
Автомат слегка трясся на груди, я взял лампу и прихватил топор, что был оставлен у двери. Подойдя к столу Лаврентьева, я открыл ящики и начал копаться в них. За такое меня бы командование сожрало с потрохами, но сейчас ЧП, поэтому вряд ли мне что-то будет за это. В ящике была куча стопок бумаг, а также журналов и прочих мелочей. Вытащив всё на стол из левого ящика, я увидел, что на дне лежал револьвер 1886 года выпуска и небольшая россыпь патронов 7,62 на 38. Это музейный экспонат, не факт, что он смог сохранить свои функции. Я осмотрел механизм: всё хорошо работало, что было удивительно, за ним определённо ухаживали. Зарядил семизарядный барабан, после чего у меня на руках осталось три патрона, которые я закинул себе в карман. Предохранителя у револьвера не было, поэтому на всякий пожарный я вытащил один патрон, дабы не проделать лишнее отверстие в своём теле. Это могло обернуться мне боком, но особого выбора не было.
Выйдя наружу, я прикрыл за собой дверь. Я уже так привык к противогазу, что даже не обращал внимания на ограниченный обзор. Нужно было идти в генераторную. Оружие не давало мне уверенности, я прекрасно знал, что их этим не убить. Но оно и не нужно, это лишь поможет остановить монстра. Дальше потребуется завести его в крематорий, где я смогу его сжечь, наверное… Я ещё не знал, как, но мешкать было нельзя.
Я шёл по коридору, сжимая в руке топор и освещая свой путь лампой. Вот и подъём на технический этаж. Это была дверь, за которой находилась лестница, ведущая наверх. На этаже располагались множество жизненных важных для нас помещений: насосная станция для прокачки воздуха, газовый крематорий, для которого использовали отдельную систему вентиляции, нужен он был, что логично, для сжигания тел погибших, ибо никто не хотел после смерти близкого человека видеть, как его изуродованный силуэт бродит где-то недалеко. Помимо этого на этаже находилась генераторная, защищённая двойной стеной с воздушным зазором, а внутри было ещё два прохода в отдельные небольшие комнаты, что прилегали к основной – топливная, где стоял резервуар на пятьсот литров дизеля, выглядело это как горизонтально расположенная стальная цистерна на ножках с округлёнными краями, и, соответственно, второе помещение содержало в себе резервный дизельный генератор, где использовалась та же технология помещения, что и для основного.
Легким шагом, словно вор, я поднимался по лестнице. Осознание того, что монстр точно там, заставляло меня непроизвольно трястись от страха. Я пытался собраться с мыслями и взять себя в руки. Нужно лишь затолкать его в печь – черт, легко сказать…
Я уже стоял у очередной двери и слегка приоткрыл её. Красноватый свет аварийных ламп развеял окружившую меня тьму. Вздохнув с облегчением, я затушил масляную лампу, теперь я буду менее заметным. Плавно открыв дверь и так же закрыв, я вступил на территорию врага.
Здесь было сложно заблудиться: слева – крематорий и насосная станция, справа – генераторная, а впереди был коридор в холл. Тихо ступая, я смотрел под ноги. Подойдя к комнате с генератором, я обернулся, дабы проверить, что никто за мной не следит. Было слишком тихо.
Зайдя внутрь, я обомлел. Здесь происходил ад на земле, настоящая кровавая баня. Комната была погружена в кровавый туман, все поверхности испачканы алым цветом, чей-то кишечник висел на проводах под потолком. Ошмётки. Они были везде, тут захоронено человек пять минимум. Пара трупов лежала на бетонном полу – это те, кто не был настолько разорван, чтобы от тела ничего не осталось, кроме органов.
Над генератором висела небольшая металлическая люстра, свет которой был слишком тусклым из-за количества крови на лампочке. А в огромном дизельном генераторе была крупная вмятина, будто кто-то кинул в него что-то тяжёлое.
Я ступал по лужам крови, оставляя следы от сапог. Рядом лежал труп с полностью раздавленной черепной коробкой, из которого по-прежнему сочились мозги. Я человек стойкий, но такого… Никто не ожидал. Рвотные позывы подступали к моему горлу, но я их сдержал. Из глаз потекли слезы. Это были ещё мальчишки, которые свет не видывали. Как?.. Как такое могло произойти?
Дизельный генератор, несмотря на вмятины, до сих пор работал. Я перезагрузил его. Свет на пару секунд потух. После чего яркие лампы меня ослепили. Я пытался себя успокоить: вдруг это очередной кошмар? Но никакие травмы, нанесённые себе, не позволяли проснуться.
