«Хитрая» контора

– Поехали… Время идет! – хозяин первым опрокинул в себя стакан киселевидной жидкости.

Девчонки тут же последовали его примеру, а потом дружно накинулись на колбасу, используя к ней в качестве хлеба плавленые сырки.

– Алик, а ты выдержанный мужик! Не полез с расспросами, откуда мы притопали да почему! – с набитым ртом похвалила его Наташка.

– А зачем это делать?! – назидательно отозвался Яшин, хотя в душе он остался доволен ее словами. – Сама расскажешь, по ком сердце болит…

– По тебе оно болит, по кому же еще! Мы ведь с Нинкой только около часу ночи из ментовки вырвались и сразу к тебе. Неувязка у меня получилась… – призналась наконец тонконогая.

– Это какая же неувязка? – Яшин, успевший лишь откусить кусок колбасы да пару раз перебросить его с зуба на зуб, перестал жевать.

Наташка помедлила, и в это самое время он решил проглотить недожеванное.

– Чего замолчала, выкладывай, если что серьезное, и не буксуй! – приказал он.

– Понимаешь, Алик, на Некрасовской контору обворовали, а мы в тот момент дома были у Лученка, вот с ней сидели… – длинноногая кивнула в сторону подруги, как бы ища подтверждения сказанному.

Нинка и впрямь согласно кивнула головой.

– А вы-то лично при чем? Хотя нет-нет, чую, есть в чем-то грешок… – он пытливо заглянул обеим в лицо. – Значит, накрыли у Лученка вас менты! А дальше что? Дальше?! Все шляетесь по квартирам, ищете у кого потолще?!. – он разочарованно помотал головой.

– Да нет, – попыталась оправдаться Костромская.

– Что нет! Кого еще забирали в милицию? Что вы там наплели? Ну! Я слушаю, не перебиваю: рассказывайте все как на духу!

Наташкины слова о краже в конторе мигом насторожили Яшина, тем более он помнил, хотя и был тогда пьяным, о чем они разговаривали с Нестеровым в ее присутствии.

– Ребят вроде точно никуда не возили, а нас с Нинкой в Центральный… Вначале подержали в дежурке, а потом на третий этаж привели. Там следовательша сидела, молодая совсем, с зелеными глазами – я ее хорошо запомнила. Фамилия – Обручева. Я даже, Алик, не знаю, как так получилось, всегда на себя надеялась, а здесь затмение на меня нашло. Расчувствовалась по-глупому, как в старом кино. Сидит она за своим столом и нам заявляет, якобы мы спирт пили и что в конторе тоже украли спирт. Ну я и завелась ей, дура, доказывать, что не спирт мы пили, а водку. А здесь еще вспомнила, как ты нас спиртом поил на магазинном повидле, ну в смысле того, что если нас Алик действительно угощал спиртом, то мы и обалдели. Так вот, короче, и слетело с языка твое имя. Я бы, может, этому и внимания не придала, но она, стерва, мигом зацепилась за твое имя и давай вокруг нас жопой крутить, все адрес узнать твой надеялась. Но я уже врубилась, что к чему, и мы с Нинкой в один голос сказали, что не знаем ничего и не помним. Ох и испугалась я тогда за тебя, да еще вспомнила, что ты не прописан!

– Ну ладно, спасибо на том, что адрес не заложила, – он облегченно вздохнул и распечатал вторую бутылку. – Я-то, осел, думал, что на тебя положиться можно, а оказалось, нет. На тебя можно только ложиться. Да и это следует делать с опаской, если ты до сих пор по Лученкам шляешься. Пока Алик спит, ты ему СПИД, сука, притащишь! Я надеялся из тебя человека сделать, на смазливую твою рожу позарился, а ты как была б…, так ей и останешься! – Яшин пристукнул кулаком по столу.

– Аль, ну зачем ты так?.. – Наташка всхлипнула. – Я-то тебе во всем призналась! И никакие нам Лученки не нужны! Сам знаешь, что мы с Нинкой только твои…

– Нинка мне не давала обет на целомудрие! – оборвал ее Яшин. – В данный момент разговор о тебе! Тебя послушать со стороны, так и в самом деле можно подумать, что перед тобой весталка!

– Я-то, Алечка, уже полгода, как завязала со всеми, зато ты, и месяца не прошло с тех пор, как продал меня Ваньке Нестерову! И за что?! Всего-навсего за кассету Владимира Кузьмина. А ты что нам тогда с Нинкой сказал?.. Мужик, мол, только с зоны откинулся, голодный, дайте ему Христа ради… Да если бы ты так не сказал, я бы ему в жизни не дала! Я еще тогда поняла, для чего ты меня уговаривал с Нестером переспать. Ты просто тень на плетень наводил, что тебе жалко парня из зоны. Кассетка тебе оказалась дороже меня; и за кого ты нас с Нинкой держишь, я тоже знаю! Ты с Ванькой-то, когда начал базарить, трепанулся, что у тебя баб, хоть пруд пруди! И я, дура, чтоб твой авторитет не подводить, легла под него! Потому что я все равно тебя гада люблю! – она совсем неожиданно шмыгнула носом, и маленькие слезинки поползли по ее щекам к уголкам скривившихся губ.

– Ладно, хватит… На первый раз я тебя прощаю, потому что тоже люблю. Правду сама рассказала, и это тебе плюс. Но выяснить нам кое-что было б надо… Вдруг кто там из знакомых ребят под колпаком у ментов! Раскидываем мозгами, чтоб нам быть в курсе событий. Значит так: ты Нинка к восьми дуешь на рынок – по утру у пивнушки обязательно кто-нибудь будет с Некрасовской. Ты там вокруг покрутишься и послушаешь, что станут базарить. Пацаны тебя знают многие, так что особо шушукаться им ни к чему. Возьми вон сразу в комоде рублик с тремя нулями, если что – скинешься в компании с ребятишками. Да, если встретишь Родькина, то с ним ты пивка хлебни, а уж если на философию его развезет, знай кивай себе гривой. Короче, не тебя учить! А надумает спрашивать обо мне, скажи, что я обещал с тобой повстречаться во вторник в парке, у вольера с обезьянами. Сама понимаешь, к чему эти сказки: я без документов и без прописки, а он трепло. И последнее напутствие – я мужик не жадный и добрый, а ты деваха спокойная и надежная, и за это я тебя уважаю! Но предупредить все же хочу, если вякнешь обо мне хоть слово, не поминай лихом! Буду расценивать, как личное предательство, и в первом подвернувшемся подъезде накину на шею удавку. Поняла? – не повышая голос спросил Яшин.

– Все поняла, Алик. Ты теперь за нас с Натахой не беспокойся!

– Ну и добро! Короче, собирайся, а то пока доберешься… Наташка займется уборкой квартиры, а я винишка схожу куплю, да и к ужину чего-нибудь надо.

Когда за Нинкой закрылась дверь, Костромская допила из своего стакана остатки ликера и, облизнувшись, исподлобья посмотрела на Яшина, словно оценивая, на что он еще способен. Алик в задумчивости присел на тахту. Одеяло и простыня лежали с ним рядом бесформенным комком. Наташка бесшумно приблизилась к Яшину и присела перед ним на корточки.

– Ну что, так и будем сидеть? – она толкнула его в колено, и сама же уселась на пол, вытягивая ноги.

– Не приставай к мужику, а то изнасилую! – Алик состроил свирепую рожу.

Наташка разразилась гомерическим хохотом, а успокоившись, предложила:

– А что, может, попробуем? Это будет здорово интересно, когда я начну сопротивляться! Да ты не бойся, я не собираюсь царапаться и кусаться! – с этими словами она ухватила его за лодыжку и с силой дернула на себя.

Копчиком приземлившись на пол, Алик молниеносно изменил положение, так что за считанные секунды грубо подмял под собой девчонку. «Роль насильника мне по нутру, только смотри не пищи!» – прорычал он Наташке в самое ухо и на самом деле входя во вкус. Он сцепил своей пятерней пальцы обоих ее рук и беспрепятственно полез второй пятерней под юбку. Задыхаясь от смеха и от возбуждения, она что было сил сжала ноги, но он больно надавил ей на коленные чашечки да так, что она громко ойкнула, совершенно непроизвольно разбросала их в сторону, и здесь же грубая шершавая рука словно прилипла внизу живота, не давая сжимать ей ноги. Именно это прилипчивое прикосновение потной рукой неожиданно подвергло Наташкино тело гадливому ощущению. Еще не совсем обдуманно она изо всех сил рванулась из-под него, извиваясь спиралью, словно придавленная рогатиной змея. Ей почти уже удалось вырваться, когда Алик боком свалился с ней на пол, однако он успел сполна войти в предложенную ему роль и не думал с ней так просто расстаться. Он быстренько извернулся и жилистой рукой, как железным обручем сдавливая ей грудь, попытался поймать ее губы, и тогда она с настоящим злом, сильно укусила его за подбородок, аж до самой крови. Пожалуй, она и сама не ожидала от себя этого – неуправляемые чувства сработали сами по себе, чисто инстинктивно, опережая разум. На мгновение Яшин оторопел, а затем ударил ее по лицу с одной и другой стороны. Приходя в себя, она затихла, а когда он ударил ее по лицу в третий раз, неудержимо расплакалась.

Спустя полчаса он помирились, правда у Наташки под обоими глазами появились синяки.

* * *

Восьмерка Обручевой вкатилась во двор на Некрасовской, когда Михаил Герасимович Лесков открывал входную дверь учреждения.

Михаил Герасимович поприветствовал Лену почтительным наклоном головы и сдержанной улыбкой. С Ясновым он поздоровался за руку, когда тот уже выбрался из машины.

– Бухгалтер с приемщицей вместе подъедут с минуты на минуту, – сообщил Лесков, и протянул руку Никишкину, который задержался в салоне «Жигулей» из-за развязавшегося шнурка на ботинке.

Шум москвичевского двигателя Елена расслышала уже в помещении.

– Вот и Лида с Верой Елисеевной приехали! – громко сказал начальник.

– Дисциплинированные товарищи, молодцы! – похвалил Яснов.

Как только он это проговорил, показались две женщины. Никишкин, придерживающий за ними дверь, вошел последним. Бухгалтерша была в своих прежних очках в тонкой оправе, и в руке она держала коричневую сумку. «Значит, вторая – это и есть Лида», – поняла Елена. «Вторая» – полноватая блондинка, первой поздоровалась с присутствующими и (как показалось Яснову) без видимой надобностью прищурила почти такие же зеленые, как и у Обручевой, глаза.

«Нет, у Лены они все-таки зеленей и колоритней! – решил Яснов. – На вид приемщице лет двадцать семь, два года плюс-минус».

Все дружно поднялись на верхний этаж. Увидев погром и хаос, блондинка деланно всплеснула руками, но, по-видимому, в действительности он ее нисколько не удивил.

Подполковник Никишкин без лишних вопросов сразу же двинулся за бухгалтершей. Он во все стороны повертел головой на ходу, но его маршрут был уже безошибочно избран. Стройный, хотя по возрасту далеко уже за пятьдесят, в шикарном гражданском костюме модного пошива, по мысленному сравнению Лены, он выглядел эдаким щеголеватым петушком. «Неблагодарная! Человек оказал нам любезность в свой выходной, а я подобрала такое сравнение начальнику ОБЭП!» – пристыдила себя Обручева. Хотя причина такому сравнению все же имелась: в общем-то важно шествуя за бухгалтершей, Никишкин два раза смешно скакнул через разбросанные бумаги.

Приемщица, по первому впечатлению, показалась Обручевой контактной и общительной женщиной. В модном зеленом платье, с золотым перстеньком на пальце и золотыми сережками в ушах, она прекрасно выглядела, и Елена сразу воздала должное ее изысканному вкусу. По внешнему виду ей с самой большой натяжкой можно было дать лет 25-26, хотя своим женским чутьем Обручева чувствовала, что тридцать приемщице есть.

Фамилия Лиды была Ларионова. На пару со следовательшей, сидя на корточках, они разбирали, раскладывали и сортировали разбросанные бумаги. Еще Ларионова время от времени отвечала на незначительные вопросы Елены или давала необходимые пояснения.

– Лида, перечислите мне, пожалуйста, все, что хранилось в вашем ящике-сейфе, – попросила Обручева.

– Главное – это деньги. В пятницу там оставалось 76 тысяч 550 рублей… Минуточку, сейчас я все точно скажу, – она подняла с пола потрепанные журнал, что лежал рядом со взломанным ящиком. – Деньги я у Веры Елисеевны беру, чтобы выдавать командировочные, когда сто, когда пятьдесят тысяч. Вот, – приемщица отыскала нужную страницу, – последним получил Родькин восемь тысяч пятьсот рулей, и у меня осталось 76 тысяч 550, – окончательно подтвердила она ранее названную сумму.

– Получается, и эти деньги пропали?

– Понятное дело! Неужели они их оставят? – удивилась такому вопросу Ларионова.

– И журналы эти тоже из вашего ящика? – Лена взяла в руки синюю книгу, на которой было написано: «Выдача талонов на бензин».

– Да, в этом помещении только мое хозяйство, – Лида описала рукой полукруг.

Видимо бензиновый вопрос Обручеву к себе не привлек, потому что она здесь же ухватила другой экземпляр в коричневой обложке с надписью: «Регистрация поступающих на работу».

– Давно ведете? – следователь раскрыла первую страницу и прочитала верхнюю запись: Николаев Семен Петрович, год рождения 1940, 14 ноября; принят 18.04.75, слесарь 4-го разряда; домашний адрес: Николаевская, 22-11.

Лида неопределенно повела бровями.

– Здесь, по-моему, очень наглядно – с 18 апреля 1975-го года, – однако она не стала раздражаться непонятливости следовательши, а напротив сказала: – Сама я в 81-ом сюда поступила. На прошлой неделе я эту книжечку подшила заново, – Ларионова протянула руку, намереваясь показать следователю свою работу, но Елена как-то проигнорировала ее жест, а может просто не поняла, и не выпуская книги из рук перелистнула раз-другой по нескольку страниц.

– Одну секундочку, Лида, – с запозданием отозвалась она, принявшись торопливо перекидывать листы.

Ларионова отошла к окну и, забарабанив пальцами по подоконнику, уставилась в него.

– Лида, посмотрите, пожалуйста… – Обручева с раскрытой книгой приблизилась к приемщице. – Вы только, что мне говорили, что подшивали книгу, но здесь нет страниц. Я уже просмотрела, они аккуратно пронумерованы, и записи идут в строгом хронологическом порядке… Видите, после 94-ой страницы сразу идет 97-ая – получается, что нет одного листа. Смотрим дальше. Так, так, так… Ага, вот еще! Здесь отсутствуют 121-ая и 122-ая. Короче говоря, в книге вырвали один двойной лист, – констатировала она.

– Вообще-то, когда я с ней занималась, то не обращала внимания на нумерацию… Хотя для меня самой это новость, для чего книгу-то понадобилось рвать?

– Вот уже действительно, – согласилась Елена. – Мне, знаете, что интересно, то что записи ведутся одной рукой… Это везде вы писали?

– Да, почерк мой, – подтвердила приемщица. – Только что в этом интересного? – удивилась она.

– Ну, как же? – не согласилась с ней следовательша. – Вы мне сами сказали, что поступили сюда в 81-ом году, а книга заполнена вашей рукой с 18 апреля 1975 года… Вы что же, прежде, чем вести записи на работу в свою бытность, переписали из старой тех, кто поступил до вас на работу в течение шести лет?!

– Ах, вот оно что!.. – в лице Ларионовой отразилось секундное замешательство. Наклонившись над книгой, она полистала несколько первых страниц, будто удостоверилась, действительно ли заполняла все с самого начала. – Да, почерк мой, и по логике значит, что переписывала. Думаю, что делалось это мной по глупости… – она помолчала, открыто обдумывая причину тогдашнего поступка, и наконец сказала: – Прежняя книга, видимо, истрепалась, и я решила проявить инициативу и блеснуть аккуратностью. Молодая была! – двумя словами подытожила она смысл сказанного, переступая при этом с ноги на ногу.

На лестнице, ведущей с нижнего этажа, показался Яснов. Преодолев последнюю ступеньку, он напрямую направился к женщинам.

– Виктор Палыч, посмотрите! – Лена прихлопнула книгу ладонью, а сама вновь обратилась к Ларионовой: – Лида, вспомните, пожалуйста, куда подевали прежнюю книгу регистрации?

– Помнить о таких вещах… – приемщица усмехнулась, и в уголках ее глаз собрались морщинки, а лицо как-то враз поблекло.

– А кто не знает особенности человеческой памяти! – воскликнула Обручева. Иногда мы забываем о крупных событиях и порой помним о незначительных моментах. Вы согласны со мной?

Поскольку Ларионова промолчала, Лена вздохнула и добавила:

– Ну не помните, так не помните.

– Здесь не хватает двух листов, – вслух проговорил Яснов, – а точнее, одного двойного, и таким образом отсутствуют 95-я, 96-я, 121-я и 122-я страницы. Хм… довольно занимательно! На 94-ой странице записи оканчиваются декабрем 1982-го года, на 97-ой они начинаются тоже декабрем, но уже 1983-го. Вы, девушка, можете позаниматься пока личными делами, – обратился он к Ларионовой.

Приемщица понимающе кивнула и тотчас направилась на первый этаж, а подполковник сказал:

– По-моему, ты зацепила интересную деталюшку, не правда ли?

– Я с сомнением отношусь к тому, кто быстро цепляется, – пошутила Лена.

– Полистаем дальше, – не воспринял шутку Яснов, поглощенный множеством мыслей. – На 120-ой странице последняя запись от 24 октября 1986-го года, а на 123-ей она начинается 3 января 1988-го. То есть в первом случае из поля зрения выпадает весь 1983 год, а во втором и того больше. Если предположить, что преступников интересовали записанные на этих страницах фамилии, то нам придется их выяснить. Какая-то нелепость и только! Разве просто бумага кому понадобилась, чтобы чего-нибудь завернуть?

– Я в этом глубоко сомневаюсь, – проговорила Обручева. – Здесь вместе с этой книжечкой всплыла странная вещь… Ларионова работает с 81-го, а книга ведется ее рукой с 18 апреля 1975 года! – подбросила она ему информацию для размышления.

– Оч-чень любопытно. И как же она объясняет сей факт? – живо откликнулся начальник угрозыска.

– Да никак! Молодая, говорит, была, глупая!

– М-да… – подполковник почесал затылок. – Давай попробуем поискать ту старую книженцию. Надо поговорить с бухгалтершей и Лесковым и подкинуть мыслишку Никишкину насчет этой книги. А теперь слушай отчет по первому этажу, только пошли, спустимся вниз.

Когда они оказались в кладовке, Яснов заговорил вновь:

– Вот смотри, канистру с олифой стянули со стеллажа, со средней полки – это мне подтвердил Лесков. Никаких дрелей, электродвижков и тому подобного дефицита здесь не хранили. Михаил Герасимович вторично просмотрел все свое хозяйство и утверждает, что кроме того, что уже нам известно, из учреждения ничего не пропало. Следовательно, когда взломщики проникли сюда, они сняли со стеллажа канистру с олифой, поставили ее к дверным петлям, чтобы она не позволили им как следует распахнуть эту самую дверь. А тогда и причина оставленных нам улик в виде волокон с одежды выглядит абсолютно естественной.

– То есть нам технически кого-то засвечивают? – Елена вскинула брови.

– Выходит, что так.

В проеме показался подполковник Никишкин:

– О чем спор, ребята? А я вот решил размяться… Ну и порадовать вас заодно, что в бухгалтерии исчезли все платежные документы за 83-ий год.

– Фью-ю…– присвистнула Лена. – А у нас листы из книги поступающих на работу пропали, и тоже за 1983 год!

– Пожалуй, делать внизу больше нечего, – проговорил Яснов, осматриваясь по углам при выходе из кладовки еще раз. В это время он и заметил, что между стеной и стеллажной стойкой валяются подозрительные обрывки бумаг. Виктор Павлович нагнулся, вытаскивая измятые исписанные листы. Никишкина это находка не заинтересовала, и он ушел опять в «свою» бухгалтерию, зато сам Яснов и Елена очень живо закопошились на первом же подоконнике, расправляя куски измятой бумаги. Ими оказался исчезнувший лист со страницами 95-96. Облазив внизу, и кроме кладовки, все закутки, второй части злополучного двойного листа они так и не обнаружили.

– Ну и дела! – на сей раз Яснов не то, чтобы почесал затылок, как иногда это делал в момент крайней озадаченности, но и буквально поскреб его. – Зачем, спрашивается, его вырывали, и где вторая половина? Если их интересовали 121-ая и 122-ая страницы, то им что, так трудно было забрать весь лист целиком? Та-ак… Преступники опять подкидывают нам улики против самих себя!

– Вот именно. Кто-то запутанно и тонко, однако в конечном итоге умело и доходчиво выводит на нас нужный ему след, – поддержала его Лена. – Прямо как в занимательном детективе! Что ж, с этой страницы я сплясать и попробую.

Уже находясь на втором этаже, они пришли в кабинет Лескова. Начальник сидел у окна и читал «Огонек» – любимый журнал Обручевой. При их появлении Михаил Герасимович отложил журнал и сказал:

– Я разрешил Ларионовой на полчасика отлучиться: она на сегодня договорилась о встрече с закройщиком – новое платье собирается себе справить. Уехала на своей машине и скоро вернется, – пояснил он.

– Ничего страшного, Михаил Герасимыч! – успокоила его следовательша. – Вы и так оказали нам любезность в свой выходной! Да, Михаил Герасимыч, я заметила, что вы зачем-то сдвигали шкаф? – неожиданно спросила Елена. Она хорошо помнила, как вчера стоял этот шкаф. Его никто из сотрудников не трогал, лишь один раз заглянули внутрь: там находились три большие стеклянные колбы в виде древних сосудов. Сосуды были пусты, а полки, на которых они размещались, покрывал солидный слой пыли без малейшего намека на то, что к нему когда-то прикасались.

– Ах да, действительно! – оживленно встрепенулся Лесков. – Лида мне сказала, что в книге поступающих на работу вырвали какую-то страницу… Она считает, что вы не там ищете.

– Она так и сказала? – удивилась Обручева.

– Так и сказала. Но простите, товарищи, я тоже ведь так считаю. Бог с ней, с этой страницей! Кто вас интересует? Я здесь работаю начальником уже пятнадцать лет и совсем не страдаю склерозом. А если про кого забуду, мы все равно установим его данные по другим бумагам. Вот! – Михаил Герасимович протянул Лене какую-то амбарную книгу, которая до этого лежала на стуле с ним рядом, прикрытая другим «Огоньком». На обложке просматривалась полузатертая чернильная надпись: «Регистрация поступающих на работу. 1970-1983 гг.»

– Спасибо, Михаил Герасимыч, удружили! – она улыбнулась. – Мы как раз и намеревались спросить вас об этой книге… Где вы ее отыскали?

– Если бы Лида не завела о ней разговор, сам бы я, конечно, не вспомнил, а так вот взял, да и вынул из-под этого шкафа! – с видом победителя объяснил Лесков. – Она не один год служила этому шкафу вместо задних ножек.

– А сама Лида что, не знала, где она находится? – спросил подполковник, одновременно вглядываясь в уже перелистываемые Леной страницы.

– Зачем ей помнить про всякий утиль, у нее и без того работы по горло! Просто я в свое время передвигал этот шкаф и сломал задние ножки, а тут и попалась под руку ненужная книга. Я-то знал, что Лидка себе новую завела, – разговорился начальник, а в душе подумал: «Чепухой занимаются следователи! Сами не знают, что ищут, так хоть создают видимость работы. Особенно это зеленоглазая красавица. Молодая! Ей за ухажерами надо бегать, а она здесь, да еще в выходной!»

– Михаил Герасимыч! – не отрываясь от книги, обратилась зеленоглазая. – Вот если бы вы не вспомнили про эту книгу, то что, так бы и восстановили по памяти пофамильно всех, кто и когда работал? Ну ладно, вы еще говорили, что это можно выяснить и по другим бумагам… Хорошо, если бы так, но у нас, к сожалению, нет такой уверенности. Вы в курсе, что из бухгалтерии исчезли все платежные документы за 83-й год?.. То-то же! Так где гарантия, что та же участь не постигла и другие интересующие нас документы? – Обручева оторвалась от книги поступающих на работу и подняла на Лескова вопрошающие глаза.

– Честное слово, для меня это новости! – воскликнул начальник конторы.

– А как вы объясните, для какой цели ваша приемщица заводила новую книгу поступающих на работу, не закончив старой? Вот, взгляните, сколько еще здесь чистых листов! – она протянула ему только что найденную им самим книгу. – Вы ее просили об этом?

– Нет…

– Правильно, нет! Вы же считаете, что она по горло работой загружена…– с саркастическими нотками в голосе заметила следовательша. – И это еще не все. Заводя новую книгу, Лида не стала ее заполнять текущим днем, а зачем-то полезла в прошлое… Аж на шесть лет назад забралась, считая с того момента, как сама поступила к вам на работу! Видите последнюю запись: декабрь 1983-го? Значит, с какого времени должна заполняться новая книга? – с нажимом вопросила Обручева и, не дожидаясь его ответа, сказала: – Теперь лицезрите сюда, – она открыла ее на первой странице. – Апрель… 1975-го!

– Ради бога, поймите, я не в курсе подобных фокусов! – обескураженно развел руками Лесков. – Ларионова совсем не глупая женщина, чтоб заниматься такой ерундой! И сейчас, и когда она только поступила сюда девчонкой, работу Лида делала аккуратно, но лишних минут в конторе она не сидела.

Разговаривая с хозяином кабинета, Лена в конце концов отвлеклась от своего занятия, а вот Яснов, напротив, уткнулся в регистрационную книгу.

– Лена, взгляни-ка сюда, – обратился он к ней. – Все, что переписано из старой в новую, идет в той же строгой хронологической последовательности, и лишь в одном месте допущен пропуск фамилии. Видишь? Но последующий порядок нумерации от этого не нарушился!

В это время за дверью кабинета раздалось характерное цоканье женских каблучков. Ларионова вошла без стука и, лишь мельком окинув взглядом присутствовавших, небрежно повесила на дверцу шкафа небольшую сумочку.

– Лида! – сразу обратилась к ней Обручева, – Пока вы отлучались, мы нашли старую книгу. Михаил Герасимыч говорит, что понятия не имеет, зачем вы занимались перепиской.