Волчонок
Воспоминание Жени. Школа. Кабинет литературы.
Портреты классиков на стенах.
Два гипсовых бюста на высоких подставках – Пушкина
и Маяковского.
…Долговязый парень (это – Диман) важно заложив руки за спи- ну, расхаживает перед строем ребят помладше.
Мальчики стоят молча, опустив головы, а Диман, время от времени останавливаясь перед кем-нибудь, произносит заученную
фразу не своим, неестественным голосом:
– Где партизаны? Вы меня слышаль? Отвечать!
Мальчики молчат.
– Ты! Шаг вперёд! Говори – где партизаны?
– Они везде… – отвечает щуплый белобрысый мальчик, с вызовом глядя на Димана.
– Что?! – орёт Диман дурным голосом и тычет ему кулаком
в лицо.
Это, наверное, и в самом деле больно, но мальчик предпочитает
сдержаться.
– Я не иметь время! Ви молчать – я всех расстрелять..! —
кричит Диман.
– Стоп! Стоп! Кудряшов, будет лучше, если ты до этой фразы
подойдёшь сначала к Олегу Кошевому! – вмешивается кто-то, и только тогда мы видим полноватого парня в очках – режиссёра.
– Подойди и схвати его за ворот рубашки… вот так… – подбегает
и показывает, как это надо сделать.
Олег Кошевой – это Женя Ангелин. Ему на вид лет четырнад-цать-пятнадцать.
– Понял, Кудряшов? И больше страсти, жестокости во взгляде!
– Понял. А ему что сказать? То же самое?
– Нет! Ты роль учил?
– Ну… учил… – Диман достаёт из кармана мятый листок, заглядывает.
– Начали! – говорит режиссёр упавшим голосом.
Диман подходит к Жене, решительно хватает его за рубашку.
Летят на пол пуговицы.
– Вы есть главный ваша организация? Сколько человек ваша
28
группа? Где другие? Отвечать!
Женя, не обращая внимания на порванную сорочку, дерзко смотрит фашисту прямо в глаза:
– Отвечать придётся вам… и очень скоро.., – говорит он громко, выдерживая паузы.
Парень в очках несколько манерно, «по-режиссёрски», хлопает
в ладоши:
– Браво, Ангелин! Хорошо! А ты, Кудряшов… ну совсем, как
деревянный… Ты что, кол проглотил?
Раздаются смешки.
В это время в класс заглядывает полногрудая девушка в пио-нерском галстуке.
– Вадим, разбегаются все..! Я их заперла …
– Ну и что?
– Как что? Тебя ждём…
– Не видишь, Мальцева? Я занят… Начинайте, я подойду.
– Иван Петрович сказал, чтоб без секретаря не начинали.
– Ладно. Иду, – говорит Вадим и оборачиваетсяк актёрам:
– Спасибо. На сегодня всё. Учите текст… А ты, Кудряшов, дома
порепетируй… перед зеркалом…
Дом деда. Кухня.
Женя забросил портфель под письменный стол, прошёл
на кухню,выпил воды из-под крана, на ходу отщипнул кусок хлеба. Ангора, стоявшая у плиты, ударила его по руке, когда он пытался таким же манером закусить сыром.
– Не можешь хоть раз по-человечески поесть? Руки бы помыл.
Не учат тебя что ли? Иди, мойся… покормлю. – Потом всплеснула
руками: – Господи, а это что такое? Опять дрался? – это она
заме- тила порванную сорочку без пуговиц.
– Нет, мы «Молодую гвардию» ставим в школе. Я – Олег Кошевой. А это (показывает на сорочку) – по роли… так надо.
Фашист меня допрашивал… Диман, из восьмого «Б»…
– Какую ещё гвардию? Какой фашист? – не поняла Ангора. —
В школе учиться надо…
– Тёмный ты человек, Ангора. По роману Фадеева. Спектакль
ставим… ко Дню Победы…
– В артисты подался… Только этого нам не хватало… Снимай, 29
зашью. А ты ешь пока, – поставила на стол тарелку с борщом.
Женя скинул рубашку, подошёл к зеркалу, посмотрелся, напряг
бицепсы. Остался собой доволен.
– Кожа да кости, – услышал за собой голос бабки. – Кощей
бессмертный…
Улицы провинциального города.
…Он шёл по улице бодрой походкой. День был пригожий, солнечный, и настроение у него было соответственно весеннее.
