
– Убить такого… не так просто, – ответил священник, опуская глаза. – Он не боится молитв и солнечного света. Не знает страха перед мечом или человеческой силой… потому что сам силён, как огромный зверь.
Священник помолчал, будто подбирая слова.
– Но способ есть.
Он снял с шеи тонкую верёвку с ключом, наклонился к столу и, вставив ключ в едва заметный замок, тихо щёлкнул механизмом. Выдвинув нижний ящик, служитель достал оттуда небольшую деревянную коробку – старую, тёмную, со следами воска на крышке.
Открыв её, он осторожно вынул предмет и вложил его в ладонь Вальтера.
– Осиновый кол, – произнёс священник, глядя охотнику прямо в глаза. – Проткни им его сердце… а затем предай это существо огню. Только так ты избавишь Трансильванию от страданий.
***
В ту же ночь Вальтер собрал своих сослуживцев в доме у сторожевой башни. Он коротко, без лишних слов, пересказал всё, что услышал от священника: и о сделке, заключённой умирающим, и о первом вампире – чёрном посланнике дьявола, и о том, что юноша, восставший из могилы, уже не принадлежит миру людей.
Мужчины слушали молча. Многих передёрнуло, чьи-то пальцы сжались на рукояти мечей, но никто не отступил. Они знали Вальтера слишком давно, чтобы сомневаться: если он сказал, что эта тварь – живой мертвец – значит, так и есть.
Разработав план действий, они решили не ждать, пока появится новая жертва. Ночь сама подсказывала: медлить нельзя.
Они двигались цепью, обходя улицы и окраины, проверяя сараи, заброшенные постройки, скотные дворы. Факелы бросали рваный свет на перекошенные плетни и туман, стелющийся по земле.
– Следов нет, – тихо сказал один из мужчин, осматривая тропу.
– Он должен быть здесь, – отозвался Вальтер. – Он почувствует кровь.
Мужчины оставляли приманку – сырое мясо – в нескольких местах, а затем уходили в тень, наблюдая. Но в ответ лишь тишина.
Поиски тянулись до самого рассвета. Факелы давно догорели, превратившись в угли, и мужчины шагали теперь почти вслепую, полагаясь лишь на тусклый свет зари, который едва пробивался сквозь туман. Но ни одно из оставленных ими кусков мяса не было тронуто. Не было ни следов, ни теней, ни характерного металлического запаха.
– Он не вышел… – тихо произнёс один из охотников, оглядываясь на брошенную приманку.
– Значит, он сыт, – хмуро ответил Вальтер. – Или хитрее, чем мы думали.
Мужчины переглянулись. На лицах – усталость, на плечах – холодная роса, осевшая от долгих бдений. С каждым шагом становилось всё тяжелее. Не только от бессонной ночи, но и от мысли, что тварь наблюдала за ними всё это время… и не пожелала выйти.
Солнце наконец поднялось над горизонтом – бледное, бескровное и охотники остановились у развилки дорог.
– Разойдёмся по домам, – сказал Вальтер. – Отдыхайте. Сегодня ночью снова выйдем. Но уже по-другому. Он ошибётся. Он обязательно ошибётся.
Мужчины без лишних слов кивнули и медленно разошлись по домам. Город только просыпался: где-то лаяли собаки, скрипели тяжёлые ставни, слышались первые шаги по утоптанной земле. Серое утро ещё не развеяло ночной холод, и казалось, что туман не столько таял, сколько нехотя отползал в сторону леса.
Вальтер стоял на перекрёстке. Его взгляд на миг задержался на пустой дороге, после он отвернулся и направился туда, где его ждала Камелия.
Когда он открыл дверь, девушка, сидевшая на краешке кровати, резко поднялась. Её глаза вспыхнули, и она бросилась ему на шею.
