Полёт Бекаса

Глава 2

Слова Алисы о форс-мажоре, о Киме, о холодной логике Ки. Я впитывал всё, как сухая губка, сортируя информацию в отсеки ума: оперативные данные, психологические портреты, потенциальные угрозы. Работа спасала от метафизического ужаса. Пока я действовал, анализировал, строил гипотезы, мне некогда было сходить с ума от осознания собственного прыжка сквозь время. Через пять часов, проведённых в лабиринте кабелей и голограмм, мои ноги гудели, а в глазах стояла рябь от мигающих индикаторов. Тело Сергея Миронова было выносливым, но не безграничным. Алиса, заметив мою бледность или то, что я принял за бледность в новом лице, резко прервала экскурсию по системам жизнеобеспечения.

– Всё, хватит. Иди спать, Миронов. Ты зеленее, чем контур охлаждения после прыжка. Завтра продолжим.

– Да я в порядке, – попытался я возразить по привычке, но голос выдал усталость.

– Приказ, а не предложение, – парировала она без улыбки. – У нас ещё двое суток полёта, а потом посадка и, возможно, беготня. Тебе понадобятся силы. Не подведи экипаж.

Этот последний аргумент подействовал на меня. «Не подвести команду» – это был язык, который я понимал без перевода. Я кивнул и направился к жилому отсеку.

Капсула встретила меня тем же аскетичным полумраком. Я скинул комбинезон, оставшись в лёгком нижнем белье из того же эластичного материала, и плюхнулся на узкий матрац. Мышцы приятно ныли – не от изнуряющей боли рака, а от здоровой, честной усталости. Я закрыл глаза, пытаясь выкинуть из головы круговерть образов: звёзды за иллюминатором, жёсткое лицо Лаврова, плавные движения Кима. Именно тогда браслет на моём запястье – немой свидетель моего нового существования – мягко, но настойчиво завибрировал.

Я открыл глаза. На внутренней стороне предплечья, где обычно были бы мои механические часы, светился прямоугольник текста. Сообщение. Не судовое, не от Алисы или Гены. Оно было зашифровано иным, чуждым корабельным системам кодом. И адресовалось не Сергею Миронову. Я нажал на иконку.

«Бекас. Вы пропустили очередной сеанс связи. Сообщите причину задержки. Трианон. Код 7-альфа».

Эти слова обожгли моё сознание, как удар током. Глубоко запрятанный, запечатанный слоями чужой памяти сейф вдруг щёлкнул, и его содержимое хлынуло наружу. Я вскрикнул от внезапной боли – не физической, а ментальной, сокрушительной. Сжал голову руками, но это не могло остановить лавину. Бекас это был я. Мой позывной. Не Сергей Миронов, техник-навигатор. А Бекас, агент внешней разведки Российской Империи. Земной цивилизации человечества. Картинки замелькали, чёткие, как кадры кинохроники: холодный зал с голографическими картами галактики. Мужчина в строгом, тёмном мундире с погонами, чьё лицо я не мог разглядеть. «Ваша легенда, вы Сергей Миронов. Гильдия вольных торговцев. Ваша цель – Аурум-4». Тренировочный полигон под синим куполом, имитирующим чуждую атмосферу. Я в скафандре, ловко разбираю и собираю незнакомый бластер, стреляю по движущимся мишеням. Инструктор хмуро кивает мол, приемлемо. Затем кабина симулятора звездолёта, трясущаяся от вибрации. Я, весь в поту, провожу Скиф. Нет, другой корабль, но принцип тот же, через поле астероидов. Голос в наушниках: «Пилотирование на уровне выше среднего. Для техника – отлично. Для агента – минимум». И главное: задание. Чёткое, железное: «Установить природу груза, перевозимого кораблём Скиф по контракту с корпорацией „Хеприкс Индастриз“. Выйти на связь с агентом „Кузнец“ на Аурум-4. Выяснить истинные планы корпорации в системе Гелиос-Бета. Хеприкс является инструментом Западного Демократического Блока. Их деятельность может угрожать интересам Империи в этой системе».

