Полёт Бекаса

Глава 1

Боль. Она была моей единственной верной спутницей последние месяцы. Непрошеной, назойливой, всепоглощающей. Я Василий Иванович Каменцев, полковник в отставке, лежал неподвижно в больничной палате военного госпиталя, вслушиваясь в монотонное жужжание аппаратуры и пытаясь отдышаться поверх тупого, раскалённого гвоздя в правом боку. Рак четвёртой стадии – вот мой финальный, безжалостный оппонент. Это противника я не мог убить, перевербовать, подкупить или переиграть. Можно было только ждать.

Я ждал. Мыслями уходя в прошлое, где не было этой боли, а был запах типографской краски от потрёпанных книжек про шпионов, жгучее желание приключений в душе деревенского мальчишки. Потом – армия, дисциплина, чёткость. И тот невероятный, головокружительный шанс. «Гражданин Каменцев, ваши качества представляют интерес для органов государственной безопасности». Мечта, обёрнутая в папку с грифом «Совершенно секретно». Затем был юрфак, красный диплом. И потом – пятьдесят лет службы. Пятьдесят лет хитроумных операций, невидимых войн, расшифровок и вербовок. Семья? Она для меня могла стать уязвимостью. Любовь? Отвлекающий фактор. У меня была работа и служба на благо огромной стране. Великой и сильной стране.

И вот она расплата. Одиночество в стерильной палате. Никого, кто бы держал за руку или приходил меня проведать. Дверь открылась без стука. Вошла Леночка. Молодая, с добрыми, усталыми глазами и нелепо задорным бантиком на голове.

– Василий Иванович, пора, – голос её был мягким, как летний дождь.

Я молча кивнул, с трудом приподняв голову. Она поднесла к моим губам стеклянный стаканчик с водой, положила на ладонь две капсулы. Действо ритуальное, бессмысленное.

– Спасибо, Леночка, – хрипнул я, глотая горьковатые пилюли. Её прикосновение было прохладным и мимолётным. Она ушла, оставив после себя шлейф дешёвого, но чистого мыла и щемящее чувство упущенной возможности. «Эх, вот если бы…» – начал я мысль, старую, как мир. Но вдруг она оборвалась. Это не было взрывом или сильным ударом боли. Это было похоже на то, как будто вселенная на мгновение мигнула. Палата, боль, старое тело – всё исчезло, не оставив даже воспоминания об исчезновении. Не было ни темноты, ни света.

Сознание ко мне вернулось с ощущением невероятной, потрясающей лёгкости и огромного прилива сил. Василий: нет, я уже не Василий. Я открыл глаза. Я лежал на чём-то твёрдом и прохладном. Не на больничной койке. На полу? Я сел, движение далось непривычно быстро, без хруста в суставах, одышки и боли в спине. Я осторожно осмотрелся. Не палата. Какое-то техническое помещение, похожее на усовершенствованный гараж. Стены из голого металла, мерцающие разноцветные лампочки, светились голубоватые экраны, парящие в воздухе голограммы с непонятными схемами. Воздух пах чем-то сладковатым и искусственным.

Я посмотрел на свои руки. Молодые. Сильные. На запястье – не часы, а сложный браслет с мигающими значками. На мне простая, но в то же время странная одежда из серого, эластичного материала. В голове всплыло имя. Чужое. Сергей Васильевич Миронов. Возраст тридцать пять лет. А затем меня захлестнула лавина других воспоминаний, обрывочных, но они лились в моё сознание как водопад: «техник-навигатор третьего класса… звездолёта „Скиф“… Гильдия вольных торговцев… срок поставки истекает через…»

– Миронов! Ты опять валяешь дурака? – раздался резкий голос из угла.

В дверном проёме стоял человек в похожей одежде, но с нашивками на плече. Лицо раздражённое. Инстинкт, отточенный за полвека, сработал мгновенно. Старая личность ушла в тень, как агент на явке в момент опасности. На поверхность всплыло то, что знал Сергей Миронов.

– Проверял контур стабилизации, – услышал я свой новый, бархатистый и уверенный голос. – Была аномалия. Всё в норме.

– Аномалия? – человек фыркнул. – У тебя в башке аномалия. Скиф отчаливает через два часа. Если твой гравикомп не будет работать, капитан вышвырнет тебя в шлюз без скафандра. Двигай!

Человек удалился. Я медленно поднялся на ноги. Тело слушалось идеально. Я подошёл к ближайшему блестящему корпусу агрегата и увидел своё отражение. Незнакомое лицо. Уверенный взгляд, твёрдый подбородок, в глазах – налицо не искажалось от боли и на нём не было усталости старика. Мысли неслись вихрем. Сейчас 3158 год. Будущее. Звёздные корабли. Вольные торговцы. Это не было похоже на мир из отчётов КГБ или книг его детства. Это была реальность. Грубая, технологичная, пахнущая смазкой и угрозой.

Но где-то в глубине, под слоями шока и чужих воспоминаний, шевельнулось старое, знакомое чувство. То самое, что он испытывал, получая первое задание. Не страх. Азарт. Жгучий, непозволительный азарт. Его миссия получается, не закончилась. Ему дали ещё один шанс. Но почему? Почему именно ему? Я повернулся к гравикомпу, мои новые пальцы сами потянулись к панели управления. «Аномалия…» – прошептал я про себя, и уголки моих новых губ дрогнули в подобии улыбки. Приключение, о котором я так мечтал в деревне, читая потрёпанные книжки советской фантастики, только что началось для меня. И, похоже, оно смертельно серьёзно. Но теперь у меня для этого было, молодое тело, острый ум и многолетний опыт старого волка.

«Ну что же, – подумал я, изучая голограммы навигационных маршрутов. – Начнём с гравикомпа. А там посмотрим».

Я чувствовал, как в моей груди закипает странная смесь: леденящий ужас произошедшего со мной и дикая радость. Я был жив. Я был снова в игре. Игра. Почему-то это единственное слово, которое крутилось в голове, пока я, уже как Сергей Миронов, шагал по узкому коридору «Скифа». Но это была игра с новыми, незнакомыми мне правилами, где моими фигурами были непроверенные воспоминания, а полем – стальная коробка, летящая сквозь ничто.

«Скиф» изнутри не напоминал гладкие интерьеры из старых фантастических романов. Это был настоящий трудяга, космический грузовик. Запах был его визитной карточкой: едкая озоновая гарь от перегоревшей проводки и контактов, сладковатая вонь рециркулированного воздуха, подпорченного дезинфектором, и вездесущий, почти успокаивающий запах машинного масла. Стены, пол и потолок были из серого металла. Повсюду – хаотичная паутина кабельных трасс, прикрытых решётчатыми панелями, мигающие индикаторные лампочки (красные, жёлтые, зелёные – как сигналы светофора для посвящённых) и люки с надписями, часть из которых моя новая память расшифровывала: «Грав-накопитель», «Реакторный отсек – ОПАСНО!», «Аварийный шлюз – 3».

Я шёл, и каждая деталь отмечалась, раскладывалась по полочкам в голове, как улики на столе следователя. «Профессиональная деформация, Василий Иванович» – усмехнулся я про себя. Старые привычки оказались прочнее нового тела. Моей первой целью был гальюн. Не из физиологической нужды, а по оперативной необходимости. Агенту надо знать своё новое лицо. Нашёлся он очень быстро, так как на одной из дверей была приклеена фотокарточка. Где мужчина, облачённый в чёрный комбинезон, справляет вою нужду стоя. Отсек оказался тесным, блестящим от хромированных поверхностей. Я заперся, упёрся руками в раковину и впервые внимательно посмотрел на себя в зеркало.

Смотрящий на меня мужчина был чужим, но… подходящим. Мне было тридцать пять лет, но выглядел я на все тридцать. Рост примерно сто семьдесят восемь сантиметров, как я в молодости, но куда более сбитое, спортивное телосложение. Не качок, а скорее бегун на средние дистанции: плечи широкие, но без лишней массы, мышцы прорисовывались под серой тканью комбинезона чётко, без излишеств. Лицо с правильными, даже немного аристократичными чертами, которые, однако, портила (или украшала?) пара небольших шрамов: один тонкой ниточкой над правой бровью, другой – едва заметный на подбородке. «Рабочие отметины Сергея Миронова» – предположил я. Волосы – густые, каштановые, беспорядочно падающие на лоб. И глаза… Голубые. Яркие, холодные, как зимнее небо. В них не было ни тени боли, ни усталости. Была настороженность. И неукротимый интерес. Интерес волка, попавшего в новую стаю. «Ну, Сергей Васильевич, – обратился я к отражению мысленно, по старинке. – Давай знакомиться».

Покинув гальюн, я отправился на командный мостик. Дверь с шипением отъехала в сторону, открыв панораму, от которой у меня, старого сухопутного зайца, на мгновение перехватило дыхание. Мостик Скифа был небольшим, залитым приглушённым синим светом. В центре стояло большое кожаное кресло капитана, подсказала мне память, массивное, с потрескавшейся обивкой. Перед ним был главный проекционный экран, сейчас показывающий схему корабля и счётчик обратного времени до отлёта. По бокам были три рабочих консоли, утопленные в панели, с мерцающими голограммами и физическими кнопками, видимо, на случай сбоев. Вдруг в память мне подсказала, что команда состоит из пять человек и одного робота синтетика. Моя новая память выдавала имена и должности, но не характеры. Пришло время заполнить мне эти пробелы.

Я посмотрел на капитана. Борис Лавров по прозвищу Борода. Он сидел в кресле, отвернувшись от всех, и что-то бубнил в аудиосвязь. Мужчина под шестьдесят, крепкий, как дубовый пень. Его знаменитая борода, седая и густая, больше походила на заросший кустарник. Лицо обветренное, с сеткой глубоких морщин, особенно вокруг глаз, которые сейчас были прищурены, изучая показания. На нём был поношенный коричневая кожаная куртка, надетая поверх комбинезона – явно личный талисман. Из памяти всплыло: бывший военный лётчик Галактического Флота, уволен за неподчинение идиотскому приказу. Летал на Скифе уже двадцать лет. Суров, но справедлив, терпеть не может бумажную работу. Свой в доску, если не лезть с советами по управлению кораблём.

Я перевёл свой взгляд вправо. Там стоял первый пилот и специалист по коммуникациям. Ух ты, женщина. На корабле? Память мне быстро подсказала Алиса Коршунова. Высокая, худая, с острыми чертами лица и стрижкой под мальчика цвета воронова крыла примерно двадцать восемь лет. Её длинные пальцы порхали над сенсорной панелью, настраивая что-то. Взгляд сосредоточенный, почти фанатичный. Из обрывков памяти: блестящий выпускник Академии, сбежала с престижного линейного крейсера на этот жестянолёт в поисках настоящих полётов и приключений. Неразговорчива, саркастична, с кораблём на ты. Интеллектуалка. Потенциально ценный союзник, если найти общий язык.

Рядом с ней стоял бортинженер. Геннадий Сысоев или просто Гена. Тот самый, что орал на меня в моём отсеке. Приземистый, мощный, с руками кузнеца и лицом, которое, кажется, навсегда застыло в выражении лёгкого раздражения. На вид ему было около сорока лет. Сейчас он копался в открытом потолочном люке, откуда сыпались искры и лилась отборная ругань, богатая техническими терминами и простонародными сравнениями. Нашлось и его досье в моей памяти: гений импровизации, может починить гипердвигатель куском жевательной резинки и медной проволоки, но его отчёты – это кошмар для бухгалтерии. Грубый, но руки золотые. Старый друг капитана. С ним надо наладить контакт, но осторожно.

Стрелок/штурмовик. Владислав Кожин по прозвищу «Ким». Он сидел на откидном сиденье у задней стенки, чистил что-то разобранное, по всей видимости, какое-то оружие. На вид тридцать или тридцать пять лет. Широк в плечах, с коротко стриженными волосами и спокойным, почти каменным лицом наёмника. Движения плавные, отточенные. Бывший солдат военного корпуса, ушёл в наемники после того, как его подразделение бросили без поддержки и выжил только он. Молчалив, говорит, только по делу. Смотрит на всех, в том числе и на капитана, оценивающе, как на потенциальную угрозу или цель. Профессионал. Очень опасен. Но его лояльность можно купить – не деньгами, а уважением к его навыкам и чёткостью поставленных задач.

И наконец синтетик КИ-7. Он просил обращаться к нему по имени Ки. Стоял у дальнего терминала, неподвижно как статуя. Его тело было гуманоидным, но без попыток имитировать человека до жути: матовый серый композит, голова лишена волос, с едва намеченными чертами лица, где светились два голубых фоторецептора вместо глаз. Он был тоньше и выше человека. Синтетики в этой эпохе, как подсказывала моя память, не были ни рабами, ни восставшими машинами. Они были разумными личностями, созданными для специфических задач, с ограниченными, конечно, но законными правами закреплённые в общей галактической хартии. По-моему, у них даже был свой профсоюз. КИ-7 отвечал за навигационные вычисления, логистику и анализ данных. Логичен, педантичен. Возможно, самый объективный член экипажа.

– Миронов! – рявкнул капитан не оборачиваясь. – Ты там в зеркало налюбовался? Гравикомп твой как?

Всё, кроме сосредоточенной Алисы, на секунду перевели на меня взгляд. Старый инстинкт меня не подвёл, сработал идеально. Я вошёл в роль Сергея. Не заискивающе, но с уважением, которого требует старший по званию и опыту.

– Капитан. Провёл полную диагностику. Аномалия была в фазовом выравнивателе, локальный сбой. Исправил. Система в зелёной зоне. К отлёту готовы.

Я говорил уверенно, вкладывая в голос ту самую бархатистую убедительность, которой научился за годы допросов и вербовок. Лавров, наконец, повернулся в мою сторону. Его маленькие, колючие глаза-щёлки изучали меня.

– Слышал, ты в ангаре валялся. Ударился?

– Сорвался с платформы, капитан. Случайность. Больше не повторится.

Он хмыкнул, и в этом хмыканий было что-то вроде одобрения. Человек, признающий ошибку, здесь ценился выше, чем тот, кто её скрывает.

– Ладно. Займи место у второй консоли. Поможешь Алисе сверить навигационные данные и с грузовой декларацией.

Я кивнул и прошёл к консоли. Алиса мельком взглянула на меня, её пальцы не остановились.

– Миронов. Пакеты три и семь показывают расхождение в массе на 0,003%. Проверь по мануалу гравикомпа, это его погрешность или ошибка в декларации.

– Хорошо, – ответил я, и мои новые, ловкие пальцы уже потянулись к интерфейсу.

Это был самый надёжный способ не думать о метафизике произошедшего – уткнуться в конкретные, понятные задачи. Мои новые пальцы, казалось, помнили, что делать лучше, чем моё сознание. Голограммы отзывались на касания, строки данных текли по голографическому экрану, как знакомые строчки. Расхождение в 0,003% оказалось хронической погрешностью гравикомпа Скифа, внесённой в судовой журнал ещё три рейда назад. Я отметил это в отчёте. Алиса, получив данные, лишь еле заметно кивнула – высшая форма похвалы в её исполнении. Тем временем обратный отсчёт на главном экране неумолимо съедал минуты. На корабле началась предстартовая лихорадка, знакомая мне по старым армейским временам перед крупной операцией, только вместо ржавых Уралов здесь был ржавый звездолёт.

– Гена, давление в магистралях третичного контура! – рявкнул капитан, не отрывая глаз от сводки.

– В норме, босс! – донёсся из люка приглушённый голос. – Но стыковочная муфта на последнем издыхании. Я говорил, что его нужно менять!

– Заменим. После доставки обязательно заменим. Ким посмотри и проверь наружные датчики.

Влад, не проронив ни слова, отложил чистое оружие и исчез в коридоре, двигаясь с тихой, хищной грацией. Я использовал суматоху, чтобы окончательно освоить местность. С разрешения Алисы я получил от неё кивок, на сей раз чуть более раздражённый я отлучился с мостика под предлогом окончательной проверки гравитационных ловушек в грузовом отсеке.

Грузовой отсек Скифа был его сердцем, брюхом и причиной существования. Он представлял собой огромную, пустующую сейчас пещеру с рифлёным полом для фиксации контейнеров. Высота – в двадцать метров. Воздух здесь был холоднее. По стенам, как лианы, тянулись шланги систем жизнеобеспечения, силовые захваты и мерцающие считыватели. В дальнем конце зиял массивный шлюз корабля, через который заглатывал и изрыгал грузы Скиф. Здесь царила гулкая, металлическая тишина, нарушаемая лишь скрипом корпуса на доковых захватах. Идеальное место для нежелательных встреч или тщательно планирования своих действий, аналитически отметил я. Старые навыки срабатывали автоматически.

На обратном пути я заглянул в камбуз – крошечную капсулу с синтезатором еды, вечно забитым до отказа, и парой потёртых кресел, прикрученных к полу. Здесь пахло дешёвым кофе и безнадёгой. Затем зашёл в жилой отсек – узкий коридор с шестью спальными капсулами, встроенными в стену, как каюты в поезде. Моя капсула, согласно браслету, была третьей слева. Я заглянул внутрь. Тесное пространство, складной столик, терминал для личных данных и маленький люк в потолке для аварийной эвакуации. Никаких личных вещей, кроме затёртого фото какого-то горного пейзажа на присоске у изголовья.

Вернувшись на мостик, я застал финальную подготовку.

– Всем занять места! Пристегнуться! – голос Лаврова не дрогнул, но в нём появилась та самая, знакомая по лётчикам стальная струна. – Ки, доложи статус.

Синтетик повернул голову, его голос был ровным, без эмоций, как диктор автоответчика, но с идеальной дикцией:

– Все системы в пределах норм. Доковые захваты отстыкованы. Планетарный контроль дал добро на выход. Координаты цели загружены. Предполагаемое время в пути при стандартном гиперпрыжке семьдесят два земных часа. Погрешность плюс-минус шесть часов.

– Слышим, – бросил Лавров. – Алиса, выводи нас. Плавно. Не хочу, чтобы у меня груз в отсеке перемешался.

– Поняла, капитан, – отозвалась Алиса. Её пальцы замерли на джойстиках ручного управления.

Раздался глубокий, сокрушающий гул, исходивший, казалось, из самого остова корабля. Скиф содрогнулся, и меня мягко прижало к креслу. На экране внешних камер стальная стена дока поплыла вниз, сменившись чернотой космоса, усыпанной не мерцающими, а неподвижными, яркими точками звёзд. Никакой голубизны земли, которой я инстинктивно ждал. Только бездна. Холодная, величественная и бесконечно равнодушная.

Сердце на мгновение ушло в пятки. Древний, животный страх сковал меня на секунду. Но тут же его сменила волна такого же древнего, ликующего восторга. Я в космосе. Чёрт возьми, я В КОСМОСЕ!

– Стабилизация на орбите, – доложила Алиса. – Готовы к прыжку.

– Гена? – Лавров обернулся к инженеру, который, потный и довольный, уже выбрался из люка.

– Реактор мурчит как котёнок, капитан. Гипердвигатель работает.

– Отлично. Ки, вводи координаты. Планета Аурум-4. Система Гелиос-Бета.

– Ввожу, – отозвался синтетик. – Напоминаю: Аурум-4 – планета, класса рудник-колония с разреженной, но пригодной для дыхания человека атмосферой. Основная деятельность на планете, добыча редкоземельных металлов. Правление корпоративный-совет космической корпорации «Хеприкс Индастриз». Уровень безопасности: средний. Риски: повышенная геологическая активность, периодические пылевые бури, высокая вероятность встретить пиратов.

– Спасибо за веселящую надежду справку, – проворчал Лавров. – Всем приготовиться. Прыжок на десять. Девять…

Всё произошло не так, как я ожидал. Не было оглушительного рёва, не было звёзд, превращающихся в единую линию. Мир за иллюминаторами словно сморщился, сжался в точку, а затем развернулся снова, но уже другим узором. Звёзды прыгнули на новые места. В животе неприятно ёкнуло, в висках на секунду загудело. И всё.

– Прыжок завершён, – сообщил Ки. – Мы в системе Гелиос-Бета. До Аурум-4 шестьдесят восемь часов.

– Ну вот и отлично, – кряхтя, отстегнулся капитан. – Стандартный вахтенный график. Гена, иди свой движок ублажай. Ким, свободен. Алиса, проведите с Мироновым основную диагностику систем, если он ещё не забыл, как это делать после своего падения. А то опять какую ни будь аномалию найдёт на свою голову.

В его голосе прозвучала незлобивая насмешка. Я поймал взгляд Алисы. В её глазах промелькнуло что-то вроде усталого сочувствия ко мне.

– Пойдём, Миронов. Покажу, как не умереть от скуки в транзите и что делать, если «Хеприкс» решит нас кинуть.

Я последовал за ней, мысленно усмехаясь. Скука? О, милая девушка. У меня как раз появилось дел по горло. Некогда здесь скучать. Мне предстояло за трое суток сделать невозможное: изучить корабль так, чтобы знать его лучше прежнего хозяина. Понять мотивацию каждого члена экипажа, найти их слабые и сильные места. Разобраться, как устроена эта новая, дикая вселенная с её Гильдиями, корпорациями и синтетиками. И главное – выяснить, что за груз мы везём на Аурум-4.

– Вот здесь, – Алиса ткнула пальцем в схему на планшете, – мы можем мониторить энергопотребление всех систем в реальном времени. Если гравикомп снова начнёт капризничать, ты увидишь скачок именно на этой линии. Понятно?

Мы находились в тесном отсеке, который Алиса называла техническим лабиринтом, мы стояли в узком проходе между двумя рядами гудящих серверных стоек. Свет был приглушённым, а воздух гудел от кулеров. Идеальное место для приватного разговора, если знать, как подступиться.

