Дети галактики
Раз в полгода к Павлу Петровичу приезжал смотрящий из Екатеринбурга, чтобы забрать положенную, заранее оговорённую, сумму денег в общак. Иногда смотрящий присылал курьеров, каких-нибудь ничем не примечательных мордоворотов. Деньги они увозили в замызганном, грязном рюкзаке, да и сами были одеты хуже бомжей – это, чтобы не привлекать внимания оперативников. Всё шло по накатанной жизненной колее.
И всё же раз в квартал Павел Петрович устраивал своим исполнительным помощникам праздники: увозил их на бригадной «Газели» то в Челябинск, то в Курган или в Уфу. Снимал там номер в гостинице или дом в частном секторе. Вот там вся компания и «оттягивалась» в полной мере примерно неделю, пользуясь элитным алкоголем и местными проститутками. Потом бригада отпаривалась в банях, выгоняла похмелье из чумных голов, и ехала домой со спокойной душой…
*****
Как только сантехник ушёл, Борман по мобильнику вызвал в условленное место двоих помощников. Так уж было заведено, что встречался авторитет с ними где-нибудь на стороне, иной раз даже не в своём кафе. Вскоре все собрались в определённом месте. Один из помощников был высокий, тощий, живот у него прилип к спине, словно и кишок-то у него не было и даже намёка на жировую прослойку, зато редкие усы на костистой физиономии торчали как у кота в разные стороны. Прозвище у него было под стать фигуре – Таракан, да и фамилия Тараканов, а имя Вадим. Другой, сорокалетний мужик, среднего роста, весь какой-то стандартный, непримечательный и незаметный, запомнить такого едва ли возможно, а вот кличку имел и вовсе идиотскую – Поганый. Просто фамилия у него была Паганов, её и переиначили подельники на свой лад. Кроме того, Василий Паганов имел свой дом и подворье, где, ко всему прочему и стояла бригадная «Газель». Из-за соображений конспирации Борман свой автомобиль тоже держал во дворе Василия.
Явившимся помощникам Павел Петрович без лишних слов объяснил:
–– Вот что, ребята! Дело у нас будет этой ночью!
–– Мы всегда готовы, Паша! – весело осклабился Таракан. – Дело-то, какое?
–– Хорошее! – Борман иронически улыбнулся. – Экспроприация денежных знаков у богатеньких буратин! – Голос его построжел. – Омоновскую форму на себя напяльте, балаклавы и автоматы театральные не забудьте, да мою «пушку» прихватите! Машину поставьте в проулке возле хлебозавода к двум часам ночи! Всё поняли!?
–– Да, поняли! – отчеканили хором оба подельника.
Вопросов подельники не задавали, знали, что у шефа всё просчитано. Обычно Павел Петрович только за несколько минут до совершаемого акта посвящал в подробности своих помощников. Автоматы действительно были театральными и стреляли только холостыми патронами, а вот пистолет был настоящим. Борман купил его давно у одного бедствующего ветерана афганской войны, но в своём доме его не хранил. Он был противником кровавых расправ, но, в крайнем случае, обладая решительным характером, применил бы оружие расчётливо и хладнокровно. Акты экспроприации проводились бригадой очень редко, хорошо и тщательно подготавливались и, что самое главное, не задевали государственных интересов, а потому о них даже никто и не знал.
В этот раз Павел Петрович решил «снять сливки» с подпольного казино, которое долго оберегал от чужих налётчиков. В лихие девяностые, власть, по глупости, разрешила открыть по всей стране игорный бизнес. Кроме различных казино в городах, и даже в мелких магазинах, появились игорные автоматы, где наивные граждане в попытках по-лёгкому разбогатеть, просаживали свои, потом заработанные гроши. Даже старые пенсионерки, умываясь злыми слезами от жалости к себе и проклиная судьбу, совали в ненасытные автоматы последние копейки, и, спустив всё, клали свои съёмные протезы на полку, купить еду всё равно было не на что, и в долг никто не давал.
Власть, выпустив джинна из бутылки, опомнившись, загнать его обратно уже не смогла. Игорные автоматы отовсюду демонтировали и казино закрыли, но они подпольно, невзирая на репрессии, открывались снова и снова. Тайно посещали эти злачные заведения даже некоторые слабохарактерные, районные прокуроры, такова уж изуверская и притягательная энергия денег.