Российская Империя. Земля. 3158 год. Глобальное человечество расселилось по галактикам. Но та же старая песня, знакомая мне, геополитические игры, только теперь это была не холодная война, а война, перенесённая к звёздам. И я… я вновь был её солдатом. Вернее, её шпионом. Поток воспоминаний схлынул так же внезапно, как и нахлынул, оставив после себя леденящую. Я сидел, опершись спиной о холодную стену капсулы, и дрожал мелкой дрожью. Не от страха. От колоссального давления двух жизней, двух личностей, спрессованных в одном черепе.

Я вновь посмотрел на сообщение. Трианон. По всей видимости, это был мой куратор. Наверняка сидит в уютном кабинете где-то на орбитальной станции Земли или Луны и нервно постукивает пальцами по столу. Его агент молчит. Собравшись с мыслями, я начал раздумывать. Что я мог ему ответить? «Извините, товарищ куратор, я только что воскрес из мёртвых в теле вашего агента после полувековой карьеры в вашем же ведомстве, но в другом тысячелетии. Чувствую себя прекрасно, продолжаю выполнять задание»?

Горькая, почти истерическая усмешка вырвалась у меня наружу. Азарт, который я чувствовал с момента пробуждения, приобрёл новое ощущение. Это была не просто авантюра. Это была миссия. Настоящая, смертельно опасная миссия разведчика. Та самая, о которой я мечтал мальчишкой. Вот только в книжках агенты не оказывались в положении Франкенштейна, собранного из обломков разных судеб. Я поднял руку, мои новые, чужие пальцы замерли над голографической клавишей, спроецированной браслетом. Что отвечать? Правду исключено. Значит, нужно продолжать игру. Как всегда. Я набрал короткий, отрывистый ответ, стараясь имитировать скупой стиль, который, как подсказывала моя память, был у Бекаса:

«Трианон. Сбой оборудования после нештатной ситуации при старте. Повреждён персональный коммуникатор. Восстановление в процессе. Продолжаю выполнения задания. Груз, гиростабилизаторы для геотермальных скважин. После контакта с агентов выйду на связь. Бекас».

Я отправил сообщение и выключил проекцию. В тишине капсулы было слышно только моё дыхание и отдалённый гул двигателей где-то в глубине корабля. Так. Значит, всё это мне не сниться. Тогда что это? Милость вселенной. В данный момент это неважно. Теперь у меня были цели. Был чёткий приказ. Играть роль Сергея Миронова для экипажа Скифа. Выполнять задание для Империи. И, главное, выяснить, в чём состоит моя основная задача, так как инструкции были у моего контакта на планете. Место встречи он сообщит, когда мы приземлимся.

Первые два пункта сошлись в одной точке: Аурум-4 и груз. Гиростабилизаторы. Слишком просто для того, чтобы из-за них затевать такой сыр-бор. Значит, в них что-то ещё. Или они – лишь прикрытие. Я медленно выдохнул, чувствуя, как дрожь уходит, сменяясь холодной, привычной сосредоточенностью. Страх отступил. Осталась работа. Сложнейшая, многоуровневая работа, для которой у меня теперь было не только пятьдесят лет опыта службы в КГБ, но и тренировки агента звёздной эпохи, и молодое, сильное тело.

Завтра нужно будет незаметно проверить данные на коммуникаторе. Возможно, в нём есть ещё что-то, кроме, связи с Трианон. А вечером, в камбузе, сто́ит попробовать ненароком подкинуть Гене разговор о необычных модулях в грузовых контейнерах. Инженер любит побурчать о технических несуразностях. Я потушил свет в капсуле и улёгся, глядя в потолок, за которым гудела стальная плоть корабля, уносящего меня к чужой планете. Игра усложнилась. Стала втрое опаснее. Но и втрое интереснее. Впервые за многие годы я чувствовал не просто азарт, а предназначение. Я был шпионом. Снова. И на этот раз ставки были выше, чем когда-либо. На кону была не карьера и негосударственные секреты. На кону было само понимание того, кто я есть. «Ну что же, – подумал я, закрывая глаза. – Добро пожаловать в будущее, полковник Каменцев». И с этой странной мыслью, в умиротворяющей в своей чудовищной сложности, я провалился в сон.

