Матриарх

Воительница успокоилась полностью и наконец, стала способна говорить. Голос у неё был тихим, что сильно контрастировало с её ужасающим и громоздким внешним видом. Ооксия попросила Саам перевести её в постоянные телохранители Ююм-Дове, на что королева отметила, что самому лесному дракону будет неуютно быть под постоянным вниманием. Чёрная дракона подумав, согласилась с этим, разочарованно улыбнувшись рассечённым в двух местах ртом. Белая, обеими лапами гладя шею чёрной, утешила её тем что, как и раньше её Третий муж может свободно забирать её с поста в парке. Пернатая дракона медленно и изящно вытянула шею, чтобы нежно поцеловать скорлупу яйца Ооксии. Большая изуродованная дракона мелко задрожала, в красных глазах её была и радость от такого внимания, и гордость за свою кладку. И надежда на будущее.

Наконец пришелицы оставили бывшую мятежницу в покое и, взлетев – направились вглубь подземного комплекса, переключившись на обсуждение уже бытовых вопросов снабжения ясельной зоны Дворца. Попутно королева договорилась о временном зачислении Икиисы в драконы-няньки. Её дочь уже проходила практику в яслях, это было обязательной частью абсолютно всех королевских отпрысков, так что Маатафлер не надо было беспокоиться насчёт поведения и обучения драконочки. Единственное – Саам просила её устроить рядом с черным нянем, а это был Инкубатор, а не Ясли, куда ревнивая и сверхосторожная Старшая няня отбирала только тех, кого сама проверяла тысячу раз вдоль и поперёк. Пожилая драконица недовольно фыркала, но матриарх умела уговаривать и Маатафлер сдалась.

– Только если он сам не будет спускать с неё глаз! Если она ему надоест – и пера её тут не будет! – заявила чёрная. Белая согласно кивнула, смотря своим фирменным взглядом, хлопая ресницами и улыбаясь. Щёки старой драконы потеплели, в её выцветших глазах было написано бесконечное недоумение. И через секунду молчания обе невежливо заржали. Одна – хрипло каркая, вторая – быстро звенящим колокольчиком.

– На что вы подписали парня, моя госпожа? – отсмеявшись няня, пришла в редкое для неё хорошее расположение духа.

– Ничего страшного, он унаследовал упрямство отца и пылкое сердце своей матери. Справится, – Саам прищурилась глядя куда-то вдаль.

– Вы целенаправленно продолжаете набирать мой вид в самое сердце страны. Вы не боитесь волнений, моя госпожа? Мы ведь на грани войны с Аарко. Семейства боятся за свои кладки. Вдруг мы их тут сожрём.

– Я что-то пока не вижу ни одного, кто бы забрал свою кладку из моего дворца, Маатафлер, – прищур матриарха сменился с задумчивого на недобрый.

– Хм-м…. Не хотят расстраивать вас? – ухмыльнулась во всю зубастую пасть драконья няня.

– Вот и пусть не хотят. Да, чёрных считают самыми отвратительными родителями среди драконов. А я, вот, считаю тех, кто так считает самыми тупыми созданиями на планете, что ж теперь – повиснуть на хвосте? – пернатая собеседница так же на миг показала белые зубы.

– Вы так уверены в себе, моя госпожа, – это звучало утверждением, а не вопросом и старая чёрная дракона отвесила низкий поклон, белоснежной евлужианке. Та неожиданно ласково обхватила крыльями её морду и посмотрела прямо в глаза.

– Я уверена в том, что я делаю, до тех пор, пока вы все уверены во мне, – безмятежный взор синих глаз Матриарха был наполнен великой силой помноженной на знания о существах, что она опекала. Это был редкий момент, когда взгляд чёрной старухи смягчился.

– Что ж, моя королева. Продолжу беречь вашу уверенность здесь – под землёй. Не самое худшее занятие в этом мире, – усмехнулась дракона-нянька, на чьей совести были многие десятки тысяч убитых по всему миру. Она деликатно освободилась от нежных крылатых объятий белой драконы и, не оборачиваясь, полетела к подсобкам инкубатора, стараясь не показывать слезы, что выступили на блеклых от времени и кровавого прошлого, глазах.

