделя, восставшего против буржуазии. Фьокла, с серьёзным видом практикующего психоаналитика, водила перед её лицом хрустальным маятником.

– …и я чувствую, мадам, что ваша корневая чакра заблокирована, – вещала Фьокла. – Забита… старыми обидами. И, возможно, некачественным кружевом.

– Это кружево ручной работы! – фыркнула мадам Клод, но без обычной злобы. Она выглядела… заинтригованной.

– Именно в этом проблема! – парировала Фьокла. – Оно связывает вас с прошлым. С тем временем, когда вы были молодой, пылкой, полной огня…

Мадам Клод покраснела и потупилась. Жерар стоял на пороге, чувствуя себя зрителем в самом абсурдном театре на свете.

– Что… что здесь происходит? – наконец выдохнул он.

Фьокла обернулась с сияющей улыбкой.

– Жерар! Идеальное время! Мы как раз проводим сеанс гармонизации соседских отношений. Мадам Клод открывает мне свою душу.

– Она открыла мой гардероб! – поправила мадам Клод, но уже скорее из привычки.

– Для духовного роста нужно идти на жертвы, – невозмутимо заявила Фьокла. – И, как выяснилось, у мадам Клод не блокирована чакра, а просто затекла нога от неудобного табурета. И ещё она хочет научиться танцевать твист.

Жерар закрыл лицо ладонью. Его угрозы, его паника, его карьера – всё это казалось таким далёким и незначительным в этом сумасшедшем мире.

Когда мадам Клод, напевая что-то из репертуара 60-х и неся под мышкой парик, удалилась, Жерар показал Фьокле сообщение.

Она прочитала и пожала плечами.

– О, это наверное тот увалень, которого ты задержал. Или его друзья. Не обращай внимания. Мелкие рыбки.

– Мелкие рыбки не шлют угрозы полицейским! – взорвался он. – Фьокла, ты понимаешь, что у тебя могут быть серьёзные враги? Что ты вовлечена во что-то опасное?

Она посмотрела на него с внезапной, нехарактерной для неё грустью.

– Жерар, вся моя жизнь – это «что-то опасное». Жить – опасно. Любить – опасно. Носить эти сапоги по мокрому асфальту – вообще экстремальный вид спорта. Я не могу остановиться только потому, что кому-то это не нравится.

Она подошла к окну.

– Если ты хочешь уйти… я пойму. Твоя жизнь была тихой и спокойной. А я… я как пожар в цирке. Ясно и весело, но в итоге всё пахнет гарью и слоновьим навозом.

Он смотрел на её спину, на это смешное, гордое, уязвимое существо. И он понял, что не может. Не может вернуться в свою тихую, спокойную, мёртвую жизнь. Даже если это будет стоить ему карьеры.

Он подошёл к ней сзади и обнял.

– Я не ухожу.

Она обернулась, и в её глазах стояли слёзы. Настоящие.

– Правда?

– Правда. Но с одним условием. Никаких больше сеансов психоанализа для мадам Клод. Мое сердце не выдержит, если я застану вас за медитацией в её кружевном белье.

Фьокла рассмеялась, вытирая слёзы.

– Обещаю. Только если она сама не попросит.

В этот момент Арчибальд, проходивший мимо, снова укусил Жерара за штанину. Но на этот раз укус был почти дружеским. Почти.

Этой ночью, лежа в обнимку в фиолетовых сумерках её комнаты, Жерар понял, что пересёк Рубикон. Он больше не был офицером Дюбуа, который иногда навещал эксцентричную подругу. Он был сообщником. Партнёром по преступлению под названием «жизнь». И, к своему удивлению, он чувствовал себя не осуждённым, а… свободным. Страшно, тревожно, но свободным.