Сон был беспокойным и прерывистым. В нём я был-то в стерильной палате, где вместо Леночки входил Ки с капсулами в руке и бесстрастно говорил: «Ваше время истекло. Удалитесь из системы». То хромал по коридорам КГБ, но дверь в кабинет начальника вела в пыльный, залитый оранжевым светом камбуз Скифа. Всё сливалось в одну тревожную, нервную кашу. Я проснулся от сигнала браслета. Сухой, механический голос сообщил, что наступило утро по корабельному времени и пора заступать на вахту. Времени на раздумья не было. Войдя в роль, я, умывшись ледяной водой роскошь, о которой я в палате мог только мечтать. Натянул комбинезон и отправился на мостик. Скиф плыл в гиперпространстве, и на главном экране мигала лишь абстрактная голограмма маршрута. Капитан Лавров дремал в своём кресле, борода растрепалась, куртка расстёгнута. Гена копался у открытой панели, что-то ворча на проводку. Влад – Ким – сидел на своём месте, неподвижный как истукан, но его глаза, холодные и оценивающие, отслеживали всё на мостике. Он кивнул мне, когда я вошёл. Минимальный, профессиональный жест. Ни больше, ни меньше. Алиса была уже на месте. Она бросила на меня быстрый взгляд.

– Выспался? Цвет лица лучше.

– Как новенький, – бодро солгал я, занимая место у своей консоли. – Что по графику?

– Рутинная диагностика. И… – она понизила голос, – капитан хочет, чтобы ты и Гена визуально проверили крепления груза. После прыжка иногда бывают сюрпризы.

– Понял, – сказал я, и внутри что-то ёкнуло. Хорошая возможность! Гена, услышав своё имя, вылез из-под панели, вытирая руки жирной ветошью.

– Опять? Да там всё держится, я сто раз смотрел. Ну ладно, – махнув рукой и, сложив аккуратно тряпку, повесил её на перила, посмотрел на меня и продолжил. – Пойдём, новичок. Только не мешай и не лезь под силовые балки.

Мы вдвоём покинули мостик. Через пять минут мы входил в грузовой отсек. В режиме полёта он выглядел ещё более зловещим. Огромное, пустое пространство, освещённое лишь аварийными лампами по краям, гудела система поддержания давления. Двенадцать массивных контейнеров, каждый размером с небольшой дом, были закреплены в центре на магнитных платформах. От них тянулись жгуты кабелей и толстенные шланги – те самые системы жизнеобеспечения.

– Вот они, красавцы, – проворчал Гена, обходя первый контейнер. – Цена каждого – больше, чем весь наш ржавый Скиф. Да если быть честным, весь наш экипаж в придачу.

– Выглядят… солидно, – заметил я, стараясь не показать в своём голосе заинтересованности. – А что внутри, кроме стабилизаторов? Какая-нибудь дополнительная начинка? Системы слежения, защиты?

Гена фыркнул.

– Защита? Да от кого? От нас? Здесь помимо стандартных транспондеров стоят датчики колебаний, температуры и давления. И соленоидные замки, которые вскрываются только по коду от Хеприкс. Попробуй сунься и тебя или током шарахнет, или красителем обольёт, который потом месяц не отмоешь. Или и то и другое сразу.

– Умно, – сказал я, делая вид, что проверяю крепление магнитной платформы. – А по массе всё сходится? Нет ощущения, что они… ну, тяжеловаты для своего объёма?

Инженер остановился и посмотрел на меня прищуренными глазами.

– Ты о чём, Миронов? Опять аномалии ищешь? Масса вписывается в декларацию с их погрешностью. Да, вес приличный. Но если бы они везли внутри вольфрамовые болванки, это было бы ещё тяжелее. – Он постучал костяшками пальцев по бронированному борту контейнера. Звук был глухой, ровный. – Нет, парень. Здесь именно то, что заявлено. Дорогущая хрупкая биотехника. Вся фишка в том, как её доставить целой и в срок. А не в том, что там.

Его уверенность была искренней. Гена не видел подвоха в грузе. Он видел инженерную задачу: довести хрупкий прибор до точки А. Это многое говорило. Либо груз и правда чист, либо Хеприкс постарался на славу, чтобы даже такой дотошный технарь ничего не заподозрил. Мы обошли все контейнеры. Я запоминал каждую деталь: маркировку, расположение датчиков, тип замков согласно всколыхнувшейся памяти Бекаса, их взломать можно, но нужен специнструмент, которого у меня сейчас нет. На первый взгляд я не увидел ничего явно криминального. Но щемящее чувство неправды не отпускало меня. Слишком много шума из-за, казалось бы, рядовой промышленной поставки. Возвращаясь на мостик, мы зашли в камбуз налить себе по стаканчику кофе. Синтезатор выдал две кружки мутной, отдающей пластиком жидкости. Но это был кофе. Настоящий, горячий кофе. Я сделал маленький глоток, наслаждаясь простым ощущением.

