
Орсанар ступил на порог, и холодный, насыщенный влагой воздух ударил ему в лицо.
– Я не стану мешать твоему уединению, – сказал Ранор, оставаясь снаружи. – Буду ждать тебя здесь, чтобы сопроводить в покои.
Старый мудрец лишь кивнул, и шагнул вглубь зала. Двери за ним тихо и плавно закрылись, отрезав его от внешнего мира и оставив наедине с древней тайной.
Глава 6

Габриэлла стояла на коленях, её тело, ещё мгновение назад бывшее воплощением неукротимой воли, теперь безвольно поникло. Она уперлась ладонями в холодный, безжизненный пепел, и её пальцы, ещё секунду назад пылавшие золотыми узорами, теперь дрожали от перенапряжения. Она закрыла глаза, и узоры уже покинули её, оставив лишь кожу, покрытую тонким слоем серой пыли. Её грудь тяжело вздымалась, каждый вдох был глубоким и прерывистым, но с каждым следующим выдохом её дыхание становилось чуть спокойнее, чуть ровнее, возвращаясь из мучительного истощения к привычной бодрости.
Рядом Ли и Сун, которые рухнули на колени, ввалившись вслед за ней за барьер, теперь перекатились и уселись на мёртвую землю. Их позы зеркалили друг друга с почти пугающей точностью: одна нога была согнута в колене, ступня твёрдо стояла на пепле, вторая – полусогнутая, лежала на земле, слегка заходя под первую. Их руки, также идентичные, были упёрты в колени, и спины были сгорблены от усталости. Они дышали тяжело, хрипло, и казалось, что Габриэлла вытянула из них не просто Силу, а самую суть их жизней, оставив лишь пустые, измождённые оболочки. Их плащи, покрытые пылью, бессильно распластались по земле.
Аврора стояла над ними, пиля спину Габриэллы пронзительным, раскалённым до бела взглядом. Её собственное тело было напряжено, как тетива, каждый мускул готов был взорваться. Она сжимала кулаки так, что костяшки побелели, и её гнев был почти осязаем – горячий, густой, готовый излиться потоком яростных слов. Но она сдерживала себя, давая сестре эти драгоценные, тягучие секунды, чтобы прийти в себя после побега и ярости отца. Не из милосердия, а лишь для того, чтобы её собственный, выстраданный и накипевший гнев обрушился на голову Габриэллы с полной, сокрушительной силой.
Изабелла стояла чуть поодаль, молчаливая и неподвижная. Её взгляд, полный беспокойства и нетерпения, был прикован к сестре. Вопросы, которые она жаждала задать, уже танцевали на кончике её языка, готовые высыпаться градом, требовательные и обжигающие. Она видела их измождение, чувствовала исходящую от них волну боли и истощения, но её собственная тревога за будущее была сильнее.
Ожидание растягивалось, становясь тяжелее, гуще, невыносимее. Тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием троих беглецов, звенела в ушах, наполняясь невысказанными упрёками, страхами и требованием немедленных ответов. Каждая секунда этого затишья была лишь предвестником грядущей бури.
Наконец Габриэлла оттолкнулась руками от земли, и её движение было исполнено той самой врождённой грации, что не покидала её даже в самые тяжёлые мгновения. Она поднялась не просто – она выпрямилась, как тетива лука, готовящего выпустить стрелу, – точная, стройная, изящная, будто только что сошла с парадного портрета, а не чудом избежала каменной гробницы. Она подняла руки, поднесла их к лицу, развернув ладони изящным жестом – не тыльной стороной, а почти боком, – и провела ими ото лба назад, словно сметая со лба капли воды после глубокого нырка или просто зачёсывая непокорные пряди.
И в тот же миг началось преображение. Грязь, пыль, пепел, покрывавшие её словно второй кожей, стали исчезать. Они не осыпались, не смывались – они просто растворялись, уступая место чистоте. Её волосы, ещё мгновение назад седые от праха и растрёпанные, вновь обрели необычный пепельно-русый оттенок, уложившись в замысловатую косу. Кожа, загорелая и гладкая, засияла здоровым блеском, на которой не осталось и намёка на царапины или налёт. Одежда – тёмно-синий жилет, штаны, плащ цвета грозового неба – восстановилась, будто её только что надели, ткань заиграла глубоким цветом.