В элитном коттеджном посёлке пятого микрорайона города некто Нефёдов построил свой дом как обычно с разными архитектурными наворотами, но такие же примерно были и у соседей. Только была у этого дома одна особенность: цокольное, полуподвальное помещение, в почти триста квадратных метров, отделанное со вкусом и даже с некоторой претензией на роскошь, предназначалось для азартных игр. Оно имело два входа: один – в доме, а второй вел через гараж и на улицу. Подворье, по современной моде, окружал глухой бетонный забор, почти такой же, что и у других соседей.
Этот Нефёдов и завёл в своём полуподвале подпольный игорный бизнес. Инкогнито, конечно. Сюда каждый вечер съезжались заражённые бациллой азартной игры относительно богатые люди, оставляли свои машины в разных проулках, это, чтобы не привлекать внимания к нефёдовскому дому. Шли пешком, по одному, в сумерках, и, подойдя к гаражной калитке, называли пароль. Ну, совсем, как в шпионских детективах. Но деваться некуда, приходилось играть вот такие роли, что даже было интересно, романтично и привлекательно. Собаки, охранявшие глухое подворье к ночным посетителям давно привыкли и только иногда, совсем изредка, глухо погавкивали, так, больше для порядка. С улицы посмотреть, так в доме ни одного огонька, то ли давно спят, то ли уж повымерли все, вместе с собаками. А между тем толстые, в метр, стены цокольного этажа не пропускали ни единого звука, хоть стреляй там из пушки, и скрытая от посторонних глаз подпольная ночная жизнь шла тихо, незаметно, даже как-то буднично. Ранним утром, наигравшиеся до одури гости без шума расходились в разные стороны.
В одно июльское утро, да его и утром-то назвать нельзя, так, серенький рассвет, ещё даже многочисленные звёзды не утратили своего блеска на тёмно-синем небе, но восточная сторона уже позеленела и посветлела, к нефёдовскому дому тихо, шипя шинами, подкатил чёрный автофургончик. Из него бесшумно вышли трое в камуфляже и балаклавах. Смазанная солидолом гаражная калитка тут же открылась, впустив непрошенных гостей. В гараже стоял охранник – это был человек Бормана, давно внедрённый на службу к здешнему хозяину.
В полуподвальном зале был разгар игры, стоял запах дорогих сигарет и элитного коньяка. Монотонно побрякивали игорные автоматы, беззвучно крутилась рулетка, шелестели карты на столах. Ставки давно уже выросли выше потолка, и дьявольская сила, незримо и удовлетворённо усмехаясь, била денежной метлой по очумелым головам собравшихся здесь людей, вгоняя в них азарт какой-то странной борьбы умов. Хозяин, сидя за барной стойкой, удовлетворённо подсчитывал барыши. Всё было спокойно, как обычно и уж никто не мог даже подумать, что в зал неожиданно ворвутся… омоновцы, а они ворвались, и один из них громко гаркнул:
–– Все на пол! Лицом вниз, руки на голову!
Один из омоновцев для острастки дал из автомата короткую очередь в потолок. Более чем три десятка людей в одно мгновение рухнули на бетонный, застеленный коврами, пол, заведя руки на затылок. Среднего роста плотный омоновец, уверенно ткнув указательным пальцем в человека за барной стойкой, спокойно приказал:
–– Сейф открой!
Нефёдов, увидев перед своим носом дуло пистолета, трясущимися руками открыл сейф под крышкой стойки.
–– Выгребай всё, что там есть сюда, на столешницу! – прозвучал приказ. – Если оставишь там хоть копейку, пристрелю как собаку!
Хозяин угодливо и торопливо подчинился.
Работник городской прокуратуры Виктор Сергеевич Чернышов, лежа в дорогом костюме на не совсем чистом полу, лихорадочно перебирал в мозгу варианты: «Вот же влип! Как выкрутиться-то? Ведь дойдёт до областного прокурора, с работы могут уволить, да не могут, а точно уволят, да служебное расследование, да огласка, да ёкало манэ! Что же делать-то?» Тут он, скосив глаз, увидел, что на омоновских ботинках натянуты синие медицинские бахилы, а на руках у парней резиновые перчатки. Мало того один из этих «служителей правопорядка» стал методично выворачивать карманы у всех лежащих на полу, забирая уже изрядно отощавшие портмоне. Странно только, что дорогущими перстнями с пальцев и золотыми швейцарскими часами этот «омоновец» побрезговал. У прокурорского работника сразу где-то внутри отлегло, и селезёнка вернулась на место. «Слава Богу, это налётчики! – пронеслась у него мысль. – Глядишь, всё и обойдётся тихо, если не пристрелят тут же!».
