Новая эра. Часть первая

Заехал к Гробманам. Подарил книжку. Написал: «крестным». Мише не понравилось. Мол, у евреев крестных не бывает. Попросил взять в кавычки. Еще попросил поставить число. Серьезно относится. На столике лежала заметка из «Литературной газеты» о «Зеркале» и «Иерусалимском журнале», где журналы названы «близнецами».

– Что за чушь? – удивился я.

– Ну дурак, дурак, – сказал Гробман об авторе заметки.

– Да ладно, – успокоила его Ира, – все-таки реклама. Правда, обосранная…

Рассказала, как по РЭКе21 Вайскопф, Губерман и Окунь против одного Бараша дружно обсирали «Зеркало». Особо подло обсирал Вайскопф. Заявил, что «все их авторы к нам перебежали». Это был в мой огород камешек. Я закинул удочку насчет издании на иврите. Ира обещала помочь. Рассказала о пикировке с Эммой Герштейн в «Новом мире». Показала заметки.

Я еще подарил Гробману книгу Брусиловского. Гробман растаял. Сказал: «Ира… сходи там, принеси…» Ира пошла. Как я понял, за журналом. Молчу, Бараш велел не выдавать. То ли Гробман что почуял, то ли на всякий случай спросил – вдруг не придется расставаться:

– У тебя журнал есть?

Ну не смог я соврать. Не смог.

– Есть, – говорю, и улыбаюсь.

– Ира! – громко крикнул Гробман. – Не надо, у него есть.

Ира уже возвращалась с номером. Неловкость.

– У тебя есть? – переспросила.

– Есть, – говорю.

– Кто дал? – строго спросил Гробман.

И опять я не соврал во спасение.

– Бараш.

Гробман кивнул. Мол, разберемся с этим Барашем.

Уже у выхода, Гробман вдруг:

– Давай я тебе какую-нибудь книжку подарю, вот, про лысенковские дела, 47-ой год.

– Спасибо, Миш, не стоит, все равно я читать не буду, нет у меня времени.

– Ну давай чего-нибудь… вот, Пушкина, хочешь? «Евгений Онегин»?

Книжка была без обложки и первых листов.

– Ладно, давай.

Не отстанет ведь.

– Это, как газета, – объяснил он, – в метро читать.

Спросил у Гробмана, как ему выставка Паши? Язык у Гробмана, конечно, чесался, но рано, рано было сводить с Пашей счеты.

– Ну, можно сказать, что нет в ней ничего стыдного. А по нонешним временам это не мало.

Я не согласился. Сказал, что очень мало рисунков, как-то чересчур скромно и чересчур концептуально, то бишь идеологизировано, не искусство, а какой-то набор лозунгов. Гробман вновь промолчал.

От Л:

отпусти меня, старче, в синее море! Ведь и мне надо как-то жить дальше. Как Остап Бендер говорил – вчера на рынке мне предложили вечную иглу для примуса, и я отказался. Не хочу ничего вечного…

А желания кто исполнять будет? Причем три!

А у вас с сыном прям роман… Как тебе это удалось? Позавидуешь…

А как «дистанция», образовалась уже для рассказа?

Наум, привет!

Список №28

1. Сергий Булгаков. Агнец Божий. /Книга вышла в Париже в 1933 году тиражом 700 экз. (с тех пор не переиздавалась) и вызвала травлю со стороны церковных иерархов и теологов-ортодоксов (типа Вл. Лосского): Булгакова обвинили в том, что в его софиологии София трактуется как четвертая ипостась, что нарушает принцип троичности. Данный труд является вершиной творчества Булгакова, но не только. Цитирую предисловие (игумена Иннокентия): «В лице «Агнца Божия» мы имеем не только, пожалуй, самый значительный богословский труд ХХ века (рядом с ним могут быть поставлены разве что «Догматика» Карла Барта и «Систематическое богословие» Пауля Тиллиха), но и несомненную вершину русской софиологии, которая в свою очередь может рассматриваться как вершина всего греко-православного богословия». От себя добавлю, что, по моему разумению, русская софиология представляет собой завуалированное гностическое учение. Привожу названия некоторых разделов: «Христология единства (монизм) ’; «Христология двуединства (дифизитство) ’; «София Божественная»; «София тварная»; «Боговоплощение»; «Эммануил и богочеловек»; «Уничижение Господа (кеносис) ’; «Богочеловеческое самосознание Христа» и т.п./ М.: Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем, 2000 – 464 с – 112

2. Ги Дебор. Общество Спектакля. /Книга вышла в Париже в 1967 г., накануне молодежных волнений, которые отчасти спровоцировала. Автор – левый радикал крайнего толка; был обвинен в убийстве соратника (Жерара Лебовичи), после чего (правда, через десять лет) застрелился. Выработал учение о пассионарно-церемониальной негативности (противопоставление буржуазной спектакулярности свободной игры индивидуального конструирования ситуаций). Был самопровозглашенным лидером Ситуационистского Интернационала: радикальный потлач (этнологический термин Мосса), праздник дарения, не имеющий конца как образец грядущей революции. Книга имеет определенный интерес и для теории Рампы (автор – ярый рампоборец). М.: Логос (Радек), 2000 – 184 с – 55

3. Ханс Зедльмайр. Искусство и истина. О теории и методе истории искусства. /Автор (1896 – 1984) – выдающийся австрийский теоретик, последователь Ригля («художественная воля») и постоянный оппонент либерального Панофского. В 1932—33 годах был членом нацистской партии, за что ему после войны было запрещено преподавать и публиковаться (все работы 1946—48 годов вышли в свет под псевдонимами). В зрелом возрасте «канализировал» свою пассионарность в пылкий католицизм и привлек в интерпретацию опыт сакрального /«история искусства как история религии (и как история культа особенно) способна объяснить несравненно больше фактов, чем история искусства как история социума или история рас»/. Автор двух нашумевших книг (по типу амбициозности сходных с «Закатом Европы»): «Утрата середины» (1948) и «Возникновение собора» (1950); в первой провозглашается «приговор-утрата», во второй – «синтез-возникновение» (спиритуализованный вариант «истории духа»). В данном сборнике представлена теоретическая квинтэссенция его идей. Есть ценные соображения, близкие к нашим «итальянским мотивам»: «Является ли то, что в своей материальной связности кажется нам целым произведением, действительно замкнутым целым – как, например, настоящая „станковая картина“ – или это лишь частичная целостность в большем целом, в которое мы должны мысленно вернуть произведение. Внешним границам произведения искусства – например, рамам станковой картины – нет необходимости совпадать с его „сущностными границами“». М.: Искусствознание, 1999 – 367 с., 10 илл. – 65

4. Макс Брод. О Франце Кафке. Франц Кафка: Биография. Отчаяние и спасение в творчестве Франца Кафки. Вера и учение Франца Кафки. /Незаменимый первоисточник. В «Приложениях» приводятся (впервые по-русски) наиболее интересные воспоминания других лиц о Кафке/ СПб: Академический проект, 2000 – 505 с – 104

5. Фр. Л. Йейтс. Джордано Бруно и герметическая традиция. /Крупнейшая современная специалистка (Англия) по ренессансному оккультизму, автор изданных по-русски книг «Искусство памяти» и «Розенкрейцерское Просвещение»/ М.: НЛО, 2000 – 528 – 112

Во вторник, 21 марта, ко мне приходил, после довольно длительного перерыва, Миша Файнерман. Я отдал ему экземпляр твоей книжки, так что если ты еще ему не выслал по почте, то и не надо. Миша, конечно, выглядит плоховато, но, сколько я помню, он хорошо никогда и не выглядел. Во всяком случае, по его собственному ощущению, он вроде бы пошел на поправку (относительно, конечно); курит, по крайней мере, намного меньше. Чуток «пофилософствовали», но Миша очень скоро устает и больше лежит молча на диване, нежели «аргументирует».

На сегодняшний день я раздал уже больше 30 твоих книжек.

И мне, наконец, передали (на дискете) твое письмо о Ренессансе. Отсутствие интернета причиняет все же массу неудобств.

Остановлюсь на нескольких моментах.

Самый интересный (по проблематике) раздел твоего письма касается «симбиоза» искусства и религии. Я полагаю, здесь сказывается тот огорчительный факт, что продвинувшись (с большим скрипом) в каком-нибудь важном направлении (например, в осмыслении схемы: Синкретическое единство – Жрец и Маг – Культура и Религия), – мы бросаем тему и не делаем тех выводов, ради которых было начато обсуждение. А суть выводов, которые, по моему разумению, с неизбежностью следуют уже из тех моментов схемы, с коими ты вроде бы согласился, состоит в следующем. Дело не в том, что искусство «жмется к стенам религиозных храмов» (даже если ему самому так кажется и на бóльшее оно не претендует – по крайней мере, осознанно), а в том, что оно обретает в архитектонике храма культовый синкретический хронотоп жреческого типа – и делает это не только независимо от религии магического склада (типа христианства), но и вопреки ему. А религия, пользуясь неосознанностью мотивов художника, контрабандно ставит себе на службу совершенно чуждую стратегию снятия индивидуации. Есть большой резон в твоей идее: христианство не возникло в результате проповеди Иисуса, а было выстроенным по классическому катартическому сюжету мифом, – но я бы переменил акценты. На самом деле христианство таки возникло «в результате проповеди Иисуса»; это была чистая эсхатологическая религия не снятия, а пестования индивидуации, предназначенная не для жизни, а для апокалипсиса – и потому абсолютно чуждая культуре (предназначенной именно для обустройства жизни). И такое христианство существует, но не внутри украшенного фресками храма, а в мистике и иконоборчестве, в регулярно возобновляющемся возвращении к «первоначальной чистоте веры». Что же касается «исторического христианства», то это типичный контрабандно-шизофренический комплекс (а вовсе не органический симбиоз), основанный на попытке спастись сразу двумя противоположными способами: жреческим (синкретическая катартика фресок) и магическим (иконоборческая стратегия «прямого» спасения). Искусство действительно спокойно может обойтись без религии (но не без «воспоминания» о своих жреческих синкретических корнях, которые старше религии). Религия тоже могла бы обойтись без искусства (продержаться на чистой магии), но только очень недолго – в эпоху искреннего и массового ожидания близкого конца света. Поэт Тютчев гениально уловил в лютеранстве (самом массовом из иконоборческих порывов человечества) его глубинную суть: 1) в христианском храме не должно быть ничего, кроме голых стен (ибо катартика фресок знаменует собой языческое постоянство вечного возвращения); 2) молитва христианина (именно молитва, а не возобновляющийся пластический культ) может быть, по сути дела, только однократной, последней, «пороговой» (то есть анти-катартической).

Иными словами, истинно христианская молитва предполагает последующий «прорыв в инобытие», окончательный шаг в потусторонность, а не благополучный возврат к земному благоустройству циклического времени, обеспечиваемый катартикой (в том числе и фресковой). Добавлю, что такие порывы не проходят даром и ведут к не менее мощному откату: протестантизм стал в конечном итоге религией благоразумного и бескрылого обустройства здешнего мира. Впрочем, «конечного итога» здесь быть не может: пример протестантской «диалектической теологии» (Карл Барт, Бультман и др.) показывает, что жив еще курилка – зловредный миро- и человеко-ненавистнический дух проповеди Иисуса.

Когда же апокалиптический пыл угасает, религия становится (как ты и отметил) по большей части катартическим мифом – и наступает эпоха контрабанды и сотериологической шизофрении.

Остаюсь всегда твой

Матвей

29.3. От Л:

сегодня получила книги, Агнона и «Альбом», большущее спасибо. Да, с сыном бли айн ра22.

Я давно умираю рассказать, но… боюсь опять не поверишь, как с поцом и натуропатом, тем более, что мне и самой не верится. Давай, говори желания, посмотрим, что я могу для тебя сделать.

Первое желание – погоди пока с синим морем. А насчет веры… Всегда хочется чтобы рыбка золотая только у тебя бы трепыхалась в ладошках…

Давай, рассказывай.

Матвей, привет!

В связи с моими историческими изысканиями, мне жутко интересно понять тот узел, где завязалась религия Спасения, определившая нашу цивилизацию, и Булгаков в этом плане пригодится, спасибо, и вообще, твои соображения о Христе были для меня очень ценны. Да, все дело в апокалиптике. Иисус был воинственен и неистов, и это «подходит» апокалиптической направленности его проповеди: если конец света за углом, думать некогда, надо решать. У меня вообще сложилась довольно ясная картина того идейного и исторического контекста, в котором он действовал. История долгая, если захочешь, изложу, но вкратце суть дела в том, что эпоха прямого взаимодействия с эллинской, а затем римской цивилизациями, которая началась с войны с греками и закончилась войной с Римом и разрушением Храма (примерно лет триста) была эпохой нарастающих апокалиптических настроений. Котел долго кипел и все ждали взрыва, а многие его и жаждали. Эту перманентную войну с античным миром нельзя было выиграть (слишком неравны силы), но и нельзя было от нее «уйти»: никакие формы «покорности» не канали, и дело не в степени политических или идеологических компромиссов, просто эллинская цивилизация полностью поглощала. Компромиссов было много, пытались как-то переделать, приспособить религиозные установления, шел процесс ассимиляции в греческой культуре, прежде всего со стороны знати, но постепенно расширяясь, культура эта пленяла не только цивилизационными достижениями, но и интеллектуальной высотой и свободой, это было как оползень. И если не оказать сопротивления, можно было распрощаться и с верой, и с гордой идентичностью избранного народа, детей Бога, а сопротивление вело к физическому разгрому. Осталось только надеяться, что Господь поможет, надеяться на чудо, на пришествие Мессии. И эта отчаянная вера все крепла и накалялась. В конце концов все созрело для веры в Его приход, его искали уже под каждым кустом, и любой смельчак мог объявить себя народным Пастырем, посланным Богом, и таких было много, земля кишела юродивыми и авантюристами, но, как всегда, в этой жесткой конкуренции мог победить только один… Все, что Иисус сказал о себе и о том «царстве Божием», что он пришел провозгласить, записано во множестве апокалипсических книг того периода, и тексты огромной библиотеки, спрятанной на две тысячи лет в пещерах Иудейской пустыни, убеждают в этом. Он занял готовую нишу, пришел на уже нагретое место, по принципу: вы хочите песен, их есть у меня.

И ведь по сути произошла интересная вещь: духовная мощь сопротивления была так велика и так бескомпромиссна, что эта сопротивляющаяся цивилизация (иудейская) не только заинтересовала греков, но и увлекла их. Тут и перевод Торы на греческий семидесяти толковников, и возникшая литература взаимовлияния (не исключено, что единобожие стоиков из того же источника), и я теперь вижу, что и христианская и гностическая теология вышли из иудейской апокалиптики. А кончилось тем, что греко-римский мир принял иудейского Бога, как своего, а сына его, как своего Спасителя! Так что как бы и неясно, кто в конце концов победил, кажется, борьба идет до сих пор… А разве современная западная технологическая цивилизация не пожирает все своей всеядной свободой? И она так похожа на греко-римскую…

30.3.2000. Пятница

Вчера ездил к Саше К., деньги отдал, подарил книжку. Он полистал, понял, что дневник, и говорит: это удивительно, что ты еще не потерял интереса к себе. Он выкупил у Лейбовича магазин, продает все книги по пять шекелей. Я, покопавшись, отобрал несколько. Они ездили в Испанию и у Веры новая картина: «Ярмарка быков». Понравилась. Мне нравятся ее картины. Такой темпераментный колорит. Хотя ей уже за семьдесят. Саша, провожая, удивил, бросив: «Вообще, надо найти что-нибудь…» – «А вот это, – говорю, – я на сто процентов поддерживаю!» И мы похихикали. А до поездки играл с кабанчиком (задрал его!), и он туда же: после такой игры хорошо бы пару девиц! «Ну, – говорю, – ты к девочкам еще не наладился?» Стал жаловаться, что нет денег и времени. А какую он активную половую жизнь вел лет до сорока пяти! Но рассказ отложили до следующей игры.

От Саши хотел позвонить Р, но не получилось, потом торчал в пробках и поздно приехал… Вот и сосет тоскушенька, хоть стихи сочиняй.

Жена обозвала «творняшкой». Утром гуляли в парке. Держит меня за руку, подпрыгивает, на качелях качается. «Ой, какие большие вороны!» Нюхает только что распустившуюся чайную розу: «Понюхай, как пахнет! Нет, это с ума сойти! А эта, старая паршивка, вроде все тоже самое, а не пахнет. Вот она, жизня…»

От Л:

он очень похож на тебя, только чернокожий. Веришь? Если веришь, буду дальше докладывать…

Верю, верю

Dio получил, спасибо. Нашел что нужно, перевожу потихоньку

А вообще грустно мне. С тоски работать подрядился, недели две без продыху. Все равно Христос в тупике. Читаю «Евангелие от Иуды» Панаса. Радует только что я этот «уровень» прошел. Все они опираются на евангельские рассказы, как на костыли. Но это неинтересно. Надеюсь, что созрею для чего-то другого…

А про поца я не то чтобы тогда не поверил, а поразился тому, что казалось мне невозможным (не в смысле твоей «измены», а в смысле «уступки» такому поцу), ну а с парапсихом ты же сама призналась, что мистификация. Я был готов поверить, но описание вычурного секса было уж чересчур «литературным»…

Kozin i Barash

Дорогой Николай!

Я рад, что вы вернулись. Козина и у нас певали в семье, вернее отец пел (он и на гитаре бренчал немного), у него был высокий баритон. Эта «болезнь» перешла и ко мне: я тоже бренчу и люблю попеть, хотя Бог талантов не дал. А Козина я слушаю минимум два раза в неделю, когда еду на работу, ставлю свою любимую кассету, я ее записал с диска, называется «Осень», интересно, тот ли это диск, что вы купили. Я помню жутковатую сцену, когда несколько лет назад Козину (незадолго до смерти) дали какое-то звание (заслуженный артист России?), и к нему в Магадан приехала делегация во главе с Кобзоном, и Кобзон, «в честь нашего заслуженного», вздумал какой-то романс затянуть (а певец он абсолютно деревянный), так Козин его прервал, говорит, дайте-ка я попробую, тряхну стариной, и запел. Голос-то уже старческий, дребезжащий, одной «душой» спел, но такой был «переход», будто после машины живой человек запел.…

А с Сережей Надеевым я действительно лет десять назад познакомился, через Витю Зуева, обсуждали возможность издать мои стихи. (Кстати, о стихах. Напоминаю вам о своем «запросе» насчет возможности издать стихи Александра Бараша.)

Из вашего замечания о том, что о прозе «говорят всякое», я понял, что не в восторженных тонах говорят, но все равно интересно. Хотя, конечно, важнее что напишут, если напишут… Вот в интернетовском (почти интернатовском) «Русском журнале» (http://www.russ.ru/krug/vybor/info86.html) кто-то написал: «Опять-таки произведение, хорошо знакомое посетителям русской Сети; на „Инфоарте“ оно было вывешено под куда более горячим заголовком „Щель обетованья“. На бумаге, чего греха таить, выигрывает: рефлексии вокруг израильского житья-бытья бывших российских интеллигентов лучше читать при мягком свете ночника, а не при зловредном мерцании монитора. Вне всяких сомнений, Вайману удались эросцены; если вам за пятьдесят и потенция сбоит – это ваша книга». И на том спасибо. Не понял только слова «сбоит».

А что, французы «рефлексией вокруг израильского житья-бытья бывших российских интеллигентов» не заинтересовались?

Всегда ваш

Наум

P.S. Привет Марианне. Что с ее планами посетить наши края?

Бараш предложил сделать в следующий четверг капустник на крыше, чтобы каждый что-нибудь выдал в чуждом жанре: Гробман чтоб спел, а Гольдштейн сплясал. Осторожно катанул маленькую, пробную бочечку на Гольдштейна: «Что-то Гольдштейн в последнее время, как отмороженный. А ты с ним общаешься?» Успокоил его, что изредка, по телефону.

От Л:

Ты мне обещал перекинуть кусочки из Толдот Ешу23. С натуропатом я перепутала Гудзон с Ист-Ривер, а не выдумала… как там астральное тело? И райские кущи? Давай записки дальше. Убегаю на работу. Не грустите юноша…

«Я ей сказал, что если она будет путаться с евреями и матадорами…» Откуда это, помнишь?

Я купил сканер, но еще не освоил. С его помощью мог бы перекинуть кусочки из Толдот Ешу.

С натуропатом все-таки было чересчур литературное описание, вся эта лизня промежностей… Может ты испытывала неловкость, рассказывая мне об этом, какой-то был в «рассказе» излом… Так как идут с ним дела?

А что с негром? Ты влюблена? В каком смысле на меня похож?

Астральное тело пока в подвешенном состоянии.

В следующий четверг (6.4.) у меня будет вечер, вернее, вечеринка, «на крыше».

А книгу ты уже должна получить…

1.4.2000. Суббота. От Л:

Получила книгу! Не понимаю, как можно было в ней разочароваться… тоже мне, отец.

Я не хотела чтобы тебе было тоскливо, а хотела чтоб обнявшись посмеяться вместе за пивом.

А шрифт, мать, разве не мелкий-бледный? Перечитывать будешь? Или надоело это все…

Посмеемся за пивом? Не знаю. Хотя сегодня первое апрель…

Ну так что, будем признаваться или будем дурака валять?

От Ф:

Понимаю, сама не люблю хныкать, боюсь быть в тягость, признаваться в своей уязвимости и слабости, боюсь непонимания. Но мне так хочется, чтобы между нами этого не было, и чтобы открытость наших отношений разрешала и пожаловаться на жизнь, если тяжело на сердце.

Как книга? Появляются рецензии? Ты собирался делать презентацию?

А как пишется новый роман? Ты мне давно ничего не присылал.

Муж снова уехал на две недели. И как всегда, когда он уезжает, случается какая-то гадость. На следующее утро меня разбудил крик дочери, я вскочила и увидела нашего кота, бегающего по квартире с воробьем в зубах. От этого зрелища завопила и я, и бросилась в спальню. Я-то вопила от неописуемого и необъяснимого страха, ребенка же ситуация очень забавляла, особенно моя реакция. Кот был в упоении от успешной охоты, в нем проснулись первобытные инстинкты, и он угрожающе рычал, спрятавшись под столом. Но воробей, видимо, оказался не таким вкусным, как рыбка, которой мы его балуем, и он выпустил трупик, решив использовать его как мячик, и стал футболить им по квартире. Тут ребенок его отобрал и выбросил. Я же трусливо стояла под дверью, пока она все не сделала. Представляешь? Я не знаю, что бы я делала, если бы была одна (я почему-то всегда примериваюсь). Так бы и сидела в спальне. Совершенно парализующий ужас.

С 1-го апреля я перехожу на ставку. Да, день удлинили, буду работать до 4-х, а не до 3-х, как раньше, чтобы не работать в пятницу. Меня эта перспектива жутко угнетает.

Две недели подряд буду готовить лекции на иврите, и пока не в состоянии, все откладываю. Обдумываю, но не записываю.

Интересны мои уроки рисования, когда встретимся, покажу стихи. Учительница очень хвалит стихи и ругает картинки. А рисую я пока каждую неделю одно и то же: четыре времени года с помощью одной горизонтальной, двух-трех вертикальных линий и круга. И стих к рисунку. Лаконизм зверский. Так и нужно, чтобы ничего лишнего. И куча технических заданий. А урок – ее рассказ о том, что такое картина, как научиться их видеть, чтение стихов и всякие байки из жизни. Это пока – я сейчас в «подготовительном классе». Очень здорово.

После Пасхи собираюсь снова читать весь курс, но желающих пока – пару приятельниц, я не в ладах с рекламой и организацией публики.

Да, очень хочется увидеться.

Спасибо за длинное письмо. Согрело…

Книги пришли, хочу передать экз. Да, «занимаюсь» ею: рассылаю, звоню, организовываю вечера. А роман «застрял». Может и к лучшему. В воскресенье закончу в пол-четвертого, постараюсь позвонить, может, увидимся. Или можно в четверг днем.

Ты с работы уже не удираешь?

2.4.2000. В переменку позвонил Р – дома. Легче стало. Через два часа, когда учеников спровадил, опять позвонил: