Очень Крайний Север. Восхождение

Поднялись, огляделись. Пейзаж нерадостный. Вокруг расстилалась тундра с мерзлотными буграми, окружённая бесконечными озёрами. И по-прежнему накрапывал мелкий, занудный дождь.

– Ну и г-где твоё п-проточное озеро? – передразнил Золевского Славка, подкуривая сигарету.

– Т-ты же видел! – стал опять заводиться Золевский. – Он же н-не туда нас высадил! Я ему с-сколько тыкал? Я ему… А он всё равно – сел, куда сам за-ахотел!

– А… Ладно! – Славка выпустил струю дыма. – Хрен ли теперь орать – давай думать, где палатку ставить. Пошли, посмотрим… Что тут у нас.

И они разбрелись осматривать территорию.

Территория оказалась такой, какой она представилась с самого начала. Тундра, тундра, тундра… Озёра и мерзлотные бугры. Северная пустыня. С одной стороны – вдалеке стояли одинокие кедры, с другой – тянулся ряд худосочных лиственниц. «Остров»… И где, спрашивается, ставить палатку? Нет! Это даже не самый главный вопрос…

– А где мы будем брать дрова?! – выкрикнул с другого конца «острова» Вокарчук. Вот самый главный вопрос!

– В жопе! – зло ответил Славка и пошёл в сторону кедров.

– Это обнадёживает, – согласился Игорь.

Игорь Вокарчук выпускник Киевского университета и почти Юркин ровесник. Игорь обитал в общежитии, в комнате, куда метил попасть Юрка. У Вокарчука была своя семейная драма: он любил одну женщину, а на Север привёз другую с дочерью. Почти как у Юрки. Только на тот момент Игорь выбор уже сделал, младший даже немного завидовал ему.

Юрка вздохнул, взял топор и отправился за Славкой.

За четверть часа братья дошли до песчаных раздувов, на которых стояли одинокие коряжистые кедры.

Раздувы – уникальное творение природы. Иногда их появление связывают с человеческой деятельностью. Дескать, содрал человек тонкий слой торфа или ягеля – и песок, который был под ними, начинает раздуваться, завоёвывая всё больше пространства, пока не остановится: либо водотоком, либо сменой песка на глину, либо мерзлотой. Последнюю ветер (а именно он виновник раздувов), обнажив с одной стороны, начинает «глодать», создавая другое природное творение, которое тоже приписывают нефтяникам-вредителям, – термокарст.

– Смотри, – Славка ткнул рукой, – сухие кедры.

Дошли до них. Прямо из песка торчала пара сухих кедров без верхушек. Рядом лежал кусок ствола с кучей сучьев.

– Вот и дрова. – Славка огляделся по сторонам. – Осталось перетаскать их к палатке.

– Может, палатку сюда? – Юрке место явно понравилось.

– Ага! И полтонны груза? А потом? Обратно?

– Обратно-то зачем?

– Затем… Вертолёты на раздувы не садятся – воздухозаборники забьёт. Им пылезащитные устройства нужны, а их нет. Ладно, давай, бери, сколько сможешь, и тащи. А я ещё нарублю. Тебе с твоей рукой… – Славка забрал у Юрки топор и принялся рубить сучья у лежащего ствола.

Когда Юрка принёс дрова на болото, обнаружил, что мужики уже перетаскали вещи на мерзлотный бугор, возвышавшийся над местностью, и начали ставить палатку.

– На бугре-то не помёрзнем? – огляделся Юрка.

– Тут такая подушка торфяная! – Игорь попрыгал. – Не замёрзнем. А вы дрова нашли.

– Нашли. Таскать далеко только. Буран где?

– Вон, за аккумуляторами на подстилке. По фигу ему и дождь, и комар.

Комар! Комар уже вылез и начал потихоньку жрать. Потихоньку – это потому, что пока ещё холодно. Завтра пригреет – и он даст просраться!

– На бугре, значит, решили? – Славка тоже притащил кучу дров. – Эт-т правильно! Я тоже об этом подумал… Воду во-о-о-он в той луже брать будем, а дрова натаскаем… – и он с грохотом свалил сучья возле костра.

Золевский с оптимизмом поддержал Славку:

– Я же пилу взял. Ручки приделаем – дров на-напилим…

– …и рыбы на-наловим… – добавил Славка, и все засмеялись.

Следующие пару часов они пилили и таскали дрова, ставили палатку, выкладывали настил из лиственничных брёвнышек и привезённых досок, устанавливали печку, носили воду. И всё время, не прекращаясь ни на минуту, моросил дождь. Космогеологи вымокли до нитки. У Юрки лопнул волдырь, и теперь невыносимо саднила рука. Хорошо бы перебинтовать… да толку? Если перебинтовать, надо держать руку в покое… А работать кто будет? Пушкин? Больничный же не выпишут…

– Всё! Шабаш! – Григорич вогнал топор в бревно. – Вода вскипела, пошли, перекусим чего-нибудь…

– Пошли, пошли, – выглянул из палатки Славка. – Я свет уже сделал.

Григорич достал из рюкзака банку кильки в томате, открыл и сунул Бурану. Буран запыхтел, зачавкал.

– Всякой ты его гадостью кормишь! – пожалел собаку старший.

– Сейчас пусть это жрёт, завтра кашей накормлю.

– А сколько времени? – Вокарчук поглядел на небо.

– А полдевятого, – в тон ему, посмотрев на свои карманные, отозвался Славка.

– А ни хрена же себе… – Юрка почесал затылок. —

Светло же…

– А чего ты хочешь: белые ночи! – Игорь хлопнул Юрку по мокрому плечу и толкнул к палатке. – Забирайся, у меня презент есть.

– Презент? Какой презент? – засуетился Золевский.

– А такой!

Игорь забрался в палатку и достал из рюкзака бутылку рябины на коньяке.

– А-а-а-а-а-а! – взвыл Славка. – Высокий класс!

Он уже накрывал импровизированный стол из ящиков:

– Давайте устраивайтесь… Я тут сала, колбасы из дома… Завтра нормальной жратвы наготовим, а пока этим перекусим.

Игорь разлил по кружкам. Молча чокнулись, выпили и взяли по бутерброду. Через пару минут внутри потеплело, растеклось…

– Ну и хрен с ней, с рыбой! – первым высказал общее мнение Славка. – Без неё – как с ней.

И полез настраивать приёмник ВЭФ, он его таскал с собой во все поля.

Утром Юрка проснулся, когда ещё все спали. Что-то его толкнуло. Он поднялся, оделся и вышел из палатки. Вовсю светило солнце. Тёплое, ясное утро. Рядом с Бураном на корточках сидел Юркин пятилетний сын Влад и гладил собаку. Влад?! Собаку?! Он же до смерти их боится…

– Привет, Владь.

– П’гивет… – Влад немного картавил.

– А мамка где? – Юрка присел рядом с Владом.

– Вон, возле кост’га.

Юрка повернулся и увидел Соню, она что-то помешивала в котелке.

– Привет.

– Привет, – повернувшись к Юрке, улыбнулась Соня…

– Юр. Юра. Юрка!.. – кто-то шипел над Юркой. Он открыл глаза и увидел брата. – Пойдём, чего покажу, – Славка старался говорить шёпотом, чтобы не разбудить остальных.

– Палыч, сколько времени? – спросили голосом Вокарчука из крайнего спальника.

– Восемь! Там у нас мороз и солнце! Я уже кашу сварганил.

– Восемь?! – заговорил и зашевелился ещё один спальник. Открылся верх, и оттуда показалась бородатая лысая голова Григорича. – Вставать пора, однако.

– Ты чего, Юр, стонал? – Игорь выбрался из спальника и теперь последовательно надевал штаны, энцефалитку, натягивал сапоги. – Сон, что ли, эротический видел?

– Сон. Не эротический. Но яркий… Про своих.

– Это багульник, – зевнул Золевский, выползая из спальника.

– Чего багульник? – не понял Юрка.

– Багульник… Лёгкий галлюциноген. У меня на болоте всегда сны цветные. Багульник!

– И не только багульник! – у Славки возбуждённо блестели глаза.

– У этого уже глаза блестят… Ты чего нанюхался?! – Золевский нацепил очки. – Пациент беспокойный!

– Пойдём – покажу, – и Славка выбрался из палатки.

– Пойдём, посмотрим… – Юрка полез за ним.

Погода стояла сказочная. От вчерашней слякоти не осталось и следа. Небо было яркое, синее; ослепительно светило белое солнце, болото тихо парило. Буран неподвижно лежал возле костра, положив остроухую морду на передние лапы, и двигал глазами, наблюдая за людьми. Над костром висел котелок, в нём булькала и дымилась каша.

– Смотри. – Славка присел и потянул за ветку молоденькую лиственницу, которая росла возле входа в палатку.

– И что?

– Видишь цветочки розовенькие?

– Всё-таки нанюхался…

– Да ты посмотри!

Юрка пригляделся и действительно увидел на кончиках веточек что-то, похожее на розовые цветы.

– Понюхай.

Юрка наклонился и принюхался.

– Что, наркоманы? – поинтересовался вылезший из палатки Золевский. – Чего нюхаем?

– Лиственницу.

Аромат, который источали мелкие цветочки лиственницы, был тонкий, нежный… едва заметный.

– Интересно… здесь же нет пчёл… – удивился Юрка. – Для кого она так пахнет?

– Для Палыча, – присоединился к Серовым и Золевскому Вокарчук. – Он у нас всегда всё нюхает. Дайте мне нюхнуть, а лучше дайте чего-нибудь пожрать.

– А всё готово. Григорич, я твоему Бурану вчерашнюю колбасу скормил.

– Балуешь ты его!

Буран услышал, что говорят про него, повернул к Славке глаза и вежливо постучал хвостом, тихо посвистывая носом.

За завтраком они распланировали день:

Григорич идёт в дальний обход на восточную сторону месторождения, возможно с ночёвкой, – у него там свои задачи лесника;

Игорь остаётся на базе на хозяйстве: заготовить дров, сварить ужин. Кроме того, он займётся дешифрированием аэроснимков, сличая их с местностью;

Серовы выбирают профиль под локацию и намечают точки контрольного бурения;

Буран, как пенсионер, сам решает, что ему делать.

Пока собирались, Буран всё крутился возле хозяина, но когда тот, закинув рюкзак за плечо, взял ружьё и свистнул пса, – только грустно посмотрел на Григорича и побрёл к костру.

Всё! Закончилась молодость… Он и в прошлый выезд, без ночёвок, никуда с Григоричем не ходил. Вместе с младшим Колгановым оставался на базе, где они на пару тырили печенье из общих запасов. Точнее, тырил Сашка, а Буран потом припирал его к дереву и отбирал. Сашка отпихивал пса ногой, но не тут-то было: восьмилетний пацан ничего не может сделать со взрослой лайкой, даже если та лайка – уже старик. В тот выезд все видели, как собака может быть слепой как старый дед. Буран натыкался на лопату до глухого удара мордой. Старость – не радость.

И в этот раз Буран решил: не нужны ему эти прогулки. Пошёл и лёг возле костра. Тем более уши, лоб и голое брюхо Григорич от гнуса намазал ему «Дэтой». А для носа пёс ещё с вечера сам выкопал яму, куда и прятал морду.

Григорич с досады крякнул и ушёл.

А ещё через полчаса ушли Серовы. Они собрались осмотреть западную часть месторождения, изучить раздувы… ну и за одно всё же поглядеть: нет ли подходящих для рыбалки мест? Надежда поставить сетку не покидала космогеологов. Причём именно сетку, никто же не собирался стоять с удочкой – просто некогда!

В поиске рыбы Славка ориентировался на чаек, летало их вокруг великое множество, разных видов и разных размеров. Но Славку такое изобилие пернатых не могло сбить с толку. Он вооружился справочником «Птицы Севера» и был уверен: раз чайки есть – значит рыба есть!

Ближе к полудню воздух прогрелся, и «наконец» появились комары – радость несказанная! Комаров налетало много, по самарским меркам – прямо-таки до хрена! Но старший уверял, что комар ещё «вялый», ещё «не встал на крыло». Юрке от этого легче не стало: он кутался в энцефалитку и мазался «Дэтой». Намазаться тщательно не мог – мешала повязка на руке. И несмотря на все принятые меры, комар с нарастающим аппетитом жрал Юркино нежное аспирантское тело. Славка посмеивался. Старший кроме справочника по птицам взял фотоаппарат и прикидывал: что бы ему такого снять. Это сейчас фотоаппараты нещадно эксплуатируют, нажимая кнопку спуска по любому поводу. А в те стародавние времена в аппарате была заряжена плёнка на 36 кадров, особо не расщёлкаешься, и превью нет. Но один кадр младший себе выпросил. Юрка стоял в расселине по колено в снегу, а над его головой вилась туча комаров. Под фотографией Юрка потом подписал: «7 июня 1990 года» и отослал Ане.

К четырём Серовы вернулись на раздувы – и тут же были атакованы крачками, небольшими чайками с хвостом-вилкой, как у ласточек. Птицы зависали в воздухе и из такого положения бесстрашно пикировали на незваного гостя. Старший решил, что это как раз «тот кадр». Он поставил младшего на возвышенность и велел не уворачиваться от чаек. Юрка пугался бесстрашных птиц и отгонял их лопатой. А Славка кричал: «Не боись, брательник, они не кусаются!» Может, и не кусаются, но схлопотать острым клювом по голове в Юркины планы не входило, и он продолжал размахивать лопатой. Наконец Славка поймал удачный кадр – как ему показалось, и нажал кнопку. И Серовы повернули в сторону лагеря.

К шести окольными путями они добрались до своей кочки. Игорь к тому времени приготовил рисовую кашу с тушёнкой, что было как нельзя кстати: есть хотелось неимоверно.

Так прошёл второй день.

Григорич на базу не вернулся, но его особо не ждали: тот с самого начала рассчитывал на пару дней соло.

На сон грядущий старший принялся читать вслух книжку «Птицы Севера». Оказалось, чайки питаются Где угодно и Чем угодно, до целлофановых пакетов включительно, и места их обитания никак не связаны с рыбой… А крачки стаями способны прогнать медведя, бесстрашно атакуя его острыми клювами. «Не укусят они… ага», – ворчал Юрка.

Ночью ему опять снились цветные сны: но какие и про что – он не запомнил.

Наутро Славка снова поднялся раньше всех и приготовил молочную кашу – полевые бригады возили с собой банки концентрированного молока. Остатками вчерашней каши – накормил Бурана.

За завтраком старший предложил времени не терять и всем троим идти на профиль: сразу и лоцировать, и бурить. И завтра, снова втроём, пройти в крест сегодняшнему профилю – таким образом получить полное представление о грунтах месторождения. А чтобы вечером было чем ужинать, Славка наварил каши с тушёнкой.

Буран, когда мужики уходили, поднялся и долго провожал их взглядом, пока те не перевалили за очередной мерзлотный бугор.

В целом день получился обыкновенный. Славка лоцировал, Юрка с Игорем пробурили пять скважин на восемь метров – зафиксировав, по выражению Игоря, «пески до глубокого обморока».

К шести они вернулись на базу и застали там Григорича. Он возился с костром, собираясь разогревать кашу.

– Б-буран с вами? – первым делом поинтересовался он.

– Нет, – Славка снял с себя аппаратуру, отстегнув провода. – Он на базе оставался, когда мы уходили. Может, спит где? Или погулять пошёл?

– М-может… Я полчаса назад пришёл – его нет. Ладно, хрен с ним. Побегает – вернётся, – и Григорич продолжил разогревать кашу, помешивая её длинной ложкой.

– Конечно, – негромко заметил Игорь, – побегает. Собака-то совсем молодая…

Золевский глянул на Вокарчука, но говорить ничего не стал, только недовольно хмыкнул.

После ужина Серовы занялись выводом на самописец. Игорь делал описание проб, а Золевский разбирал свои травки.

Часов в десять, когда уже стало холодать, Славка осторожно поинтересовался у Григорича, что он думает делать – Бурана-то нет.

– Ага! Искать его пойду! – взорвался Григорич. – Мне делать больше н-не хрен, как только лайку, за-заблудившуюся в тайге, искать!

– Старый он у тебя, – возразил Славка.

– Пропадёт – и хрен с ним! – плюнул Золевский. – Спать давайте!

Они легли, но никому не спалось. То один, то другой поднимался, выбирался из палатки, садился на бревно, курил, вороша костёр, и разглядывал солнце, которое никак не хотело садиться за горизонт. Наконец к двенадцати угомонились.

К утру Буран не вернулся.

Золевский уже не хорохорился и ходил мрачный как туча.

– Вот куда он, зараза, пропал?! – в конце концов не выдержал он.

– Искать надо, – предложил Славка, собирая рюкзак на профиль.

– Где? Куда идти-то?

– По твоему вчерашнему маршруту. Он же тебя встречать пошёл.

– А работать к-когда будем? – Золевский был расстроен, растерян. Он не знал, что делать.

– Ну хорошо… – Славка отложил рюкзак и взялся за аппаратуру. – Давай подождём. До вечера. Действительно, стрёмно лайку искать в тундре. Мужики, вы готовы?!

– Готовы, готовы… – Юрка с Игорем выбрались из палатки.

И разошлись. Григорич ушёл на запад, а у остальных был профиль в крест.

Снова к шести радиолокационная группа вернулась. Григорича ещё не было, впрочем, как и Бурана. По-быстрому сварганили макароны с тушёнкой, Славка при этом приговаривал: «Щас дух тушёнки до них дойдёт – и они оба прибегут как миленькие…» Но прибежал один Золевский. Причём прибежал с востока и был при этом сильно расстроен. Он вернулся уже часа полтора назад и сразу ушёл по старым следам – искать Бурана. И… не нашёл.

Григорич сидел, курил и рассуждал вслух, куда же могла пропасть собака?

Серовы молчали, а Вокарчук разглядывал снимок, будто на нём можно было увидеть, где сейчас Буран.

– Ладно, – сказал Славка, затушив сигарету, – с таким настроением всё равно жрать не хочется. Пошли искать! Чего ты там, Игорь, высмотрел? Рассказывай!

– Смотрите, – Вокарчук разложил снимок на полене. – Вот так шёл Григорич… А вот здесь, южнее, длинное озеро. Если Буран ушёл туда, то тогда он не может пройти к нам. Напрямую – озеро мешает, а в обход – сил нет. Посмотрим?

– Километра… три получается? – прикинул Славка.

– Три д-двести, – автоматически уточнил Григорич. – Пошли.

– Ага. Только давай звать.

Они двинулись веером. Золевский пошёл своей старой дорогой, Игорь – на южный конец озера, а братья – к озеру напрямую. Толку от Серовых ожидалось немного, но учитывая, что пёс был белый, они могли его разглядеть первыми. Минут через тридцать первым собаку позвал Золевский. Потом крикнул Бурана Игорь. Потом стали орать Серовы.

Ещё минут через десять братья подошли к озеру. И тут Славка вдруг встал, пристально вглядываясь в противоположный берег.

– Юр! Смотри, во-о-о-он там! Что-то белое?

– Где? – не мог сориентироваться Юрка и вертел головой.

– Да вон! В той лощине! Видишь – между двух листвянок?

