Балашихинское шоссе
– О, привет! – Володя слез с мотоцикла и пожал руку приятелю. – Ты чего здесь?
– Гуляю, – с усмешкой кивнул тот, вальяжно склонив голову чуть в бок.
– Я тоже. А что за ребята с тобой?
– Это свои, местные, – Фома тоже был немного под градусом, и от него несло не то пивом, не то вином, а может, и тем и другим вместе.
– Слушай, – сказал он, вдруг оживившись, – Я тут чуток подколымил8. Но меня чуть менты не замели. Ну, умора!
Он усмехнулся.
– А что такое? – спросил Володя.
– Блин, Рева, я чуть не попался! – начал Фома, понизив голос, – И всё из-за одного придурка!
– Давай-ка отойдём в сторонку, – Ревень отвёл его в темноту, подальше от лишних ушей.
Сёма Фомин начал рыться в своих карманах:
– Погоди. Где же?.. А, вот! – он вытащил что-то из брюк и протянул Володе.
– Что это? – Рева взял из его рук круглый предмет, похожий на монету, тщетно пытаясь его разглядеть.
– Старинная золотая монета.
– Откуда она у тебя?
– Хе, – довольно ухмыльнулся Фома с важным видом заправского парня.
Рева вертел в руке круглячок:
– Золотая, говоришь?
– Ладно, дай. Сейчас всё равно ничего не увидишь.
Володя вернул монету. Фома положил её обратно в карман брюк.
– Ну, не тяни, рассказывай.
Фома с деловым видом посмотрел на друга.
– Ты Мазурика знаешь? – спросил он.
Володя слышал о нём. Он жил на соседней улице. Это был человек с сомнительной криминальной репутацией. Звали его Роман Мазуров. Ему было около тридцати лет. Профессиональный карточный игрок, он нигде не работал и помимо карт занимался спекуляцией9. Говорят, что он даже сидел в тюрьме, но недолго. Впрочем, он частенько пропадал. А когда появлялся, то в его квартире в старом двухэтажном доме напротив леса, где он жил у своей жены, по слухам, той ещё шалавы, устраивались пьянки с разными подозрительными личностями. Пьяные дебоши Мазуровы закатывали и без гостей. Роман, бывало, колотил жену за то, что она проматывала все деньги за время его отсутствия и залезала в долги. Она тоже нигде не работала, но деньги на бутылку жигулёвского пива у неё всегда находились, даже когда в доме не было куска хлеба. То она вдруг появлялась в новых дорогих шмотках, неизвестно откуда появившихся, то у неё очередной ухажёр. Говорили, что она быстро нашла себе мужика, пока Мазурик, якобы, сидел, и жила с ним какое-то время. Соседи с ними не связывались, а те, в свою очередь, не трогали соседей.
Володя попытался вспомнить, как тот выглядит. Похожий не то на цыгана, не то на молдавана, с чёрной кудрявой шевелюрой, Мазурик ходил в пёстрой рубашке с расстёгнутыми верхними пуговицами, иногда чуть не до пупка, обнажая волосатую грудь, на которой висел массивный крестик на толстой цепочке. Таким он запомнился Володе, когда он случайно видел его пару раз.
– Он живёт на Базе, – сказал Ревень.
«Базой» местные называли соседнюю с Зелёной улицу, растянувшуюся вдоль леса. Она также относилась к старому фабричному району.
– Да, – подтвердил Фома. – Я недавно встретил его, а он и спрашивает: «Не хочешь денег подзаработать?»
– Откуда он тебя знает?
– Обижаешь, Рева, я всех знаю, и меня все знают.
Это незамысловатое объяснение выглядело весьма убедительным.
– Ну, вот, – продолжал Фома, – Я спрашиваю: «Как?» А он даёт мне штук десять таких монет и говорит, мол, это старинные монеты, их какая-то бабка в деревне у себя на огороде откопала. Сдать побоялась, а сама живёт бедно. Отдала задёшево. «Хочешь, – говорит Мазурик, – заработать – езжай в Москву, я тебе адресок один дам. К тебе подойдёт фраерок10, он – коллекционер, за монетки тебе такие бабки отвалит, что и не снились!» Я у него спрашиваю, что он за это хочет. Он сказал, чтоб я привёз ему сто червонцев из той суммы, что мужик заплатит. Если продам дороже, то остальное мне.
– Ну, и что? – спросил Володя, едва тот замолчал.