3. Чужие воспоминания

На следующий день, ещё затемно, к вящей радости Ооксии в инкубатор явился, Ююм-Дова и, обняв яйцо большой драконы, которое та доверчиво полностью открывала для лесного подростка – кротко приказал той выдвигаться с ним. Иссечённый шрамами бронированный зверь тут же оставил гнездо, коротко проревев для Маатафлер и еще двух драконов-нянек, означая этим, что она покидает гнездовье. По уровню доверия Третий Муж Саам стоял между отцом её будущего ребёнка и матриархом. Ооксия не понимала, что влекло её к этому еще даже не самцу, а практически ребёнку, и куда больше не понимала – что этот робкий, очень интеллигентный и весьма ладный, даже по изломанным меркам чёрной самки, представитель млекопитающих драхов нашёл в ней. Двухтонная уродливая гора мускулов с перекорёженной от множества переломов мордой, с выжженным безумными тренировками с самого рождения практически в ноль, сознанием. Завершал приятную глазу картину совершенно дикий взгляд красных, горящих как фонари на торговых дирижаблях, глаз, от которого шарахались практически все драконы, не говоря уже о представителях Младших рас. Ооксия-Живоглотка, Ооксия – Кровавые Фонтаны, Хвостодёрка – и другие милые имена вполне хорошо отражали её мрачный жизненный путь. В довершении всего, лесные драконы издревле были естественными врагами чёрных, еще со времён Игры Хаоса. При прочих равных, пернатый подросток стал бы лёгкой утренней закуской для самки – по размерам он ей достигал только живота и мог свободно пройти под ней, ну может, только наклонив к низу голову.

Спокойный мальчик вполне буднично вёл за собой огромную самку по дворцу. Гвардейцы на постах, хоть и сами были боевой элитой, смотрели вслед, нервно подёргивая крыльями, но кое-кто отдавал и воинскую честь, уважая непревзойдённое мастерство смерти полубезумной воительницы.

Они дошли до ворот в подземный уровень. Но створки были закрыты, и горел красный фонарь светофора – видимо шла разгрузка дирижабля. Драконы остановились. Ююм-Дова усадил чёрную воительницу, легко вспорхнув, развернул зеленые крылья и, упав ей на плечи – обнял за шею лапками, обернув как платком ей, своими зелёными крыльями, грудь. Ей шло подобное украшение. И хоть и одарённый – подросток оставался маленьким ребёнком, которого приводила в восторг полная власть над этой жуткой самкой, что была раз в пять старше его. Икиир в процессе приручения Ооксии заставлял изучать её и Ююм-Дову, которого взял в ученики. Замкнутому молодому лесному дракону было немного удивительно желание короля, но отказываться он не собирался. Мальчик был отличным псиоником от природы и всегда был открыт для нового. Процесс восстановления из осколков сломленной души Ооксии затянул обоих самцов – и большого и маленького. Ююм-Дова был вторым драконом, кто смог коснуться чёрной драконы, хоть это случилось и гораздо позже, чем это сделал Икиир. Ещё по прошествии изрядного количества времени, золотой дракон так же попросил их общую супругу поговорить прямо о чёрной самке с младшим мужем, объясняя и рассказывая о тех сторонах сознания и души воительницы, о которых может рассказать только женщина. Матриарх тогда ещё устроила в процессе целый экзамен своему маленькому супругу, задавая разные ситуации, которые могут приключиться с Ооксией, спрашивая мальчика о её возможной реакции, и что он будет в этих случаях делать. Ююм-Дова был уже и не рад, что ввязался и после четырёх часов вербальных истязаний, вывалился тогда из Батута, где тогда держали воительницу, мокрый как мышь. Но в конце получил благословление от самой Саам. И ясное осознание ответственности за это крылатое неуправляемое оружие массового поражения.

Теперь он знал об этой большой изуродованной женщине вообще всё, что только было во власти драконов Матриарха возможно узнать, включая те вещи, которые пока не очень понимал, хоть и был умным мальчиком. И чувствовал себя не совсем уютно от осознания этого. Как будто его поставили управлять огромным сложным военным дирижаблем и несколько тысяч душ, что он несёт, зависят только от него. Но он умел читать сердца и, хоть и не понимал этого – любил это делать. А Ооксия давно для него стала кем-то очень близким, кто, каким-то непостижимым для него образом, понимала и его чувства и его желания. О том, что лукавая Саам аж трижды рассказывала большой, покрытой шрамами, драконе всё, что только знала о своём самом младшем супруге – он, разумеется, в курсе не был. Может бывший берсеркер чёрных и была с расколотым сознанием, но глупой она никогда не являлась.