– Ах, Вальтер! – воскликнула она, захлёбываясь собственным облегчением. Она взяла его лицо в свои тёплые, чуть дрожащие ладони, заглядывая ему прямо в глаза, будто хотела убедиться, что он – целый, живой. – Я так переживала… Ты в порядке? Вы… вы поймали его?
– Нет, любовь моя… – мягко произнёс мужчина, коснувшись губами её пальцев. – Но сегодня ночью обязательно поймаем.
Камелия мотнула головой, и в её глазах блеснула не просто тревога – отчаяние.
– Я не могу найти себе места, когда ты уходишь… – призналась она, сжав его руки сильнее, чем обычно. – Давай просто уедем? Давай покончим с этой тьмой и будем жить вместе… как нормальные люди. Без этих ночных кошмаров… без охоты… без крови…
Вальтер опустил взгляд, а затем аккуратно провёл пальцами по её щеке.
– Ты же ведь знаешь, что я не могу, – тихо ответил он. – Это мой долг… моя клятва. Если не я – то, кто?
Камелия закрыла глаза, и по её лицу скользнуло выражение, в котором смешались любовь, страх и обречённость. Она знала, что переубеждать его бессмысленно. Знала это с того самого дня, когда связала свою судьбу с охотником.
Но всё равно боялась.
Девушка какое-то время просто держала его за руки, словно пытаясь убедить себя, что он действительно вернулся. Потом, заставив себя выдохнуть, медленно отступила.
– Ты устал… – наконец сказала она. – Сядь. Я приготовлю тебе что-нибудь.
Она развернулась и направилась к кухонному очагу. Eё движения были быстрыми, но в них чувствовалось напряжение – как у человека, который делает привычные вещи, пытаясь унять дрожь внутри.
Раздув тлеющие угли, Камелия поставила на огонь глиняный горшок и принялась нарезать овощи. Нож в её руках двигался уверенно, но слишком быстро. Каждый мягкий стук лезвия о деревянную доску отдавался в тишине комнаты, будто отбивая её беспокойное сердцебиение.
Вальтер наблюдал за ней со скамьи. Ему нравилось, как утренний свет, пробиваясь через маленькое оконце, ложился на её волосы, делая их чуть светлее, чем они были на самом деле. Но сегодня он видел и другое – напряжение в её плечах, то, как она периодически задерживала дыхание, будто боялась собственных мыслей.
Она бросила в горшок морковь, ломтики репы, щепотку сушёных трав – и негромко, почти беззвучно вздохнула. Пар тянулся вверх тонкой струёй, рассыпаясь в воздухе тёплым ароматом.
– Ты не спал всю ночь… – произнесла она, не поднимая глаз. – Я слышу по твоим шагам, когда ты устаёшь. Они становятся тяжелее. Глуше.
Мужчина слегка усмехнулся уголком губ, но промолчал.
Камелия размешала овощи деревянной ложкой, присела к столу и нарезала хлеб. Её пальцы всё ещё едва заметно дрожали.
– Я готовлю тебе завтрак каждый день, – сказала она тихо, – но каждый раз боюсь, что однажды… ты не вернёшься, чтобы его съесть.
Она поставила перед ним миску с горячим рагу, свежий хлеб и кружку тёплого настоя. Запах был простым, домашним – и от этого почти мучительно тёплым, словно напоминал о той жизни, которая могла быть у них… если бы не долг.
Вальтер взял её руку в свои ладони, тёплые и сильные.
– Я буду рядом. Всегда. – произнёс он спокойно, но твёрдо, глядя ей прямо в глаза.
Камелия попыталась улыбнуться, но страх в её взгляде никуда не исчез – она просто спрятала его глубже.
– Молоко закончилось, – сказала она, убирая прядь волос за ухо. – Я схожу к соседке.
– Я с тобой, – сказал Вальтер и уже поднялся из-за стола, но девушка легонько коснулась его плеча и, едва слышно усмехнувшись, покачала головой.
– Она живёт через дом. Ничего не случится. Я мигом.
Она накинула на плечи лёгкий плащ, запахнула его на груди и бросила на Вальтера последний короткий взгляд, словно хотела убедиться, что он действительно отпускает её.
Дверь захлопнулась.
Комната сразу погрузилась в тяжёлую, плотную тишину. И в эту тишину, точно холодный гвоздь, вонзилось чувство – чужое, недоброе.
Тревога поднялась в груди Вальтера. Глухая, липкая, необъяснимая.
– Камелия… – выдохнул он, сам удивляясь тому, насколько чужим прозвучал его голос.
Ему понадобилась секунда, чтобы решить – ждать или идти за ней.
Секунда, которая могла оказаться решающей.
У соседского двора, среди сырого тумана, вампир держал мальчишку – маленького, худенького, которому едва исполнилось восемь. Ребёнок бился в его руках, отчаянно царапая мертвенные пальцы, но тщетно: хватка существа была неестественно сильной.
Прохожие в панике разбежались, будто ветер разметал их по улицам. Вампир наклонился к шее мальчика. Клыки блеснули, и тварь уже раздвинула губы, предвкушая первый, горячий глоток крови, когда…
Глухой, яростный удар обрушился на его голову.
Тварь дёрнулась. Не от боли – скорее от неожиданности. Глаза, блестящие, словно у хищного зверя, дёрнулись в сторону.
Камелия стояла в двух шагах. Бледная, дышащая рывками, с растрёпанными волосами, она сжимала в руках тяжёлую деревянную палку.
Вампир тихо, протяжно зашипел и одним резким движением отбросил мальчика в сторону. Ребёнок тяжело ударился о землю и вскрикнул.
Камелия, дрожа от ужаса, отступала назад, почти не глядя под ноги. Пятясь вслепую, она споткнулась о порог и, цепляясь за косяк, вбежала в соседский дом. Она пыталась захлопнуть дверь, но вампир был быстрее.
Его бледная рука, холодная как камень, скользнула в проём и ухватила девушку за длинные волосы. Камелия закричала – тонко и отчаянно – и упала на пол. Вампир рванул её внутрь с такой лёгкостью, будто тянул за собой куклу из тряпья.
Девушка попыталась отбиться, но тварь уже нависла над ней. Глаза – две тусклые чёрные бездны. Губы – приоткрытые, влажные, в голодном ожидании.
И в следующий миг его клыки впились в её шею.
Камелия дернулась, словно ударенная током, её тело выгнулось от боли. Руки дрогнули, затем бессильно упали на холодный пол. Вампир пил жадно, глубоко и когда она затихла, когда последнее едва слышное дыхание сорвалось с её губ, юноша поднял голову. Тонкая алая струйка скатилась по его подбородку.
Когда Вальтер добежал до дома, дверь была едва приоткрыта. Он распахнул её.
И мир рухнул.
– Нет! – сорвался крик охотника, такой пронзительный, что казалось, его могли услышать даже боги… если бы в этот миг не отвернулись от него.
Нестерпимая боль пронзила грудь Вальтера, словно железные когти вырвали из него всё живое. Он рухнул на колени, руки бессильно сжались в кулаки, а грудь сдавило так, что каждый вдох жёг и резал лёгкие. В глазах – горячие, слепящие слёзы.
Камелия лежала на полу: лицо бледное, почти прозрачное, волосы рассыпались вокруг, как вуаль, обрамляющая безжизненное тело. Над ней нависало само порождение тьмы – юноша с глазами, полными голода и злорадства. Кровь капала с его губ, а он, улыбаясь, с холодной жестокостью вытер её ладонью, словно наслаждаясь страданиями охотника.
И в этот момент ярость взорвалась в груди Вальтера. Он издал протяжный, рвущий душу стон – смесь отчаяния и гнева – и ударил вампира кулаком прямо в челюсть. Раздался хруст ломающихся костей – это были его собственные пальцы.
Юноша оставался неподвижен, холодный и твёрдый, как камень, и это лишь рассмешило его. Сжав зубы, Вальтер, словно не чувствуя боли, продолжал наносить удары. Но каждое движение охотника, каждая сила, вложенная в удар, словно сталкивалась с непробиваемой стеной.
И лишь когда мужчина выхватил из-под ремня осиновый кол, тварь зашипела и резко отскочила назад. Движения вампира стали быстрыми, почти нечеловеческими – острыми, как клинок. Он кружил вокруг Вальтера, шипел, извивался, пытался впиться клыками, царапал когтями, бил кулаками.
Охотник чувствовал, как адреналин смешивается с болью: каждая рана на руках и груди горела, каждое дыхание давалось с трудом. Но ярость придавала сил.
В отчаянной попытке нанести удар, мужчина снова замахнулся осиновым колом, но вампир оттолкнул его с такой силой, что охотник отлетел к стене. Боль пронзила тело, удары сердца отдавались эхом в груди, а комната поплыла перед глазами.
В этот миг свечи на полках завалились на перьевое одеяло. Искры подпрыгнули, перья вспыхнули, и комната мгновенно наполнилась едким дымом, треском огня и жаром, который жёг кожу и дробил лёгкие.
Охотник, шатаясь, поднялся на ноги. Сердце стучало, будто хотело вырваться из груди, дыхание прерывисто срывалось в горле, глаза слезились от дыма. Огонь полз по полу и по деревянным балкам, словно живое существо, поедающее всё на своём пути.
Вампир, предвкушая победу, шагнул вперёд, но Вальтер не отступал. Голова гудела, перед глазами всё плыло, однако, когда вампир приблизился, мужчина смахнул со стола огненную пыль прямо в его глаза. Тварь зашипела и зажмурилась и в этот момент охотник пронзил колом его грудь.
Юноша закричал и резко отпрянул, а Вальтер, собрав весь вес и всю ярость, толкнул его в языки пламени. Крики, шипение и треск огня разорвали тишину. Бледная фигура исчезла в пламени.
Стирая с лица пот, что застил глаза, Вальтер бросился к Камелии. Её тело уже охватывали языки пламени, жар обжигал руки и лицо, дым бил в глаза, жёг горло. Мужчина попытался поднять её, но пламя кусало кожу, каждая попытка была мучительной. Головокружение, боль, удушье – всё это сковывало тело, рассудок мутнел, сердце рвалось от отчаяния.
Внезапно в дом ворвались сослуживцы. Они схватили Вальтера под руки и вынесли на улицу. Мужчина пытался вырваться, кричать, но из груди выходил лишь хрип.
Он почти не ощущал реальности: пламя поднималось над домом, обжигающий воздух наполнял всё вокруг. Его сердце разрывалось на куски, ярость, вина и безысходность переполняли душу, разум тускнел. Перед его глазами стоял лишь один образ – Камелия. Безжизненная и сгоревшая в огне.
Глава 4
– Повтори! – отчеканил Вальтер и с силой ударил по столу деревянной кружкой.
Женщина за стойкой лишь усмехнулась и презрительно цокнула языком.
– Деньги вперёд.
Порывшись в кармане засаленных штанов, Хейл вытащил две потускневшие монеты и молча протянул их трактирщице. Та, не сказав ни слова, наполнила кружку кислым вином.
Вальтер прижал её к губам и жадно выпил всё до последней капли. Вино обжигало горло и стекало по бороде тонкими струйками, но он не обращал на это внимания – так же, как давно перестал замечать собственный облик.
После смерти Камелии жизнь Хейла пошла под откос. Он потерял не только возлюбленную – он утратил Божий взор. Свет, которым Господь, как учили священники, ведёт праведных, обошёл его стороной. Его сердце огрубело, обросло коркой ярости и вины, а душевные раны, напитавшейся тьмой, кровоточили ежедневно, без надежды на искупление.
В тот день, когда Камелии была нужна защита, Бог молчал.
Он не сошёл с небес, не вложил предостережение в уста священника, не послал ангела. Он не услышал, когда Вальтер, стоя на коленях, умолял забрать его – взамен чистой души Камелии. Не был рядом. Не ответил.
И тогда мужчина отказался от веры…
Переступая порог храма, Хейл ощущал лишь пустоту. Там, где прежде звучали молитвы, теперь звенела глухая тишина. Пав на колени, он бил лбом в каменный пол и снова умолял забрать его – грешника, осквернённого кровью, – вместо неё. Но Бог не ответил. Не принял жертву. Не проявил милосердия.
И тогда Вальтер отказался от храма…
Он больше не находил в себе сил защищать жителей Трансильвании от ночных чудовищ. Как он мог поднимать меч против нечисти, если сам был оставлен Богом? Как мог защищать чужие души, если собственная была признана недостойной спасения? Какой смысл сражаться с тьмой, если он не сумел уберечь ту, ради которой жил?
И тогда Вальтер отказался от клана…
Он сошёл со своего пути и не пожелал на него вернуться. В его глазах эта служба утратила всякий смысл.
Теперь его существование, как считал Вальтер, стало карой небесной. Он знал: если ад существует, то он уже здесь, на земле, и его место – среди огненной геенны. Он сумел защитить всех… кроме собственной жены. Кроме единственного человека, ради которого без колебаний отдал бы жизнь.
Каждый день Вальтер винил себя в смерти Камелии. Винил за то, что отпустил. За то, что недосмотрел. За то, что не успел. Если бы тогда он настоял на своём, если бы велел ей остаться дома – она была бы жива.
Каждую ночь Вальтер просил, чтобы она пришла к нему во сне. Шептал в пустоту:
«Недуг пожирает меня, и ранам моим нет числа. Тьма внутри меня не рассеивается. Приди же и исцели эту боль, ибо никто не касался моего сердца так, как ты…»
И она приходила.
Каждый раз – тихая, бледная, с теми же голубыми, чистыми глазами. Он видел их – и сердце его рвалось. Он не смел протянуть руку, не смел коснуться, боясь осквернить даже тень её образа.
Он знал, что виновен. И принимал это.
Каждое сновидение было судом. Каждая ночь – напоминанием о том, что раскаяние ему недоступно. Жизнь Вальтера превратилась в крест, который он обязан нести, пока дыхание не покинет грудь. В неподъёмный груз вины и страдания по той, кого он не сумел защитить.
Шмыгнув носом, Хейл поставил пустую кружку на стол и хрипло сказал:
– Повтори.
Трактирщица шагнула к стойке и, не увидев серебряных монет, вспыхнула:
– Деньги, Хейл! Я тебе не боярыня, чтоб в долг наливать.
Снова пошарившись в карманах и нащупав вместо монет пустоту, мужчина тяжело вздохнул и, покачнувшись, поднялся на ноги. Пол под ним будто поплыл, доски заскрипели, принимая вес его массивного тела.
Шатаясь, он вышел к центру зала и, запрокинув голову, выкрикнул:
– Кто пойдёт со мной в грязь?!
В ответ зал взорвался хохотом. Люди переглядывались, толкали друг друга локтями, тыкали пальцами. Все прекрасно видели, в каком Хейл состоянии: язык заплетался, взгляд мутный, ноги с трудом держали его на земле.
Но Вальтер не унимался.
– Эй вы, свиньи! – рявкнул он, срываясь на хрип. – Трусливые крысы! Оглохли, что ли?!
– Да врежьте ему уже кто‑нибудь! – выкрикнул кто-то из зала, и смех стал громче.
Один из мужчин поднялся из-за стола. Он был широкоплеч, с короткой шеей и руками, покрытыми тёмными волосами. Медленно, с ленивым удовольствием, он подошёл к противнику и усмехнулся:
– Ну что ж… Пойдём в грязь, Хейл. Раз уж ты так просишь.
