Дети галактики

Глава 2. ЭНЕРГИЯ ДЕНЕЖНЫХ ЗНАКОВ

В мае, да и в июне, как правило, дожди на Южном Урале идут редко. Стоят ясные дни, небо чистое почти без туч, бурно тянется к жаркому солнышку разнотравье, а кроны берёз одеты в яркую звонкую зелень. Повсюду в городе стойкий запах молодой листвы многочисленных тополей, а куда не глянь везде белые наряды яблонь и черёмухи. Но вот обязательные весенние заморозки прошли, и к зелёно-белому цвету прибавился ещё и многоцветный сиреневый, поселившийся на кустах сирени вдоль улиц и проспектов. Настроение у прохожих приподнятое, да и любая работа идёт легко и споро.

То, что уральская природа, особенно весной, горожан иногда ублажает – хорошо, да только не всех она радует. Михаилу Сивому, немолодому уже сантехнику из местного ЖЭКа, радоваться не приходилось. Его мучил банальный простатит, часто свойственный возрасту, лекарства не помогали. Как давно известно, шила в мешке не утаишь – вот и в местном уголовном мире Михаилу уже «погоняло» приклеили: «Простата». В поликлинике, в просмотровом кабинете, местный уролог, посмотрев результаты анализов, проверив лимфатические узлы, пощупав и помяв пациента, заявил: «Ищи, врача, который тобой займётся!» Михаилу от таких слов на душе стало совсем пакостно, и он с раздражением заявил: «Ну, а ты-то для чего здесь, уролог ведь? А я только на просмотре! – был ответ». Михаил психанул и, уходя, ляпнул: «Шёл бы тогда в гинекологический кабинет, там интересней!» Врач от раздражённых больных слышал всякое, а, потому равнодушно пропустив язвительные слова пациента мимо ушей, привычно уселся заполнять журнал, писать разные там отчёты для проверяющих.

Мрачный сантехник подошёл к своему дому, двор которого в своё время молодые ещё жильцы засадили липами, тополями и берёзками, ну, а уж без сирени, черёмухи и рябин вообще нельзя. Соответственно здесь же был и детский городок, который со временем молодые повесы, как свои, дворовые, так и чужие, частично поломали, а работникам ЖКХ, как обычно, всё недосуг было починить и покрасить.

Михаил уселся на одну из уцелевших скамеек, где уже сидели две знакомые ему пенсионерки, живо обсуждавшие всякие бытовые новости, перетиравшие измочаленные вдоль и поперёк кости своим ближним и дальним знакомым. Вот, по давно разбитой асфальтовой дорожке, бодрым солдатским шагом прошёл седовласый мужчина в полуспортивной одежде. Проходя мимо женщин, он, приветствуя их, привычно, по-военному, прикоснулся пальцами правой руки к козырьку своей бейсболки. Одна из соседок заметила:

–– Бодро шагает, полковник, а ведь ему, вроде как уж под восемьдесят!

Её собеседница тут же подхватила:

Бородин, Павел Иванович, с нижнего этажа! А что ему поделается, Рая! На нём ещё пахать, да пахать! Государство у нас расточительное, рано на пенсию таких вот выгоняет, пусть бы работали. В Японии вон до семидесяти пяти лет мужики работают.

–– Ну, так там и живут до девяноста, на рыбе-то! – поддержала соседка. – Сына его, Максимки, что-то давно не видно!?

–– Так он у него человек учёный! – пояснила соседка Анна. – Всё по заграницам мотается! Ладно, хоть у полковника дочь ещё есть, внуков отцу с матерью нарожала, те и водятся с ними, хотя старший-то, Алексей, школу уж в этом году закончил.

–– А ты что, Миша, – обратилась она к сантехнику, – отдыхаешь сегодня?

–– Ага, отгул за прогул! – злобно и неохотно буркнул Сивый. – В поликлинику ходил, да только толку от наших врачей…

Вскоре из подъезда вышел муж одной из сидящих на скамейке женщин. Проходя мимо, он боднул воздух седой шевелюрой на голове, и слегка поклонившись соседке Рае, коротко брякнул жене:

–– Я на рынок, Анна!

Сантехник поздоровался с мужем Анны, и, сняв фуражку, погладил лысину пятернёй. Контраст между растительностью на головах мужчин не прошёл мимо зоркого взгляда соседки Раисы. Мужа у неё давно не было, и она, естественно, завидовала женщинам, у которых, по иронии судьбы, мужья ещё были в некотором здравии.

–– Волос у твоего много ещё на голове-то, Анна! – заметила Раиса.

–– Так он же каждую неделю голову яйцами натирает! – деловито ответила соседка, не заметив двоякого смысла своего ответа.

–– Ну, милочка моя, большой акробат твой муж! Прямо виртуоз какой-то! – не без удовольствия съёрничала Раиса.

–– Да куриными же! – посерьёзнела сначала Анна и тут же обе женщины звонко расхохотались.

Сантехник, мысленно представив себе изогнутую фигуру Анниного мужика, который занимается какой-то уж совсем невероятной гимнастикой, тоже было хохотнул, но, посуровев, выговорил женщинам:

–– Сидите, делать вам нечего, мелете тут всякую ахинею!

Анна мгновенно отреагировала:

–– Ну, чего ты, Миша? Весна, погода хорошая, цветёт всё кругом, радоваться надо!

–– Чего тут радоваться? – начал закипать сантехник, вставая. – Ты вот от мужика-то своего запчасть одну мне переставь – вот тогда я и возрадуюсь!

Богатый жизненный опыт тут же подсказал женщинам, какой у пожилого сантехника недуг и Раиса участливо посоветовала:

–– Да ты погоди, Миша! Опытные-то врачи все сбежали в платные клиники! Сходи на улицу Ленина, там, где часовой завод!

–– Ага! Я что – миллионер! – был ответ.

Михаил злобно плюнул в переполненную мелким мусором урну возле скамейки и ушёл в дом.

–– Не с той ноги видать встал мужик, да и врачи у нас! – заключила Раиса. – Или на работе у него нелады! У них, у слесарей, вечно аварии. То там порвёт трубу, то в другом месте, а мы сколько раз, за этот только месяц, без воды были. Ни постирать, ни помыться, ни чаю вскипятить, зато платёжки аккуратно приходят, знай, плати, а не заплатишь в конце месяца, так тут же штрафные пени…

Соседки уже пустыми глазами смотрели на цветущий праздник природы, потому как жэковская тема для любой хозяйки в многоквартирных домах была куда как важнее весеннего воздуха и красок. Вот и раздражённые нотки зазвучали в диалоге женщин, настроение из благодушного незаметно перешло в недовольное.

–– Ага! – подхватила Анна. – А свет как вырубят неизвестно насколько, так ни обеда сварить, ни того же чаю согреть, газа-то у нас нет! А бывает, что и ни воды, ни электричества, ни отопления, хоть беги из дома, а куда?!

Сантехник, войдя в свою однокомнатную холостяцкую квартиру, первым делом прошёл в туалет, с проклятьями помочился там и, присев на давно растоптанный диванчик, задумался. Достать денег на платного доктора – это проблема. Банк кредит не даст, а если и даст, то под очень большой процент, будешь потом остаток жизни в кабале. Куда ж податься-то, к кому обратиться? Но вот услужливая мысль подсунула несчастному сантехнику одного знакомого из уголовного мира, в квартире которого Михаил не так давно сменил всю сантехнику из сэкономленных материалов. Пашка Борман – вот кто выручит его деньгами и не потребует процентной компенсации. Не зря же Пашка при встречах первым протягивал ладонь для рукопожатия, и на суровой физиономии его тут же поселялась искренняя улыбка.

Тянуть время не имело смысла, и Михаил Сивый решительно поднялся с диванчика. В своём микрорайоне, а это не менее десятка многоэтажек, Михаил за свою многолетнюю практику знал почти всех жильцов. Люди явно его уважали за качественный ремонт, доброжелательно улыбались при встречах, но обратиться к ним со своей просьбой сантехник не мог, знал точно, что ни у кого лишних денег нет, живут от получки до получки, от пенсии до пенсии, а кто и совсем потерял работу.

Фамилия у Бормана была довольно необычной, или скорее редкой, – Бармин, а «погоняло» своё он скорей всего получил не за какой-то там рост, он у него был обычным, средним, а вообще непонятно за какой признак. Пожалуй, прозвище «Борман» Павел Петрович получил за то, что не любил сорить деньгами, копил их, непонятно только для чего, но многие знали, что ближайший подручный Гитлера, Мартин Борман, был казначеем национал-социалистской партии германского рейха, а фамилия Бармин прямо-таки соседствовала по звучанию с фамилией высокопоставленного нациста.

Одевался Павел Петрович очень скромно, если не сказать бедно и жил в маленькой, двухкомнатной квартирке, хотя мог бы построить роскошный особняк по примеру некоторых, быстро разбогатевших, российских прохвостов. Выглядел он широкоплечим, обладал неимоверной силой и жёстким характером. Детей у Бармина не было, но сожительница Павла Петровича, некая кузючка Вера, имела свою маленькую швейную мастерскую, и где работает её гражданский муж, не интересовалась, хотя, возможно, и догадывалась. Просто знала, что сожитель занимается каким-то видом предпринимательства; важно, что вопросов не задавала, а это ведь очень большая редкость у женщин.

Сантехнику повезло, авторитет оказался дома, и, увидев Михаила, расплылся в улыбке, тут же схватил за руку и молча затащил его в квартиру.

–– Проходи, дорогой, располагайся вот на диване, веди себя, как дома! – радушно заговорил хозяин. – Водки выпьешь?

–– Да какая там водка! – кисло поморщился сантехник. – Тут не знаешь, как остатние дни доживать!

Борман знал, что зря к нему не придут, а потому, усевшись напротив нежданного гостя, ладонью пригладил короткий ёжик волос на голове, двумя пальцами тронул щётку бурых, с проседью, усов, и прямо спросил:

–– Базарь, брат, не будь в нуне! Чем могу, помогу! Таким как ты сам Бог помогать велит!

–– Верка дома? – приглушённо, словно опасаясь, что кто-то услышит, заговорил Михаил.

–– Жарь, выкладывай, один я! – посуровел хозяин.

Михаил, как на духу, всё и выложил авторитету. Тот пытливо посверлил бедолагу своими совиными глазищами, дёрнул усом, немного помолчал и в свою очередь спросил:

–– Чего это тебя, Михаил Иванович всё ещё на пенсию-то не выгнали? Вроде пора уж!

–– А кто работать будет, Павел Петрович? – мрачно заявил гость. – И захотел бы я, так не отпустят, уговаривать будут поработать ещё. Молодым-то, сам знаешь, по колодцам лазить, в грязи, в дерьме возиться, неохота. Они все в торговлю подались, за лёгкими деньгами. Менеджерами теперь себя называют, на европейский лад.

–– Так, ладно! – перешёл к делу Борман. – Сколько денежек-то надо?

–– Да откуда ж мне знать, Паша? – гость с надеждой посмотрел на хозяина.

–– Ну, так узнай! Никому бы не дал, а тебя выручу, не переживай, брат!

–– Мне говорили, – пояснил сантехник, – что там за каждый анализ платить надо, а уж за операцию так десятка моих месячных зарплат мало, пожалуй, будет.

–– Не тряси хвостом, Миша! Сейчас пациентов ножичками не вспарывают, через проколы почти любые операции могут сварганить! – успокоил авторитет.

–– Так это в Челябинске! – заявил гость.

–– Тх! – пренебрежительно усмехнулся хозяин. – За хорошие гроши к тебе из Москвы прилетят, брат, вместе с аппаратурой. Иди, просеки, сколько сдерут с тебя эти лепилы!

–– Да-а, – заныл гость. – Бюрократия ведь кругом: по кабинетам замучишься ходить, в очередях насидишься. Это ведь тебе не Европа – это ж, сам понимаешь, Расея!

–– Тьфу, ты! – хозяин добродушно сматерился. – Вот и видно, что ты в платных поликлиниках не был! Нет там никаких очередей, и ни по каким кабинетам там тебя гонять не будут! Это тебе не государственная клиника, где каждый лепила ответственности боится, свою задницу отмазать старается. Иди, просекай! Болячка, она, брат, ждать не любит!

–– Слушай, Паша! – задел болезненную тему гость. – Я ведь тебе долг только по частям отдавать-то смогу, сам ведь знаешь, какая у нас зарплата.

–– А мне от тебя, брат, вообще возврата долга не надо! – улыбнулся хозяин.

–– Да ты что, Павел Петрович! – сантехник аж привстал. – Долг, как известно, платежом красен!

–– Уймись, Миша! – хозяин мягко положил широкую ладонь на плечо гостя. – Чего торопишься? Сам ведь знаешь – торопливость нужна только в двух случаях: при ловле блох и при поносе. Честный ты, а честность она часто во вред человеку. Ты ведь один живёшь и даже вот водки не употребляешь?

–– Да понимаешь, как сына-наркомана, да жену-алкоголичку похоронил, так напрочь и завязал с водкой, – мрачно сообщил Михаил. – Вот уж много лет один живу в трезвости.

–– Ну, и хорошо! – хозяин дружелюбно хлопнул гостя по плечу. – А чего хозяйку в дом не приведёшь?

–– Да ну их, баб этих! – пренебрежительно отмахнулся гость. – Одна морока с ними. Вечно они чем-то недовольны: то денег им мало, то внимания, то не так сделал, то не туда положил, то не так встал, то не так лёг, шубу им подавай соболью…

–– Ха-ха-ха! – от души рассмеялся авторитет. – Ты вот что! – посуровел он. – Коли уж о долге своём задумался раньше времени, так поступим просто: пацана одного приюти на время в своей хате!

–– А что за пацан? – удивился очень уж простой просьбе Михаил.

–– Тебе-то что? – авторитет жёстко посверлил гостя глазами. – Человек и всё! Тебя он не объест, будет сидеть смирно, телевизор смотреть, мобилы у него не будет.

–– Да ради Бога, Паша! – обрадовался Михаил. – Мне же лучше, хоть поговорить будет с кем, а то ведь только с кошкой.

–– Ну, вот и ладно! А за медицинскую услугу я, брат, заплачу, сколько потребуется.

Подобные, робингудовские поступки у Бормана не были редкостью. Он поступал так по велению души, словно кто-то сверху, из космоса, ненавязчиво внушал ему мысль совершить доброе дело для человека малоимущего. Вспоминались почему-то детдомовские годы, когда он видел и чувствовал, что абсолютно никому не нужен, а так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь, хоть на мгновение, проявил к нему, мальчишке, тепло своей души…

*****

Павел Петрович Бармин давно поселился в Златоусте и вёл довольно скрытный образ жизни. Никто не знал, что в молодости энергичный юноша Паша Бармин с красным дипломом окончил физико-математический факультет Челябинского Педагогического университета, а потом аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Перед ним открывалась блестящая перспектива учёного. Да только перспектива эта вместе с весенне-летним туманом быстро растаяла на маячившем впереди московском горизонте с приходом рынка. Могучий Советский Союз, который уважали и боялись в Европе и США, в одночасье развалился, а вернее его развалила своя же бестолковая управленческая элита. На базарных толкучках, тряся в руках зарубежным нижним бельём, оказались не только преподаватели иностранных языков, но даже те, кто совсем недавно обучал хрупкого юношу интегральным премудростям. В базарных толпах, словно блохи на шелудивой собаке, завелись юркие карманники, шныряли какие-то мордовороты, грубо отнимая скудный доход у мелких лавочников.

Бывший аспирант и кандидат наук Паша Бармин мог преподавать хотя бы в обычной школе математику, тем более, что учителей в этих учебных заведениях катастрофически стало не хватать; там остались только пожилые преподаватели, которым и податься-то уже было некуда. Молодые педагоги, на скудную учительскую зарплату, которую ещё и подолгу не платили, садиться не желали. Но дело даже и не в этом: вводить детей в сухой, казалось бы, математический мир, надо иметь особый дар. У Павла Петровича такого дара не было. Как ввести подростка в этот странный лабиринт цифр и формул, как объяснить школьнику, что математика увлекательнейшая наука тайн и загадок? Не пошёл в школу Павел Бармин, а зря, потому что и сам не заметил, как был втянут в примитивный уголовный мир, и успел даже за плохо продуманную афёру отмотать два года на зоне, где его быстро обучили тонкостям воровской жизни и закалили характер.

Голова у талантливого, но не состоявшегося учёного, математика, не зря, видно, сверху была приделана, а потому он в местах не столь отдалённых больше не появлялся, потому что по своей дальнейшей жизни всегда придумывал довольно хитроумные схемы по отъёму денежных средств у разбогатевших граждан, быстро разобравшихся, в чём прелести современного рынка. Да и вообще, он постарался сделать всё, чтобы о нём побыстрей забыли в Челябинске. Родителей Павел не помнил, вырос в детдоме, а потому с лёгкой душой перебрался на постоянное место жительства в Златоуст.

С изменением социального строя государство российское быстро ослабло экономически, политически, да и нравственно, заводы лежали «на боку», народ бедствовал и старался найти себя в новой формации, наивно считая, что вот теперь-то он заживёт как надо.

А вокруг царствовал грязный, извращённый мир российского рынка. Он изуверски грыз каждого и всех вместе, превращая многих в детей шайтана, в омерзительных отморозков, которые из-за этих проклятых денег с лёгкостью закатывали собственных отцов в бетон дорог и продавали собственных детей. Зло повсеместно превалировало над добром, а люди, по глупости, думая, что они что-то там созидают, незаметно падали в бездну извращённой рынком морали, откуда был один выход – полное разрушение сознания. Армагеддон планомерно и неотвратимо раскрывал бывшим советским гражданам свои чудовищные объятия…

Большинство людей в России, да и в других республиках бывшего СССР, власти денег над собой не знало, почти все услуги оплачивались государством. Что такое маржа, что такое банковский процент? В школах этому не обучали и, став взрослым, человек к деньгам относился почти равнодушно. Материальные запросы небольшие, на бытовом уровне, и только совсем немногие любили наживать деньги, чувствовали силу и энергию денежных потоков, которая была сродни азартным играм. И это они, с помощью западных спецслужб, добились своего. С приходом в Россию рынка, эта чудовищная энергия многократно усилилась, затягивала в свою орбиту всё большее количество бывших советских граждан. Она, эта энергия, заставляла людей быстрей двигаться, быстрей соображать, как перенаправить денежный ручей в свой карман, на свой счёт в банке. С одной стороны энергия денег бурно развивала экономику, быстро росли производственные мощности, росли и запросы людей, но вместе с тем негатив энергии денег развращал и превращал людей в потребителей. Народ разделился на два неравных лагеря, потому что наживание денег и творчество, фундаментальная наука, вещи мало совместимые. Люди уже не замечали, как постепенно и неотвратимо теряют духовность и общечеловеческие ценности, наработанные ещё их предками…

В России с незапамятных времён утвердилась уродливая практика взаимоотношений власти с населением. Гражданину почему-то постоянно навязывали кучу бумаг, его обязывали доказывать чиновникам с помощью различных справок, что он не верблюд. Всю эту гнусную возню с бумажками усугубил глупый, совершенно непродуманный, скороспелый российский рынок, законодательно утверждённый депутатами Думы, возомнившими себя великими государственниками. Граждане, чертыхаясь и наматывая на свои души горы грехов, мотались по учреждениям, стояли в занудных очередях ради того, чтобы получить очередную бумажку. Справки эти людям были совершенно не нужны, но чиновники, коих развелось как клопов под ковром, убеждали затурканных такой жизнью людей, что без них нельзя. Мало того, так за эти, никчёмные по сути, бумажки стали требовать ещё и определённую плату. Дьявол, невидимый, но вездесущий, злорадно потирал лапы, поглядывая со стороны на эту суетливую маяту людей.

Интеллектуал Павел Петрович Бармин встроился в этот уродливый российский рынок, или лучше сказать базар, так как ему было удобнее. Нет, он не занимался грубым рэкетом, вымогательством или банальным грабежом, налётами на банки. Зачем подставлять свою голову под топор закона, под пули охраны и ножи жадных подельников? Пусть этим занимаются тупицы. Павел Петрович, получивший вскоре погоняло «Борман», присосался к сильным мира сего как клещ и преспокойненько сосал из них кровь в виде постоянной денежной мзды. Он собирал компромат на чиновников и предпринимателей, которые были не в ладах с законом, а потом тянул с них ежемесячную дань. Не сам, конечно, а через своих шестёрок. Сам Борман нигде, ни разу не «засветился». Как ни странно, но это устраивало обе стороны. Борман не наглел, а нашему вороватому чиновнику податься было некуда, пожаловаться правоохранительным органам он, естественно, не мог…

Хорошо устроился в этой жизни Павел Петрович, но правила конспирации соблюдал чётко. Во-первых, сожительницу себе нашёл неболтливую, которую вполне устраивало, что бой-френд периодически дарит ей шубы, дорогие наряды, украшения и раз в год возит на пляжи Средиземного моря. Во-вторых, подельников себе Борман подобрал из тех, которые алкоголем не увлекались. Кроме того, за всё время пребывания в Златоусте, а это почти четверть века, он сменил уже несколько квартир, через сожительницу, естественно. В правоохранительных органах о Бормане только слышали краем уха, и всё, так что «копать» под него было просто бесполезно, работы и так хватало со всякой мелкой уголовной шушерой. Павел Петрович с молодости соблюдал золотое правило: знать о всех всё, а о нём чтоб не знал никто.

В конце концов, шумное и бестолковое десятилетие девяностых прошло, кровавый передел собственности, и власти в стране закончился, люди в своей жизни стали придерживаться определённых правил, следовать какой-никакой букве закона. Уголовные авторитеты, натянув на себя некоторый лоск, занялись вполне легальным предпринимательством, стали банкирами, директорами фирм и супермаркетов. Борман, подчиняясь духу времени, тоже завёл небольшое предприятие развлекательного направления. Чтобы меньше зависеть от чиновничьей бюрократии своё кафе, под модным названием «Галактика», он построил на купленном участке земли, подальше от центра города и зарегистрировал его на подставное лицо. Доход от этого заведения был так себе, зато здесь Гном мог проводить разные деловые встречи, более прибыльные в итоге.