Когда последняя пылинка исчезла с края её плаща, она повернулась к сёстрам. Перед ними стояла не измождённая беглянка, а Командующая Детей Света во всей своей неоспоримой красоте и величии. Её загорелая кожа приобрела бархатистый, тёплый оттенок в лунных лучах, а тёмно-синие одежды создавали совершенный, царственный контраст, делая её золотые глаза ещё ярче и пронзительнее.
Ли и Сун поднялись следом, их движения были такими же отточенными и синхронными. Каждый из них поднёс руку к своим волосам и провёл по ним тем же сметающим, очищающим жестом. И пепельная грязь, покрывавшая их с головы до ног, точно так же рассеялась, как дым, обнажая под ней безупречные чёрные одежды, сияющую кожу и тёмно-русые волосы. Затем они сделали шаг друг к другу, и пространство между ними заполнилось лёгкой, золотистой, полупрозрачной дымкой. Она обволокла их на мгновение, сгустилась – и вот уже не два воина, а один.
Ли-Сун, цельный и завершённый, стоял перед ними. Его облик был воплощением смертоносной гармонии – стройный, красивый, атлетически сложенный. Загорелая кожа и идеально сидящие чёрные кожаные одежды превращали его в живого бога войны, сошедшего с древней фрески. Слегка растрёпанные тёмно-русые волосы мягко ниспадали, чуть прикрывая верхушку уха, а в его спокойном, но готовом ко всему взгляде читалась вся мощь воссоединённой души. Знак рода Илдвайн на его плече снова стал единым – две дуги касались серединами друг друга, устремляя свои концы в противоположные стороны.
Не успела Габриэлла встать в полный рост, как тишину ночи разорвал голос Авроры. Это был не крик, а настоящий рёв, вырвавшийся из самой глубины её существа, хриплый от неконтролируемой ярости:
– Ты совсем лишилась рассудка! – её слова обрушились на Габриэллу, как град острых камней. – Ты ограбила Священное хранилище Башни, нарушила законы и многовековые запреты!
Она задыхалась, её грудь бурно вздымалась, а глаза, обычно такие яркие и пронзительные, пылали ослепляющим гневом. Каждое обвинение било точно в цель, насыщенное болью и яростью.
– Ты сбежала в запретные земли, ты предала своих сестёр! Связалась с нашим врагом! С тем, кого должна ненавидеть всей своей душой!
Наконец её голос сорвался, захлебнувшись собственной злостью. Она замолчала, но не потому, что сказала всё, – потому что гнев сдавил ей горло, лишив воздуха. Она стояла, тяжело дыша, её пальцы сжимались и разжимались, будто ища, во что вцепиться.
Габриэлла молчала. Она не отводила взгляда, встречая яростную бурю сестры с ледяным, почти отстранённым спокойствием. Она давала ей выговориться, ожидая этого взрыва, этого потока обвинений. Она даже была бы удивлена, если бы этой сцены не произошло. Её собственная усталость и напряжение будто отступили перед этим ожидаемым штормом.
Аврора тяжело дышала, её ноздри расширялись, вбирая холодный ночной воздух. Она искала новые слова, ещё более острые, ещё более ядовитые, чтобы выразить всю глубину своего разочарования и гнева.
Но в этот момент рука Изабеллы, тёплая и успокаивающая, опустилась на её плечо. Это было не сдерживание, а молчаливое напоминание – тихое, но твёрдое. Изабелле тоже было что сказать, и её молчание до сих пор было красноречивее любых слов.
Аврора, всё ещё тяжело дыша, сжала губы, но отступила на полшага, давая сестре возможность говорить. Её взгляд, полный невысказанной ярости, всё ещё был прикован к Габриэлле, но теперь в нём читалось и ожидание – что же скажет Изабелла, чей гнев всегда был тихим, а потому ещё более страшным.
Изабелла заговорила, и её голос, обычно такой ровный и спокойный, теперь звучал тихо, с лёгкой дрожью, выдавшей глубокую, сокрытую тревогу. Каждое слово было наполнено немым вопросом, болью от предательства и страхом за будущее:
– Ты заполучила то, за чем пришла сюда? – спросила она, и её золотые глаза, широкие и ясные, не отрывались от сестры. – Ты уверена в том, что это того стоило? Ты обманула нас, нарушила законы, вынудила прийти на помощь тебе сюда, а не готовиться к битве?
Габриэлла встретила её взгляд, и на её лице появилось странное выражение – смесь усталости, решимости и лёгкой гримасы, будто она съела что-то неприятно кислое. Её ответ прозвучал с той же прямотой, но в нём чувствовалась тяжесть, будто каждое слово давалось ей с трудом.
– И да, и нет, – произнесла она, и пауза после этих слов повисла в воздухе, густая и многозначительная. – Я заполучила только первую часть того, за чем пришла.
Её фраза повисла в воздухе, явно неоконченная, но у присутствующих сложилось стойкое, почти физическое ощущение, что они не хотят слышать продолжение. Что за этими словами кроется нечто такое, что может оказаться ещё страшнее, чем всё, что они уже услышали.
Ещё в тот момент, когда Аврора начала свою гневную тираду, Хранители, словно по незримому сигналу, синхронно отступили. Аулун, Серамифона и Ли-Сун – все трое, понимая, что этот разговор предназначен только для трёх сестёр, что это семейная, кровная распря, в которой им нет места. Молча, без единого приказа, они сделали несколько шагов назад, отходя в лунную тень, и замерли. Они превратились в живые статуи – бдительные, неподвижные, их взгляды были устремлены в темноту, но уши, несомненно, ловили каждое слово. Они ждали, сохраняя почтительную дистанцию, пока их Луминоры, их Правительницы, не закончат этот тяжёлый обмен, не исчерпают гнев и не примут то самое общее решение, что определит судьбу всех их и, возможно, всего мира.
Аврора и Изабелла застыли в напряжённом ожидании, их тела стали неподвижными, будто высеченными из мрамора под холодным лунным светом. Изабелла, стараясь своим тихим, осторожным голосом как бы укротить грядущую бурю, спросила:
– И что ты ещё не забрала из этой темницы?
Её слова повисли в воздухе, хрупкие, как стекло, – будто самой интонацией она могла смягчить удар.
Габриэлла зажмурилась на мгновение, собираясь с духом, чтобы произнести то, что неминуемо вызовет новую волну ярости. И она выдала:
– Не что, а кого.
Эти слова прозвучали как удар грома посреди безмятежного летнего дня. Изабеллу словно физически отбросило назад, у неё перехватило дыхание, а глаза расширились от неподдельного изумления.
Но прежде чем она смогла что-либо произнести, глаза Авроры вспыхнули новым, ещё более яростным огнём:
– Да ты растеряла последние крупицы разума! – её голос, сорванный и хриплый, снова взметнулся в ночи. – То ли горе, то ли страх выдернули из твоего сознания умение здраво мыслить!
Изабелла, оправившись от шока, подхватила, но не кричала. Её голос был настойчивым, полным неподдельного ужаса:
– Ты не можешь его выпустить, Габриэлла! Ты же сама его туда заточила. Это был твой план. Нам стоило немалых сил…
Она не успела закончить, как Аврора снова взревела, перекрывая её:
– Да мы чуть не погибли, заточая его здесь! Да что с тобой?! Ты должна его ненавидеть больше нас, больше всех в этом мире!
Изабелла, не отступая, вновь вступила, её слова были чёткими и ледяными:
– Он опасен, зол, силён. Он предаст нас!
И тогда Габриэлла ответила. Её голос прозвучал на удивление спокойно, почти отстранённо, и это спокойствие было ошеломляющим, как удар обухом по голове. Сёстры замолкли, поражённые, не находя больше слов.
– Конечно, предаст, – сказала она, и в её голосе не было ни тени сомнения. – В первый же удобный момент он воткнёт нам по клинку в спину, фигурально выражаясь. И моя спина будет первой.
И с этими словами она резко, почти машинально, перевела взгляд за плечо Авроры, туда, где вдали высился мрачный силуэт замка за невидимым барьером.
Сёстры, повинуясь её взгляду, медленно, почти нехотя, повернулись. Их движения были тягучими, словно их конечности внезапно наполнились свинцом. И они застыли, охваченные леденящей смесью ужаса, ненависти и лёгкой, щемящей растерянности.
Прямо за их спинами, по ту сторону невидимого барьера, стоял Он – виновник их яростного спора, призрак из прошлого, воплощённый в плоть и кровь. Он стоял гордо и прямо, широко расставив ноги, будто врос в саму Землю Забвения, и эта поза излучала незыблемую уверенность и внушительную мощь. Луна, холодная и беспристрастная, освещала его, создавая из него образ злого, низвергнутого божества, явившегося потребовать своё.
Тёмно-зелёные одежды из атласной ткани, глубокие и переливчатые, как хвойная чаща в полночь, мягко поблёскивали в лунном свете. Серебряные пуговицы, рассыпанные по жилету, сверкали, как звёзды на этом тёмном небосклоне. Его фигура была стройной и властной, руки опущены вдоль тела, но в их неподвижности чувствовалась пружинистая напряжённость, готовность в любой миг сжаться в кулак или извергнуть свою Силу.
На его руках, чуть выше локтей, сверкали браслеты – не просто украшения, сплетение в удивительный танец матового золота, холодного серебра и переливчатого перламутра. Загорелая кожа его торса, выступающая из-под расстёгнутого жилета, поблёскивала, словно отполированный песчаник, хранящий тепло давно угасшего солнца. Тёмные волосы были уложены с безупречной, почти вызывающей точностью, каждая прядь знала своё место.
Он был прекрасен. Но та злоба и надменность, что были высечены в каждой черте его лица, в каждом изгибе его губ, делали его красоту зловещей, опасной, но оттого не менее гипнотически притягательной. Он медленно, с театральной неспешностью, переводил взор от одной дочери к другой. Золотые глаза, полные холодного, оценивающего любопытства, скользили по их лицам, выискивая слабости, читая страхи.
Он ждал. Он видел их спор, и, хотя не слышал слов, улавливал суть. Он знал, что Габриэлла уговаривает их выпустить его. И пока они стояли, парализованные его внезапным явлением, его разум уже рисовал яркие, чёткие картины кровавой расправы. С каждой из них. И с их верными Хранителями, что замерли поодаль, тоже. В его взгляде читалось не просто ожидание – читалось предвкушение.
Габриэлла сделала шаг к Авроре и взяла её руки в свои. Та машинально повернулась к ней, её глаза, ещё секунду назад пылавшие гневом, теперь выражали лишь глубочайшее смятение. Этот жест, неожиданный и несвойственный обычно сдержанной Габриэлле, окончательно выбил её из равновесия. Пальцы Командующей сжали её ладони – крепко, уверенно, но без боли, без попытки подчинить. Это было прикосновение опоры, а не захвата.
Габриэлла смотрела прямо в глаза сестре, и её голос, когда она заговорила, звучал непривычно – спокойно, чётко, и в нём сквозила капля нежности, которую Аврора не слышала, казалось, целую вечность. В этот миг Авроре показалось, что она впервые видит перед собой настоящую Габриэллу – без привычной дерзости, без защитного сарказма, без всей той шелухи, что всегда была частью Командующей. Сейчас она была просто сестрой.
– Аврора, – начала она, и каждое слово было выверено, выстрадано. – Ты думаешь, что я не мыслю ясно, что мои решения продиктованы безумием или болью утраты. И сейчас я испытываю просто невыносимую бурю переплетённых и спутанных чувств, и все они – с горьким привкусом. Но ни страх, ни гнев, ни скорбь не принимают участия в принятии мною решений.
Она на мгновение перевела взгляд на Изабеллу, давая понять, что эти слова предназначены и ей тоже. Та смотрела на сестру с тихой, глубокой грустью, читая на её лице отпечаток неподдельной муки.
Габриэлла вновь устремила свой пронзительный взгляд в глаза Авроры.
– Поверь мне, я перебрала все варианты, проиграла все сценарии. И если бы был хоть один шанс на другой способ – я бы за него ухватилась. Мы должны призвать Силу. Я знаю, ты её боишься, и не без причин. Но это единственный вариант. Это наш, пусть и хрупкий, но шанс. А чтобы призвать Создателя, для обряда нужен хотя бы один из тех, кто проводил его в первый раз.
Изабелла тихо вздохнула – это был звук не протеста, а горького понимания неизбежности.
– Аврора, – голос Габриэллы стал ещё тише, ещё проникновеннее. – Я бы предпочла совершить обряд с почившим Братом Ночи или Сестрой Ночи… но увы. Единственный, кто остался…
Она не стала произносить его имя, все и так понимали, о ком речь.
– Я ненавижу его каждой клеточкой души и тела. Он предал меня, обманул, вынудил на поступки, что до сих пор преследуют меня. Но. Мои чувства сейчас, когда мы стоим перед лицом полного уничтожения, не важны. В глубине души ты уже давно признала, что мы должны провести обряд. Теперь я прошу тебя, сестра, доверься мне. Моим решениям.
Аврора, всё ещё не находя слов, оглянулась через плечо, бросив беглый, почти инстинктивный взгляд на отца. Тот медленно прохаживался вдоль невидимого барьера, сложив руки за спиной – воплощение терпеливого, уверенного в своей победе зла, ждущего их решения.
Правительница Детей Света медленно повернулась обратно к сестре, и её плечи слегка поникли под тяжестью принятого решения.
– Он же понимает, что помочь – в его интересах, – тихо, с глубокой усталостью произнесла она, – и не потому, что выторгует себе свободу, а потому что иначе Пожиратель уничтожит и его.
Габриэлла кивнула, её взгляд был твёрдым и ясным:
– Понимает. И он всё сделает, чтобы выжить. Это единственное, в чём можно быть уверенным.
– А потом? – голос Авроры дрогнул. – Если мы победим?
– Мы уже заточили его один раз, – ответила Габриэлла, и в её голосе зазвучала холодная, отточенная уверенность. – Я считаю, что старого врага проще вновь одолеть, когда ты уже это делал.
Аврора запрокинула голову, будто вглядываясь в звёздное небо в поисках сил и подтверждения. Воздух с шипением вырвался из её груди – звук капитуляции перед неизбежным.
– Хорошо, Габриэлла, – выдохнула она. – Я верю в тебя.
Романдус наблюдал за ними, его фигура, чётко очерченная против бледного света луны, мерно раскачивалась в такт его шагам. Он прохаживался туда-сюда вдоль невидимого барьера, как хищник, высматривающий малейшую слабину в стаде. Его взгляд, острый и аналитический, не пропускал ни одной детали: вот Габриэлла взяла за руки Аврору, её пальцы сомкнулись на её ладонях не с силой, а с какой-то непривычной, почти нежной убедительностью. Он видел, как плечи Авроры, ещё мгновение назад напряжённые до предела, внезапно обвисли, как сломанные крылья. И по этому красноречивому движению, по тому, как её взгляд потускнел и утратил боевой огонь, он понял – она сдалась.
Затем Габриэлла отпустила её руки и подошла к Изабелле. Романдус слегка нахмурился. Неужели эта, с её тихим, но несгибаемым упорством, окажется менее сговорчивой? Он не мог разобрать слов – барьер поглощал звуки, оставляя ему лишь немую пантомиму. Он видел, как Изабелла чуть склонила голову в сторону – это было лёгкое удивление. Потом она бросила кроткий взгляд на отца. Это его немного насторожило. Но он быстро отмёл это чувство. И вот кивок.
И тогда в его груди, под спудом вековой ярости и холодного расчёта, вспыхнула яркая, жгучая искра торжества. Он осознавал – вот оно. Мгновение, которого он ждал. Вот-вот он покинет эту проклятую темницу, эту позолоченную клетку. Оставалось лишь немного терпения. Совсем немного. И его губы сами собой растянулись в едва заметной, холодной улыбке предвкушения.
Романдус замер. Его дочери, три предательницы, его личные тюремщики, подошли к самому барьеру и выстроились в чёткую, безупречную линию. Он остановился напротив них, его взгляд скользнул по их лицам, выискивая слабину. Аврора стояла в центре, её поза выражала нерешительность, которую он тут же отметил про себя. По правую руку – Изабелла, с лицом, застывшим в маске скорбной решимости. По левую – Габриэлла, непроницаемая и холодная, как лезвие.
Они прислонили ладони к невидимой преграде, и их руки легли на плечи Авроры, замкнув круг. В тот же миг золотые узоры на их пальцах вспыхнули ослепительным светом, и барьер под их ладонями задрожал, словно живой.
И Романдус услышал голос Авроры – чёткий, но напряжённый:
– Мы выпустим тебя, чтобы ты помог провести обряд и победить Пожирателя Времени. Ты должен дать обещание, что не причинишь никому из нас вреда, пока мы не исполним свой долг перед нашим народом.
Тот улыбнулся – холодной, язвительной улыбкой, от которой кровь стыла в жилах:
– Я не враг себе, Аврора. Но я требую свободы после победы. И свой трон!
Аврора закатила глаза с выражением глубочайшего раздражения, а Изабелла тихо, с печалью покачала головой. Он был совершенно предсказуемый в своей надменности.
Габриэлла, не меняя выражения лица, спокойно парировала:
– После победы ты будешь волен отправиться куда пожелаешь. Даже вернуться в свой замок тщеславия на золотой трон. Или из чего он там у тебя.
Романдус рассмеялся – коротко, сухо, без тени веселья.
– Я ни за что не вернусь в эту темницу. Особенно добровольно.
– Мы договорились?! – настойчиво, почти требуя, повторила Аврора, и в её голосе вновь зазвучала сталь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов