banner banner banner
Стрі-чен-ня
Стрі-чен-ня
Оценить:
 Рейтинг: 0

Стрі-чен-ня

Жалiбненько гуде.

Ой як крикнув козаченько, – заволав уже я натужно од тих думок:
До гаю, до гаю
Наiжджайте, ворiженьки,
Сам вас викликаю!

І не помiтив зовсiм, що останнi слова доспiвував не сам.

– Гарно спiваеш, козаче, ой не мiг, не мiг, знаеш, утриматись, – почулась суха, наче шурхотiння житнього снопа, мова.

Передi мною, наче з-пiд землi, постав дивний, зарослий довгим волоссям, в пiваршина зросту чоловiчок.

Його оченята поблискували в променях вечiрньоi заграви, що саме розпливалась над полями i вiддаленими селами.

– Ви, пане, хто? – не зрозумiв був я. – Звiдки тут?

– Як звiдки? – здивувався пан. – Це ти тут, козаче, звiдки, а я тут хазяiн. Я польовик.

– Хто? – недовiрливо витягнув я.

– Та… махнув рукою пан i заговорив пiвшепотом. – Знаю, куди iдеш, знаю. І небезпеки там тебе жде аж три. А я… Ти слухай, не перебивай, – огризнувся пан, коли вгледiв якусь мою байдужiсть, хоч я перебивати й не збирався. – Так от. Я тобi у винагороду за твоi спiви повiм. Поiдеш перед самим Нiжином на пiвнiч до хуторiв, i там будуть болота. Ти людей там стрiнеш i з ними пiдеш. Іди в саму гущу болiт i людей за собою веди. Дехто iти туди вiдмовиться i пiде в iнший бiк – там вiн i згибне. А ти iди в самi болота. Оминай вогники вiддалених сiл уночi, бо то загибель. То селення покинутi, i там вiдьми з купальницями веснянок спiвають, лiто прикликають, зайдеш у таке село – не вийдеш бiльш. От. А в болотах ночами не спи. Три доби тобi потрiбно буде, щоб болота пройти – три доби не спи. Як хочеш, але видержи. Як виiдеш з болiт, тодi хоч i серед битого шляху простягнися, а в болотах, у хащах болотяних не спи. З тобою люди будуть – вони схочуть спати i спатимуть. І згибнуть тим. Їх уночi шерстистий подушить.

– Хто?

– Шерстистий. Демон лiсовий. Ворог мiй заклятий. І останне…

Я слухав не так уже й байдуже, менi стало навiть цiкаво.

– На останнiй день побачите мандрiвного дячка. Вiн буде складно говорити i повiсть, що йде з Чернiгова в один тутешнiй монастир в лiсах. Вiн ректиме, що знае дорогу i всiх проведе. Всi зголосяться i пiдуть з ним. А ти не йди. Нi единому слову його не вiр. То болотяник, злий дух болiт, а монастир той – мiсце безлюдне, лячне. І вiн, демон, супутникiв твоiх у драговину заведе, всiх до одного. А ти вийдеш на дорогу. І та дорога веде до хуторiв. То твоя дорога. Це перша небезпека.

– А друга?

– Друга на хуторi. Хутiр здаватиметься тихим i глухим, але то омана. Повного мiсяця бiйся. То хутiр вовкулачий, лихий. Тамтешнi вовкуни бояться людини, до котроi ти iдеш.

– Наталки?

– Тобi лiпше знати. Але до певного часу. Врештi в одну нiч вони переборють свiй страх, i тут починаеться вже третя небезпека. Серед людських ватажкiв, великих ватажкiв…

– Козацькоi старшини? – мовив я.

– Тобi лiпше знати. Так от, серед них е вурдалак. Знатного роду. І натравить на вас усе свое воiнство.

– На нас iз Наталкою?

– Побачиш. Оце головна твоя небезпека, той упир.

– І як ii, ту небезпеку, оминути?

– Їi не оминеш. Тут усе залежить од людини, до якоi ти iдеш.

– А… – ще мовив був я, але пан перепинив мене, взявши за руку.

– Все. Бiльше нiчого сказати не можу, i так усе сказав.

І тiльки тут я вгледiв, що то не волосся у чоловiчка довге – то в нього замiсть волосся житнi колоски, а лице i руки – чорнi, як земля.

І очi свiтяться червоним аж нiяк не од заграви.

В ту ж хвилю я прокинувся.

Над полями стояли вранiшнi тумани, i далеко на сходi займалась блiдо-рожева зоря.

В оддалених селах голосили когути.

Я зiбрався i рушив у дорогу.

І вже на першому чималому роздорiжжi згадав про той дивний сон, так легко забутий зранку. Там на роздорiжжi я надибав чотири запряженi волами пiдводи, що були повнi рiзного краму.

Добрi люди, що ними правили, були либонь усi до одного базарнi i жваво сперечались мiж собою. Там були чоловiки, жiнки та навiть двiйко дiтей-пiдлiткiв, хлопчик i дiвчинка, рокiв, мо’, по тринадцять-чотирнадцять од роду.

Я пiд’iхав ближче й спитав тих добрих базарних людей, як iхати до Нiжина, i вони менi майже в один голос повiли, що i самi туди iдуть, отож нам по дорозi, але iхати близ Чернiгова, мовляв, нiяк не можна, бо там на шляхах промишляють татарськi загони.

Я тому сказаному вiри не йняв i дорiкав добрим людям тим, що не можуть бусурмани чинити розбiй у цих мiсцях, у глибинi Украiни.

Менi перечили при цьому дуже завзято, а дехто висловив думку, що то нiякi не татари чинять беззаконня, то, мовляв, люди пана гетьмана Самойловича, котрому чимсь не догодили мiсцевi старшини.

– Нi, то Дорошенка! – кричав хтось iз возiв. – Із захiдноi сунуть. З-за Днiпра.

Врештi громада зiйшлась на тому, що iхати звичним торговим шляхом нiяк не можна, i треба пробиратись углиб заростей, туди, де сумирнi рiчечки Остер i Удай живлять древнi болота.

Тут я вперше i згадав баченого у снi польовика, i його слова згадав.

До вечора ми з добрими людьми стрiли ще декiлька чоловiк, що до нас приеднались i вже встигли розговоритись, перезнайомитись мiж собою.

Я припнув до пiдводи бондаря на ймення Матвiй свого коня, всiвся на краечок воза i, пихкаючи люлькою, з ним розмовляв.

– Знаете, як то лепсько, що ви оце до нас приедналися, – говорив Матвiй, додаючи у свою мову дивних словечок, бо був вiн iз Захiдноi ж Украiни родом i втiк iз рiдних краiв через свавiлля правобережного гетьмана.

– Ви ж людина вiйськова, зi зброею, та же i лепсько. А то розбiйники, розбiйники скрiзь, татари, козаки, москалi – всi розбiйники!

Я тiльки мовчки кивав головою i смалив люльку, щораз додаючи в неi тютюну. На землю спадав вечiр, сонце гасло, на пiвночi запалювались млявi зорi.

Повiтря було холодним, де-не-де по обидва боки битого шляху мелькав легкий туманець.

Ми iхали шляхом серед якогось зарослого бур’яном поля, а обабiч нього з обох сторiн височiли смуги лiсу. Десь далеко виспiвували ропухи i болотяне птаство.

Коли сонце i геть сховалось за обрiй, я став знiчев’я роздивлятись бiласту смугу Чумацького шляху над головою, розрiзняти по нiй путь, а жiночки на сусiднiх возах затягли:

– По дiбровi вiтер вие,