Деньги и бумажники азартных гостей быстро перекочевали в объёмистый баул псевдоомоновцев, а низкорослый иронично сказал напоследок:
–– Можете продолжать своё благородное занятие, господа! Желаю всем удачи!
Непрошенные визитёры ретировались. Всё произошло настолько быстро, что никто ничего сразу-то и не понял. Солидные мужчины поднимались с пола, машинально отряхивая дорогие костюмы. Виктор Сергеевич шагнул к хозяину с вопросом:
–– Видеокамеры у тебя есть? Я этого так не оставлю!
–– Какие видеокамеры? Ну, какие видеокамеры? – плачуще заныл хозяин. – Мне их нельзя иметь! Неужели непонятно! Тут самим бы не загреметь в какую-нибудь камеру. Слушай, Виктор Сергеевич! Христом Богом прошу, не надо ничего! Не вороши, не поднимай шума!
–– Да я здесь тридцать тысяч евро потерял ни за что, ни про что! – взвился, было правоохранитель.
–– Да при твоей зарплате, Виктор Сергеевич, это тьфу! – резонно заметил Нефёдов. – Поверь, лучше будет, если мы все тут заткнёмся и утрёмся! Тебе же лучше! Ну, подумай!
Не тридцать тысяч потерял прокурорский работник. Первый раз за все прошлые игры он сорвал банк, а это около миллиона рублей – вот этот-то кусок он не успел проглотить, и осознание этой потери больше всего огорчало его. Удача мило улыбнулась ему, да тут же издевательски и показала кукиш. Зато проигравшие радовались в душе, что их кровные денежки не достались выигравшему. Такая ситуация коснулась и остальных участников подпольных азартных игр.
–– Да, пожалуй, ты прав! – уныло согласился прокурорский работник. – А охранник-то чего?
–– Да наверняка, оглушён и связан, если не спит! – предположил хозяин. – Чего им, этим разбойникам, перелезли через забор и вся недолга!
–– А собаки чего ж молчали?
–– Да что собаки?! – опять заныл хозяин. – Привыкли они уж давно к ночным гостям!
–– Но дом же заперт!
–– Да такие любой замок откроют!
–– Ну и дела-а! – правоохранитель злобно плюнул на бетонный, покрытый ковровыми дорожками пол. – Остригли нас как баранов и даже сказать ничего нельзя! Это знак сверху, это судьба…
В директорском кабинете кафе «Галактика» налётчики подсчитывали награбленное. Василий взял в руки навороченное, из дорогой кожи, портмоне со словами:
–– Ишь ты! Я такой лопатник первый раз вижу! Кожа-то крокодилья что ли?
–– Куда грабли тянешь, Поганый? – прошипел Таракан.
–– Я Паганов! – обидчиво огрызнулся Василий. – Дед мой, Матвей Паганов Берлин брал, а внук его вот людей обирает!
–– Ага, Берлин брал! В обозе, пайку солдатам своей роты развозил твой дед! – съёрничал Таракан.
–– Медаль же у него за взятие Берлина имеется!
–– Тогда всем давали!
–– А медаль «За отвагу», а орден Красной Звезды просто так не дают!
–– С убитого снял!
–– Да ты что!? – взвился, вставая, Василий. – Это дед после ранения в обоз, в тыловое обеспечение, попал, а до того он в полковой разведке был, кровью ордена свои заслужил!
–– А ну заглохли! – пришиб спор Борман. – Все лопатники в печь! Не вздумайте продавать, живо засветитесь! Здесь восемнадцать миллионов, мало вам! Придётся положить в банк, там дурацких вопросов не задают. Таракан сегодня же положишь на предъявителя, за исключением четырёх с половиной миллионов – это пойдёт в общак.
–– А зачем это так много в общак? – вздыбился Таракан. – Хватит и одного лимона!
–– Замолкни, сявка! – оборвал Борман. – Я крысятничать не позволю! Четвёртая часть – это закон, по понятиям!
–– Никто же не знает! – огрызнулся Таракан.
–– Вы знаете! – Борман посверлил подельников совиными глазами. – Сдадите меня смотрящему с потрохами, а братва такого не прощает. Делиться с людьми всегда надо и особенно богатому, разжиревшему как гнида на народном теле. Если не делиться – государство развалится. Голову-то включайте, иногда это полезно.
–– Но богатые почему-то о государстве не думают, когда госбюджет распиливают! – не сдавался Таракан.
