– Откуда же ты взял деньги? – спросила Фрида, решившая с ним больше ни о чём не спорить, а только соглашаться.
– Войны, Фрида… Богачей они делают нищими, бедняков богачами. Но чаще всего, и тех, и других покойниками…
В этом она была с ним согласна. Она хотела ещё что-то ему сказать, как в дверь комнаты настойчиво постучали.
Клаус резко поднялся с кровати и отошёл к окну.
– Войдите! – разрешила Фрида, и в приоткрытой двери появилось испуганное лицо служанки. Она сообщила хозяйке, что в доме жандармы.
– Зачем они здесь? – не поняла Фрида.
– Я вызвала….
В комнату вошёл унтер-офицер местной жандармерии, с двумя полицейскими, которые тут же встали с двух сторон двери.
– Добрый день, фрау Циммерманн!.. – кивнул головой унтер и, с любопытством глянув на Клауса, сухо попросил:
– Ваши документы, пожалуйста!
– Какие могут быть документы у покойника? – торопливо ответила за него Фрида.
Унтер-офицер недоумённо на неё посмотрел, затем вопросительно повернул голову к Клаусу.
– Фрау Фрида немного не в себе… – тактично ответил тот полицейскому чину. – Это бывает, когда человек от горя теряет рассудок.
– Я в своём уме! – обиделась она. – Зачем вам его документы, господин офицер?
– Нам доложили о проникновение в ваше жилище неизвестного человека… – ответил тот, кинув взгляд на стоящую в полуоткрытой двери служанку.
Та тут же пропала в коридоре.
– Какой же он неизвестный?! – возмутилась Фрида. – Это мой муж Клаус! Ваша жена шила у него платье в прошлом году… Красное такое… В рюшечках…
– Простите, фрау, но я не интересуюсь делами своей жены. Тем более, её гардеробом…
Клаус уже достал из дорожной сумки нужные бумаги. Унтер прочёл их вслух:
– Клаус Циммерманн… Капитан шхуны «Фрида»…
– Бывший капитан, – уточнил Клаус. – Я ушёл на покой…
– Бывших капитанов не бывает, герр Клаус… – с уважением заметил унтер, возвращая бумаги. – Что ж, всё в порядке, господа… – он взялся за козырёк своей фуражки. – Честь имею! – И, кивнув сопровождавшим его жандармам, покинул дом вместе с ними.
– Какое равнодушие! – недовольно покачала головой Фрида. – Не интересоваться делами своей жены!.. Я всегда была в курсе твоих дел… Как и ты моих…
Клаус молча прошёлся несколько раз из угла в угол, наконец, снова присел рядом с ней, на кровать.
Она взяла его левую руку, погладила ладонь и вдруг увидела на тыльной стороне, между большим и указательным пальцами, едва заметные буквы: «F» и «Z». Они были вырезаны двадцать пять лет тому назад, острым ножом, в её честь – чтобы на вопрос всех, кто спросит его, что они означают, он мог с любовью и гордостью ответить: «Это первые буквы имени и фамилии моей любимой Фриды Циммерманн». Тогда, перед свадьбой, буквы исчезли самым загадочным образом, и на вопрос, где они – Клаус шутливо отшучивался, что «их растопило солнце и смыли дожди». Потом она забыла про них. И вот буквы появились на том же месте, где были когда-то. И Фрида вспомнила свою юность. Первые свидания… Поцелуи… Объятья… И вдруг поняла – откуда этот запах от его волос… Оттуда… Из юности… Из прошлых лет… И внезапно до неё дошло, что ничего на свете не забывается. Оно притупляется, прячется, скрывается в сумерках памяти. Но стоит лишь одному яркому лучу воспоминаний осветить их – и всё, что казалось забытым, тут же вспыхивает ярким светом и возвращает к истокам бытия…
– Как они опять появились?.. – с замиранием сердца спросила Фрида.
– Они были здесь всегда, – ответил Клаус. – Разве могут шрамы бесследно исчезнуть – на руке или на сердце?..
То ли туман, то ли сумерки пронзил яркий луч, и тут до Фриды дошло, что она не в Раю, а у себя дома. И этот человек, имя которого Клаус – он и не он. И вдруг она всё поняла…
– Это ты! – охнула Фрида.
…Жили два брата – Клаус и Фридрих. И влюбились они оба в одну девушку Фриду Майер. Но ответную любовь она подарила одному лишь Клаусу. Мстительный Фридрих всё лелеял в душе мечту погубить своего брата, и однажды, будучи с ним в Гамбурге, по делам отца, споил Клауса. Когда же тот опьянел, ударил по голове тяжёлым камнем. И когда он захрипел, а потом затих, Фридрих подумал, что убил его. Вернувшись в Вайсбург, Фридрих сказав отцу и, конечно же Фриде, что пьяный Клаус утонул в Эльбе. Сам же Фридрих навсегда стал Клаусом, и всю жизнь носил ненавистное ему имя, ради Фриды. И сердцем бы ей почувствовать это. Но глаза её ничего не заметили. Ведь братья Цимммерманны были близнецами…
…– Несчастный глупец… – горько молвила Фрида в адрес Фридриха. – Вот почему Бог не дал нам детей. Он сделал его бездетным… Как и меня… За то, что я не доверилась своему сердцу.
Они ещё долго молчали. Наконец она спросила:
– А как же ты всё вспомнил?..
– Это было в Калькутте, – ответил Клаус. – Индус-врачеватель излечил меня… Постепенно вернулась память… Медленно, по глотку… Вначале вспомнил, кто я… Потом имя матери… – И после паузы тихо произнёс: – Тебя я вспомнил последней… Прости….
– Обо мне ты мог не вспоминать вовсе, – ответила Фрида. – Я оказалась недостойной твоей любви…
…Вот и вся история о возвращении к самому себе Клауса Циммерманна. Он ещё долго прожил с Фридой, и умерли они вместе, в один день…
Хоронил супругов весь город. А эту историю рассказала их служанка, которая была с ними до последнего часа, закрыв навсегда глаза обоим…
КОЛОРАТУРНОЕ СОПРАНО
Эта загадочная история произошла в начале 19 века, с молодой оперной певицей Габриэллой Буркхард, из придворного веймарского театра, которым руководил в те годы великий Иоганн Вольфганг Гёте.
Пела г-жа Габриэлла попеременно с примадонной Каролиной Ягеманн, заменяя её во всех спектаклях, когда та уезжала на гастроли в Берлин, где выступала также с большим успехом. И партию Катарины Кавальери, в «Похищение из сераля», и Памину, в «Волшебной флейте», и дону Анну, в «Дон Жуане».
Надо сказать, что обе певицы обладали красивейшим колоратурным сопрано и пели до того замечательно, что трудно было определить – чей голос звучит лучше. Г-же Ягеманн исполнилось в ту пору уже тридцать лет, а г-же Буркхард всего 23 года. Обе были свободны от семейных уз, имели множество поклонников, а Габриэлла ещё и сына Эриха, семи лет.
Однажды перед Рождеством 1810 года, после премьерного спектакля «Оберон, царь эльфов» Враницкого, где Габриэлла блистательно спела партию Рези – дочери Гаруна-аль-Рашида, вместо г-жи Каролины, которая уехала в очередной раз, в Берлин, – за кулисами появился знатный иностранец, с большим букетом фиалок.
Спросив, как пройти в артистическую уборную к г-же Буркхарт, он поднялся на второй этаж и постучался в её дверь.
– Войдите! – раздался в ответ красивый женский голос.
Иностранец вошёл.
– Разрешите принести вам самый искренний восторг своей души и сердца! – сказал он в дверях, с лёгким акцентом. Затем представился, протягивая фиалки: – Джиани Бернарди – антрепренёр театра «Ла Скала».
Услыхав эти слова и увидев перед собой галантного господина, г-жа Габриэлла взяла цветы и предложила ему кресло, а сама попросила свою одевальщицу поставить букет в вазу, что та и сделала, после чего покинула гримёрную комнату.
Присев в кресло, синьор Бернарди поведал г-же Буркхарт, что специально приехал в Веймар, дабы убедиться в красоте её голоса, восторженные слухи о котором будоражат воображение миланских меломанов и, конечно же, Дирекцию самого театра. Убедившись в том, что красота голоса г-жи Буркхард вовсе не слухи, а настоящее чудо природы, он готов обговорить с ней все условия, а также подписать Контракт от имени «Ла Скала», на одномесячные гастроли (в июле или августе следующего года), с концертным репертуаром из оперных арий и вокальных произведений. Ещё сеньор Бернарди добавил, что приезд г-жи Буркхарт – в Италию и обратно – а также проживание в миланской гостинице с полным пансионом будет осуществлён за счёт театра. Сам же гонорар, после обоюдной договорённости, будет выплачен в любые, удобные для г-жи Габриэллы, сроки.
Услыхав о таком предложении, которое для любой певицы предпочтительней предложения рук и сердца, г-жа Буркхард тут же дала своё согласие и добавила, что с этого дня будет готовиться к поездке, шлифуя и так блестяще спетые партии, чтобы исполнить их в Милане ещё лучше, чем перед веймарской публикой.
Итальянец поблагодарил её от себя и от имени Дирекции театра за согласие и сказал, что послезавтра, в это же время, после того, как он подготовит все официальные бумаги, они подпишут два экземпляра Контракта, с выплатой г-же Габриэлле суммы задатка. А встретиться решили в небольшом уютном ресторанчике на Рыночной площади. На том и расстались.