– Лавров говорил, ты головой стукнулся, – неожиданно сказал Гена, усаживаясь на скрипящее кресло. – Память не поплыла?

Вопрос был задан спокойно, но глаза инженера смотрели прямо и цепко.

– Поплыла, но встаёт на место, – парировал я, пожимая плечами. – Знаешь, как бывает: на секунду всё вылетает, потом возвращается. Стыдно, конечно.

– Со всеми бывает, – кивнул Гена, но его взгляд не ослабевал. – Только смотри… Ты у нас навигатор. Если в голове каша, лучше сразу скажи. А то влетим мы в какую-нибудь гравитационную аномалию или на пиратов наткнёмся. Капитан хоть и брюзга, но на свою команду в обиду не даст. А вот если из-за чьей-то забывчивости или ошибки корабль под удар попадёт… – Он недоговорил, но смысл был ясен.

– Голова в порядке, – твёрдо заявил я, встречая его взгляд. – За корабль и экипаж могу поручиться. За себя тем более.

Гена немного помолчал, затем хмыкнул и поставил кофе, так и не отхлебнув ни разу.

– Ладно. Верю. Ты всегда был тихоней, но на тебя можно было положиться. Главное, чтобы и дальше так было.

Это был важный момент. Я прошёл первую, негласную проверку. Не со стороны капитана, а со стороны старой гвардии корабля. Гена принял моё объяснение. Теперь главное – не давать поводов для новых сомнений.

Весь день прошёл в рутине. Я помогал Алисе калибровать сенсоры дальнего обнаружения, сверял данные с показаниями Ки. Синтетик был безжалостно точен и тут же указывал на малейшие несоответствия, бегал по поручениям. А я наблюдал. Лавров был похож на медведя в берлоге: бо́льшую часть времени спал или ворчал на рапорты, но в его редких, отрывистых командах чувствовалась железная хватка. Алиса была сконцентрирована на работе, но я ловил на себе её украдкой брошенные взгляды – изучающие, аналитические. Ким… Ким просто был. Присутствовал. Как скала.

К вечеру, как я и планировал, я оказался в камбузе одновременно с Ки. Синтетик не нуждался в еде, но иногда приходил проверить логистику расходных материалов или, как подозревали некоторые, просто послушать разговоры экипажа, занимался сбором данных.

Я синтезировал себе тарелку чего-то, напоминающего тушёную говядину с картошкой, вкус, конечно, был далёк от оригинала, но съедобно. Получив свою порцию, я сел за столик.

– Ки, – обратился я к нему, стараясь звучать нейтрально-деловито. – Вопрос по грузу. В декларации указан усреднённый коэффициент температурного расширения для контейнеров. Но для точной настройки систем отсека мне нужны точные данные по каждому. У тебя есть доступ к спецификациям Хеприкс?

Синтетик повернул ко мне свою гладкую голову. Голубые огоньки-глаза мерцали.

– Запрос логичен. Однако в спецификации груза предоставлена корпорацией в урезанном виде. Полные технические данные засекречены. Мои расчёты систем жизнеобеспечения основаны на предоставленных усреднённых значениях с запасом прочности в пятнадцать процентов.

– Понятно. Секретность, – кивнул я, как будто это было ожидаемо. – А как ты оцениваешь риски самой доставки? С точки зрения логистики и вероятности внешнего вмешательства.

Ки замер на секунду, обрабатывая вопрос.

– Риски оценены как повышенные. Основания, следующие: сжатые сроки, характер груза критически важный для инфраструктуры заказчика, политическая нестабильность на Аурум-4. Вероятность попытки перехвата груза конкурентами или незаконными группами составляет двадцать две целые и тридесятых процента. Вероятность технических сбоев при разгрузке в условиях геологической активности составляет восемнадцать целых и семь десятых процента. Вероятность невыполнения контракта по вине заказчика и снижение оплаты составляет тридцать три целых и одну десятую процента.

Цифры лились из него ровным, бесстрастным потоком. Это была машина, оценивающая вероятности. И его оценка подтверждала: эта поездка как прогулка по минному полю.

– Спасибо, – сказал я. – Буду иметь в виду.

– Выполнение служебных обязанностей является моей оптимальной задачей для минимизации рисков, – констатировал Ки и, закончив тихо вышел.

Я остался один с тарелкой синтетической тушёнки. Цифры Ки висели в воздухе. Самый высокий процент Ки давала на подставу от Хеприкс. Не самые утешительные шансы. Но у меня теперь была не только роль техника. У меня была своя цель. И первый шаг был ясен: связаться с агентом Кузнецом. Он должен был знать больше. О грузе. О реалистичных планах Хеприкс. Я доел безвкусную еду, убрал посуду в утилизатор и посмотрел на чёрный иллюминатор, в котором отражалось моё новое лицо. Голубые глаза смотрели на меня с холодной решимостью.

Следующие сутки полёта были подобны густому, тягучему сиропу. Время в гиперпространстве текло странно: снаружи его не существовало, внутри оно тянулось бесконечно. Скиф был стальным пузырём, затерянным во времени, и его экипаж вёл себя, соответственно, впал в подобие спячки. Моё наблюдение продолжалось. Я заметил, что у каждого члена экипажа был свой ритуал убийства времени. Гена, например, с упоением ковырялся в двигателях, хотя, по его же словам, всё работало. Это было его медитацией. Алиса решала на личном планшете сложные головоломки – астронавигационные задачи вроде: проложи маршрут через нейтронную звезду с учётом гравитационного притяжения большой звезды. Её брови то сходились в тонкую, сосредоточенную складку, то удивлённо поднимались. Влад часами сидел неподвижно, но его пальцы время от времени совершали быстрые, отточенные движения, это были виртуальные тренировки с оружием, как подсказала мне память. Капитан Лавров читал. Не голограммы, а настоящую, потрёпанную бумажную книгу с мелким шрифтом. Я как-то разглядел название: «Психология массовых беспорядков в условиях ограниченных ресурсов». Он ворчал, делал пометки карандашом и закуривал вонючие самокрутки, несмотря на протесты системы вентиляции.

Моим ритуалом стало изучение браслета-коммуникатора. Во время отдыха в своей капсуле я активировал скрытые протоколы. Память агента постепенно возвращалась, как навык езды на велосипеде. Браслет был шедевром шпионской техники Российской Империи. Помимо, зашифрованного канала с Трианон, в нём был сканер широкого профиля. Очень полезная функция для обнаружения подслушивающих устройств. Помимо этого, там был встроен анализатор материалов, который мог бы мне пригодиться для сканирования груза и, что самое интересное, ограниченный модуль взлома любых типов замков. Соленоидные замки Хеприкс были ему по зубам, но для работы требовался физический контакт и минут десять времени для взлома. Это была очень хорошая новость. Плохая новость пришла от самого браслета вечером вторых суток. Короткое, безличное сообщение от Трианона: «Код подтверждения последней передачи не совпадает с эталонным образцом Бекас. Повторите проверку личности. Биометрический сканирующий луч будет направлен на вас в течение 10 секунд. Не двигайтесь».

Вот чёрт, – мелькнуло у меня в голове. Я забыл про какую-то идиотскую подпись агента, которую тот должен был вкладывать в каждое сообщение. Неподвижно лёжа на койке, я почувствовал лёгкое тепло в области запястья. Браслет испускал невидимый луч, считывающий отпечатки пальцев, рисунок вен, ритм сердца и, вероятно, ещё дюжину параметров, о которых я не знал.

В голове зароились мысли. Что, если он не пройдёт проверку? Ведь я не настоящий Бекас. Но тело-то было его! Те же самые вены, те же отпечатки, та же сетчатка глаза. Тепло исчезло. Прошла минута томительного молчания. Затем сообщение: «Биометрия подтверждена. Отклонения в нейронных паттернах объясняются последствиями физической травмы. Рекомендовано провести самодиагностику по протоколу „Дельта“. Связь будет восстановлена после успешного выхода на „Кузнеца“. Трианон».

Я выдохнул. Пронесло. Моё якобы падение с платформы оказалось идеальным прикрытием для любых странностей в поведении. Удачливая случайность или часть плана? Загадка на загадке. Оставались последние сутки перед выходом из гиперпространства. Напряжение нарастало, как давление перед грозой. Даже невозмутимый Ки стал проводить дополнительные проверки систем корабля. Алиса то и дело вызывала на экран-карту системы Гелиос-Бета, изучала маршруты патрулей корпоративной безопасности и серые зоны, где любили охотиться пираты.

Вечером за синтезированным ужином, состоялся неформальный брифинг. Все, кроме Ки, собрались в камбузе. Капитан Лавров, отложив книгу, вывалил на стол кучу распечатанных бумаг – архаично, но, видимо, надёжно с точки зрения защиты от взлома.

– Итак, – начал он, хмуро оглядев нас. – Завтра в десять тридцать утра по корабельному выходим в нормальное пространство. Через четыре часа мы подходим к Аурум-4. Алиса, что по обстановке?

– Тишина, капитан, – отозвалась она, не отрываясь от планшета. – Корпоративные патрули на стандартных орбитах. Никаких аномальных передвижений флота. Эфир чист, кроме стандартного коммерческого трафика и переговоров шахтёрских профсоюзов на планете. Последние… весьма экспрессивны.

– Не сомневаюсь, – проворчал Лавров. – Гена, корабль?

– Напряжён, как струна, но держит, – инженер отхлебнул из своей кружки что-то мутное и крепко пахнущее. – Стыковочные узлы готовы. Системы жизнеобеспечения груза в зелёной зоне. Если только эти яйцеголовые из Хеприкс не решат погреть нам мозги своими сканерами пятого поколения.

– Погреют, – без тени сомнения заявил Влад. Он сидел в углу, по-прежнему неподвижный, но его голос был тихим и чётким, как удар лезвия. – Стандартный протокол. Внешний осмотр, сканирование на скрытые отсеки, проверка документов и биометрии экипажа. Займёт час. Два, если захотят потянуть время.

– Насчёт времени у них строго, – заметил я, осторожно вступая в разговор. – Скважина ждёт. Думаю, не станут затягивать просто так.

Все посмотрели на меня. Я продолжал, обращаясь к капитану:

– Капитан, а если они попробуют сбить цену, ссылаясь на… – я взял секундную паузу, обдумывая свои слова. – Ну, предположим, что из-за нестабильной ситуации на планете, они попросят скинуть груз в другую точку? Как будто это наш риск.

Лавров усмехнулся, и в этой усмешке было что-то волчье.

– Пусть попробуют. У нас контракт. Железный. С прописанными штрафами за задержку с их стороны. И с очень интересным пунктом о форс-мажоре, который включает действия третьих лиц, включая протестующие группы. Мы не виноваты, что у них там шахтёры бунтуют. Мы везём груз. Хотят получить его пусть платят. Всё, точка.

– А если не заплатят? – спросил Гена, постукивая пальцами по столу.

В ответ капитан лишь перевёл взгляд на Влада. Тот медленно, почти незаметно кивнул. Ни слова не было сказано, но атмосфера в камбузе на мгновение стала ледяной. Я понял. Скиф был грузовиком, но не беззубым. Ким был их козырем. Крайним, но эффективным.

– Миронов, – капитан обратился ко мне. – Твоя задача всегда быть рядом с консолью гравикомпа во время стыковки и разгрузки. Любой сбой, любая аномалия в показаниях и сразу докладываешь мне. Не пытайся чинить сам. Понятно?

– Понятно, капитан.

– Отлично. Всем отдыхать. Завтрашний день будет долгим.

Мы разошлись. Я вернулся в капсулу, но спать не хотелось. Через экран в потолке, показывающий симуляцию внешней камеры, было видно лишь мерцающую абстракцию гиперпространства. Я проверил браслет ещё раз. В его памяти была зашифрованная метка для первого контакта: стандартный коммерческий терминал в портовой зоне, публичная сеть. Нужно будет отправить пакет данных с кодом «Калибр». Ответ придёт с указанием места и времени встречи. Примитивно, но надёжно. Лёжа в темноте, я слушал гул корабля. Это был звук моей новой жизни. Он заменил жужжание больничной аппаратуры. И вместо ожидания конца я теперь ждал начала. Страх окончательно переплавился в сосредоточенную энергию. Я был готов. Готов играть роль техника. Готов выполнять задание агента. «Ну что, Василий Иванович, – мысленно сказал я себе. – Завтра сходим в разведку. Посмотрим, на что способны мы оба в этом новом, дивном мире». И с этой мыслью, наконец-то, уснул.