…Когда подходил к дому матери, его остановила тоненькая
девочка с косичками.
– Простите, мальчик, – обратилась она к нему совсем как
взрослая, – вы не подскажете, где тут улица Клары Цеткин..?
– А вы на ней… стоите… девочка…
Она прыснула. Посмотрела на него уже внимательней, с улыбкой:
– Знаешь, вообще-то мне нужен переулок… Сказали, где-то здесь… Гончарный, дом 8.
– А это рядом, вон за углом, – Женя показал рукой. – Потом-направо… Мне по пути. Пошли, провожу.
…Он шёл впереди, а она за ним, приотстав шага на два-три.
Он иногда оборачивался, проверяя, здесь она или исчезла так же
неожиданно, как появилась.
Двор перед домом матери.
Когда подошли к дому номер восемь и вошли во двор,девочка
остановилась в нерешительности.
– А тебе кого? – спросил Женя.
– Мне к врачу… к Тамаре Новиковой. Где тут второй подъезд, не пойму.
– Номера слева направо… Значит, вот это и есть второй… А Новиковой нет дома. Но она скоро подойдёт, подожди… – и указал
на скамейку во дворе под деревом.
Девочка удивлённо посмотрела на него.
– Откуда ты всё знаешь?
– В школе хорошо учусь. А ты пойди, посиди пока…
– Спасибо, – сказала она, опять превратившись в маленькую
даму, и неспешно пошла к скамейке.
В это время с ревом влетел во двор мотоцикл. Заложив крутой
30
вираж и подняв клубы пыли, мотоцикл остановился рядом с Женей.
– С глушителем что-то, – сказал, откашливаясь,водитель. Слез, шагнул к Жене, потрепалего по плечу. – Куда это ты пропал? Мать
соскучилась. – Потом нагнулся к мотоциклу. – Сейчас
разберёмся. Поможешь?
Женя сел в седло.
– Давай, газуй! – сказал мотоциклист. – Помалу!A я посмотрю, что тут у нас… Ну, давай!
Женя крутил ручку, искоса поглядывая на девочку.
– Опять он с этим драндулетом! – послышался сзади женский
голос. – Андрей! Ну,сколько можно?
Мотоциклист поднялся с колен, отряхиваясь. Женя
обернулся.
Мать стояла за ними с двумя тяжёлыми сумками в руках.
– Вспомнил о матери? – улыбнулась она. – А я уже беспокоилась… – подошла, чмокнула в щёку.
Женя перехватил у неё сумку. Андрей взял другую.
– Тебя ждут, – сказал Женя матери, кивнув в сторону скамейки.
А девочка с косичками уже шла навстречу.
– Здравствуйте, Тамара Григорьевна!
– Здравствуй, Женечка! Заждалась? А я в очереди стояла…
Этих вот… кормить…
– Дармоедов.., – подсказал
Андрей. Девочка улыбнулась.
– Как себя чувствуешь? – спросила мать.
Девочка смущённо пожала плечами.
– Ничего… Всё будет хорошо, вот увидишь… начнём сегодня, —
и, приобняв, повела её к дому.
«Дармоеды» послушно поплелись за
ними. У подъезда она обернулась:
– Хозяйством сами займётесь… у меня больной…
Девочка с косичками, тоже, стало быть, Женя, смутилась, ко- ротко
обернулась, заметив на себе взгляд тёзки…
Дом деда. Кабинет.
Дед с внуком чистили коллекционное оружие.
Это был своего рода ритуал. Дед сидел за столом, Жене доверя-лось снимать со стены пистолеты и ружья, подавать ему. Это он делал
31
с удовольствием. Потом, усевшись рядом,внимательно смотрел, как
дед разбирает оружие, чистит специальными тряпочками, смазывает…
– …А это правда, Х1Х век? – спросилЖеня, передавая деду
пистолет с длинным дулом и изогнутой рукояткой.
– Ну конечно, можешь не сомневаться.
– Из такого был убит Пушкин?
– Ну… да.
– Можно?
Женя поднимает тяжёлый пистолет, с трудом удерживая его
на вытянутой руке. Целится. Дед осторожно отводит от себя его руку.
– Никогда не направляй на людей.
– Так он не заряжен.
– Я же тебе говорил, раз в год стреляет даже незаряженное
ружьё. Запомни это…
– Странно… что из него вообще можно в кого-то попасть… —
зажмурив глаз, целится Женя в портрет на стене.
– Как видишь, можно. Дантес ведь попал…
– Попался бы он мне… – говорит Женя и щёлкает курком.
Потом дед достаёт из ящика письменного стола свой именной
«Вальтер» и протягивает его внуку.
– Ну, давай на время… И не подглядывать…
– Соберу – постреляем? Обещаешь?
– Ты сначала собери.
Женя, закрыв глаза, ловко разбирает пистолет и также на ощупь
начинает собирать. Дед незаметно прячет от него боёк.
Женя долго шарит рукой по поверхности стола.
– Время вышло, – говорит дед и так же незаметно возвращает
боёк на место.
Женя открывает глаза.
– Дед, ты мухлевал! Это
нечестно! Дед смеётся.
Мальчик, уже не спеша, собирает оставшиеся части, вставляет
магазин, щелкает затвором.
– Молодец! – хвалит его дед. – Возьму тебя на охоту…
постреляешь… Раз обещал…
Двор перед домом матери.
Во дворе матери Женя сидит на скамейке, на которой не-32
давно сидела девочка с косичками – его тёзка. По всему видно, что он ждёт её. Но вместо неё во дворе неожиданно появляется
незнакомый парень, ведущий за руль мотоцикл Андрея. Самого
Андрея тоже ведут, а точнее, чуть ли не несут, двое мужчин. Вся
компания пьяна в дым.
– Это… из вашего… двора? – спрашивает заплетающимся
языком один из провожатых. – Ваш..? – приподнимает за
волосы голову Андрея, чтобы он получше его рассмотрел.
– Да, – отвечает Женя.
– И машина? – спрашивает другой, показываяна мотоцикл.
Женя кивает.
– Как его звать?
– Андрей, – отвечает Женя.
Мужчины переглядываются.
– Смотри… Отвечаешь за нашего друга… за Андрея… – с угро-зой говорит парень. – И за машину… ты меня понял..?
– Понял…
Они уходят, усадив кое-как Андрея на скамейку.
Женя решает отвести его домой…
Дом матери. Лестничные пролёты.
… Шаг за шагом…
… Подъезд…
… Лестница за лестницей…
Андрей понемногу приходит в себя.
«Тамара! – громким басом вдруг нараспев кричит он. —Тама-а-а-р-р-а-а!»
– Сейчас, сейчас… навесит тебе твоя Тамара, – открывается
соседская дверь. Выглядывает, качая головой,старуха.
– Это… из оперы, – с трудом ворочая языком, говоритАндрей.
– Эх, вы…это – Ария Демона из… одноимённой оперы композитора
Антона Рубинштейна… О, Тамар-р-р-а!
Квартира матери.
Мать, увидев мужа, только всплеснула руками и подала Жене знак, чтобы вёл его в спальню. Сама же поспешно скрылась в столовой.
Уложив сопротивляющегося Андрея на кровать, Женя заглянул в
столовую. Там, на покрытом белой простынёй диване, лежал по-33
жилой человек в майке и в военных брюках с широкими лампасами.
Генерал. Мать сидела рядом, вытянув над ним руки…
…Тамара-а-а! – крикнул истошным голосом Андрей.
Что-то упало в спальне, разбилось…
Женя вышел, не прощаясь.
Улицы провинциального города.
Он шёл по улице, засунув руки в карманы, опустив голову.
Оглядывался несколько раз, надеясь всё ещё увидеть Женю.
Но её в этот день не было.
Лесополоса. Натура. Режим.
…Догорал костёр. Близилось утро…
Они сидели рядом, прижавшись друг к другу. Дед время от времени вздрагивал от дрёмы, открывал глаза и говорил внуку:
– Ты не спи…
Женя смотрел на низкие, мигающие звёзды и, казалось, совсем
забыл об охоте.
– Я не сплю. Это ты храпишь, и всех зверей распугал…
– Зато я всё слышу, а ты – нет…
– Что слышишь?
– Валежник хрустит… Птица взлетела… Вот… опять ветка
хрустнула…
Женя прислушался.
– Смотри! – вдруг крикнул дед, легко вскочил на ноги и мягко, по-кошачьи,сделал несколько шагов с поднятым уже ружьём.
Подскочил и Женя.
… Волк бежал прямо на них. Дед не стрелял, хоть и держал
ружьё наготове. Женя понял – стрелять надо ему. Прицелился.
Дрожала рука. Прыгала мушка прицела…
Волк остановился. Потом резко, одним прыжком бросился
в сторону.
– Уйдёт! – крикнул дед, вскидывая ружьё.
Женя выстрелил.
Волка подбросило вверх. Потом он тяжело, как подкошенный, упал на жухлую уже, осеннюю траву…
Они с дедом подошли к нему.
…Не волк – скорее, волчонок. Он был жив ещё. Кровавая пена
34
исходила пузырями из оскаленной пасти, судорожно вздрагивали
худые бока, покрытые линялой местами шерстью.
Дед посмотрел на внука.
Женя опустил ружьё. Было видно, как дрожат у него руки.
Дед сделал шаг вперёд.
Женя понял, что будет сейчас, отошёл в сторону, отвернулся и
зажал уши…
Раздался выстрел.
…Потом Женя бежал, не разбирая дороги, и плакал, и деду пришлось догонять его…
Наконец он остановился, и дед подошёл к нему.
– …Он не хотел умирать… – сказал Женя.
– Но он не мог жить, – сказал дед. – Так надо. – Вздохнул, задумавшись о чём-то. – Как на войне....Да и в жизни тоже… – обнял внука за плечи. – Пошли, сынок… Надо идти…
Двор перед домом матери.
…Андрей с Женей возятся во дворе с мотоциклом. Разбирают
мотор, смазывают, чистят… Детали аккуратно разложены на газете.
Андрей, бодрый, абсолютно трезвый, напевает под нос арии
из опер.
– Не люблю я эту современную трескотню, – словно оправдываясь, говорит он. – Души никакой, а слова… ужас… – и
снова продолжает: «… Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга»… Чув- ствуешь? Или вот это: «Что день грядущий мне
готовит… Его мой взор напрасно ловит»…
Андрей смотрит, как ловко Женя управляется с мотоциклом, улыбается.
– Что это? – спрашивает он потом, поднимая с земли деталь.
– Звёздочка, – уверенно отвечает Женя.
– Точно, она. А какая?
– Ведущая.
– Молодец. Шурупишь здорово. Ставь её на место.
– Хотите, вслепую? – спрашивает Женя.
– Попижонить? Ну, давай…
Женя продолжает работу с закрытыми глазами.
– Вот это да… ученик… ну ты даёшь…
– Опять разборка-сборка? – интересуется, проходя мимо, 35
сосед. – Когда же вы на нём ездить-то будете?
– А это интереснее. Ездить каждый дурак может…
– отвечает Андрей.
И всё же, когда ремонт закончен, они заводят мотор и лихо
выезжают со двора. За рулём Андрей, Женя – за ним…
Шоссе за городом.
Мотоцикл мчится на приличной скорости.
Но теперь за рулём – Женя…
Андрей сидит сзади, крепко обняв Женю, и поёт во всё горло:
«…О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить»…
Женя улыбается…
Школа. Актовый зал.
Школа. Идёт репетиция спектакля. На этот раз, видимо, гене-ральная. Это заметно по одежде актёров. Диман – в чёрном костюме (явно с чужого плеча), на рукаве – свастика, в глазу монокль, который он удерживает с трудом. Лица молодогвардейцев в крови
(вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.
– …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.
Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это
только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной
форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).
Двое ребят из младших классов закрывают занавес. Один
из них при этом падает, сорвав с колец часть материи.
Несмотря на это, Иван Петрович, директор школы (человек
с большим животом и привычкой дёргать себя при разговоре
за мочку уха, в то же время громко причмокивая) аплодирует
и хлопает по плечу Вадима – режиссёра спектакля.
– Браво, Дунаев, у тебя талант… Получилось лучше, чем
в кино… Есть, конечно, шероховатости (смотрит на мальчика, 36
порвавшего занавес), но это ничего… Готовьтесь… – и уже тише, одному только Вадиму: – Всех наградим грамотами…
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
Женя сидит за уроками. Звонит телефон. Долгие гудки. Бабушки нет дома, и Женя идёт в холл, поднимает трубку.
– Женечка! – кричит мать. – Я одна… не знаю, что делать…
– Что случилось?
– Тут такой ужас! Я в шоке!
– Мама! Что с тобой? Что случилось, скажи?
– Это не по телефону… У меня беда… с Андреем… Беги сюда…
Если можешь…
Квартира матери.
…Андрей сидел на холодильнике с топором в руках.
Ещё с порога Женя слышал его крик:
– Всё! Конец твоему генералу! Узнает он у меня, как чужих жён..!
– Андрюша… ну отдай топор… я тебя прошу… Зачем тебе топор?
– без всякой надежды повторяла мать.
Увидев Женю, Андрей немного поутих, на что мать и рассчи-тывала. Кричать перестал и решил объяснить ему суть ситуации
спокойно, на его взгляд убедительно. Но топор по-прежнему из рук
не выпускал…
– …Ты пойми… Я прихожу – а он у нас на диване… Я опять
прихожу… а он опять на диване… Сколько можно? Он думает, что
если генерал, то всё ему разрешено?! Пусть только покажется
сегод- ня… – замахивается топором. – Пока он достанет свой
пистолет,
я его отсюда… раз..! и зарублю… Что мне стоит? Как ты думаешь, успею? А у тебя есть пистолет? Я видел у вас дома… Ты говорил, что из него Пушкина убили… Ты его принёс? – и после небольшой
паузы: – Как я понимаю теперь Пушкина… Бедный Пушкин..! – и
неожиданно заплакал, обнимая топор.
– Что мне делать, скорую вызвать? Горячка у него… Ты же видишь… А тебя он слушается… Сделай что-нибудь… – всхлипнула, подавляя рыдания, мать.
– Дядя Андрей, – подошёл к нему Женя, – вот что… давайте меняться. Я вам принесу пистолет, но вы сначала дайте мне топор…
Идёт?
– Не идёт! – закричал Андрей. – Не идёт! У меня белая
37
горячка на фоне запойного наследственного алкоголизма, ты понял? Но я же не дурак! Ты тоже меня, как мамашка твоя, за идиота
считаешь? Нет уж… сначала пистолет, а потом – топор. Ты-то хоть
войди в моё положение… Мне же надо отомстить за поруганную
честь жены… между прочим, твоей родной матери…
Звонок в дверь.
Мать побледнела, всплеснула руками.
– А-а-а! Вот и он, наш генерал! Честь имеем, товарищ генерал!
А вы имеете? – заорал Андрей.
Повторный звонок.
– Тамара! – кричит Андрей. —Для встречи спр-р-р-рава!
Ша-а-агом марш! Бой часов на Спасской башне! Из ворот Кремля…
на вороном коне… выезжает маршал Ворошилов! Трам-трам-там!
Тра-рам-там-там!
Андрей разводит руки в стороны, будто дирижируя военным
оркестром, и роняет топор. Женя сразу же хватает его и идёт открывать дверь.
На пороге стоит девочка с косичками – Женя.
– Извините… я, наверное, не во время… Здравствуйте…
Она с удивлением смотрит на Женю с топором, на Андрея, сидящего на холодильнике…
– Да ничего… нормально… мы холодильник чиним.
И происходит чудо. Увидев девочку вместо ожидаемого генерала, Андрей моментально приходит в себя, спускается с холодильника и, пошатываясь, идёт в спальню.
– …Отставить… – бормочет он под нос. – Вольно…
– Проходи, Женечка, – стараясь не показывать своего состояния, говорит девочке мать.
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
…Крутится глобус.
Это Женя, сидя за письменным столом, делает уроки. Точнее, пытается делать. Раскрыта перед ним тетрадь, несколько учебников, но он, скучая, раскручивает глобус и смотрит, как мелькают перед
ним материки и океаны…
Время от времени он вынужденно прислушивается к разговору в
соседней комнате, когда мать с бабкой говорят громче.
– …Он хороший… как ты не понимаешь? Он добрый, умный…
38
– Я всё понимаю. Но ты понимаешь, что дальше так нельзя?
Так и до беды недалеко!
Мать всхлипнула.
– Измучалась… Не могу …больше… Только отцу не говори…
теперь, как запой, так уже из дому тянет…
– Уложи в наркологию, – говорит мать. – Лечиться же – не работать. Пусть хоть что-то сделает полезное…
– Не хочет… Боится…
Женя подошёл к двери, приоткрыл осторожно.
– Это ты должна бояться… Ходит, вон… с топором… – Ангора
поднялась, достала из трюмо несколько купюр, положила в
сумочку дочери. – Возьми пока, потом ещё дам…
Со двора донёсся звук подъехавшей машины.
Послышались тяжёлые шаги. Это дед пришёл с работы.
Мать и дочь замолчали, стали говорить тише и о чём-то другом.
Но дед всё понял.
– Опять учудил? – спросил он грозно, не здороваясь. —
Позо- ришься, Тамара, и всех нас позоришь! – и прошёл к себе в
кабинет, хлопнув дверью.
Наступила тишина.
Потом вдруг распахнул дверь, крикнул:
– …Мне это надоело! Боксёр! Мотоциклист! А следующий кто?
Акробат в цирке?! Клоун!? —опять хлопнула дверь.
Было слышно, как дед нервно ходит из угла в угол.
– А сын твой кем вырастет? Ты подумала? – выглянув ещё раз, крикнул дед,и ещё громче хлопнул дверью.
Посыпалась штукатурка со стены.
Двор наркологической больницы.
Андрея-таки пришлось положить в больницу.
…Мать с сыном пришли навестить его.
Во дворе больницы гуляли недолго. Прошлись пару раз по аллее. Мать с Андреем впереди. Женя – чуть приотстав от них. В руках – пакет с передачей.
Час был приёмный, и больных с посетителями было много.
Женя смотрел на них, на Андрея, и у него сжималось сердце. Одинаково отрешённые, нездоровые лица, потухший взгляд. И одеты
кто в потёртые, нестиранные халаты без пуговиц, без поясов, кто
39
в пижамы непонятного цвета и размера. На невысоких больных —
почему-то всё было велико – длинные рукава, длинные штаны.
На высоких – наоборот, всё было до смешного коротко. Но смеяться не хотелось. Хотелось плакать, и Женя отводил взгляд в сторону.
Смотрел на деревья, на зарешёченные окна больничного здания.
– Подойди, – оглянулась мать. – Дай пакет. Сейчас пойдём…
– и опять повернулась к мужу: – Я просила маму поговорить
с отцом… Насчёт работы…
Андрей был тих, молчалив, подавлен.
– Вот увидишь… всё будет хорошо, – сказала мать. – Тебе
уже лучше. Давно надо было… Если бы ты согласился…
Андрей не ответил.
– Ты уж сам теперь… поверь… в себя… Постарайся…
– Не знаю, – махнул он рукой… – Ладно… посмотрим…
Парк культуры и отдыха.
По аллее идут Женя с Женей. Девочка смеётся громко, от души.
Это потому, что он рассказывает интересные истории про свою
школу. И не только рассказывает, но и показывает очень смешно. Со
словами. Сейчас – директора:
– Браво, Дунаев, у тебя талант… (дёргает себя за мочку уха
и причмокивает-м-м-м…) Получилось лучше, чем в кино…
Есть, конечно, шероховатости (опять то же самое)… но это
ничего…
Готовьтесь… Всех наградим грамотами, – и добавляет уже от себя:
– У него правое ухо больше левого… Отвисло до плеча…
У девочки на глазах слёзы.
Колесо обозрения.
…Они – высоко над городом, в кабинке колеса обозрения.
Настроение теперь другое. И лица серьёзные.
– Нет… – говорит Женя. – Отец уехал на соревнования…
и не вернулся… Он – боксёр…
– А Андрей..? – девочка смотрит на него сочувственно.
– Он мой отчим… Он инженер… Неплохой человек, в общем…
– И мне так показалось… Вы дружите?
– Да не очень… Я не часто у них бываю… У деда живу…
Матери и так трудно…
– Моим родителям тоже трудно… Но я – с ними…
40
Мои дедушки и бабушки давно умерли…
– А твоим почему трудно?
– Потому что они – научные работники… Когда я болела
и целый год пропустила, занималась с учителями дома, им стало
ещё труднее… А твоя мама согласилась лечить меня бесплатно…
по просьбе общих знакомых…
Тир.
Сначала стреляет Женя. Целится она долго, а стреляет почему-то, глядя в сторону и зажмурив оба глаза.
И так каждый раз – пять выстрелов подряд.
Сзади раздаётся смех. Девочка на это не реагирует, но Женя
оборачивается. Трое ребят из их школы. Среди них – Диман. Ещё
двое – незнакомые. Они-то и смеялись, говоря что-то Диману
и показывая на девочку. Он тоже смеялся вместе с ними, стараясь не
глядеть на своего коллегу по самодеятельности.
Затем Диман важно подходит к барьеру, заряжает ружьё и стреляет с подчёркнутой небрежностью мастера. Пять выстрелов – и все
мимо цели. Диман явно смущён, но старается не показывать этого.
Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, он обращается к Жене: