Коллекция вечной романтики

Он достал телефон и написал сообщение Мартину: «Твоё реалити-шоу продлевают на второй сезон. Готовь попкорн».

Ответ пришёл почти мгновенно: «Уже купил. С нетерпением жду новых серий. Скажи «ветеринару», что её бельгийский акцент – ужасен».

Жерар усмехнулся и выключил телефон. Завтра будет новый день. Новые угрозы. Новые безумства. Но сейчас ему было хорошо. И для начала этого было достаточно.

Глава 11.

Спокойствие длилось ровно три дня. Ровно столько, сколько понадобилось Жерару, чтобы начать забывать вкус паники и снова полюбить вкус своего утреннего кофе. Он даже заполнил отчёт о краже садового гнома без единой орфографической ошибки, что считал личной победой.

Идиллия рухнула утром четвертого дня, когда на стол капитана Бертрана легла анонимка. Бумага была обычной, текст – вырезан из газет и журналов, как в старых детективах. Сообщение было кратким и зловещим: «ВАШ ОФИЦЕР ДЮБУА СПИТ С ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ проституткой. ОНА НЕ ПСИХОЛОГ. СПРОСИТЕ ЕЁ О «БАРХАТНОМ ПОДПОЛЬЕ».

Бертран, побагровев, зашвырнул бумагу в ящик стола так, что тот затрещал. Он не любил, когда его люди выглядели идиотами. И он терпеть не мог, когда это делали на его глазах. Вызвав Жерара, он молча протянул ему бумагу.

Жерар прочитал и почувствовал, как пол уходит из-под ног. «Бархатное подполье». Это имя он слышал. Это была не сеть, не банда. Это была легенда. Элитный, таинственный клуб для самых богатых и развращенных мужчин города, нечто среднее между салоном и борделем, где общение строилось на эстетике и интеллектуальных играх. Полиция годами пыталась прикрыть его, но не могла найти доказательств – слишком хорошо всё было шито-крыто.

– Ну что, Дюбуа? – сипел Бертран. – Твоё «оперативное внедрение» случайно не привело тебя в «Бархатное подполье»? Может, ты там был не как офицер, а как… клиент?

– Капитан, я клянусь…

– Не клянись! – рявкнул Бертран. – Я даю тебе неделю. Неделю, Дюбуа! Или ты предоставляешь мне неопровержимые доказательства причастности этой… Фьоклы… к «Бархатному подполью», чтобы мы могли накрыть эту помойку раз и навсегда. Или я сам предоставлю доказательства твоей профнепригодности. И твой «внедренческий» зад полетит с работы так быстро, что искры из-под каблуков посыплются. Выйди. Вон.

Жерар вышел, шатаясь. Всё было кончено. Его поставили перед выбором: предать Фьоклу или потерять всё.

Глава 12. Признание при свете неоновой вывески

Он пришёл к ней не как любовник, а как следователь – с холодным комом в груди и готовыми вопросами на языке. Он застал её за составлением бизнес-плана её салона. На столе лежали образцы тканей, сметы и рисунок вывески с котом, делающим массаж.

– «Уютный уголок Фьоклы», – прочитал он вслух, и голос его прозвучал хрипло.

– Жерар! – она бросилась к нему, но, увидев его лицо, остановилась. – Что случилось? Ты выглядишь так, будто тебя только что ограбил тот самый гном.

Он сел, не в силах смотреть ей в глаза.

– Фьокла. Что такое «Бархатное подполье»?

Наступила тишина. Такая густая, что её можно было резать ножом. Даже Арчибальд перестал вылизывать лапу.

– Откуда ты знаешь это название? – наконец спросила она, и в её голосе не было ни намёка на привычную игривость.

– Анонимка. На стол капитана. Там сказано, что ты имеешь к этому отношение.

Она медленно подошла к окну, за которым зажигались неоновые вывески.

– Это было давно, Жерар. Очень давно. Когда я только приехала сюда. У меня не было денег. Не было работы. Только парики, сапоги и кот. «Бархатное подполье»… это было место, где девушка с моей внешностью и умением поддерживать разговор могла заработать. Много. Но не тем, о чём ты подумал.

Она обернулась. Её лицо было серьёзным и печальным.

– Я была… украшением. «Интеллектуальной куртизанкой», как называл нас хозяин. Мы должны были очаровывать, вести умные беседы, флиртовать, создавать атмосферу. Но правила были железными: никаких физических контактов с клиентами. Нарушение – немедленное изгнание. Я была хороша в этом. Слишком хороша. Один из клиентов… влюбился. Настоятельно потребовал большего. Я отказалась. Ушла. Он не смог смириться с этим. Видимо, он и есть тот «холодильник», которого ты задержал. А «Бархатное подполье» – его способ меня уничтожить, напомнив о моём прошлом.

Жерар слушал, и ком в его груди таял, сменяясь жгучей яростью. Яростью за неё. За ту молодую, одинокую девушку, вынужденную продавать своё обаяние, чтобы выжить.

– Почему ты не сказала мне?

– И что? «Здравствуй, Жерар, я бывшая элитная содержанка, но не переживай, я была только наполовину»? – она горько усмехнулась. – Ты и так сомневался во мне. Это добило бы тебя.

Он встал и подошёл к ней.

– Мне дали неделю, Фьокла. Чтобы предоставить доказательства твоей причастности.

Она смотрела на него с ужасом.

– И… что ты будешь делать?

Жерар взял её лицо в свои ладони. Большие, грубые ладони полицейского, которые вдруг стали невероятно нежными.

– Я буду делать свою работу. Я найду этого человека. И я найду способ закрыть это «Бархатное подполье» навсегда. Но не чтобы навредить тебе. Чтобы защитить тебя.

В её глазах вспыхнула надежда.

– Но как?

– У тебя осталось что-нибудь оттуда? Какие-нибудь имена, записи, фотографии?

Она задумалась, а потом её лицо озарилось.

– Дневник. Я вела дневник. Там всё: имена, лица, их предпочтения, их разговоры. Я писала, чтобы не сойти с ума. Чтобы отделить себя от той роли.

– Это опасно, Фьокла. Если они узнают…

– Они уже идут на меня, Жерар! – воскликнула она. – Этот увалень – лишь пешка. За ним стоит кто-то могущественный. Тот самый клиент. Его имя… Антуан де Сент-Клер. Очень богатый. Очень влиятельный. И очень мстительный.

Жерар почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Сент-Клер. Его знал весь город. Филантроп, коллекционер, друг мэра.

– Хорошо, – сказал Жерар, и его голос приобрёл стальные нотки. – Значит, будем охотиться на льва. Но нам нужен план. И помощь.

Он посмотрел на Арчибальда, который, казалось, слушал с необычайным вниманием.

– И кошачье одобрение.

Арчибальд мурлыкнул. Впервые. Это звучало как приговор де Сент-Клеру.

Глава 13.

Дневник Фьоклы оказался не тетрадью, а целым сундуком с потертой бархатной обивкой, спрятанным на дне шкафа под грудой экстравагантных париков. Когда Жерар открыл его, оттуда пахнуло дорогими духами, старыми тайнами и чем-то горьким, как несбывшиеся надежды.

Это не были простые записи. Это был арт-объект отчаяния и наблюдательности. Вклеенные фотографии, зарисовки клиентов, вырезки из меню, лепестки засушенных роз… и имена. Много имен. Рядом с некоторыми стояли пометки: «любит говорить о Канте», «боится темноты», «платит, чтобы его унижали».

– Боже, Фьокла, – прошептал Жерар, листая страницы, испещренные её размашистым почерком. – Ты играла с огнем.

– Я грелась у костра, который мог меня спалить, – мрачно ответила она, обняв себя за плечи. – Антуан де Сент-Клер. Страница 45.

Жерар нашел ее. На странице был приклеен снимок, вырезанный из светской хроники: утонченный мужчина лет пятидесяти с пронзительными серыми глазами и улыбкой хищника. Рядом – запись Фьоклы: «Сеанс с Графом (так он просил себя называть). Обсуждали декаданс в литературе. Считает красоту высшей формой власти. Глаза как у полярной совы – видит всё в темноте. Прикоснулся к моей руке. Кожа холодная. Ушла с двойным гонораром и ощущением, что только что гладила кобру. Он хочет не тела. Он хочет душу. Мою».

Жерар сглотнул. Это было хуже, чем он думал. Это был не просто обиженный клиент. Это был одержимый коллекционер.

– Почему он так к тебе привязался? – спросил он, закрывая дневник.

Фьокла отвернулась.

– Потому что я единственная, кто сказала ему «нет». Для таких мужчин, как он, отказ – это афродизиак. Несбывшаяся фантазия. Он не мог купить меня, и это свело его с ума. После моего ухода «Бархатное подполье» закрылось. Говорят, он разгромил его в ярости.

Внезапно в дверь постучали. Не привычные раздраженные тычки мадам Клод, а настойчивые, твердые удары. Жерар инстинктивно потянулся к табельному оружию, которого при нем не было.

Фьокла выглянула в глазок и отшатнулась, бледнея.

– Это он.

Жерар отодвинул ее за спину и распахнул дверь.

На пороге стоял не «холодильник». Стоял высокий, импозантный мужчина в идеально сидящем пальто. Антуан де Сент-Клер. Вживую он был еще опаснее.

– Мадемуазель Фьокла, – его голос был низким и бархатным, как шкура пантеры. – Какая… скромная обитель. И я вижу, у вас появился страж. – Его взгляд скользнул по Жерару, оценивающе и презрительно. – Офицер Дюбуа, если не ошибаюсь? Ваше начальство весьма… заинтересовано в вашей деятельности.

Жерар почувствовал, как по спине бежит ледяной пот.

– Чем могу помочь, месье де Сент-Клер?

– О, я просто зашел по-соседски. Напомнить мадемуазель о наших былых… беседах. И предупредить. Старые дневники имеют свойство всплывать в самых неожиданных местах. И попадать в руки к тем, кто не оценит их… художественной ценности. – Он бросил взгляд на сундук, стоящий посреди комнаты. – Хорошего вечера.

Он развернулся и ушел, оставив за собой шлейф дорогого парфюма и абсолютного ужаса.

Глава 14.

Они сидели на полу, прислонившись к фиолетовой стене, и пили дешевое вино из пластиковых стаканчиков. Дневник лежал между ними, как обвинение.

– Он знает, – глухо сказала Фьокла. – Он знает про дневник. Он знает про тебя. Он играет с нами.

– Он не всесилен, – попытался успокоить ее Жерар, но его собственные руки дрожали.

Внезапно она повернулась к нему. В ее глазах горел не страх, а ярость. Ярость загнанного в угол зверя.

– Я не позволю ему все разрушить. Ни мою жизнь. Ни тебя.

Она набросилась на него с поцелуем. Но это не был поцелуй нежности или страсти. Это была атака. Отчаянная, яростная, почти жестокая. Она кусала его губы, впивалась пальцами в его волосы, прижималась к нему всем телом, как будто пыталась стереть с себя прикосновения де Сент-Клера, стереть прошлое, стереть страх.

Жерар ответил ей с той же дикой энергией. Они срывали с друг друга одежду, не отрываясь от поцелуев. Падали на подушки, путаясь в конечностях. Это был не секс. Это была битва. Битва против мира, который хотел их разлучить, против прошлого, которое нависло над ними, против будущего, которое казалось таким мрачным.

Он входил в нее резко, почти больно, и она принимала его с глухим стоном, обвивая его ногами, впиваясь ногтями в его спину. Они двигались в едином ритме отчаяния, и каждый толчок был словно вызов, брошенный в лицо де Сент-Клеру, капитану Бертрану, всему миру. В комнате стоял лишь прерывистый лов дыхания, скрип пола и далекий вой сирены за окном.

Когда все закончилось, они лежали в кромешной тьме, прижимаясь друг к другу, как уцелевшие после кораблекрушения. Их тела были липкими от пота, на губах – солоноватый привкус крови.

– Что мы будем делать, Жерар? – прошептала она, прижимаясь лицом к его груди.

– Мы будем бороться, – ответил он, целуя ее макушку. – Завтра я поговорю с Мартином. У нас есть дневник. У нас есть правда.

Но правды, как он понимал, было мало против денег и власти де Сент-Клера.

Утро началось с трагедии. Жерар, выйдя из дома, обнаружил свою служебную машину. Все четыре шины были жестоко порезаны. На лобовом стекле лежала записка, написанная изящным почерком: «Первое предупреждение. Следующий раз – будет больнее. Отдай дневник».

Он позвонил Мартину. Тот приехал через пятнадцать минут, с двумя кофе и видом человека, который только что понял, что его любимое реалити-шоу превратилось в триллер.

– Ну, старина, – вздохнул Мартин, осматривая изуродованные шины. – Похоже, твой «ветеринар» связалась не с тем скотом. Де Сент-Клер? Это тебе не какой-то увалень с пастисом (алкоголем). Это дьявол в костюме от Бриони.

– Он угрожает Фьокле. Он угрожает мне. У нас есть дневник, Мартин. Там всё.

Мартин взял у него кофе и сделал большой глоток.

– Хорошо. План такой. Мы не можем идти с этим к Бертрану. Де Сент-Клер его уже купил или купит. Мы действуем в обход. Дневник – наша козырная карта. Мы найдем в нем кого-то, кто боится де Сент-Клера еще больше, чем мы. Кто-то влиятельный. И сыграем на этом.

Жерар смотрел на своего напарника с новой надеждой.

– Почему ты мне помогаешь, Мартин? Ты же рискуешь всем.

Мартин хмыкнул.

– Во-первых, я уже прикипел к вашей дурацкой драме. Как отмена сериала на самом интересном месте. А во-вторых… – он посмотрел на Жерара серьезно. – Я десять лет наблюдал, как ты медленно превращаешься в робота. А сейчас ты… живешь. Пусть это адская жизнь, но она настоящая. И за это стоит бороться.

Они обменялись рукопожатием. Заговор был оформлен.

Вернувшись в квартиру, Жерар обнаружил там новую драму. Мадам Клод, в слезах и без парика, сидела на его любимом стуле и прижимала к груди Арчибальда, который, на удивление, не пытался ее оцарапать.

– Офицер! – всхлипнула она. – Мой гардероб… он разгромлен! Все мое белье… мои парики… изрезаны в клочья! И оставлена записка! «Прекратите общаться с соседкой. Следующий раз – ваша очередь».

Фьокла стояла бледная, как полотно.

– Это я во всем виновата. Он нападает на всех, кто рядом со мной.

Жерар почувствовал, как ярость закипает в нем с новой силой. Де Сент-Клер перешел все границы. Он объявил войну. И теперь у Жерара не было выбора.

Он подошел к Фьокле, взял ее за подбородок и посмотрел прямо в глаза.

– Все кончено. Мы не будем больше прятаться. Мы пойдем в атаку.

Он повернулся к мадам Клод.

– Мадам, принесите свое самое уцелевшее кружевное белье. И свой самый вызывающий парик. Вы нам нужны.

Мадам Клод утерла слезы, и в ее глазах зажегся знакомый боевой огонек.

– Для чего это вам, офицер?

– Для операции «Бархатный апокалипсис», – мрачно улыбнулся Жерар. – Мы устроим этому графу такой скандал, что его светское реноме не переживет. Мы ударим по его единственному уязвимому месту – по его гордыне.

В углу Арчибальд издал низкое, одобрительное мурлыканье. Война была объявлена.

Глава 15.

План был безумен, отчаян и гениален в своем абсурде. Он родился в голове Фьоклы, был доработан циничным прагматизмом Мартина и одобрен боевым кличем мадам Клод. Арчибальд в знак согласия пописал в ботинок Жерара.

Суть была проста: они не могли победить де Сент-Клера силой или законом. Но они могли уничтожить его репутацию. А для человека, живущего имиджем, это смерть.

– Он коллекционирует не женщин, – говорила Фьокла, расхаживая по комнате в комбинации и с сигаретой в руке (хотя она не курила, это был образ). – Он коллекционирует трофеи. Чужие слабости. Нам нужно создать ему трофей, который взорвется в его руках.

Мартин, развалившись на стуле, доедал пиццу «Четыре сыра».

– Итак, план «Б». «Б» от «безумие». Мы подсовываем ему «клиента». С микрофоном и камерой. Он начнет хвастаться, рассказывать, как он манипулировал женщинами в «Бархатном подполье». Мы это запишем. И выложим в сеть в самый неподходящий момент. Скажем, во время его благотворительного вечера в пользу… не знаю… спасения бездомных котят.

– Но кто будет этим «клиентом»? – спросил Жерар. – Он же не дурак, он всех проверяет.

Все взгляды медленно повернулись к мадам Клод. Та замерла с кружевной перчаткой в руке.

– Я? – проскрипела она. – Вы предлагаете мне, Симоны Клод, бывшей звезде «Фоли-Бержер», притвориться развратной старухой, жаждущей острых ощущений?

– Мы предлагаем вам, мадам Клод, – голос Фьоклы зазвучал как шелк, натертый медом, – блеснуть талантом, который затмит все ваши прежние триумфы. Вы будете не развратной старухой. Вы будете… русской графиней в изгнании. Таинственной, невероятно богатой аристократкой с эксцентричными вкусами. Вы хотите не секса. Вы хотите… унижения. Публичного. На следующем светском рауте де Сент-Клера.

Глаза мадам Клод загорелись азартом, которого Жерар не видел даже во время их ссор из-за кота.

– Унижения? – она томно провела перчаткой по шее. – Дорогая, я в этом жанре делала карьеру, когда твои парики еще на деревьях росли. Я согласна.

Мартин фыркнул.

– Отлично. Я займусь техникой. У меня есть знакомый парень, который делает такие штуки, которые заставят Моссад позеленеть от зависти. Жерар, твоя задача – обеспечить алиби и следить, чтобы нашего «графа» никто не прервал в самый ответственный момент.

Жерар смотрел на эту безумную троицу и чувствовал, как границы его реальности окончательно размываются. Он, офицер закона, готовился к операции под прикрытием с участием бывшей проститутки, ее эксцентричной подруги и своего напарника-обжоры. Это был конец. Или начало.

Глава 16.

Репетиции проходили в квартире Фьоклы, превращенной в подобие театра. Мадам Клод, облаченная в баснословно дорогое платье, «одолженное» из костюмерной местного театра (Мартин оказался человеком многих талантов), отрабатывала роль.

– «Мой дорогой Антуан, – томно говорила она, поправляя нитяную жемчужину на своей шее. – Говорят, вы умеете разбивать сердца так, что это напоминает высокое искусство. Я хочу, чтобы вы разбили мое. Публично. На следующем вашем приеме. Я заплачу вам за это… ну, скажем, пятьдесят тысяч евро?»

Фьокла, исполняющая роль режиссера, ходила вокруг нее.

– Хорошо! Но больше высокомерия! Вы не просите. Вы предлагаете сделку, от которой он не сможет отказаться. Он – палач, а вы – его заказчица.

Жерар наблюдал за этим, сидя в углу с ноутбуком, и изучал план поместья де Сент-Клера. Его роль была проще – он будет наряжен официантом. Но его желудок сжимался в комок от нервов.

Ночью, после очередной изматывающей репетиции, он не мог уснуть. Фьокла принесла ему стакан вина и села рядом на полу.

– Ты боишься? – тихо спросила она.

– До чертиков, – честно признался он. – Если это провалится…

– Если это провалится, – она перебила его, положив голову ему на колени, – то мы с тобой сбежим. В Бельгию. Будем разводить тот самый крупный рогатый скот. Ты будешь доить коров, а я буду соблазнять их своим бельгийским акцентом.

Он рассмеялся, поглаживая ее волосы. Ее способность шутить на краю пропасти была одновременно пугающей и восхитительной.

– Я не хочу бежать, Фьокла. Я хочу выиграть. Хочу, чтобы он оставил тебя в покое. Хочу… обычной жизни с тобой.

Она подняла на него глаза. В темноте они казались бездонными.

– А какая она, наша обычная жизнь, Жерар?

– Я не знаю. Утро. Кофе. Ты в моей футболке. Я в своей униформе. Никаких париков. Никаких угроз. Просто… тишина.

– Тишина звучит скучно, – прошептала она, поднимаясь и прижимаясь к нему. – Но с тобой… даже скука кажется приключением.

Ее поцелуй на этот раз был не яростным, а бесконечно нежным. Медленным. Исследующим. Она раздела его, целуя каждый сантиметр кожи, как будто пыталась запомнить его навсегда. Ее губы скользили по шраму на его плече, оставленному когда-то пойманным преступником, ее язык вырисовывал узоры на его груди.

Он отвечал ей той же нежностью. Он водил руками по ее спине, чувствуя под пальцами мурашки, спускался ниже, обхватывал ее упругие ягодицы, прижимал к себе. Они не занимались любовью. Они прощались со страхом. Каждое прикосновение, каждый вздох, каждый стон были заклинанием против тьмы, которая ждала их завтра.

Когда он вошел в нее, они смотрели друг другу в глаза. И в ее взгляде он увидел не только страсть, но и ту самую уязвимость, которую она так тщательно скрывала за своими париками и дерзостью. Он двигался медленно, глубоко, стараясь передать ей все, что не мог выразить словами: «Я здесь. Я с тобой. Мы справимся».

Они достигли пика почти одновременно, в безмолвном крике, зажимая рты ладонями друг друга, чтобы не разбудить мадам Клод, спавшую за тонкой стенкой. А потом лежали, сплетенные воедино, слушая, как бьются их сердца в унисон.

– Завтра, – прошептала Фьокла ему на грудь.

– Завтра, – согласился Жерар, целуя ее макушку.

Они не знали, что «завтра» принесет им не только триумф, но и потерю, которая навсегда изменит правила их безумной игры.

Глава 17.

Поместье де Сент-Клера напоминало дворец из сказки – если бы сказки сочинял маркиз де Сад. Белоснежные стены, античные статуи, фонтаны с подсветкой и толпа богатых и знаменитых, чьи улыбки были такими же искусственными, как жемчуг на шее мадам Клод.

Жерар в тесном фраке официанта чувствовал себя рыбой на берегу. Он разносил шампанское, избегая встречи с холодным взглядом де Сент-Клера, который, казалось, парил над залом, как хищная птица.

И вот она появилась.

Мадам Клод, или скорее «графиня Зинаида Волконская», была великолепна. В парике из седых волос, в платье от-кутюр, усыпанном настоящим жемчугом (взятым в долг под честное слово Мартина), она была воплощением аристократической эксцентричности. Брошь на её груди – изящная птичка – была на самом деле камерой. Серёжки-гвоздики – микрофоны.

Жерар, проходя мимо, услышал её первый ход:

– Мой дорогой Антуан, – её голос звучал томно и надменно, заставляя окружающих замереть. – Ваша репутация человека, умеющего развлекать… избранных, дошла даже до моих ушей. Я слышала, вы коллекционируете изысканные унижения.

Де Сент-Клер медленно повернулся. Его глаза сузились, но интерес в них вспыхнул мгновенно.

– Графиня. Я польщён. Но что может предложить мне женщина ваших… лет?

– О, годы – это лишь вино, которое становится ценнее, – парировала она, играя веером. – Я предлагаю вам стать моим палачом на один вечер. Публично. Унизить меня так, чтобы весь Лион ахнул. Я заплачу вам сто тысяч евро. Наличными.

Жерар замер с подносом. Он видел, как в глазах де Сент-Клера загорелся тот самый огонёк одержимости. Азарт коллекционера, получившего в руки уникальный экспонат.

– Интригующее предложение, – прошептал де Сент-Клер, поднося к губам её руку. – Пройдёмте в мой кабинет. Обсудим детали.

Они удалились. Сердце Жерара бешено колотилось. Первая часть плана сработала.

Глава 18.

Следующие пятнадцать минут были самыми долгими в жизни Жерара. Он метался по залу, представляя, что происходит за тяжелой дубовой дверью кабинета. Внезапно его телефон завибрировал. Сообщение от Мартина: «ИДЁТ! ГОТОВЬСЬ!»

И тут из кабинета донёсся приглушённый, но яростный крик мадам Клод: «Как вы смеете! Я расскажу всем!»

Дверь с силой распахнулась. Мадам Клод вылетела оттуда с театрально растрёпанным париком, разорванным воротником платья и с идеально сохранившейся на лице маской ярости.

– Он! – закричала она, указывая на де Сент-Клера, который вышел за ней с лицом, искажённым злобой. – Он предлагал мне деньги! Угрожал! Говорил, что уничтожит мою семью в России, если я не стану его рабыней! Он – монстр!

В зале воцарилась оглушительная тишина. Камеры светских хроник повернулись к де Сент-Клеру. Шёпот зрителей начал нарастать, как гул приближающегося урагана.

– Эта женщина – сумасшедшая актриса! – зарычал де Сент-Клер, но было уже поздно. Его репутация, этот хрустальный дворец, дал первую трещину.

И тут случилось то, чего никто не ожидал.

Из толпы вышла Фьокла. Она была без парика, в простом чёрном платье. Но в её руке был тот самый бархатный дневник.

– Она не сумасшедшая, Антуан, – её голос прозвучал настолько ясно и громко, что перекрыл весь шум. – Она просто ещё одна жертва. Как и я. Как и десятки других женщин. Вот доказательства. Ваши признания. Ваши игры с чужими душами.

Она раскрыла дневник и начала зачитывать вслух. Цитировала его собственные, полные нарциссизма и жестокости, фразы. Имена. Факты.

Де Сент-Клер стоял, побелев как полотно. Его империя рушилась на глазах у всего высшего общества Лиона.

– Врешь! – вдруг рявкнул он и бросился к Фьокле, выхватывая из-за пояса маленький, но смертоносный пистолет.

Время замедлилось. Жерар увидел, как палец де Сент-Клера сжимается на спусковом крючке. Он не думал. Он действовал.

Бросок. Толчок. Он отшвырнул Фьоклу в сторону и оказался на линии огня.

Грохот выстрела оглушил зал.

Но пуля попала не в Жерара. Мадам Клод, с рефлексами, отточенными на сцене, рывком закрыла его собой.

Она медленно осела на пол, держась за живот, с удивлённым выражением лица.

– Чёрт, – прошептала она. – А платье было таким дорогим…

Наступил хаос. Крики. Звонки в полицию. Де Сент-Клера скрутили его же охранники, понимая, что игра проиграна.

Жерар, держа на руках бледную Фьоклу, смотрел на мадам Клод, которую пытался реанимировать подбежавший Мартин. Он понимал – их победа была оплачена самой высокой ценой.

Глава 19.

Мадам Клод выжила. Пуля прошла в сантиметре от жизненно важных органов. «Кружевное бельё и кости, скреплённые упрямством – лучшая броня», – шутила она потом в больнице.