Очень Крайний Север. Восхождение

Но бесконечно так продолжаться не могло, Юрка жил без прописки, а значит, без талонов на сигареты, водку, масло и сахар. Последние два пункта стали головной болью для жены Ярослава, Инны. Семья большая, и лишний рот без талонов – проблема для хозяйки. Времена были тогда такие – невесёлые.

Осознав всю сложность ситуации, Юрка вытребовал себе жилплощадь в общежитии. Метил на комнату Вокарчука, но Игорь завис в ней на неопределённое время. И в ноябре Серов вселился в семиэтажку, в комнату, где уже было два жильца: татарин Ильдар и чуваш Иван.

Чем занимался Ильдар – не знал никто. Вроде бизнесом. Тогда было модно «заниматься бизнесом», и это могло означать всё что угодно, даже простую перепродажу чего-либо куда-либо. Вёл себя «бизнесмен» вызывающе: кроме бизнеса тогда в моду входил татарский сепаратизм, и у Юрки с Ильдаром из-за этого были отдельные проблемы. Хорошо, что Ильдар в общежитии появлялся редко, жил у своей подруги.

Другое дело – Ваня. Простой рабочий парень, водитель «лаптёжника» (КрАЗ-225). Юрка познакомился с ним, ещё когда приходил смотреть комнату. Разговаривал Иван с акцентом. Как потом Юрка выяснил: родом сосед из деревни – крепкий, неуклюжий. Весь какой-то похожий на медведя.

Первые встречи, пока Юрка только заселялся и перевозил вещи, Ваня держался насторожённо. Никуда не сдался ему в простом рабочем общежитии очкарик и интеллигент Юрка. И Ваня всё никак не мог выстроить линию общения.

В день заселения Серов пришёл поздно, часов в девять. Ваня с товарищем сидели за столом и выпивали. Юрка поздоровался, сходил в ванную умылся, разделся и собрался ложиться спать. Ваня предложил выпить, мол, не по-людски, надо бы посидеть, познакомиться. Но у Юрки настроения не было, он без обиняков так и сказал: вернулся с полевых, сил нет… Лёг и тут же задремал.

Проснулся оттого, что Ваня несколько раз не по-доброму помянул его имя:

– Вот… б…ь, заселили очкарика… б…ь, пить он с нами не шелает… разговаривать не шелает… как же, интелликенция! – Ваня говорил глумливым голосом, собутыльник гаденько подхихикивал.

Юрка повернулся в их сторону, глянул на стол, там стояли початая бутылка водки и два стакана, наполненных на треть. Значит, пока он дремал, успели ещё раз сбегать. В семиэтажном общежитии была куча точек, где можно было разжиться водкой в любое время суток. И теперь, изрядно поддав, парни искали развлечения.

– Ну и чё надо? – спокойно поинтересовался Юрка.

– Да так… стрёмно… Нет пы путылочку принёс тля знакомства или хоть пы выпил за компанию, – гнул свою линию Ваня.

Юрка вздохнул, скинул с себя одеяло, поднялся и подошёл к столу. Взял пустой стакан, дунул в него, поставил, взял бутылку и, не глядя на Ваню и его друга, налил полный стакан. Поставил бутылку, поднял стакан на уровень груди, вдохнул-выдохнул и, не отрываясь, выпил до дна. Последние глотки дались с трудом, но Юрка задавил тошноту. Поставив стакан, он взял кусок хлеба, занюхал, куснул, положил на стол и, жуя, отправился к себе в кровать.

– Ни х… себе! – оценил Ванин друг.

– Юрка, ты кте так пить научился? – обалдевший Ваня рассматривал пустой стакан.

– В авиационном, – присев на кровать, доложил Юрка, – на радиотехническом. А теперь, мужики, всё! Спать хочу. Бутылку за знакомство принесу завтра. Договорились?

– Пес пазара. – Ваня сгрёб всё со стола и ушёл с товарищем квасить в другое место.

Так – классически, по-шолоховски – Юрка познакомился с Ваней. Но друзьями они стали позже.

В середине декабря Юрка вернулся из Тюмени, из Центральной партии. Вернулся и после пятидневного отсутствия застал Ваню в совершенно безнадёжном состоянии.

Ваня тогда не работал… И женщины у Вани не было… А русский мужик, даже если он чуваш, когда у него нет бабы и работы – пьёт. И потому все пять дней Ваня пил, не просыхая. И допился до того, что когда Юрка вошёл, удивился: откуда это Серов так поздно?

Юрка переспросил, в каком смысле?

«Ну как же, сейчас же три часа ночи!» – бредил наяву Ваня.

В декабре, конечно, темнеет рано, но на три часа ночи ситуация не тянула. Юрка присмотрелся: красные глаза, одутловатое лицо, растрескавшиеся губы, и ещё, хотя Ваня лежал под одеялом, его била крупная дрожь.

– Давно бухаем?

– Как… ты… уехал, – икающим голосом признался Ваня.

– Ясно. Чего-нибудь жрал?

На столе стояла пустая консервная банка, валялся засохший кусок хлеба и одиноко возвышалась пустая водочная бутылка.

– Не. Неохота. Юр, а у тепя… чиколон есть? – последнюю фразу Ваня произнёс жалобным просящим тоном.

– Нет, – задумчиво покачал головой Юрка.

По пятницам в Аэрокосмогеологии была баня. Но вести туда Ваню опасно: может и окочуриться. С другой стороны, как-то надо выручать дурака. Разве что – ещё купить водки? Но выпьет же и через полсуток опять будет в таком же состоянии.

– В баню пойдёшь?

– В паню? – Ваня присел на кровати. Руки тряслись так, что если бы ему вручить палочки и барабан, Ваня выстучал бы ритм не хуже Ринго Старра. – А мошно?

– Можно-можно. Смотри не сдохни!

И Юрка стал собирать вещи для бани. Сосед сидел, потрясываясь.

– Чего сидим? – Юрка бросил в него полотенце. – Собирайся!

Через полчаса они шли по улице в сторону бани, а Ваня забегал вперёд, заглядывал Серову в глаза и всё выспрашивал: выпьют они после бани или нет? «Выпьем-выпьем», – успокаивал его Юрка.

Увидев в бане толпу очкастых и бородатых дядек, Ваня совсем растерялся – видимо, подумал, что попал в какое-то благопристойное место. Потихоньку разделся и сел в уголочке, сложив на коленях заскорузлые с чёрными пальцами руки.

– Сосед мой. Ваня, – представил Юрка своего чуваша главному инженеру партии Нестору Богдановичу Полещуку.

Нестор внимательно посмотрел на кадра и покачал головой:

– Давно пьёт?

– Пятый день. – Юрка снял крестик и положил на полку в шкафчик. Всякий раз забывает его снять, потом обжигается в парной.

– Хреново… Веди в парилку. Только следи, чтобы копыта не откинул!

Юрка махнул Ване и повёл.

Надо сказать, сам Юрка баню не любил. Вот как-то так он устроен. Он многое не любил из того, что любят другие. В баню Юрка ходил, так сказать, из корпоративного духа – хотя и это не красило его белые вороньи перья. Но он знал, как люди любят баню, и видел, как могут самозабвенно париться.

Но так, как парился Ваня, Юрка видел впервые.

Сорок минут! Сорок минут тот не вылезал из парилки. Он поддавал и поддавал, разогнал температуру до 120, опять поддавал и, в конце концов, залил всю печку, гад. При этом когда Юрка заходил – нет, забегал в парную, чтобы не ошпариться, – поинтересоваться, как он? – Ваня стегал себя веником, рычал и приговаривал: «Как я, п… ть, люплю паню! Ты, Юрка, претставить сепе не мошешь…»

Из бани они выбрались часам к девяти. Ваня шёл по тёмной морозной улице распаренный, расслабленный, но НЕ умиротворённый. Видно было: душа у него горит.

Не доходя до общаги, Юрка завернул на стоянку такси купить водки (90-й год – «сухой закон»). Потом зашли в круглосуточный магазин и взяли каких-то рыбных пельменей, хлеба, томатной пасты, ржавого сала и банку рыбных же консервов в томате.