Я решил покинуть генераторную комнату. Но, едва открыв дверь, увидел его… Егор Александрович, точнее то, что им притворялось. Он был бледным, раньше я не обращал внимания, ибо из-за нехватки солнца тут все такие, но он был более бледным. Он вывернул свою голову в обратную сторону, точно сова, которая заметила добычу. Глаза… у него больше их не было. Лишь тёмные дыры, из которых сочился дёготь.
Я понимал, что не успею выстрелить, потому что держал в руках топор с лампой. Я быстро захлопнул дверь, смотря, как он молниеносно появляется перед моим лицом, и всунул в ручку топор так, чтобы он не смог открыть. Никогда в жизни я не испытывал такого страха. Если он может телепортироваться туда, куда ему вздумается, то мне конец…
Рукоять топора трескалась. С каждым шагом я отступал к генератору. Лампа лежала на полу. Я снял автомат с предохранителя и стоял в ожидании, целясь в дверь. Очередной сильный удар раскрошил топор уже наполовину. Ещё миг, и он будет уже тут, шансы на выживание минимальны. Если не успею выстрелить, то мне конец.
Неожиданно наступила тишина, словно затишье перед бурей. Слюна была слишком густой, как ком, она застряла у меня поперёк горла. Пот стекал с моего лба, хотя было довольно холодно. Шкряб. Тварь царапала дверь. Это существо будто наслаждалось моментом. Руки постепенно уставали держать автомат, они непроизвольно опускались, тем самым сбивая прицел. «Ублюдок…»
Неожиданно прогремел выстрел. От испуга я чуть не навалил в штаны. Выстрелы гремели, подобно грому, один за другим. Под всей этой какофонией звуков я услышал инверсированные и замедленные крики, как у тех тварей, которых я видел до этого. Монстр зарычал, словно разъярённый зверь, только звук был таким же растянутым и шёл в обратном порядке.
Никакая симфония не могла так усладить слух на тот момент, как крепкий и отборный мат Фёдора Ивановича:
– Блядь, я отстрелялся! Выходи и ебашь его, пока в сознание не пришёл!
Я рванул и ударом с ноги разломал топор, распахнув дверь.
Чудовище лежало на полу, у лестницы, что вела на жилые этажи. Свинец с огнём полетел в тушу монстра. Меня глушило, барабанные перепонки лопнули из-за выстрелов в закрытом помещении, но стрельбу я не прекращал.
Фёдор Иванович что-то кричал, я не мог понять, что именно. Чудовище. Оно поднималось… Вот оно лежало на полу, а сейчас будто сама гравитация потянула его вверх. Оно было нашинковано, а вокруг расплывалась тёмная жижа.
Резко выкинув магазин, ибо не было времени на аккуратную замену, я одним движением натренированной руки вставил следующий и, передёрнув затворную раму, начал снова палить. Пули пролетали насквозь, они задевали его, но не могли нанести нужного вреда. Возникало ощущение, будто он стал сильнее.
В лужах, что растекались от монстра, начали всплывать белоснежные глаза. От тела человека мало что осталось, но оно постепенно регенерировалось, и было видно, что вязкая жижа понемногу вливалась ему в вены. Оно смотрело на меня своим пустыми глазницами, с которых эта субстанция шла водопадом. Его голова и тело очень сильно видоизменились, словно броня, деготь затвердевал на нем. Голова покрылась пластинами, в которых виднелись выемки, после чего поверх этих пластин на его теле появилось множество зениц. Все они смотрели на меня.
Оно готовилось напасть, но позади него Фёдор Иванович уже поджигал бутылку с керосином. Я понимал, что он хочет сделать, поэтому снова открыл огонь, чтобы тварь реагировала только на меня. Пули рикошетили и лишь слегка царапали его покрытие.
Брошенная бутылка разбилась об эту тварь. Языки пламени вылетели, раскидывая разбитые осколки стекла. Земля под ногами затряслась. Он был покрыт пламенем. Моргнув, я больше его не увидел. Побежав в холл, я смог лицезреть, как чудовище вырвало тяжелую металлическую дверь и мгновенно исчезло.
Тряска под ногами обронила мое тело на пол. Я постепенно начал отползать и вставать на ноги. Схватив автомат, что висел у меня на груди, я, приготовившись, начал подходить к выходу. Выглянув, я лишь увидел, что ступеньки были частично обломаны, а вторая дверь сверху была выбита. Чудовище сбежало.
Меня пронзила резкая головная боль. Я дотронулся до уха и почувствовал, как с меня что-то текло. Алая кровь виднелась на пальцах и капельками стекала вниз. Я вышел из ситуации малыми потерями, а ведь мог и разделить судьбу тех ребят в генераторной. В глазах начало рябить, картинка смазывалась. Я-я ещё могу… Последнее, что я помню: как Фёдор Иванович тащил меня под руку вглубь бункера.
Эта тварь по-прежнему жива, сейчас она, скорей всего, приняла свой человеческий облик и, возможно, по сей день ходит где-то в окрестностях, подыскивая себе очередных жертв, не знающих о новой мутации чудовищ. А может, когда мы его нашли, он действительно ничего не помнил и лишь сейчас пробудился…
Глава III. Воспоминания о былом
28 февраля
Уже неделю я лежал на койке в медсанчасти. Слух не до конца восстановился, всю эту неделю меня мучила боль, спутанность в сознании, а также рвота. Время от времени поднималась температура, но потом снова опускалась. Меня частенько навещали.
Люди… Они благодарили меня за то, чего я не делал. Чувство, что я обманываю их, оставляло какой-то неприятный осадок, ведь я не мог так думать, не мог, и из-за этого на сердце было невероятно тяжело, точно на мне повис груз ответственности за все те смерти, что произошли. Ведь я не сумел сберечь тех ребят… Их имена уже огласили, была долгая церемония, на которой я не смог присутствовать. По рассказу третьих лиц, близкие погибших ещё долго не могли вернуться в норму, никто не смог остаться стойким.
Ситуация в обществе стала накаляться. Доверие… То, что нас объединяло и делало сильнее, уже отсутствовало в нашей жизни. Люди начали делиться на группы, у каждого были свои доводы насчет произошедшего. Кто-то ненавидел высший офицерский состав. Монстр находился долгое время лицом к лицу с ними, но они не смогли ничего понять – за что поплатились не они, а обычные рядовые. Другие же защищали их и пытались доказать, что никто бы не догадался, поэтому никто и не виноват в произошедшем. А остальная малая часть решила остаться при своем мнении. Было непонятно, что они думали, возможно, что у них и вовсе не было мыслей на этот счет, лишь страх и недоверие. Теперь всем было известно, что здесь мы не в безопасности.
Я держал блокнот в кожаном переплете и ручкой зарисовывал всех чудовищ, что повстречал на своём пути. А также делал пометки об их способностях и слабостях. Было ясно, что мутация начинает эволюционировать, к тому же довольно быстро. Поэтому я разделил всех по иерархии.
Недавно группа, что уходила за запчастями, доложила о ещё одном новом мутанте. Благо, что никто не пострадал. Это было существо в виде огромного червя, тело которого было покрыто смолой с глазами. Было доложено, что оно зарылось в землю, а при приближении нашего молниеносным рывком выпрыгнуло и попыталось его прикончить. Ребята были быстрее, поэтому успели выстрелить, пока никто не пострадал. Как я понял, по своей сути они очень медленные и неуклюжие, поэтому всегда атакуют неожиданно, чтобы иметь преимущество. Вскрытие на месте показало, что они поглощают трупы живьем, словно змеи.
Это лишь мои догадки, но эта штуковина навела на мысль, что у них есть своя пищевая цепочка, ведь обычные монстры в большинстве случаев лишь заражают или убивают, но не поедают. Червей я прозвал падальщиками. А вот про остальных мне было мало что известно, кроме того, что одни сбиваются в стаи, а другие маскируются под обычных людей. Пластинчатая броня и телепортируется… А верно ли это? Почему он тогда не смог переместиться в генераторную?
В комнату зашел Фёдор Иванович.
– Привет, болезный! – закрывая дверь за собой, улыбнулся он. – Как ты? Знатно тебя потрепали.
– Ась? Что ты там бормочешь?
Фёдор Иванович вдохнул поглубже и громко повторил:
– Говорю: здорова, болезный!
– Что ж ты орешь? – засмеялся я.
– Так если ты не слышишь, что ещё остается?
– Да шучу я, слух практически восстановился.
– Так и чего над пожилыми издеваешься?
– Да какой ты пожилой? Тебе от силы двадцать пять, – изрёк я, улыбнувшись.
– Знаешь ли, мне уже ого-го! Двадцать четыре от роду!
– Тогда да, действительно пожилой.
– Так! А вот за такие словечки по отношению к старшему получишь внеочередной наряд, понял, салага?
– Виноват, товарищ старший сержант, – пытался я сдерживать смех.
– Какой же я старший сержант? Я теперь старшина – повысили, как, впрочем, и тебя, теперь ты занял мое звание.
– Мне не доложили… – задумчиво произнёс я.
– Так чего ты хотел? Разлегся здесь, хотя уже здоров, внимания мало?
– Ну тебя! Ты пожалей рядовых. Если я из-за своего слуха будут ещё сильней на них орать, то им только и останется, что носить коричневые штаны.
– Так что их жалеть-то? Пусть привыкают, ты и так слишком мягок с ними. Потом выйдет, что они тебя в хуй не будут ставить.
– Тоже верно…
– Забыл сказать! Машину-то нашу починили, в каком-то плане тебе даже повезло, если, конечно, так можно говорить… – под конец с тоской говорил Фёдор Иванович.
– Да… Хоть что-то хорошее…
– А также есть ещё одна положительная новость! Алинка-то наша родила! – радостно изрёк он. – Пополнение в наших рядах.
– Правда? А муж её, Дроздов? С ним всё хорошо? – удивленно спрашивал я.
– Жив и здоров как бык. Тогда потерял сознание, но на следующий день оправился, как и все тут.
– Я так рад! – улыбнулся я. – Неужто новая ячейка в нашем обществе появилась? Как хоть назвали?
– Матвей, в честь деда Артемия Юрьевича. Семья Дроздовых! Сын его, думаю, далеко пойдет с таким батькой.
В кабинет зашла врач, пожилая женщина, которая раньше работала в местной больнице. Через год она уже ушла бы на пенсию, но случившееся перевернуло её судьбу, как и всех живущих на Земле.
– Погляжу, вы, Михаил Алексеевич, уже в полном здравии? Ой, не заметила вас, Фёдор Иванович. Вас тут разыскивает Лаврентьев, – проговорила она слегка хриплым старческим голосом.
– Александр Владимирович? Хорошо. Ладно, бывай, старший сержант! – улыбнулся он. – До свидания, Маргарита Владимировна.
– И вам тоже до свидания, молодой человек, – проговорила врач.
Фёдор Иванович ушел, закрыв за собой дверь.
– Ну и что будем делать с вами, Михаил Алексеевич? Как вы себя чувствуете? Беспокоит что-нибудь? – Она села на стул, что стоял у моей койки.
– Беспокоит лишь слегка слабый слух, – ответил я, приподнявшись на кровати.
– Боли или тошнота есть?
– Никак нет, Маргарита Владимировна.
– Тогда всё хорошо, Михаил Алексеевич. Вам сильно повезло, что инфекции не было, а слух вернется через неделю, будете как огурчик.
– Когда я снова смогу выйти на службу?
– Дайте подумать, Михаил Алексеевич… – задумалась она. – Раз вас ничего не мучает, то можете и сегодня, только следуйте рекомендациям, которые мы с вами обсуждали, а также прошу неделю избегать стрельбы. Я понимаю, что вы обязаны обучать солдат, но нужно переждать.
Врач на секунду замолчала.
– Если вас будет что-то беспокоить, то обращайтесь в любое время, Михаил Алексеевич.
– Так точно, благодарю вас!
– Тогда можете уже собираться и ждать, я пока журнальчик заполню.
Я кивнул, она встала со стула и занавесила голубую шторку с обратной стороны.
Вытащив из-под кровати сумку, я переоделся в военную форму, нацепив ремень с подсумком, где лежал противогаз, и со штык-ножом, что был в ножнах. Откинув рукой занавеску, я вышел.
Румянцева Маргарита Владимировна сидела за столом и заполняла журнал.
– Михаил Алексеевич, распишитесь. – Я подошел и, взяв ручку, черкнул в строчку со своим именем подпись. – Можете быть свободны.
– Так точно! До свидания, Маргарита Владимировна.
– До свидания. – Она по-прежнему что-то заполняла.
Выйдя из медсанчасти, я направился в свою каморку, чтобы оставить там спортивную сумку. Открыв дверь, я зашел внутрь. Ничего не поменялось в комнате, всё было по-прежнему убрано, и кровати были аккуратно заправлены.
Положив свою сумку под койку, я сел и начал размышлять о своих обязанностях и делах. Мне захотелось спуститься в холл и посмотреть, как они отремонтировали всё, ибо это место пострадало больше всего. Не завидую людям, которые намывали генераторную комнату.
Я достал из кармана брюк ту бумажку с адресом. Так и не смог выполнить его просьбу… Открыв ящик стола, я хотел кинуть туда эту бумажку, но моя рука остановилась. Я не мог не выполнить последнюю просьбу погибшего, совесть не позволяла, тогда бы я предал себя и свою честь. Честь… Подумал я даже с некой усмешкой, в такое время её мало осталось в мире, но тогда что мы за люди? Нет, не люди, животные, готовые разорвать собрата за консервную банку. Мы скатились до первобытного племени, ходим по руинам могучей цивилизации, скоро оставшийся пласт человечества иссякнет и уйдет в небытие, а нас заменит новая ветвь эволюции.
Я взял себя в руки и попытался выкинуть столь безысходные мысли из головы. Хоть мною ничего не было обещано, я все равно его выслушал. Это было важно для него. Я положил желтую бумажку с адресом в свой журнал, после чего оставил его на столе.
Пока я не мог приступить к службе, поэтому некоторое время приходилось бездельничать. Этот период я должен был потратить с пользой, припасы скоро иссякнут, поэтому требовалось досконально изучить маршрут до того бункера. А также связаться с северо-западом, наши бойцы должны быть ещё там, им пришлось сидеть дольше положенного, и я надеялся, что они в порядке. Ещё нужно было собрать припасы с собой, так как путь будет тернистым и долгим.
Встав с койки, я вышел в коридор. Глянул на часы, было 14:50, время, когда все разошлись с обеда. Я прошёл мимо столовой. Выглянув в коридор, я увидел Фёдора Ивановича, выходящего из кабинета прапорщика. В его глазах можно было легко прочесть некую злость, он, не глядя на меня, направился во второй корпус. Он был в неладах с нашим прапором, но на то имелись причины…
Я прошёл дальше и уже направлялся к подъёму на технический этаж. Вокруг никого, ни единой души. Я ступал по бетонной лестнице, шаг за шагом, руки снова начинали непроизвольно трястись. Воспоминания о том злополучном дне мелькали у меня перед глазами. Я остановился. Со лба стекал пот, в горле пересохло. Я продолжил подниматься по ступенькам. Взявшись за ручку двери, я не мог заставить себя открыть её.
Кто-то шел позади. Я обернулся и увидел Фёдора Ивановича, который удивленно смотрел на меня.
– Чего встал-то как вкопанный? – удивлённо вопросил он.
– Я-я… Я не знаю… – пытавшись собраться, отвечал я. – Что-то в голове муть какая-то, знаешь… – Потупившись, я размышлял, что ответить, но не мог связать и двух слов.
– Черт… – Он вздохнул. – Заканчивай дела и поднимайся в каморку.
– Так точно… – изрёк я с дрожью в голосе.
– Ты куда шел-то? Дела какие?
– Хотел глянуть, что там с холлом…
– Понятно. – Фёдор Иванович обошел меня и открыл дверь. – Я сейчас схожу к Дроздову, а там буду ждать тебя.
Мы разошлись в разные стороны. Я не торопясь шел вперёд по коридору. В холле было шумно, вспышки от сварки слепили. Люди проходили мимо меня, обсуждая проходящие ремонтные работы. Я подошел ближе и направил свой взор вверх по лестнице. Там уже стояла тяжелая металлическая дверь, открывающаяся винтовым механизмом. К слову, дверь состояла из нескольких слоёв, снаружи – толстые листы стали, а внутрь заливался бетон.
Я подошел к солдату, что так старательно сваривал листы металла.
– Доложи о своей работе, солдат, – проговорил я.
Паренек выключил сварку и поднял маску.
– Здравия желаю, товарищ старший сержант! Ефрейтор Иванов! Главную дверь мы установили три дня назад! Сейчас мне было поручено ремонтировать вторую. Вот залил бетон, осталось лишь заварить.
– За эти дни ничего подозрительного не происходило? Ну… Пока двери не было…
Солдат немного приумолк, затем резко повернулся к напарнику и воскликнул:
– Эй! Димон!
– Что тебе? – отреагировал тот.
– Ты ведь на посту был? Ничего там не видал этакое?
– В смысле?
– Ну, никакая дрянь не приходила случаем?
– Да я б сразу доложил, если что увидел! А так кроме метели там ничего и не было, тишь да благодать.
Он снова обернулся ко мне и, точно я ничего не слышал, доложил:
– За это время никто не был замечен, товарищ старший сержант.
– Всё понятно… – задумчиво ответил я. – Продолжай работать.
– Так точно! – Он отдал честь.
– Вольно…
Я не спеша отступил от него, поглядывая вокруг. Вокруг царила суматоха. Напоследок я решил заглянуть в генераторную. Направляясь по коридору, с каждым шагом я дрожал всё сильнее. Набравшись мужества, я потянулся к ручке двери. В моем воображении уже рисовалась страшная картина. Я решительно распахнул дверь. Комната была чистой, чуть ли не блестела и лишь глубокая вмятина на генераторе осталась напоминанием о тех событиях.
Вернувшись в коридор, я двинул к лестнице. Мне вполне хватило беглой оценки ситуации, дабы хоть немного успокоить нервы. Но даже так я с невероятной усталостью ступал на каждую ступеньку. «Здесь тихо… Никого…» – подумал я, плетясь в свою комнату.
Зайдя внутрь, я увидел Фёдора Ивановича, сидевшего на своей койке.
– Тьфу на тебя. Думал уже, что командование наведалось… – проговорил он, схватившись за сердце.
– Есть что скрывать? – слегка улыбнулся я.
– Может и есть. – Фёдор Иванович гордо достал бутылку из-под койки и вытянул руку вперёд. – О какая вещичка! – лыбился он все тридцать два зуба.
– Виски?
– Дурень ты, какой же это тебе виски? Кина американского насмотрелся, аль что? – уже доставал он два граненых стакана. – Коньяк это! А главное – неразбавленный!
– Эх, а я-то уже подумал, что ты решил в любви признаться. А то глаза так и сияли, – рассмеялся я.
– Смейся-смейся, вот потом будешь бегать с голой жопой по снегу у меня, посмотрим, насколько смешно будет, – ответил он со своей обычной саркастичной интонацией. – Ты так и будешь стоять? Новая… Как же её… Фишка у тебя? А то как баран сегодня целый день и стоишь, то на лестнице, то тут.
– Ладно-ладно, не горячись, – присев на койку, проговорил я. – Откуда хоть?
– Ай, разве имеет значение? Тебе бы поменьше вопросов задавать да делать больше! – Он уже разливал коньяк и закрывал пробку. – Ну что? Давай дрогнем! – протянул он мне стакан.
Взяв и приподняв его вверх, я произнёс:
– За нас! Удачу бы в руку и счастливый бы случай! – Мы чокнулись и залпом выпили сто грамм.
– Уф-ф, хорошо пошло! – Фёдор Иванович прикрыл рот рукавом. – После первой и второй перерывчик небольшой. Закусывать пока не будем, правила таковы.
– А у нас есть чем закусывать?
– Думаешь, что я дурак, который не принес ничего? У Нади еле выпросил, так это ещё и повод был, просто так хер бы что дала. Алинка-то сговорчивей будет, чем твоя.
– Ой, не надо мне тут заливать, хорошая она женщина, тебе с ней повежливей быть, так она бы без раздумий согласилась. Да и почему сразу же моя?
– Ты на меня не наговаривай, я с женщинами всегда вежлив! Хоть бы слово одно плохое я про нее говорил? Она такая… М-м, себе на уме, строга, не мой вкус. Это она к тебе всегда подкатывает. Не замечал, что только с тобой она так ласково лепечет да и в порции прибавляет пару ложек? – посмеивался он.
– Ну что мы как сплетницы? Дала-то она что?
Фёдор Иванович открыл дверцу стола и достал оттуда небольшую стеклянную банку тушенки.
– Должок был у нее, – улыбнулся он, распаковывая банку, что была обернута в пожелтевшую газету.
– Видать, должок был серьезным, раз она такой раритет тебе отдала.
– А то! – Он снова разливал коньяк. – Что-то тоскливо тут, давай музыку, что ли, включим?
– Опять свой шансон подрубишь? – возмутился я.
– А вот и нет, кассетку тут мне одолжили. Ну, как одолжили… Не положена салагам такая вещь.
– Ну ты даешь.
Из потертой тумбочки он извлек древний магнитофон, давно окутанный толстыми пластами пыли. Смахнув их, он водрузил его на стол и нажал на кнопку, после чего вставил безымянную кассету.
– Вот, классику послушаешь!
Из магнитофона заиграли военные мотивы времен Второй мировой.
– И ты это называешь тоску разогнать?