– Ну, я ему говорю: «Давай». Он при мне из автомата у клуба позвонил и сказал, что сам приехать не сможет, а вместо себя паренька пришлёт, меня, то есть. Потом адресок мне дал и предупредил, чтобы я был там к шести и не опаздывал. Я поехал, вначале на метро, потом на трамвае в Сокольники. Нашёл дом, высокий такой, недавно построенный. Там возле подъездов машины стоят. Я сразу смекнул, что там не бедные люди живут. Стою себе рядом в скверике, монетки потихоньку разглядываю. Тут смотрю: одна у меня из кармана выпала. Хватился, а карман-то рваный. Пересчитал – девять штук! Одной не хватает! Ну, вашу мать! Что делать? Начал в траве искать. И тут вижу: неподалёку пацан какой-то что-то с земли поднял и разглядывает. «Не иначе, – думаю, – мою монету нашёл!» Подхожу ближе, так и есть! Хотя он её сразу спрятал, как только меня заметил. Я ему: «Монетку-то отдай. Я её здесь обронил». А он – нет, мол, ищи дураков. Я говорю: «Отдай по-хорошему, не нарывайся!» Он ни в какую. Я к нему – он от меня. Побежал за ним, а он, знаешь, может, лет шестнадцать-семнадцать, шустрый такой. Я его догоняю, а поймать не могу. Он увернётся и назад, да ещё и ржёт, козёл! Смешно ему, что я за ним бегаю, как пацан, между деревьев! Ух, и зло меня взяло! Ну, думаю, попадись ты мне только, мелкий бздюк, башку оторву! А сам уже выдыхаюсь. И тут заметил я мужичка, который из подъезда дома вышел с собакой на поводке, зашёл с ней в скверик и по сторонам озирается. Я уж догадался, что он меня ищет. Ладно, думаю, подойду, а то он уйдёт, и останусь я в накладе. А он, знаешь, такой тощенький ботаник в очках. Ему бы ещё голос писклявый…
– Рева! – раздался голос Лёньки.
Володя обернулся:
– Лёнька, езжайте без меня!
– Мы пока не едем, я просто узнать, здесь ты или нет?
– Тогда подождите.
– Ты что там делаешь? Я уже девушек нашёл и вино!
Раздался смех.
– Ну и что? – спросил Володя, снова обратившись к Фоме.
– Что-что! Я ботанику говорю: «Полтора куска за всё». А он такой: «Нет, это очень дорого, у меня такой суммы нет, мы так не договаривались». Я ему: «Мы с тобой вообще никак не договаривались. Сам сколько дашь?» Он помялся и начал ныть, что с Мазуриком условился по сто «рябчиков»11 за монету. А я про себя думаю, что одной у меня нет, и Мазурику надо отдать тысячу, эдак я ему ещё и должен останусь! «Нет, – говорю, – Это ваши дела и мне про них ничего не известно. Давай по сто пятьдесят и баста!» А он шавку свою за поводок дёргает: «Пойдём домой!» Я сбрасываю до ста сорока. Он не оборачивается. «Ну, и чёрт с тобой!» Я опять разозлился и уже хотел плюнуть на всё. А он мне вдруг: «Сто тридцать!» Прикидываю: я не в накладе, да ещё на кармане кое-что осядет. По рукам. В-общем, осело у меня сто семьдесят рубчиков, да если б ещё ту монету продал, так все триста бы были!
– А эта у тебя откуда?
– Хе, – усмехнулся Фома, – Так ведь пацана-то я того поймал! Придурок всё время прятался в кустах вместо того, чтоб убежать. Я его вычислил, правда, случайно. Он, наверное, следил за нами, сыщик хренов. Но менты, блин, откуда они взялись? Не дали мне зло на нём сорвать. Я его на землю завалил и пару раз успел съездить по роже. Тут они подъехали. Я – в кусты, а этот дал дёру. А монетка у него выпала. Если б не они, я ботанику и её бы загнал, пока он в подъезд не зашёл. Но вылезать из кустов побоялся. Один мент вроде за пацаном побежал. Я долго сидел, ждал, пока они не уедут, но монетку потом подобрал! Жаль, что не знал номер квартиры ботаника. Ему ведь тоже лишнее внимание ни к чему. Поэтому он Мазурику только номер своего телефона дал.
– Выходит, ты теперь при деньгах, – ухмыльнулся Рева.
Фома заёрзал на месте:
– Мне отлить надо, – сказал он, озираясь.
– Мне тоже.
Они спустились с дороги на тропинку и встали прямо у забора, скрывшись от остальных в такой непроглядной тьме, что и друг друга в двух шагах не смогли бы различить. За частоколом, сквозь листву деревьев во дворе пробивался слабый свет из окошка дома. Неожиданно до их ушей донёсся какой-то шум. Он исходил как будто из дома и напоминал торопливые шаги и всхлипывание. Вдруг дверь избы резко распахнулась и на пороге показалась женщина. Её было плохо видно на фоне тускло освещённой прихожей. В то же мгновение чья-то сильная рука схватила её сзади, очевидно, за волосы, так как голова её резко запрокинулась, и ноги подкосились.
– Нет! Не надо! Ну, пожал… – рыдающим голосом взмолилась она.
Но её прервал резкий звук пощёчины. Послышался негромкий крик, за которым тотчас раздался отчаянный возглас: «Помоги!»… Дверь захлопнулась, и всё снова стало тихо. Всё произошло за несколько секунд, и Володя успел заметить, что женщина, судя по голосу, молодая, была одета не по-домашнему. На ней не было ни халата, ни сарафана, что могло бы указывать на хозяйку дома или его жительницу. На ней была юбка до колен и что-то вроде блузки. Её одежда скорее выдавала в ней горожанку.
– Фома, ты слышал? – спросил Ревень.
– Да, видать, мужик жену воспитывает.
Володя несколько секунд стоял в нерешительности, о чём-то думая и прислушиваясь. Затем Фома увидел его влезающего на забор.
– Ты куда, Рева?
– Тише, пойду – посмотрю.
– Да брось ты! Там, наверное, собаки! – недовольно воскликнул Сёма.
Но Володя уже спрыгнул с другой стороны.
– Оставайся, если боишься.
После такого высказывания Фома, естественно, не мог остаться безучастным. Он решил, что Реву потянуло на приключения. А что, если и вправду там что-нибудь интересное? Хмельное состояние прибавило задора, и он полез через забор.
– Эй, Фома, ты куда? – сзади подошли ребята из его кампании, вероятно, чтобы тоже опорожниться.
– Тихо вы! Посмотреть надо!
Он прошёл по двору мимо низких садовых деревьев, приблизился к дому, и двигаясь вдоль стены, едва не натолкнулся на Володю, пригнувшегося у окна. Тот обернулся и приставил палец к губам. Снова всё погрузилось в безмолвие, и даже отдалённые весёлые разговоры ребят на дороге, казалось, стихли.
Вдруг слабый, но отчётливый звук, похожий на стон или вопль женщины, раздался из окна. Оно было заперто и занавешено изнутри, поэтому увидеть, что происходит там, не представлялось возможным. Неожиданно послышался удар, затем слабый крик и звук рвущейся материи.
Володя приподнялся у окошка и встал вплотную к стене, знаком показал Фоме сделать то же самое по другую сторону. Затем тихо постучал по стеклу.
Глава 4
Прошло несколько напряжённых секунд. В доме, казалось, всё смолкло. Но вот спустя минуту снова раздался шорох и всхлипывания. На этот раз Володя совершенно ясно услышал матерную брань мужика. Он опять постучал по стеклу. За последовавшим за этим коротким молчанием возник шум, словно, по полу что-то передвинули. Рева уже подумал, что и сейчас не последует никакой реакции. Может, его стук был слишком тихим? Но вдруг свет в комнате погас, неожиданно резко занавески отдёрнулись, так, что Володя едва успел убрать голову от окна.
– Чё надо? – тихо просипел низкий голос.
Рама скрипнула и открылась.
– Кто тут? – в проёме появилась чья-то голова, но в темноте нельзя было разглядеть лица хозяина. В этот момент из комнаты отчётливо послышался чей-то жалобный стон и рыдания. Он резко обернулся назад, затем сплюнул и, выругавшись, затворил окно. Снова зажёгся в комнате свет. Послышался хлёсткий звук пощёчины и тихий женский вопль. Володя заметил, что створки остались незапертыми, а лишь едва прикрытыми. Он попытался их вновь открыть, но старые рамы предательски заскрипели, выдав попытку Володи. Он прижался спиной к стене рядом с окном.
Наступившая напряжённая тишина нарушалась лишь какими-то отдаленными звуками где-то в доме и еще доносившимся с дороги гомоном от загулявшейся молодёжи.
