Но я не сразу задал вопрос, а сначала рассказал суть. Что сейчас мы тратим вот столько-то, получаем столько-то, мы их остекловываем, там мы хотим в цемент превращать, получается все равно огромный объем, а есть технология, есть действующие по этой технологии заводы. И почему же при всем при этом вы вычеркнули…
И на следующий день (правда, в мое отсутствие) разразился скандал: «А вот товарищ с „Маяка“ здесь говорил… В чем дело-то?».
Сколько я ни возникал по этой новой технологии – ноль. Не хотят и слушать.
Прошло какое-то время. Вдруг меня приглашают сюда сделать доклад по этой технологии. Я сделал доклад. У меня есть статья. Могу ее вам показать. Приняли решение создать группу и изучить технологию, в том числе и на местах. Создали такую группу. Руководит главный инженер 235 завода, я зам. руководителя. То есть из положения изгоев меня вывели.
– Реабилитировали?
– В какой-то степени. Мы ездили. Я всех людей знаю, нас очень хорошо принимали везде. Тем более со мной ездили молодые ребята-технологи. Мы потом написали отчет, где говорили в окончательном выводе: эта технология является перспективной, надо приступить к НИОКРам на нее. (НИОКР – научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы) Хотя там нужно во многом переходить на опытные установки давно. И что? Этот отчет лежит и до сих пор даже не обсужден. Около года. Я недавно посмотрел протокол, оказывается, в одном из протоколов написано: «Такой-то отчет, отчет не востребован». Вот сегодняшняя ситуация.
Хотя это глобальный вопрос. Речь-то идет об обеспечении энергией всего человечества. Я нисколько не преувеличиваю…
– А со студентами вы об этом говорите?
– У меня два дипломника были по безводной технологии. Защищались. Первый – все нормально, на все вопросы ответил, ну на «пятерку» шел. Тем более – новые совершенно технологии, которые всё переставляют с ног на голову.
Вопрос от комиссии: «Все у тебя, конечно, хорошо… Но что же за рубежом-то это не делают? Почему?» Дипломник, молодец, не растерялся: «Руководителю для этого нужны новые вложения, новое строительство, новые средства. Ему это не надо. А науке – если ученые всё время работали по старинке, тоже бросать не хотят…» Проглотили. Но это так и есть. Я присутствовал на защите, потому что понимал, что если я не пойду, то его могут и заклевать.
А второй – отменный дипломник, но я не смог прийти на его защиту. Председатель выступил: «Зачем этот диплом? Это у вас просто пересказ чего-то…» Хотя там есть, как я утверждаю, новое зерно. И сама новая технология, когда она рассматривается с определенных позиций, вносит переворот. Но «четверку» поставили. Хотя «пятерка» там должна была быть. И на конкурс в министерство надо было посылать эту работу. Абсолютно. Там же все в корне меняется.
– Японцы в свое время скупили журнал «Техника – молодежи» за много лет, потому что там огромное количество идей.
– Да, конечно. Я знаю эту историю. Они всё там изучали…
– То есть они в этих интеллектуальных «отвалах» находят то, что поможет им двигать свою науку, а у нас и своего не надо. Мы такие богатые, что и наработанное не хотим применять?
– Наверное… Например, на научной конференции, посвященной 60-летию МИФИ, я говорил про кластеры, что институт мог бы занять какую-то важную позицию. Давайте сделаем мегапроект, хотя бы в учебном плане.
Например, «Маяк» будущего». Или «Атомный (ядерный) цикл будущего». И тогда каждый студент, начиная с 3-го курса, берет себе тему в связи с «Маяком» будущего». Естественно, должен быть создан совет из работников завода, который бы сформулировал те проблемы, которые здесь возникают с той или иной технологией. И студент с 3-го курса по дипломный проект продолжал бы для будущего завода, для будущей технологии делать это. К сожалению, никого из действующих руководителей МИФИ это не заинтересовало.
– Беда многих технических вузов в том, что они добросовестно делают выпускников, но понятие «инженер» у нас как-то растворилось. Посыла на созидание, на творчество нет. Экзамены сдали – и хорошо. Не так?
– Я согласен с этим. А у нас – идеальные условия, чтобы формировать инженеров. У нас рядом комбинат. Рядом ЦЗЛ. Рядом проектно-конструкторские организации. Всё, формируй.
– Александр Николаевич, и всё-таки что бы вы пожелали ОТИ МИФИ в год юбилея?
– Если говорить о пожеланиях, я могу сказать: необходимо думать о будущем. Мы должны поработать для будущего нашего. На перспективу. Без этого ничего не будет…
Я понимаю, что зарплаты жалкие, но…
Пофигизм нужно убрать…
Что еще? Ничего я не могу пожелать. Всё пустое…
Беда в том, что приходят люди, далекие, абсолютно далекие от науки, от производства. И главное – неплохо устраиваются. На ведущие, ключевые позиции. Вот в чем дело… Это и наверху сейчас происходит, видно же всё. Сейчас пришла мода на менеджеров. А ведь менеджер – это пустое место, если он не опирается на реальный материальный мир. Он лишь обеспечивает более выгодные комбинации, но сегодня с позиции рубля, с позиции прибыли. А ведь во всех, даже капиталистических, странах, это как монозадача не воспринимается. Это лишь одна из задач. Развитие должно быть – вот что главное. Так вот о развитии, как мне кажется, у нас хорошо бы подумать… Ничего другого сказать не могу.
А так, хоть ве… Нет! Я не хочу сказать – хоть вешайся. Я все-таки, как тот еврей из анекдота, который варит яйца. Еврей покупал яйца по рублю десяток, варил вкрутую, потом продавал по десять копеек за штуку. Его спрашивали: «В чем выгода?» Он отвечал: «Как в чем? Бульон – мой. А во-вторых, я при деле…»
– Да здравствует бульон?
– Да-да… Когда я работал в ОКБ КИПиА, было предприятие, которое ставило задачи, мы разрабатывали, изготавливали на заводе 40. Везли, испытывали, а потом делали всю партию. Уникальные условия. Когда всё вместе, вот здесь. К нам приезжали Томск, Красноярск – завидовали. Всё было блестяще. И мы все это… профукали. И продолжаем.
– Возможно это как-то восстановить?
– Конечно! Но дело в том, что необходимо системное решение проблем повышения потенциала страны.
Я несколько лет назад написал директору о некоторых мерах по повышению потенциала «Маяка» за счет увеличения квалификации каждого человека. Где описал, что нужно сделать на уровне комбината, что нужно сделать на уровне завода, цеха, лаборатории, группы, бригады… Начиная с рабочего.
Восстановить надо техучебу. Причем ежемесячную, обязательную. И это должно быть записано в условиях трудового договора. Затем проводить ежегодные конференции по соответствующей тематике с выступлением ведущих специалистов. Всё лучшее со стороны должно привлекаться на комбинат. Необходимо и свои недостатки вскрывать. Обязательно.
– Кстати, заметил одну тенденцию: те производства, руководители которых думают о завтрашнем дне, стараются готовить молодых специалистов «под заказ». Например, на Первоуральском новотрубном заводе. А если наш институт будет готовить просто дипломированных выпускников, для комбината-то это не нужно. Нужны специалисты, а не «недоросли» с дипломами.
– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Комбинат вместе с институтом может готовить тех, кого он хочет. Сил и денег для этого у комбината хватит.
Кононовский «бульон»
Есть такие люди, которым понятие «пенсионер» чуждо по определению.
Профессор Кононов из числа таких. Он по-прежнему энергичен, он по-прежнему не просто может, но и хочет приносить пользу. Это давным-давно стало его потребностью.
Вы думаете, он ограничивается своей преподавательской деятельностью? Как бы не так! Он «варит» несколько иной «бульон», чем тот, о котором рассказывал в анекдоте…
– Мы, ряд ветеранов, объединились в сообщество «Эксперт». И мы регулярно собираемся, обсуждаем актуальные проблемы и готовим разные письма. Например, в свое время писали о проблеме завода 20.
Последние письма мы писали о необходимости строить Южно-Уральскую атомную станцию с реакторами на быстрых нейтронах.
А сейчас руководство страны провозгласило, что главная проблема в России – технология. А технология на «Маяке» развита больше, чем на каком-либо другом предприятии. Но нас игнорируют. Что это? Принципиальный подход против «Маяка»?
– Это по недомыслию? Или злой умысел?
– Да, я считаю, что умысел. В чем дело? Ну, например, что касается строительства атомной станции. Опять ищут место, где ее разместить.
Последнее наше письмо послано через губернатора Юревича (мы сначала Юревичу послали). От него послали Рогозину. Рогозин послал его пяти министрам. В том числе Кириенко, в экологию, регионам и т. д. Чтобы всем вместе обсудить и сообщить.
Они обсудили, сообщили и прислали пустой совершенно ответ. Даже не по сути вопроса письмо, а так, о чем-то вообще. Что вопрос о месте АЭС и времени разработки еще требует проработки. То есть как бы места нет. Хотя у нас здесь 300 миллионов прежних советских рублей истрачено. У нас же вся структура, инфраструктура сделана под АЭС. Дороги все проложены, котельная работает, пожарные есть, стройплощадка, где делают железобетонные изделия, бытовые есть, железная дорога. Всё есть.
– Но есть ли смысл возобновлять строительство на этом месте? Ведь столько лет прошло…
– Конечно есть! Мало того, наш проект постоянно пересматривался и всякий раз продлевался. Последнее продление и лицензия на строительство закончились в 2010 году. На этом самом месте. Там уже вырыто два котлована, под один блок даже бетонную подушку положили…
Вот мы написали вместе с Нижельским, Бурдаковым, Шевченко для конференции о возможности создания инновационного кластера у нас на территории. Я прочитал этот доклад на научной конференции МИФИ. На моем докладе от силы человек 10 сидело, все остальные ушли. В том числе все преподаватели ушли, им неинтересно об этом слушать. Один человек, из оставшихся там, сказал: «Слушай! Самый интересный доклад!» Речь идет не о том, интересно или неинтересно. Дело в том, что настолько нас приучили, что «ничего у вас не выйдет, ничто не воспринимается». Поэтому, когда говорят: «Люди такие»… Нет. Люди у нас обычные. Просто если вас каждый год прессуют, а прессование идет непрерывное, по всем статьям, начиная от аптеки, ЖКХ, на работе и т.д., то люди уже не верят в возможность решения очередных проблем.
И пока побеждает пофигизм: «Ничего этого не нужно. Это никак не связано с нашей жизнью…».
– По-моему, самое отвратительное, что удалось создать за последние 20 лет, это общество потребления. Точнее – общество с психологией тотального потребителя. Не созидателя. Это противоположные вещи.
– Совершенно верно.
– А ведь это структура, враждебная самому русскому менталитету.
– Точно.
– Творчество испокон веков было присуще русскому народу. Это одна из основных черт национального характера. И этот творческий посыл был во многом, включая и советский период истории. Творчество – это то, что из меня, изнутри наружу, а потребление – снаружи ко мне, мне, мне!
– Так вот в связи с этим я хочу сказать следующее. Надо, по крайней мере, дальнейший процесс оболванивания прекратить. А где-то и вспять повернуть. А у нас вся элита, вся вертикаль власти выстроена в соответствии с этой новой линией. Я пытался заметку в стенгазету институтскую поместить. О том, что надо вкалывать, что специалист – это совокупность профессионализма, порядочности и патриотизма. Что-то и еще там писал… Так и не взяли.
– Неактуально?
– Неактуально, да. Совершенно верно.
В одной из новостных программ российского телевидения есть рубрика «Интернет-видео дня», где показывают различные забавные (или не очень) сюжеты, снятые случайными операторами-любителями. И однажды там показали, как некий американец, судя по всему, не являющийся ни лесорубом, ни политтехнологом, решил спилить дерево, растущее около его дома. Ничтоже сумняшеся, он взял бензопилу и… Под самый корешок.
И дерево рухнуло, подмяв под себя добрую половину дома. Находилась ли в этот момент в той половине теща или налоговый инспектор, история умалчивает. Но это и не важно. Важно, что иногда возникает ощущение, что архитекторы российских реформ хорошо знают, как надо пилить такое большое дерево, как Россия, чтобы, рухнув, она не похоронила под собой полмира.
Да, сначала спиливаются крупные нижние ветви, затем ветви поменьше и повыше и так – до макушки, а затем от макушки чурбачками до состояния пня. Потом придет бульдозер и выковырнет никому не нужный пенек. А то вдруг он побеги даст…
Такое чувство, что ветви «образование», «наука», «здравоохранение», «армия» и другие, если еще и не спилены, то, по крайней мере, уже дрожат под ударами топора «лжереформаторов».
И вот здесь необходимо понять одну важную вещь: устоит ли Россия под ударами этих топоров, зависит от каждого. Каждый может стать той самой песчинкой на чаше весов, от которой зависит, в какую сторону этим самым весам склониться.
А вот на какой чаше весов ты находишься – выбор твоей персональной совести и ответственности.
Выбор, за который обязательно придется отвечать перед Судом, который вряд ли примет во внимание попытки самооправдания типа «все так делали», «время было такое», «что я один могу» и так далее…
…Да, наш собеседник просил меня не сосредоточиваться на его персоне, а больше рассказывать об институте, о коллегах, о науке, о конструкторском бюро, о перспективах «Маяка» и ОТИ МИФИ…
Об этом мы вам и рассказывали.
Потому что, говоря о лауреате Государственной премии, докторе наук, профессоре ОТИ МИФИ Александре Николаевиче Кононове, мы все равно говорили о его коллегах, о науке, о конструкторском бюро, о его работе на «Маяке» и в ОТИ МИФИ.
И о нем самом, конечно.
Просто потому, что в биографии человека, как в зеркале, отражается биография поколения и биография страны…
РЕКВИЕМ ПО КИНЕШЕМЦАМ
На нашем городском сайте www.ozersk74.ru среди посетителей порой развертываются нешуточные баталии. Особое место среди этих словесных перепалок занимает противостояние между, условно говоря, «городскими» и «заводскими».
Читаешь взаимные упреки и диву даешься: люди, о чем вы? Что вы делите? Чужой карман? Пресловутый «шоколад»? Как будто не в одном городе живем, не по одним улицам ходим, не одним воздухом дышим… Во многом это взаимное недопонимание происходит из-за исторически произошедшего разделения озерчан на два лагеря. И из-за нежелания узнать друг о друге побольше. Впрочем, если в годы «холодной войны» это еще было простительно, то сегодня уж – никак. Информации о том, как жили и работали создатели ядерного щита СССР (как рядовые, так и нерядовые), в наше время предостаточно. Есть откуда почерпнуть знания об Озёрске и «Маяке». А эти знания являются основой взаимного уважения…
Но такой информации слишком много не бывает.
В редакцию пришел Сергей Александрович СТЕПАНОВ, ветеран «Маяка». Приехал он в «Сороковку» с земляками-студентами в 1949 году из города Кинешма.
Всю трудовую жизнь Сергей Александрович посвятил комбинату.
А первые годы работы (1950—53) на заводе №25 запомнились далеко не только полученными 600 рентгенами…
Ветеран поделился с нами своими воспоминаниями.
29 августа 1949 года Советский Союз испытал атомную бомбу, продемонстрировав всему миру, что он тоже овладел ядерным оружием.
В тот же исторический день произошло событие масштаба районного. У здания Кинешемского химико-технологического техникума собрался студенческий отряд (в основном – комсомольцы) – 80 человек, отобранных по анкетным данным и по табелям успеваемости.
С.А.Степанов в 1949 году
Эти студенты должны были поехать продолжать учебу в открывающемся техникуме на Урале.
Студенты были первого, второго и третьего курсов.
Новый техникум должен был готовить кадры для секретного завода.
В Москву отряд прибыл 30 августа 1949 года на Казанский вокзал.
Сергей Александрович вспоминает:
– Ожидали несколько дней, когда поедем дальше. Предоставлены были сами себе, сопровождавшие нас товарищи хлопотали о билетах на поезд.
Я с другом, Леней Ушаковым, посетил выставку подарков Иосифу Виссарионовичу Сталину к его 70-летию, которая была размещена в Музее революции. Впечатление было сильное.
Позднее узнал, что многие из подарков – картины, ковры, фарфор, литье – Сталин передал Московскому государственному университету, который строился на Ленинских горах.
3 сентября погрузились в новейшие ГДР-овские цельнометаллические вагоны: комфортные и очень чистые.
8 сентября прибыли в Челябинск. С вокзала нас препроводили на улицу Торговую, 66, где размещалось что-то вроде перевалочной базы.
Оттуда привезли нас в Кыштым, а из Кыштыма всех кинешемцев на «коломбине» сразу же – в пионерский лагерь на озере Акакуль. Поселили нас в пионерских дачах. Место очень красивое. Погода хорошая. Золотая осень.
Через несколько дней в лагерь привезли студентов из Горького, Дзержинска, Пензы, Костромы и других городов. Обстановка стала веселой и шумной.
В лагере были спортивные площадки, хорошая библиотека, вечером – танцы. В озере ловили раков, жгли костры…
Первыми вывезли в город студентов-четверокурсников: химиков, механиков, киповцев.
Поселили в доме №14 по проспекту Сталина (ныне проспект Ленина – прим. авт.). На первом этаже – два зала. В этих залах уже стояли койки. По 80 человек в зале.
Начались организационные мероприятия.
Химикам в ЦЗЛ читали лекции, оформлялись пропуска на объект (хозяйство Громова). В начале ноября стали ездить на промплощадку.
Нам лекции читали работники завода. Технику безопасности читал начальник ТБ Черевань. Химоборудование и детали машин – главный механик Сопельняк. Химию радиоактивных элементов – начальник лаборатории (не помню его фамилию), контрольно-измерительные приборы – Юрий Александрович Михайлов, по режиму и секретности – работники из 1-го отдела.
Выдали нам талоны на спецпитание по 13 руб.
Обедали в 1-й столовой – двое на один талон. Стало легче жить.
В декабре переселили на третий этаж строившейся на Привокзальной площади гостиницы. По три человека в комнате. В каждой комнате был водопровод и раковина, электрическая розетка.
Жили – Зимин Ю., Соколов П. и я. Рядом – Соловьев Б., Шашков Б., Веселов Б.
Староста Герман Николаевич Веселов был старше всех, заботился и хлопотал за нас. Добивался материальной помощи, когда было лихо: учеба закончена, стипендии уже нет, а зарплаты еще нет, так как пока к работе не приступили… Он был для нас авторитетом и советчиком. Когда стали работать, он и тогда нас не забывал.
Когда читали лекции, записи делать было запрещено. Запрещено было рассказывать о своем рабочем месте и о технологическом режиме даже ребятам, с которыми жили.
В декабре 1949 года стали возить на завод. Всех распределили по разным службам и сменам. Началась преддипломная практика. На пультах управления, на своих будущих рабочих местах.
Изучали технологический процесс. По ходу практики готовили дипломные проекты.
Практику закончили в конце июля 1950 г.
Защита проекта проходила в кабинете Громова и в его присутствии.
Наверное, по ходу защиты он продумал, кого куда поставить. Защитились все 24 человека, причем на «4» и «5».
Защита состоялась 7 и 8 августа. А 16 сентября был подписан приказ, и с этого же числа пошел наш рабочий стаж.
Трудиться стали на знакомых нам рабочих местах.
Характер работы заключался в ведении технологического процесса: из рабочего раствора с растворенными облученными урановыми блочками должны были выделить нужное и ненужное.
В первую очередь отделяли так называемые осколки сильно активные, затем отделялась осажденная отфильтрованная соль урана.
Последняя часть процесса заключалась в уменьшении объема раствора, содержащего основной элемент.
Весь процесс был радиоактивен: продукты, аппаратура, трубопроводы, места отбора проб…
Кстати, Александр Иванович Громов работал в отделении получения и выдачи конечного продукта. Объем конечного продукта доводился до нескольких литров и заливался в бутыль. Эти бутыли переносили на руках, прижимая к груди… За время работы Громов получил около 800 рентген. Это огромная доза! Он назвал мне ее уже в конце своей жизни, будучи совсем больным…
Ребята приняли очень большие дозы. Их работу можно назвать подвигом и сравнить с подвигом бойцов-панфиловцев, которые пали в бою, но врага не пропустили. И работники «Маяка» так же приняли на себя удар – сильнейшее облучение, но выполнили свой долг.
Перефразируя слова Маяковского, можно сказать:
Нам наплевать на бронзы многопудье,Нам наплевать на мраморную слизь!Сочтемся славою, ведь мы свои же люди,Пускай нам общим памятником будетЗаряд, который обеспечивает мир!По велению сердца и по долгу памяти считаю необходимым говорить о кинешемцах операторах-техниках, работавших в хозяйстве Громова в труднейших условиях и принявших на себя очень большие дозы облучения. Они выполнили свой долг и обеспечили овладение атомной бомбой и создание ядерного щита. Жизнь многих из них была трудна, и далеко не все прожили столько, сколько могли бы…
Работая на химкомбинате многие из нас получили профзаболевание и инвалидность в связи с переоблучением. Хотя были и те, кто не имел официально зафиксированных диагнозов, связанных с производством.
В свою очередь все данные о профбольных и их лечении дали богатейший материал в виде историй болезни и причин смерти переоблученных и профбольных. Эти данные до сих пор являются материалом для изучения, для чьих-то кандидатских и докторских…
Вот имена тех, кто, не жалея себя, выполнял долг:
Валентин Бабошин, Евгений Бойков, Рафаил Веселов, Вениамин Зайцев, Александр Иванов, Павел Киселев, Гарик Маркин, Александр Сапогов, Нина Шашкова, Николай Яковлев, Борис Веселов, Герман Веселов, Александр Громов, Юрий Зимин, Алик Каликин, Лев Пепешин, Владимир Сизов, Борис Шашков, Виктор Шорохов, Леверий Кузнецов.
Я, Сергей Степанов, ветеран труда, ветеран атомной промышленности, инвалид II группы по профзаболеванию, буду их помнить, пока живу…
– Трудовая деятельность на химкомбинате «Маяк» для нас, выпускников IV курса ЮУПТ, началась 16 сентября 1950 года.
«На работу славную, на дела хорошие» на хозяйство Громова прибыл паренек…
И был назначен на должность техника химика-технолога.
Мое рабочее место – пульт управления в отделении №6.
Обстановка была мне знакома: я тут проходил преддипломную практику.
Рабочий персонал – в основном, незамужние, красивые молодые девушки.
Начальник смены – Зоя Макарова, потом был Володя Паков, кстати, выпускник Кинешемского химического техникума 1948 года.
Операторы Валя Мордвина (Чурова), Зина Комиссарова, Лида Мухина (фамилия мужа), Маша Николаева, Лида Иванова (фамилия мужа). Дежурные киповцы Вера Колоскова (Тихонова), Рита Лукашевич…
Девушки-операторы управляли технологическим процессом. На пульте была изображена условная аппаратная схема, где были ключи вентилей (ключами давали команды открыть вентиль или закрыть).
Принимали продукт (раствор) из соседнего отделения в аппарат (реактор). В мерном отделении на +20 (мерное хозяйство находилось на высоте 20 метров – прим. авт.) заказывали раствор-осадитель. Проводилась реакция осаждения, и далее – фильтрация. Полученные растворы передавали в следующее отделение – отделение №7. Раствор, содержащий уран, передавали в отстойники для снижения радиоактивности осколков.
Работа операторов была не из легких. Особенно тяжело было работать женщинам.
«Сороковская» медицина была не на высоте. Ничем нельзя объяснить то, что на таком производстве работали беременные женщины.
Например, будучи беременной, в отделении работала оператор Лида Мухина. В 1951 году получила декретный отпуск за неделю до родов и вышла на работу через два с половиной месяца после родов. И работала там же, оставаясь кормящей матерью…
О работе женщин на реакторе рассказал писатель – челябинец А.К.Белозерцев в статье, опубликованной в газете «Правда» 30 августа 2012 года.