–– Вот для этого мы существуем! – подытожил Борман.
–– Надо же, восемнадцать! – Василий щёлкнул пальцами. – Такого навара у нас ещё не было! Оттянуться бы не мешало, а, Паша?
Борман опять пристально посмотрел на своих подельников. Немного подумав, принял решение:
–– Буэно, камарадо! (Хорошо друзья!) – неожиданно ляпнул он по-испански. – Вы же в курсе, что я приготовленные деньги на той неделе отдал курьеру в общак, а про эти смотрящий пока не знает. Отдадим, конечно, свою долю, но позже. Человечку тут одному помочь надо. Ладно, поехали прямо сейчас в Уфу, там и деньги эти положим в банк. Так вернее будет!
Павел Петрович задумчиво посмотрел поверх голов своих подельников и как-то загадочно, словно какой-нибудь пророк, произнёс:
–– Скоро, думаю, они нам всем вообще не понадобятся!
У подельников отвисли челюсти…
Глава 3. МНОГО ЛИ ЧЕЛОВЕКУ НАДО?
Это зависит от многих причин: от образа жизни, от воспитания, от привычек, даже от моды, сложившейся на сегодняшний день. Одному надо много чего, всё и сразу, а другому из материального ничего не надо кроме скудной еды, скромной одежонки, да хоть какой-нибудь крыши над головой. Один привык к изысканной, вкусной, но, естественно, нездоровой пище, а другому достаточно заскорузлой корки хлеба да кружки с жиденьким кофе.
В каждом из них огромная вселенная, но один, нажив богатство, чаще неправедными путями, жаждет приобрести ещё больше и трясётся от мысли, как бы не отняли это, а другой живёт в богатейшем духовном мире, подкреплённом знаниями и памятью. Как это ни странно, но он гораздо богаче того, первого, потому что отнять у него его вселенную невозможно, разве только вместе с жизнью. У одного с каждым годом вселенная безмерно расширяется, а у другого, с ростом материального благосостояния и меркантильных запросов, она с каждым часом ссыхается, скукоживается и превращается в банальный золотой слиток перед его затуманенным взором, который ещё надо как-то сохранить. Один шагает по жизни свободно, легко с широко открытыми от удивления глазами, а другой шарахается, злобно и подозрительно озирается, завидует другим богатым, строит конкурентам всяческие козни и развязывает войны за передел всего материального…
Павел Петрович, узнав от Михаила Сивого, какая требуется сумма денег на ремонт его организма, постарался успокоить сантехника.
–– Так ведь Паша, – заныл тот, – операцию-то мне назначили плановую, а это на конец сентября. Через три месяца, стало быть, а я сейчас не высыпаюсь, спать-то не могу, сам понимаешь.
Борман скрипнул зубами и, как будто он хирург и принимает решение по проведению операции, жёстко заявил сантехнику:
–– Ладно, через трое суток будешь как новенький!
–– Ой, Павел Петрович! – забеспокоился сантехник. – Не рассчитаться мне с тобой!
–– Забудь об этом! Надоело уже! – Борман мягко, по-дружески, хлопнул работягу по плечу. – Как фамилия уролога?
Записав все данные на обрывок газеты, Павел Петрович, отпустил сантехника, а сам быстро связался с клиникой. Потом позвонил в регистратуру и выяснил номер мобильника сотовой связи врача. Закончив переговоры, он отправился в ближайший сквер, где его должен был ждать Таракан по какому-то делу.
–– Дай-ка твой мобильник! – потребовал он.
Отойдя от помощника, чтоб тот не услышал разговора, Павел Петрович набрал нужный номер. Вскоре в связном устройстве послышался мягкий тенор:
–– Ваганов, слушаю! С кем имею честь?
–– Иван Ваныч! Здравствуйте! – несколько изменённым голосом вежливо заговорил Борман. – У вас вчера на приёме был наш работник Сивый Михаил Иванович! Вы назначили ему плановую операцию на конец сентября!
–– Сейчас посмотрю по журналу! – прозвучал ответ. – Да верно, был такой! А в чём дело?
–– Понимаете, Ван Ваныч, нам нужен этот человек относительно здоровым ну, хотя бы через неделю. Уж, пожалуйста, перенесите срок операции. Мы к оговорённой сумме за ваш труд добавим ещё тридцать процентов и перечислим эту добавку не на счёт клиники, а на ваш личный счёт.
Голос на другом конце удивлённо произнёс:
–– Личный счёт в банке – это же тайна! Откуда же вы узнали?
–– В этом мире нет ничего тайного, уважаемый!
–– Но я не могу, у нас всё по плану! – упорствовал голос.
Голос Бормана приобрёл металл:
–– Тридцать процентов надбавки – это очень хорошие деньги, любезный!
–– А если я откажусь? У меня же более срочные больные!
–– Ничего не знаю! – Борман начал раздражаться. – Сегодня же этот Сивый придёт к вам, и, чтобы через три дня он был прооперирован! Сразу же после этого деньги будут перечислены на ваш счёт!
–– А если я пошлю вас ко всем чертям вместе с вашими деньгами?
–– Ну, тогда, любезнейший, прошу извинить, но твоя семья получит хороший подарок – гранату!
Голос на том конце задрожал:
–– Да вы что?! К-какую ещё г-гранату?!
–– Обыкновенную, РГД-5, противопехотную, осколочную!
Павел Петрович блефовал. Никакой гранаты у него не было, но его цинизм и наглость базировались на знании человеческой психики. Все люди в текущем времени отлично понимали непредсказуемость поступков человека. В мобильнике Бормана быстро и взволнованно прошелестел ответ:
–– Постойте, пусть ваш человек, как его… Сивый, приходит, я всё сделаю!
–– Ну, вот и договорились, вот и ладненько, уважаемый! Большое спасибо! Но учти, Ван Ваныч, операцию надо сделать без какой-либо спешки и как отцу родному! Мы зря не платим и зря слов на ветер не бросаем!
Борман удовлетворённо хмыкнул, отключился, достал из мобильника симку, выбросил её в кусты, на её место поставил новую и набрал ещё один номер. Ему глухо и недовольно ответили:
–– Нефёдов, слушаю!
–– Вот что, Слава! – Борман заговорил жёстко, но несколько насмешливо. – Больше на твоё хозяйство никаких налётов не будет! Это я тебе гарантирую! И полиция о тебе пока ничего не знает и знать не будет, если твои гости языками своими погаными чесать не будут! Но за моё крышевание будешь отстёгивать нам тридцать процентов от своих доходов – это по-божески! Там у тебя охранник Юра – вот он за тобой и присмотрит. Ему и долю нашу отдавать будешь. Всё понял? Вот и хорошо! Да смотри, не вздумай дурить, иначе живо в другой мир перейдёшь и доходы твои нелегальные, тебе уже не понадобятся! На том свете, как говорят святые угодники, магазинов нет!
*****
Николай Фёдорович Пахульский был богатейшим человеком в городе. В девяностых он разбогател на торговле металлом, а уж в новом тысячелетии занялся продажей горючего, для чего открыл несколько бензозаправок, как в городе, так и на автомобильной трассе М-5. Этот бизнес приносил ему стабильный доход, который позволял жить его семье, как говорится, на широкую ногу. Николай Фёдорович построил большой особняк общей площадью в пятьсот квадратных метров с гаражом на три машины и завёл прислугу.
Вот только семья у предпринимателя была какая-то странная: жена, Нина Георгиевна Пахульская, в золотой клетке сидеть решительно не захотела и преподавала иностранные языки в общеобразовательной школе. Старший сын, Мариан, закончил магистратуру физического факультета в Московском университете, дочь, Барбара, от отцовской суровости сбежала в Челябинск и поступила там в пединститут. Жила как все студенты в обычном общежитии и чем питалась неизвестно, только денег у отца не просила из принципа. И, если старшие дети были умницами, и вели себя независимо, то младший, Антон, кое-как окончив школу, учиться нигде больше не хотел и вообще вёл какой-то скрытный образ жизни, был молчалив, на родителей посматривал исподлобья, явно их не любил и не уважал.
Семья Пахульских имела польские корни, но польским языком не владела, потому что давно уж обрусела. Прадед, Тадеуш Пахульский, осел в России ещё со времён наполеоновских войн и старшие сыновья по семейной традиции были военными. Николай Фёдорович тоже получил военное образование, службу в армии закончил в чине майора, но вот по воле судьбы стал предпринимателем. Детей пытался воспитывать по-солдатски: не можешь – научим, не хочешь – заставим. Считал педагогику Песталлоци, с муштрой и наказанием, наиболее правильной, да вот только воспитанием своих детей ему заниматься было некогда. Предпринимательская деятельность поневоле заставляла быть в частых отлучках, в долговременных командировках, в постоянных разъездах.
Зато мать, Нина Георгиевна, в воспитании детей придерживалась противоположных взглядов и следовала педагогической тактике Жан-Жака Руссо: воспитатель не должен стеснять ученика, следовать за ним, и лишь подправлять его поведение мудрыми советами. В результате такой педагогики старшие дети выросли самостоятельными, рассудительными, а вот младший вырос каким-то нелюдимым, злобным, неучтивым. Матери за сыном особо-то следить было тоже некогда, а он много времени тратил на Интернет, насмотрелся там разлагающих душу американских ужастиков, естественно, подвергся пропаганде насилия – вот и сформировался характер.
–– Слушай, Нина, – Николай Фёдорович недовольно пристукнул кулаком по обеденному столу, – в кого сын-то вырос таким придурком? Я в его годы таким ведь не был!
Нина Георгиевна, несмотря на достаток и по советской ещё привычке, когда это удавалось, сама варила дома борщи и кой-какие вторые блюда. Даже посуду за собой не гнушалась вымыть, прислуга-то придёт только утром. Убрав тарелки в мойку, она мягко возразила мужу:
–– Успокойся, Коля! Это переходный возраст!
–– Да у него усы уже на верхней губе лезут, а ты всё его за ребёнка держишь! – мрачно дополнил Пахульский. – Брал я его с собой в командировки, старался приобщить к делу, так ему, видишь ли, неинтересно!
–– Что, так и сказал? – Нина Георгиевна пытливо посмотрела на мужа.
–– Так и заявил мне! И в институт, куда я его хотел пристроить, тоже не желает. Я ему говорю, что так надо, что образование необходимо для нашего семейного бизнеса, а он мне, мол, зачем, ерунда всё это! Может, ты его как-то убедишь?
Нина Георгиевна задумчиво присела к столу и своё мнение, с определённой долей убеждённости в голосе, всё-таки высказала:
–– Как можно, Коля, научить человека чему-то против его воли? Надо заинтересовать!
–– Все мои попытки, Нина, приобщить сына к делу всё время натыкаются на глухую стену неприятия с его стороны. И как прикажешь в таком случае поступить? Я ведь считаю его уже достаточно взрослым, а он на мои дельные предложения и замечания хамит, смотрит как-то злобно, исподлобья!
–– Надо подождать, Коля! К чему-то со временем у него всё равно интерес проявится!
Николай Фёдорович мрачно посмотрел на жену и слегка хлопнул по столу ладонью:
–– У него уже проявился интерес! – заявил он. – Весьма оригинальный! Ты знаешь, я не люблю устраивать шмон у кого-либо, но вот в его комнате я обнаружил какие-то рогатые маски, чёрные халаты с капюшонами, десантный нож, какие-то деревянные инкрустированные цветным пластиком булавы, жезлы, резные фигурки каких-то идолов, книжки по оккультизму и эзотерике. Я ничего трогать не стал, но спрашиваю тебя: что это? Ты ведь знаешь, Нина, и я об этом неоднократно говорил, что через этот проклятый Интернет разные там заокеанские спецслужбы манипулируют сознанием, обрабатывают головы молодых людей, особенно подростков. Дождёмся вот, что мою страну разложат изнутри. Уж не попал ли наш сын в какую-нибудь секту? Их ведь при попустительстве наших властей развелось что блох!
–– Романтика это, Коля! – упорствовала жена. – Пройдёт, успокойся!
–– Ну, смотри, Нина! – подвёл итог Николай Фёдорович. – Если с ним что-то случится нехорошее, я прежде всего себе этого не прощу!
–– Ничего не случится, Коля! – в голосе Нины Георгиевны проскользнули неуверенные нотки. – Перебесится, повзрослеет! Это со многими случается в юности!
*****
Борман, изредка находясь в своём кафе, вёл себя там не как хозяин, а больше прикидывался обычным посетителем. Днём клиентов в заведении было немного, сюда заходили что-нибудь перекусить, выпить кофе или пива. Утром уборщица быстро протрёт полы и столики, наведёт порядок, а мощный вентилятор высосет ночные запахи и сигаретный дым.
По закону о запрете курения в общественных местах Павлу Петровичу пришлось оборудовать курительную комнату, но от беспрестанно входящих в неё, дым всё равно просачивался в общий зал. Этот голубоватый дым смешивался с запахами женских духов, пота, нездоровой закуси и алкоголя, ритмичной музыки и создавал непередаваемую ауру шумного веселья и какого-то людского сумасшествия.