Рядом друг с другом эти абсолютно разные существа чувствовали себя увереннее в окружающем их мире. Ооксия закрыла глаза наслаждаясь теплыми мягкими лапами на своей шее, мягким платком крыльев на груди и нежными касаниями к своему сознанию от Ююм-Довы, что безжалостно выдувал из её головы ошмётки кровавых кошмаров, что почти постоянно мучали боевую дракону по ночам. Она понимала, что Саам не станет отдавать ей Икиира, отлично видя, насколько он важен для влюблённой в него королевы, да и для всех драконов мира в целом. Ей подарили ещё не рождённого малыша от него, и уже за это она была нижайше признательна королевской семье. Но вот Ююм-Дова… «Сия, он должен повзрослеть и подарить нам как минимум одного малыша. Только после этого я смогу безопасно отпустить его». Слова Саам сказанные во время одной из их бесед, давали ей надежду и мощный стимул развиваться самой. А пока они просто были рядом, и она неосознанно выполняла все его желания на столь глубинном уровне, что лежал за границами полёта мысли. Мальчик был великолепным ведущим, а она жаждала быть его ведомой.

Сигнал сменился на зелёный, и створки стали медленно разъезжаться. Чёрная дракона встала и зашла со своим пернатым наездником на территорию склада. Мальчик сел ровно на плечах телохранительницы, опасаясь кривотолков, которые могла вызвать его фривольная поза. На складе кроме кладовщика-дворфа были ещё и его помощники – орки. Ююм-Дова мысленно поприветствовал первого. Тот махнул рукой, блеснув в свете ламп громадными очками на носу, на секунду посмотрев на драконов, и тут же снова уткнувшись в свиток накладной, который выглядел бесконечно. Орков же молодой владыка пригласил к себе и уже голосом вежливо попросил достать транспортную башню для Ооксии. Орки последней нравились, ибо по характеру были похожи на бывшую берсеркершу. Любили хорошо подраться и поесть. Жили одним днём и совсем не боялись её, опираясь на простую философию: чему быть – того не миновать. Весело переругиваясь, они достали из одного из более мелких помещений, входы в которые были натыканы по всему периметру огромного основного зала склада, сбрую на дракона и собственно детали башни. Ююм-Дова застёгивал сбрую на своей большой подруге и сам собирал башню телекинезом. Там где детали не входили свободно в стыки – весьма неизящно забивал их собственной лапой, вызывая одобрительные комментарии орков, что пользуясь перерывом, по очереди прикладывались к большой деревянной фляге, поглядывая на всякий случай в сторону, дабы не спалиться перед весьма строгим дворфом. К большому огорчению складских рабочих парень был и аккуратен и быстр, а самка своевременно поворачивалась и подставляла себя максимально удобно для её снаряжения, и их перерыв прискорбно быстро закончился. Фляга была спрятана и зеленокожие, подтрунивая друг над другом и над странной парой, повели драконов примерно в середину большого склада. Через сознание своего лесного дракончика чёрная самка видела, что их эмоции к ним светлы и не несут оскорбительно оттенка и душа её оставалась безмятежной, чего раньше невозможно было представить.

Ооксия улеглась на каменный пол и её стали загружать розовыми мраморными блоками оба орка с помощью крана и Ююм-Дова своим телекинезом. Впрочем, кран оказался выносливей пернатого парнишки и тот, после третьей глыбы сдался, благо женщина почувствовав его усталость, ухватила его за шею и посадила себе между передних ног, нежно прихватив зубами за большое мягкое ушко как собственного ребёнка. Тот пискнул и затих, потерявшись в вихре чувств и мыслей. Если бы это увидел кто-то кроме этих простых работяг, то у чёрной драконы могли быть очень крупные неприятности. В теории подобное поведение по отношению к супругу Матриарха можно рассматривать как вызов за самца. А мудрая белая евлужианка была самым последним существом, с которым Ооксия хотела бы сражаться.