– Понятно, – кивнул я, стараясь выглядеть сосредоточенным. Потом нарочно потёр виски. – Всё логично. Просто… голова до сих пор гудит после этого падения. Иногда кажется, что я помню каждый болт на корабле, а иногда путаюсь в элементарном. Стыдно, конечно.

Алиса посмотрела на меня, и в её глазах, обычно таких острых, промелькнуло нечто вроде понимания. Она откинулась на одну из стоек, скрестив руки.

– С каждым бывает, Миронов. Особенно после стычки с твердосплавным полом. Что именно путаешь?

Рыбка клюнула. Теперь главное – не спешить и не переиграть.

– Контекст, – честно сказал я, что было истиной. – Вроде помню, зачем мы летим на Аурум-4, помню про Хеприкс. А вот что именно везём, а не их корпоративный флот не помню? И почему такие жёсткие сроки? В голове обрывки, а общей картины нет. Как будто читаю инструкцию, вырвав из неё половину страниц.

Алиса фыркнула, но без злобы. Скорее, с долей циничного одобрения.

– Значит, стукнулся не зря. Если начал задавать правильные вопросы. Ладно, слушай. – Она понизила голос, хотя вокруг, кроме серверов, никого не было. – Мы везём не просто контейнеры с гайками. Мы везём биостабилизаторы для геотермальных скважин. Спецзаказ, штучный товар, очень дорогой. Хеприкс на Аурум-4 бурит так глубоко, что без этой штуковины плавится даже их сверхпрочная техника. А сроки… – она сделала паузу, выбирая слова. – Сроки, потому что у них там, на планете, маленький бунт намечается. Шахтёры устали от условий, корпорация накручивает нормы, оплату снижает. Один из их главных карьеров – Вулкан Сор вот уже третий день простаивает. Если мы не доставим стабилизаторы вовремя и скважину сорвёт, будет не бунт, а катастрофа на полпланеты. И Хеприкс очень не хочет, чтобы об этом узнали конкуренты или, не дай бог, галактическая Торговая Инспекция. Потому и наняли нас, неприметных вольных торговцев. Понимаешь теперь нашу спешку?

Я понимал. Понимал прекрасно. Это была классическая операция под прикрытием. Доставить критически важный груз в зону потенциального конфликта, сохраняя видимость нейтралитета. Моя старая кровь заиграла.

– Значит, нас могут встретить не с цветами, – констатировал я.

– Цветами? – Алиса усмехнулась, и в этой усмешке было что-то горькое. – Нас, скорее всего, встретят сканеры, проверки на таможне до потери пульса, а потом ещё и попытаются сбить цену, сославшись на форс-мажорные обстоятельства. Капитан это знает. Поэтому и взял в рейд Кима. На случай если переговоры пойдут… не по плану.

– А мы, – осторожно спросил я, – мы на чьей стороне? Формально.

– На стороне контракта, дурак, – ответила Алиса, но уже без раздражения. – Гильдия вольных торговцев продаёт услуги, а не совесть. Мы доставляем груз. Что там Хеприкс делает с шахтёрами – это их внутреннее дело. Хотя… – она на мгновение задумалась. – Капитан говорит, от этой затеи пахнет подставой. Так что, если будут сильно давить, он может и сорваться. А тогда… ну, ты видел Кима в деле?

– Не доводилось, – честно признался я.

– И не надо. Лучше один раз увидеть, чем сто раз… ну, ты понял. Главное – не попадаться ему на пути. Он незлопамятный. Он просто… убьёт, перешагнёт через труп и пойдёт дальше.

Я кивнул, переваривая информацию. Картина прояснялась. Скиф был не просто грузовиком. Он был игроком на тонком льду корпоративных игр. Идеальная среда для человека с моим опытом.

– А синтетик? Ки? – спросил я, переходя к следующему интересующему меня объекту. – Он всегда такой… отстранённый?

– Ки – это Ки, – пожала плечами Алиса. – Он следует логике и пунктам контракта. Для него мы, экипаж, – переменные в уравнении успешной доставки. Но не обманывайся. Он за корабль. Если нужно будет выбрать между приказом капитана и спасением Скифа, он выберет корабль. У него своя логика.

– Понятно, – пробормотал я. Рациональный и неподкупный компьютерный разум, потенциально опасный в критической ситуации.

– Ладно, хватит трёпа, – Алиса выпрямилась. – Голова прояснилась?