Там действительно шевелилось что-то белое.

– Думаешь, Буран?

– Вроде собака…

– Пошли к Золевскому?

– Ты давай к Григоричу, а я – к Игорю. Мы его, паразита, в клещи возьмём! – И Славка двинулся вдоль озера направо.

– Только ты это… – окликнул его Юрка. – Не зови уже… Не сбивай.

– Ладно, – махнул Славка и пошёл, высоко задирая на кочках ноги.

Юрка ещё раз глянул в сторону Бурана и направился к Григоричу.

Золевский меж тем продолжал кричать и высвистывать пса. Юрка шёл вдоль озера и видел, что Буран – а теперь его уже отчётливо было видно на фоне серо-зелёной тундры – движется навстречу Григоричу. Когда до Григорича оставалось метров пятьсот, Юрка стал ему жестами показывать в направлении Бурана. Григорич обратил на Юрку внимание, остановился и стал вглядываться. Звать он в этот момент перестал. И Буран лёг! Он не видел людей. Он шёл на голос. Вот тебе и глухой!

– Зови его! – крикнул Юрка. – Зови!

– Бура-а-ан!!! – изо всех сил заорал Григорич. Пёс поднялся и пошёл.

Через двадцать минут Золевский добрался до него, поднял, перекинул на шею и повернул обратно.

Юрка тоже развернулся и пошёл к базе. Не доходя километра, он нагнал Григорича.

– Н-нет у него сил, – Григорич шмыгнул носом, – с-совсем… Боюсь, с-сдохнет.

– Да ладно… – начал Юрка, но осёкся. Голова пса безвольно висела на плече хозяина, из носа стекала струйка крови, глаза были открыты, а в них – такая тоска… что Юрке самому захотелось плакать.

Дойдя до палатки, Григорич аккуратно положил пса на землю, вытер ему нос, налил в миску воды и подсунул под морду. Почуяв воду, Буран несколько раз лизнул, но потом убрал голову и закрыл глаза.

– Как он? – поинтересовался Славка, когда они с Игорем подошли.

– Хреново… – Григорич сидел на бревне напротив Бурана и курил.

– Может, мы его это… в палатку сегодня?

– Обойдётся – пусть здесь отходит… если отойдёт… Или уже совсем отойдёт. – Золевский бросил в костёр папиросу, поднялся и открыл банку рыбных консервов в томате.

– Опять ты ему гадость! – возмутился Славка.

– Н-не ори! – осадил его Григорич. – Любит он эти консервы. Любит.

Пёс не сдох и к утру оклемался. Выпил всю воду, съел консервы и даже поел немного макарон. Когда мужики поднялись, он встретил их в любимой позе возле потухшего костра: морда на передних лапах, уши торчком.

Золевский с минуту смотрел на него, а потом дрогнувшим голосом произнёс:

– Лучше бы ты с-сдох вчера… За-за-раза.

Буран виновато присвистнул и постучал хвостом.

В тот день он от костра не отошёл ни на шаг. И в следующий. И даже когда космогеологи затеяли пробурить на вершине бугра скважину в мерзлоте и надрывно выли мотобуром почти три часа, он только отошёл немного дальше и снова лёг, всем видом показывая, что никуда он больше не двинется. Хватит. Нагулялся.

***

На шестой день с утра ждали вертолёта, был уже обед, но ни один пролетающий борт не обращал внимания на четырёх экологов с собакой.

Они лежали на накидке, раздевшись по пояс – ветерок отгонял комаров – и грелись в скупых лучах северного летнего солнца. Буран пристроился в ногах у хозяина. За пару дней он оклемался, но всё равно от палатки отходил не дальше чем на десять метров, да и то по нужде.

Время шло, вертолёта не было.

Самое гадкое – вот так ждать! Хорошо, если погода приличная. Можно и палатку снять, и печку затушить. А если дождь и снег?

– Всегда так ждать приходится? – вяло, не открывая глаз, поинтересовался Юрка.

– Когда как… – Вокарчук поднялся и окинул взглядом небо. – Они капризные, вертолётчики эти…. Тебе Ярослав Палыч не рассказывал, как мы общались с ними на Чучу-Яхе?

– Не рассказывал, – отозвался сам Славка, он приподнялся на локте, достал сигарету и подкурил. – Это когда было-то? Год назад, что ли? Мы на точку прилетели – я её два дня по снимкам выбирал – командир так же вот отказался садиться, куда я показал. Сказал, берёза высокая – за лопасти, мол, боится. Ну и посадил прямо в болото. Чуть не в няшу! – Славка затянулся и выдохнул. – Потом задолбались вещи таскать на гриву. Метров двести по болоту. Хорошо, вещей меньше было. Я напоследок ему сказал: вырублю берёзу к херам и построю ему вертодром, гаду! И сколько дней там жили, ходил с утра – строил площадку. Вырубил всю берёзу под корень, поросль сжёг… – Славка сделал ещё несколько затяжек, затушил сигарету и кинул в лужу. – Я ему даже крест выложил…

– И чего?

– Чего-чего… Ничего! Он прилетел и сел в пятидесяти метрах от площадки в такой же березняк. По хрену ему та берёза – он её потоком от лопастей гнул. Двигатели же он не останавливал!

– И мы, как балбесы, таскали вещи с площадки к вертолёту! – смеялся Игорь. Он достал из ящика пачку печенья и распечатал её. Буран, услышав знакомое шуршание, ползком перебрался поближе к нему, метя хвостом.

Славка продолжил:

– Спрашиваю: чего на площадку-то не сел? Он: а там песок! А пылезащитников у меня нет! Вот такие они орлы… вертолётчики эти. – И Славка опять откинулся на полог. – Золевский! Спишь?

– Нет.

– Как думаешь: будет вертолёт сегодня?

– А хрен его знает! Сейчас вот так полежим-полежим и п-пойдём палатку ставить.

Игорь и Буран хрустели. Пёс не переживал, будет сегодня вертолёт или не будет, – он лежал рядом с хозяином, его угощали любимым печеньем, а остальное ему было до лампочки. И всё-таки в тот день за ними прилетели!

К часу дня на горизонте показался Ми-6, и поначалу они на него даже не взглянули. Какой чудак будет посылать «грузовик» за экологами-геологами куда-то в таркосалинские болота? Но чем ближе слышался характерный свист пятнадцатиметровых лопастей воздушного гиганта, тем меньше у них оставалось уверенности, что таких чудаков нет. Когда вертолёт завис над ними, размётывая незакреплённые вещи, они кинулись одеваться и собирать.

Садиться в такие огромные вертолёты и грузиться трудно, особенно с болота. Помог экипаж, его в Ми-6 аж пять человек – у них даже штурман есть (непонятно зачем). Про него сами вертолётчики сочинили стишок: «Ручки вместе, ножки вместе – получаю тыщу двести».

В Тарко-Сале их встретил Гришка. Он подогнал уазик прямо на поле вертодрома под разгрузку, помог мужикам загрузиться. Перед тем как тронуться, заглянул в салон и поинтересовался:

– У меня два вопроса: как Буран и как у Юрки рука?

Юрка разбинтовал руку, посмотрел на неё – уже совсем поджила.

– Смотри, – показал он Гришке.

– Поехали. Буран, я и сам вижу, хорошо…

– Люди забыли эту истину – сказал Лис. – Но ты не должен её забывать. Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили. И ты отвечаешь за свою розу…

– Я отвечаю за свою розу… – повторил Маленький принц, чтобы хорошенько это запомнить.

(Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»)

Интермедия. Ваня

Полгода, после переезда в Северный, Юрка жил у старшего брата. Ярослав взял его в семью… третьим ребёнком. Даже раскладушку Юрке поставили в детской комнате, где на двухъярусной кровати спали его племянники: Славка (Ярослав-второй) одиннадцати и Сашка (Александра) двенадцати лет.