Вальтер моргнул, будто не сразу понял сказанное, затем неловко развернулся и направился к выходу. Толпа загудела и хлынула следом, в предвкушении зрелища – смачных ударов по пьяному, опустившемуся охотнику, который вызывал лишь смех.
Зловонный запах ударил в нос. Грязь, перемешанная с навозом и гнилой травой, липла к ногам, и каждый шаг давался с трудом. В воздухе висела тягучая, удушающая вонь – она щипала ноздри и сжимала грудь, не давая вдохнуть.
Крестьяне растянулись вокруг бывшего свинарника, полукольцом, как на ярмарочном зрелище. Все хотели увидеть, как бывший охотник на нечисть, могучий Вальтер Хейл, захлебнётся в вонючей жиже.
Когда он уверенно стоял на своих двоих, драться с ним выходили лишь смельчаки. Все помнили его былую мощь, силу рук, что сражалась с самой тьмой.
Но теперь, когда в его глазах блуждал сумрак, речь заплеталась, а ноги дрожали, избивать того, кто некогда был легендой, стало для крестьян настоящей забавой.
Ставки сделали быстро – и в этот раз уже не на Хейла.
Противник шагнул вперёд. Один короткий, тяжёлый удар – и Вальтер потерял опору. Голова закружилась, и он с хлюпаньем рухнул в грязь. Жижа сомкнулась вокруг тела, навоз и солома облепили лицо и грудь.
Толпа взорвалась хохотом.
Хейл попытался подняться. Раз – руки скользнули. Два – ноги вязли по колено, не слушаясь. Он замер, тяжело дыша, и, оставив тщетные попытки, продолжил лежать в навозе, глядя в мутное небо.
– Вот он, великий Хейл! – выкрикнул его противник, стоя над ним. – Наш падший охотник на нечисть!
Больше ударов не последовало.
Мужчина отвернулся, выбрался из грязи и направился обратно к трактиру. Толпа, насмеявшись досыта, потянулась следом, оставив Вальтера лежать в вонючей жиже.
Хейл смотрел в тёмное небо, и мысли его были пусты. Он не существовал ни душой, ни сердцем – лишь телом, которое ещё дышало по привычке. Тяжёлым, избитым, ненужным.
Он не ощущал зловония, облепившего кожу, не чувствовал жжения в глазах, от которого текли слёзы. Его тело ещё реагировало, но он сам – нет.
Когда Вальтер наконец на четвереньках выполз из грязи, он рухнул на землю, не найдя в себе сил подняться.
Холод почвы коснулся спины, но и это не вызвало отклика.
Тяжело вздохнув, мужчина закрыл глаза, позволяя усталости тянуть его вниз. Он пытался провалиться в сновидения – в единственное, что ещё оставалось ему от прошлой жизни, как вдруг:
– Вальтер?
Голос был тихим, неуверенным.
– Вальтер… это ты?
Кто-то захромал ближе. Деревянный костыль глухо стукнул о камень. Мужчина склонился над Хейлом, вглядываясь в его неподвижное тело так, словно разум отказывался принять увиденное.
– Дружище… что же с тобой стало?..
Это был Габриэль.
Сослуживец Вальтера. Человек, который беспрекословно выполнял приказы потомственного охотника на нечисть и доверял ему так, как не доверял даже самому себе. Именно он вытащил Вальтера из огня после схватки с вампиром.
Тогда Габриэль был сильным мужчиной – высоким, широкоплечим, с крепкими, натруженными руками и ясными зелёными глазами, в которых ещё горел огонь веры и долга.
Теперь же перед ним стоял почти другой человек.
Он выглядел как обычный крестьянин: сила сменилась худобой, плечи осели, движения стали осторожными, словно каждое давалось с болью. От прежней жизни остались лишь глаза – всё те же зелёные глаза, в которых сейчас читались жалость и тихое сострадание.
Когда Хейл покинул клан охотников, Габриэль занял его место. Но удержать остатки братства он не сумел. Солдаты, не чувствуя в нём лидера, не пошли за ним. Уход Вальтера стал для клана решающим ударом – вера рассыпалась, и многие охотники покинули Трансильванию.
В том числе и Габриэль.
Он уехал в Валахию, надеясь начать жизнь с чистого листа. Без охоты. Без крови. Без бесконечной войны против тьмы.
На скопленные деньги он купил себе небольшой домик, поставленный на краю деревни, завёл хозяйство и встретил женщину, что пришлась его сердцу по душе. Казалось, жизнь наконец позволила ему выдохнуть.
Но последние полгода в Валахии были неспокойными.
Всё началось с исчезновения скота. Сначала у соседей, а потом беда добралась и до двора Габриэля. Овцы, свиньи, кролики… одна за другой они пропадали, будто растворялись в ночи. Остались лишь две пугливые коровы и три овцы.
Каждую ночь Габриэль загонял скот в стойло, запирал двери и оставался сторожить. Он сидел в темноте, прислушиваясь к каждому шороху, сжимая в руках оружие, надеясь поймать вора. Но тот был хитёр – или же куда более разумен, чем простой человек. Он не приходил, словно знал, что его ждут.
И стоило Габриэлю, измученному бессонными ночами, уступить усталости и вернуться в дом, как вокруг стойла начинали скользить тени. А утром мужчина вновь недосчитывался одной овцы.
Решив, что за пропажами может стоять лесное чудовище, Габриэль с парой добровольцев отправился в чащу. Лес встретил их глухой тишиной и тяжёлым запахом сырости. Ветви смыкались над головами, словно не желая выпускать незваных гостей, а под ногами хрустели старые листья, пропитанные гнилью.
Однако вместо вора они наткнулись на голодного, обезумевшего волка.
Зверь выскочил внезапно – серой тенью, с оскаленной пастью и налитыми кровью глазами. Он набросился на Габриэля, сбив его с ног, и вонзил зубы в левую ногу. Клыки рвали плоть, дробили кость, и крик человека растворился в рыке зверя. Габриэль бился в грязи, чувствуя, как боль вспыхивает ослепляющим огнём, как тело перестаёт ему подчиняться.
Лишь ценой усилий мужчины сумели отбить товарища у свирепого хищника. Волка закололи, но было поздно. Ногу спасти не удалось.
Однако пропажа скота не прекратилась.
Каждое утро крестьяне выходили во дворы и вновь недосчитывались животных. Люди смотрели друг на друга с подозрением, а страх поселился в деревне, словно болезнь.
Однажды утром Габриэль, опираясь на костыли, вышел из дома и замер. Во дворе, на холодной, промёрзшей земле, лежали бездыханные тела коров, со стеклянными глазами.
Он подошёл ближе и увидел на шее одной из них две маленькие, почти аккуратные ранки.
Укус.
Дыхание перехватило. Мир вокруг словно сжался и потемнел. Такие следы Габриэль уже видел прежде – десять лет назад, в Трансильвании.
И тогда он понял: в Валахию пришла не просто беда.
Пришла смерть.
Сомнений не осталось. За гибелью скота стоял вампир. Не медля ни мгновения, Габриэль собрался в путь. Он направился в Трансильванию – на поиски Вальтера. Только он однажды смог остановить подобную тварь, только его рука тогда сумела положить конец кошмару, обрушившемуся на румынские земли.
Но то, каким он увидел своего товарища – своего некогда командира, – заставило тусклую надежду, теплившуюся в душе, смениться жалостью.
– Вальтер… ты меня слышишь? Это я. Габриэль.
Хейл слабо замотал головой, словно отгоняя тяжёлый сон, и всё же открыл глаза. Взгляд был мутным, потухшим.
– Вставай… – негромко проговорил Габриэль, подхватывая его под плечо и помогая подняться. – Я приехал за тобой.