Нити судьбы

Хоть комнату иногда и называли мастерской, мать никогда не мастерила: считала, что у неё нет к этому никаких способностей. Из высоких витражных окон башни виднелись просторы заливных лугов и поле, по которому неделю назад радостно скакала ночью Аронна. Так же видны были горы, из-за которых по утрам восходило солнце. Комната была разделена на две неравные части большим коричневым шкафом-стеллажом с множеством книг: он был одновременно и стеной, в которой был высокий проём без дверей. В меньшей части комнаты стоял массивный письменный стол с тумбой и небольшой диван, в другой части стояли большой белый изразцовый камин, несколько стульев, платяной шкаф, массивная кровать с прикроватной тумбочкой. Содержимого в них почти не было – мама не любила хранить «хлам». Всё ненужное ей она раздавала беднякам, а всё ценное держала в шкатулке, которую видимо давно забрал брат.

Аронна не смогла присутствовать на похоронах ни мамы, ни бабушки. Крим попросту не смог найти Аронну, чтобы сообщить ей об этом. Тогда, уже со всеми рассорившись, она несколько лет жила в своей дубраве. Отца же Крим и Аронна похоронили ещё до отъезда Аронны, и это была ещё одна причина её отъезда. Аронна очень любила отца, была так же любимой дочкой, но ей было очень неуютно жить в атмосфере постоянного противостояния таких разных родителей. Отец был торговцем, держал лавку в городе. Так же он был рискованным, страстным игроком. Он играл на скачках, любил выпить и собирал у себя карточный клуб. Несколько раз закладывал поместье, даже проигрывал, а потом выкупал заново с частью своих деревень. Любил страстно, долго спорить и доказывать свою правоту даже тем, кто не хотел с ним спорить. Был очень эмоционален и не сдержан. Когда он умер, тишина повисла над поместьем внезапно и тяжело. Поместьем стала управлять мать. Разогнала и выгнала всех и вся, в том числе и управляющего поместьем, оставив лишь несколько слуг и повара. Через некоторое время сменила и их. Установила жесткие и чёткие правила, так же, как и отец, не считаясь ни с кем. Крим, взявший в свои руки торговые дела отца и умевший юлить между родителями, сумел вновь подстроиться. Аронна, чей дух гордой свободной птицей был похож на отцовский, вспылила и, не выдержав такого обращения, взяла часть прислуги, несколько коней, пару собак и кошек и уехала куда глаза глядят.

Сейчас она вновь видела мамину комнату такой же заманчивой как в детстве. Ей, как и тогда, хотелось пожить в ней, ощутить и понять, чем жила мама. Такая близкая и такая далёкая. Что-то тянуло ее сюда, как будто здесь было то, что Аронне очень не хватало.

Наступил вечер. Жара несколько дней назад отступила перед ливнями, поэтому вечерами становилось сыро и промозгло. Аронна вернулась после вечернего чая в посвежевшую прибранную комнату. Ей было очень уютно в ней. Портьеры были наполовину прикрыты. Догорали, потрескивая, дрова в камине: как будто в нём был большой зверь, устраивающийся на своём лежбище, сонно зевающий и постепенно прикрывающий свои светящиеся глаза. Она полежала на кровати, глядя на зверя, подождала, пока он совсем заснёт, закрыла задвижки и заслонки, разделась, легла в кровать, и, не смотря на то, что лекарство Хоны кончилось ещё два дня назад, быстро уснула.

В мамином кабинете вдруг включилась неяркая настольная лампа. Она не была видна из-за шкафа. Как и тот, кто зажёг её.

– Не пугайся, – сказал мягкий спокойный вкрадчивый голос.

Аронна не испугалась. Ей было любопытно.

В дверной проём шкафа из кабинета шагнул высокий стройный человек босиком и в шляпе типа цилиндра. Это был тот самый человечек, но уже нормального роста. У него в руках был пузатенький подсвечник, который человек держал двумя пальцами за коротенькую толстую ручку. Он посмотрел на свечку и на ее фитиле тут же заиграл огонек, который озарил его вытянутое молодое лицо с длинным тонким носом и необычный чёрный костюм старинного покроя с печатными пуговицами. На костюме была золочёная тесьма и голубые узорчатые вставки, явно говорящие, что костюм использовался для выступлений на публике. Голубые вставки были в тон с большими миндалевидными голубыми глазами, в которых читалось задумчивое лукавство. Из-под такой же старинной «усовершенствованной» шляпы выбивались густые непослушные пряди волос.

Человек, не приветствуя и не снимая шляпы, как будто это уже было сделано, поставил подсвечник на пол. Рядом с ним поставил небольшой серебряный поднос, на котором стояла чашка с блюдцем и небольшой, тоже пузатый чайничек. Комната в лучах свечи почему-то казалась нежно-тёмно лилововой. Так же лиловыми казались и волосы человека.

– Меня зовут Фааарэн, – представился человек, растягивая ударную «а».

Ему видимо нравилось растягивать слова, прислушиваясь к ним. Он сел по-турецки на пол, рядом со свечой и подносом. Не смотря на то, что он был в костюме, он делал всё с лёгкой грацией и нарочитым изяществом, так, что Аронна залюбовалась. Так же она сразу вспомнила, что Фарэном звали её деда, маминого отца. Аронна его никогда не видела. Так же она не знала чем он жил, чем занимался – мама только иногда упоминала о своей маме, бабушке Аронны, что у неё была очень тяжёлая жизнь. На вопрос об отце на лице у неё мелькало пренебрежение и злость, но сразу после этого лицо становилось каменным, и она говорила, что этот человек вычеркнут из ее и маминой жизни.

«Нет, наверное, это совпадение» – быстро подумала Аронна.

– У меняя к тебе есть одно дееело. Но оно поодождёт. Да, подождёт, – растягивая некоторые слова проговорил Фарэн после некоторого молчания.

Он медленно сменил позу. Теперь Фарэн полулежал около подноса, вытянув ноги вбок, изящно опершись на руку, подперев ей голову. Другой рукой он начал медленно наливать в кружку чай.

– Как тебе мои лук и стрела? – он поднёс чашку с чаем к губам и, улыбаясь, с вызовом поглядел Аронне в глаза.

Аронна пришла в замешательство. Лук она получила в подарок от отца, а ему он достался от деда. По крайней мере, отец так говорил, вручая его Аронне на её тринадцатилетие.

– Конечно от деда, – неожиданно громко захохотав, сказал Фарэн – Только не от того!

Он продолжал смеяться, но так же быстро остановился.

– Да, не от того, – ещё раз повторил он задумчиво, поставил чашку с чаем обратно на поднос и вопросительно посмотрел в глаза Аронне.

Аронна сидела на кровати, ошарашенная неожиданной новостью. В голове её сразу вспыхнуло столько вопросов и удивления, что она забыла, какой Фарен задал ей вопрос. Она смущённо улыбнулась.