Придя в общежитие, Юрка поставил воду для пельменей, нарезал хлеба, открыл консервы, покромсал сала. Ваня за подготовительной процедурой наблюдал, пуская слюну, как голодный пёс.

Только он, гад, не жрать хотел, он выпить хотел, но понимал – Юрка ему нальёт, только если он что-нибудь съест.

Последние двадцать минут, пока варились пельмени, для чуваша были самыми тяжёлыми. Наконец Юрка разложил пельмени, добавил в них томатной пасты, налил Ване полстакана водки и, держа его за руку, поставил условие: вторые полстакана тот получит только после того, как всё съест.

Кажется, Ваня не жевал.

Он пропихнул в себя горячие пельмени чуть не с тарелкой. И пока Юрка ел, следил голодными глазами – когда же Серов нальёт ещё. Юрка налил. Ваня выпил. Выпил, повеселел и стал собираться за водкой. В бутылке-то оставалось жалких сто пятьдесят грамм – Юрка и себе наливал тоже. Когда он уже оделся, между делом вслух рассуждая, у кого бы занять деньги (Юрка сказал, что потратил последние), то вдруг обнаружил: дверь закрыта на ключ, и ключа нет.

– Юрка-а-а-а! Ключ пропал… – сообщил он упавшим голосом.

Он, конечно, понял, что никуда ключ не пропадал…

Юрка сидел и молча наблюдал, прикидывая: убьёт его Ваня за ключ или не убьёт? Не убил. Постоял пару минут у двери, вернулся к столу, постоял, стянул куртку, бросил на кровать, посмотрел на Юрку глазами больной собаки – Серов помотал головой – и упал на кровать лицом к стене, накрыв голову подушкой.

Юрка убрал со стола, спрятал бутылку с оставшимися ста пятьюдесятью граммами и взял книгу – телевизора у них не было. Часов в одиннадцать разобрал кровать и лёг спать. Ваня за это время ни разу не пошевелился – Юрка даже беспокоиться начал: не помер ли? Но когда он выключил свет, Ваня сбросил подушку с головы. Не помер… И Юрка заснул.

Проснулся Серов оттого, что кто-то копошился у него под кроватью. Юрка посмотрел на часы – начало третьего.

Долго Ваня продержался – молодец!

– Вань. Ты чего?

Ваня под кроватью замер, потом выбрался, сел, схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, начал тихо подвывать.

Юрка поднялся, включил свет, достал из рукава куртки бутылку и налил Ване остатки. Ваня осторожно подкрался к столу, аккуратно двумя пальцами взял стакан, почмокал, понюхал, не спеша выпил, зашмыгнул носом и опять упал на кровать лицом к стене.

– До утра доживёшь?

Ваня интенсивно закивал головой.

– Ну и молодец!

И Юрка опять выключил свет.

Утром Ваня был уже более-менее. Юрка его сводил в столовую около Аэрокосмогеологии и накормил завтраком. Потом сам пошёл на работу, а Ваню отослал в общагу, взяв с него клятву, что тот без Юрки ни-ни.

Ваня насилу дождался. Но дождался! Вечером они поужинали, распив бутылку водки. Ночь прошла спокойно, а на следующий день Ваня ожил.

Ещё через три дня он устроился на работу, и Юрка стал его видеть совсем редко. Работать Ваня умел, и работал как ломовая лошадь. Они встречались, только когда тот приходил отсыпаться, при этом Ваня, раздеваясь в полудрёме, рассказывал, как на Сугмуте – километров двести от Северного – он кого-то спасал… кого-то вытягивал из снега… куда-то возил громадные катушки силовых кабелей… В общем, лошадь – она и есть лошадь. Добрая, всех спасает, всех выручает, водки только нельзя наливать. Юрка и не наливал.

До Нового года они только один раз вместе выпивали, причём с ними выпивал и их сосед Ильдар, которого откуда-то принесло. Точнее, это они упали Ильдару на хвост: тот в одну из пятниц сидел и пил в одиночестве.

Но Ильдар надрался и снова завёл любимую тему – об избранности татарского народа. Причём он тут же это хотел доказать, набив Юрке морду и приглашая для этого развлечения этнически родственного чуваша. Ваня его от Юрки оттащил, скрутил и, глядя в лицо, громким, зловещим шёпотом произнёс:

– Русские для чувашей стелали фсё! Они таже в космос чуваша сапустили. Ты про Николаева снаешь? Снаешь?! Я спрашиваю! – Ильдар кивнул. – Он третий космонафт. Третий! Ты понял. А если ты, татарская морта, ещё путешь Юрку опишать, я тепя б… упью на х… Понял? – И, дождавшись ещё одного кивка, он толкнул Ильдара на стул, взял свой стакан и выплеснул в мусорное ведро, громко добавив: – Пить с топой не хочу!

На том инцидент был исчерпан.

А в январе Юрка привёз семью и ушёл на съёмную квартиру.

Но и после они продолжали встречаться. Ваня помог Юрке достать доски для кровати, которую они со Славкой собрали уже в новую Юркину квартиру – не продавалась тогда в магазинах мебель. Он же занял Юрке денег на подержанный цветной телевизор. Не продавались тогда телевизоры в магазинах.

А Ваня никогда не жалел денег. Если они у него были – раздавал налево и направо. Такая неуёмная щедрость как-то его подвела. Ване предложили поучаствовать в «бизнес-проекте»: привезти пива и водки из Сургута и продать в общаге подороже. Пиво и водку привезли, но Ваня устроил сабантуй на всю общагу, и все всё выпили, даже не удосужившись расплатиться с Ваней. Наварил Ваня дене-е-е-ег…

Уже летом 93-го Ваня по собственной инициативе предложил братьям съездить на его «лаптёжнике» за грибами. «Я, Юрка, шареной картошки с грипами хочу, как мамка телала, только не снаю, кте они растут, как они растут, вы со Слафкой покашите, а мы фместе съестием».

К тому времени он уже был знаком и со Славкой.

Братья и рады были показать, но на «лаптёжнике» в такие места не проедешь. Они всё равно съездили – не в грибах, в конце концов, дело! И даже что-то насобирали. Возле Северного – и не в грибных местах, и не в грибной год – всегда можно найти грибы. И Ваня насобирал, хотя, как оказалось, действительно не разбирался в грибах – это десять-то лет прожив на Севере! Из леса они вернулись к Славке, нажарили общую добычу с картошечкой и лучком и употребили всё это под холодненькую водочку.

А потом они виделись всё реже… реже. Реже и…

Совсем Ваня пропал осенью 94-го. Уехал в отпуск на Большую землю, на родину – в свою чувашскую деревню – и не вернулся.

Что больше всего обидно Юрке – он даже фамилии его не помнит…

Ещё про Ваню. Нет, про Наташку

Дверь распахнулась, и звонкий, слегка с хрипотцой женский голос крикнул: «Вань, хорош массу давить!»

Юрка с шумом выдохнул под одеялом. Они что, вчера не закрылись? Кого ещё принесло? Он вернулся поздно с «полей». Потом они с Ваней приговорили «пузырёк» беленькой за душевным разговором и спать легли уже после полуночи, и вот сегодня праздник, день Седьмого ноября – красный день календаря, спать бы и спать, а тут орут прямо над ухом.

– Наташка… сараса, кончай орать по утрам! – заматерился Ванька.

– А чего не орать? Ты мне чего обещал, а? Говорил, Седьмое ноября справим вместе! Уже десять, хорош дрыхнуть, блин! – продолжал бузить женский голос.

– Да встану я, встану, ты только свали! А то у меня стоит с утра.

– Стоит – это хорошо! Плохо, когда не стоит. Да, Ваня?! – последнюю фразу голос выкрикнул с напором и захохотал.

– Ты мне телигента разбудишь, давай не ори, – урезонивал Ваня.

– Кого-кого-о-о-о?! Телигента? Какого телигента?

Юрка под одеялом лежал не шевелясь, но уже понял: заметили.

Рванули одеяло, и он едва успел прикрыть себе пах руками.

– И у этого тоже стоит! Нет, ты посмотри, какая комната! У всех стоит! Вот везёт же кому-то!

Юрка открыл глаза. Над ним, посверкивая золотой фиксой, улыбаясь, стояла огненно-рыжая ладно скроенная лет двадцати пяти разбитная бабёнка в джинсах и свитере и с пристальным вниманием разглядывала его.

– Красавчик… Ваня, ты чего такого красавчика прячешь? А? Телигент, говоришь… Колись, телигент, как зовут-то?

Юрка, приподнявшись на кровати, потянул на себя одеяло.

– Юра. Одеяло отдай.

Наташка отпустила, Юрка упал на кровать и поспешно накрылся.

– Бухать с нами будешь? – спросила девушка, продолжая разглядывать Юрку.

– Не собирался, – буркнул Юрка, отворачиваясь к стене. Бухать ещё с ней…

– Куда ты денешься! Не собирался… Значит, соберешься… – Девушка развернулась к Ване. – Бухаем у вас! Я салатов наделаю, картошки наварю, с вас тушёнка, соленая рыба и водка! Коля будет? Нет? Ну и хрен с ним! Всё, я ушла. У Надьки, если чё. Буду через два часа.

И, хлопнув дверью, она исчезла так же неожиданно, как и появилась.

– Это что было? – Юрка сел на кровати.

– Наташка, – выдохнув, ответил Ваня и, натянув одеяло, отвернулся к стене. – Я еще часик посплю, пока эта сараса не придёт.

Выяснилось, Наташка – лепшая подруга Вани. Именно подруга, не любовница, не жена, а подруга, друг. Где-то они вместе жили, где-то работали, кто-то кого-то спасал, кто-то кому-то помогал. Хорошие друзья. И всё! Жила Наташа в соседней общаге-восьмиэтажке, к Ване заявлялась после жизненных передряг напиться и пожаловаться на очередного «козла».

– Ф-у-у-у… Устала… Взмокла! А скакать ты горазд! Где научился? – Наташа тянула ворот свитера и интенсивно дула туда в глубину. Они бросили Ваньку и припёрлись на общаговскую дискотеку

– В авиационном.

Юрка разглядывал партнёршу. Поначалу она ему показалось грубой, вульгарной. Но по факту девушка оказалась интересной, с чувством юмора и с каким-то воспалённым чувством справедливости.

Нет-нет, она была не красивая, но, именно, интересная. Крупные черты лица, зелёные волчьи глаза, рыжие волосы каре и золотая фикса, на которую Юрка обратил внимание с первых секунд знакомства. Коронка стояла на втором слева верхнем зубе и невольно притягивала взгляд, придавая лицу вид лихой и бесшабашный.

– Давно здесь? – Наташа потянулась сигаретой к Юре. Он тоже достал сигарету, зажигалку, чиркнул. Наташа затянулась и выпустила струйку дыма вверх.

– Полгода, – ответил после затяжки Юра.

– А чего у Вани тебя не видела?

– Только заселился, у брата жил.

– Геолог?

– Кто? Брат?

– Ты!

– Я… Я не знаю. Так, пописать вышел.

– Пописать… Ну раз пописать, пошли ещё выпьем.

– …Понимаешь… Он любит меня. Но у него семья. Жена больная. Детей двое. Он приходит ко мне отдыхать, двое суток со мной… потом исчезает. А ему звоню. Он не отвечает. Потом опять появляется. С цветами, вином…

– С вином?

– Ну с водкой! Где ж его, вино, сейчас достанешь… Ну и люблюнемогу… Сюси-пуси… Опять два дня. И опять исчезает.

– Любишь его? – Юрка лежал, закинув голую руку за голову, на другой у него уютно устроилась рыжая и уже родная голова Наташки. Юрке было приятно чувствовать рядом с собой эту немного странную девушку.

Они вернулись с дискотеки выпить. Выпили. И никуда больше не пошли. (Ваня свалил, предварительно предупредив: «Ушёл до десяти вечера». ) Тело живой и подвижной Наташки неожиданно оказалась мягким, нежным, тонкокожим и даже каким-то светящимся, на Юркины ласки оно отвечало с некоторой задержкой, как бы нехотя, просыпаясь, медленно растягиваясь в сладкой истоме, молча, но потом вдруг заскакало и рассыпалось весёлым горохом множественного оргазма с тонким и длинным подвсхлипом. Хорошо рассыпалось. Искренне.

И после этого она вдруг совсем изменилась. Из разбитной, грубоватой, даже циничной стала вдруг тихой, задумчивой и несчастной. А до того маска? Маска.

– Я? Его? Не знаю. Наверное, люблю…

Абсурдная ситуация, заметил про себя Юрка, все кого-нибудь любят, но почему-то спят с другими. Я вот Аню. Или Соню? Но сейчас с Наташкой. Бред бредовый.

– Наверное, жалею я его. Он же такой несчастный приходит. Рассказывает, как у них с женой ничего не получается, он старается, и она… Я говорила, она у него болеет? Что-то у неё по-женски. И он её жалеет, он её любит тоже. Но ему же хочется! И ещё у них дети. Что с детьми-то делать? И я не могу тянуть его! Но он такой… такой…

Он тебя просто использует, давит на жалость, хотелось сказать Юрке, но передумал, кто он такой, лезть в чужую жизнь?

– А ещё он обещал, летом обязательно поедем на море. В Крым. В Ялту. Ты был на море?

– Был. Этим летом. Как раз в Крыму. Но в Керчи.

– Расскажи про море…

– Про море? Про него не расскажешь… Я ездил с подругой и с компанией. Четыре человека. Две пары. У друга в Керчи бабушка, и мы поехали к ней. В Керчи встречаются два моря, Азовское и Черное. На границе морей остров Тузла, туда хорошо приезжать, если хочешь позагорать голым. Мы специально приехали, народа там почти нет, мы были одни и купались голыми…

– А вы в море это… – она замолчала.

– Чего «это»?

– Ну… занимались? сексом. – Наташа перевернулась на живот.

– Пробовали. Неудобно. Вымывается все, ну, у вас… там… В общем, не очень…

– А не холодно?

– Нет, море плюс двадцать пять.

– Плюс двадцать пять… А там песок или камни?.. Ой!

– Что?

– Уже полдесятого, сейчас Ванька придёт. Вставай, проводишь меня. Ты ведь проводишь?

Юрка пошёл провожать. По морозному ночному городу (Север же, начало ноября, а уже минус двадцать) они гуляли часа два. Наташа всё время расспрашивала про море. Юра много чего вспомнил: и шторм, и как ловил рапанов, и даже как в детстве с родителями ездил в Гагру. Они пришли к Наташе, ещё выпили, закусили соевым шоколадом, Юрка было собрался уходить, но неожиданно остался… Спали плохо, часто просыпались, занимались любовью, Наташа снова просила рассказать про море, засыпала под Юркины россказни, засыпал Юрка, а потом всё сызнова.

Но ближе к утру Наталья расклеилась. У неё разболелась голова, стало знобить, и в шесть она наконец отправила Юрку домой. «Звони-заходи», – буркнула она напоследок, закрывая за ним дверь.

– Нае@ся? – сквозь сон поинтересовался Ваня, но Юра ничего не стал отвечать грубияну. Просто разделся и завалился спать.

Больше Наташу Юра не видел. Пару раз пытался зайти, но её не оказывалось дома, соседка врала, что она там, сям, где-то и когда-то будет, Юра видел, что врёт, но почему Наташа не хочет с ним встретиться, объяснить себе не мог. Не мог объяснить и Ваня. Тот просто отбрёхивался: «Папы! Раси поймёшь?» Бабы…

А в декабре Юрка ушёл на квартиру.

А в январе он привёз семью и уже к февралю забыл думать про странную рыжую девушку с золотой фиксой.

Интересно, съездила она на море?