Погрузка была завершена и дракона осторожно встала. Дракончик и рабочие внимательно обследовали крепления блоков в башне и остались довольны. Ююм-Дова повёл гружёную воительницу к выходу из зоны склада. На внутренней площади перед складом дракона, взяв короткий энергичный разбег, взлетела, расправив могучие крылья, рассчитанные и не на такие нагрузки. Но маленький напарник к её огорчению, предпочел лететь рядом, а не в башне, не желая нагружать свою телохранительницу больше чем уже есть. Они взяли курс из Величайшей на запад там, где на сумрачном холме зеленел совсем ещё молодой лес. Древнее место казни бывшего Солнечного Племени золотых драконов, которое ушло в историю, влив свою благородную кровь в то, что теперь известно как Драхескар. Место, проклятое словами и пролитой кровью множества казённых драконов за продолжительный период существования родного клана Первого мужа Матриарха. Мрачный безжизненный холм сильно контрастировал со сказочной воздушной столицей построенной значительно позже. Ооксия мерно работая крыльями, в очередной раз просматривала воспоминания маленького короля, которые были всегда открыты для неё Ююм-Довой как её любимая книга. И как это обычно и было, читать эту книгу было сложно. Воспоминания путались, расслаивались, перетекали одно в другое, уходя от первоначальной мысли…

… Падение мёртвой матери. Её идеальных пропорций голова шмякается о тронный камень, с неё валится несуразный цветастый головной убор. В остекленевших розовых глазах навечно застыл безумный ужас. В десятке метров от нее распушившая вперёд крылья белая самка дракона-ангела, что медленно разводя их в стороны, приземляется и приходит в себя после пси-боя. В её глазах – голубое неземное сияние, которое постепенно сходит на нет, открывая, неожиданно похожие на его собственные, синие глаза. Всё. Матери больше нет. Никто не будет дёргать его каждую минуту, постоянно держать рядом с собой, подвергать массе бессмысленных и болезненных процедур и ритуалов. Мальчик нервно затрясся и дико огляделся. Кругом были драконы. Много. Его сородичи, смятённые совершенно неожиданной для них гибелью собственной владычицы от лап белой пришелицы – пятятся от принца, понимая, что он сейчас будем следующим. И куда больше чужих драконов. В основном красных и бурых. Решительных и готовых к бою во славу владычицы уже своей. Отдельно среди них выделяются два – красный гигант спокойный на фоне всеобщего возбуждения и золотой красавец, чей мягкий сочувствующий взор неожиданно успокаивал на фоне творящегося вокруг малыша безумия. Ююм-Дова неосознанно двинулся к нему, спотыкаясь и опираясь на крылья. И когда большое золотое крыло закрыло его от беснующейся вокруг реальности он тихо заплакал.

… Всё племя кланяется новой владычице. Те немногие кто отказался – безжалостно изгоняются из её домена. Почти наверняка – навстречу смерти от зубов чёрных драконов. Он – отныне заложник убийцы своей матери и, как самый старший из помёта падшего матриарха племени – должен отправиться в логово его новой владычицы как трофей. Гораздо позже он понял, что это было плохое решение для Саам. Пока он был жив, лояльность к ней его сородичей была весьма сомнительной. Правильно было бы вырезать и его и его младших сестёр. Остальных его родственников, включая отца, извела сама его деспотичная и параноидальная мать ещё до этих событий.

Ооксия размышляя, неосознанно примеряла ситуацию и к своей невесёлой жизни. Отличий конечно хватало. В частности, в обществе чёрных предпочитали не множить сущностей и проблемы решали максимально просто. В основном – насилием. Общество лесных же загибалось от тонн всевозможных причудливых поверий, примет и ритуалов регулирующих абсолютно всё в их жизни. Для чёрной самки было чудом, что старший сын правящей драконы не сошёл с ума, поскольку все эти нелепые традиции для него следовало возводить в квадрат. Процент самоубийств среди молодых лесных драконов впечатлял.

«… Но королева не ограничилась пленением принца. Всему племени было приказано оставить все их странные фетиши и одежды и под конвоем гвардейцев Матриарха все они были депортированы в Величайшую и поселены на Водопаде и под ним. В их родных лесах остались лишь заставы Матриарха. Саам запретила и отменила всю ту нелепицу, что нагородили за множество поколений её далёкие пернатые родичи. И, разумеется – получила абсолютно апатичный народ, потерявший смысл к существованию, оторванный и от своих корней и от родной земли. Королева и Икиир терпеливо говорили абсолютно с каждым из лесных драконов, собирая всё, что могли о народе, что они пленили. В результате самым полезным для них оказался маленький принц. Будучи забитым, по прихоти судьбы, мальчиком, он при этом, был крайне внимателен, осторожен и умён. В сочетании с врождёнными пси-способностями это делало Ююм-Дову крайне ценным учителем для короля и королевы. Тот был польщён таким вниманием и изо всех сил старался им помогать. Со временем это переросло в уважение к большим владыкам. Саам стала заниматься мальчиком отдельно, упорядочивая его знания о псионике и Силе в целом, а со временем – давая основы логики и матанализа. А Икиир так же постепенно подтягивал юноше алгебру и преподавал психологию, для чего стал регулярно брать его в Батут, где они целеустремлённо исцеляли повреждённый разум Ооксии.

Ююм-Дова по просьбе королевской семьи создал новый уклад жизни для собственных сородичей, выбирая то немного хорошее, что было в ворохе бессмысленных ритуалов его погибающего народа. Большой красный Фаацин внёс в него вполне житейские и простые нормы важные для нормального развития самцов. Саам добавила всё то, что позволяло самкам оставаться самками, а не невесть чем. Икиир – суммировал свод, приведя его положения в короткую и понятную всем форму».

А в день, когда было назначено торжество, Ююм-Дова впервые убил сородича.

Наан-Але́фа бросила ему вызов, объявив семейство Дов в измене традициям. Взрослая самка была явно сильнее мальчика и собиралась закончить дело быстро. Но вереница нелепых ритуалов вызова на бой, просто уже вшитых в психику, заставили её упустить драгоценное время. Всех лесных драконов потрясло то, что Саам умела телепортироваться, равно как и её золотой супруг. Их простое присутствие тут резко снижало шансы кандидатки в матриархи лесных драконов, сильно деморализуя её саму и её сторонников. И куда важнее, что мальчик, взяв себя в лапы, составил план, который привёл его к победе. Пока Наан-Алефа неистово тратила силы на попытки разумом уничтожить его виртуозно реалистичную проекцию, настолько, что она обманула даже взрослую лесную самку – невидимый для неё подросток, собрав все свои душевные силы, неистово ударил ментальным молотом по самке. В глазах лопнули сосуды, из ушей и ноздрей у него брызнула кровь, но поражённой самке было гораздо хуже. Она, упав на спину, вслепую билась в конвульсиях, ломая свои крылья и разбрасывая во все стороны перья. Ююм-Дова бросился на неё, пытаясь разгрызть ей горло, смыкая и размыкая до рвущей боли, челюсти и обламывая свои хоть и острые, но ещё очень тонкие детские зубки. Это было мучительно и для атакующего и для жертвы. Пытка затянулась минут на десять. Но никто не двигался с места. Наконец несчастная дракона затихла в луже крови, на ней с окровавленной мордой, безысходно рыдал истощённый морально и физически лесной принц. Молчание громадного количества бывших изначально и подошедших позднее драконов просто сводило с ума.

Саам вышла вперёд и, сняла мальчика с убитой самки, взяв к себе на лапы, и укрыла крыльями. Он впервые увидел её истинную силу. Она держала абсолютно всех, кроме своих мужей и его самого, в узде своей воли запрещая им двигаться. При этом, в отличие от него совершенно не напрягаясь. Около пятиста крылатых существ повинуясь ментальной команде, синхронно сели там, где стояли. Улыбка на морде матриарха была крайне загадочной, Ююм-Дова не смог дать ей хоть какого-то внятного определения. Королева спокойно села, не снимая контроль с окружающих, и принялась лечить израненного собственными атаками ребёнка. Она пела тихую песню низким голосом, слова которой мальчик не понимал, но вибрации от которой пробирали его душу. Икиир же, совсем не смущаясь грозной супруге, бесцеремонно раздвинул её крылья и, достав невесть откуда взявшиеся туалетные принадлежности – принялся приводить в порядок грязную мордочку лесного принца. Сломанные зубки это конечно не вернуло, но постепенно неестественная пелена во взоре ребенка, так похожая на ту, что была у его матери, ушла. Синие глаза Ююм-Довы теперь смотрели смущённо и виновато, но это был взгляд нормального юного дракончика. Саам гневно посмотрела на лесное племя. Те вжались в землю. С раздувшимися от чувств ноздрями королева объявила общий сбор тут же в это же время на следующий день. Всем лесным. После полог воли Матриарха был снят и все драконы облегчённо и поспешно покинули злополучное место.

Дабы послушно собраться на следующий день. Происшествие имело широкий резонанс в столице. Драконов и множество других существ под Водопадом собралось в три раза больше чем в тот злополучный день. На этот раз Саам была при всех королевских регалиях в сопровождении обоих супругов. Ююм-Дова был наряжен хоть и далеко не в тот абсурдный набор, который раньше предписывалось ему носить, но всё же достаточно понятно и традиционно для лесного пернатого общества. Он выглядел гораздо лучше. После его жуткой дуэли Саам увела его к себе в покои, где оставшуюся часть дня вкрадчиво расспрашивала о всякой всячине, внимательно слушая ответы мальчика, какими бы они не были. Параллельно белая евлужианка его искупала и окончательно привела в порядок, расчесав и подобрав наряд на завтрашний сбор. Парень заливался соловьём, когда самка постепенно находила приятные ему темы и, с живым интересом задавая ему наводящие вопросы. Это была псионика, телепатия, природное волшебство, что не было магией, а было особенностью именно лесных драконов. И как узнал дракончик – ещё и певчих. Ну и разумеется – Ооксия, её дрессировка и лечение на пару с Икииром. Парень расслаблялся за беседой и не сопротивлялся очень деликатным касаниям к своим воспоминанием от старшей собеседницы. Он даже был по своему рад, что самые мрачные стороны его жизни ему не придётся озвучивать вслух перед королевой.

Вечером Саам кормила принца и рассказывала истории из своей жизни, весёлые и не очень. Впрочем, совсем мрачных среди них не было, а парень был неглуп и понимал, что этого добра в прошлом той, кто подмяла под себя полмира, было вдосталь. Из воспоминаний мальчика о королеве теперь и Ооксия знала вкратце о детстве и возвышении нынешнего Матриарха. Как она стала владычицей сначала в родной Евлужии, у которой были проблемы похожие на те, что были у его родного племени, но в гораздо больших масштабах. А после начала мирную экспансию на материк. Как познакомилась с Икииром. Того, кто и заразил её стремлением толкать вперёд в будущее всех драконов мира независимо от цвета и вида. В которого она по прежнему была влюблена, словно оставалась той девочкой, которую однажды унесло бурей с родного архипелага, и которую вынес из неё в своих лапах, долго и терпеливо опекающий хоть и милую, но вусмерть избалованную принцессу певчих, её будущий Первый муж. Да-а… молодая Саам ангелом не была. Колкая и вредная Икииса, по сравнению с ней просто идеальный ребёнок.

В чужих воспоминаниях полетела серия мелких стычек с бурыми патрулями. Саам с мужем и немногочисленными золотыми и певчими драконами умудрилась построить форт прямо во внутренних землях Сол-Сола – Солнечных Долинах, под постоянными провокациями со стороны красных и бурых драконов. Который впоследствии, стал крупным городом Доона-Вахой. Что фактически вынудило Фаацина – тогда еще Патриарха Драконов Солнечных долин, Болот Свирлоу и Защитника Магии выступить из тени. Большой и величественный красный самец уверенной лапой держал сразу три племени красных и четыре бурых, так же выступая защитником гнёзд легендарных драконов-фей. Он, как и супруги не был заинтересован в резне среди драконов и, поэтому, наивно решив действовать дипломатией – был обречён с момента, когда встретил лично этих двоих. В лице Икиира он обрёл старшего мудрого и сердечного друга, который казалось, был в состоянии решить любую житейскую проблему. Ну а Саам…. Есть воспоминания, которые врезаются в жизнь навсегда. И образ белой пернатой драконы лежащей под ним на ложе из парковых цветов, со взглядом что был предназначен только для него одного – был таковым. Пылкая любовь матриарха к Фаацину была не похожей на влюблённость в его старшего товарища. Но от этого она не была менее слаще для красного гиганта. Он никогда не уставал пить её и всегда жаждал больше.