– Ща выйду, кого найду – зарублю нахер! – раздался грозный голос изнутри.
Вдруг окно распахнулось, и мужик майке высунулся по плечи наружу, напряжённо всматриваясь в темноту. Володя успел заглянуть сверху через створку внутрь комнаты. Возле железной кровати, расположенной у стены, он заметил девушку, присевшую рядом на полу, поджав под себя ноги. Вытянутыми руками, связанными ремнём у кистей, она держалась за спинку кровати.
В этот момент мужик поднял голову вверх и заметил Володю. Его рябое и какое-то грубое морщинистое лицо вытянулось. На короткое мгновение они встретились глазами. Никто не знал, что последует за этим. Непрошеных гостей заметили, теперь им, наверное, следует уносить ноги. Вначале так подумал Фома, ведь игра закончилась с момента их обнаружения. Само время будто остановилось в эту секунду, но затем всё произошло с молниеносной быстротой.
Рева резко ударил ногой по створке окна и ею по лицу рябого. Володя не помнил, как оказался внутри комнаты. Не дав противнику опомниться, он заехал кулаком в челюсть мужику и тем самым отбросил его назад. Тот отступил и покачнулся, но не упал.
– Ты что тут делаешь?! – гневно спросил Рева, наступая на него.
Однако рябой не испугался. Он был под хмелем и лишь это, возможно, помешало ему среагировать быстро. Но теперь он взял себя в руки и озверел. Неожиданно в его руке возник нож. Девушка закричала. Это отвлекло Володю и неизвестно, избежал бы он удара, если бы не подоспевший вовремя Фома не перехватил его руку за запястье своими обеими. Ошарашенный Рева не сразу сообразил, в чём дело, и лишь когда свободной левой рукой мужик стал бить Фому по затылку, прикрывавшего за плечом лицо, он опомнился. Тотчас Володя схватил со столика за горлышко недопитую бутылку водки и разбил её об голову рябого. Мужик опять устоял на ногах, затем вытаращил глаза и, оскалив зубы, взревел от злобы и напряжения. Фома, улучив момент, пытался ударить его коленом в живот, всё ещё не решаясь отпустить руку с ножом. Володя сзади обхватил рябого рукой за шею и повалил на пол.
Фома, наконец, оседлал противника и с ругательствами и отборным матом стал колошматить его, уже лежащего, обеими руками. Володя, смотрел на него в каком-то оцепенении, словно, ему самому дали обухом по голове. Он не знал, помогать ли Фоме или, наоборот, оттащить разъярённого друга.
Всё случившееся потом вообще было для него, как в полусне. Неожиданно откуда-то справа никем не замеченная дверь распахнулась от удара ноги. Володя обернулся на звук и не сразу понял то, что увидел. Все действия перед его глазами совершались плавно и замедленно, но ещё медленнее до него доходило сознание того, что происходит. Он не видел стоявшего в дверях соседней комнаты, откуда-то взявшегося мужика. Он смотрел на дуло ружья, направленное на него. Затем сзади раздался чей-то крик: «Стреляют!», хотя выстрела ещё никакого не было, но едва Володя успел об этом подумать, как дуло повернулось в сторону кричавшего и выстрел прогремел.
Несколько секунд Рева стоял не шелохнувшись. Мужик с ружьём, не тратя времени, выпрыгнул в окно и исчез во тьме. Никто даже не попытался его остановить. Фома и, особенно, Володя были так ошеломлены не только выстрелом, но и неожиданным появлением стрелка, что не сразу опомнились и осознали, какая опасность им только что угрожала. Во дворе появилось движение. Послышались чьи-то тревожные приближающиеся голоса. Затем крик. Позабыв про поверженного мужика и его пленницу, Фома и Володя выскочили на улицу так же через окно.
Вглядываясь в темноту, они заметили группу ребят из их кампании возле дома, собравшихся кучкой вокруг чего-то.
– А кто это? Кто-нибудь его знает? Что с ним? – раздавались голоса.
Затем они повернулись к Володе с Фомой, и только сейчас Рева заметил, что на земле лежит человек. Он подошёл и склонился над ним, но с трудом различил лицо. Оно показалось ему знакомым.
В этот момент к группе подбежал какой-то парень и взволнованно сказал:
– Я видел! Он побежал за дворы!
– Кто?
– Осторожно! У него ружьё! – сказал один из стоявших, и двое или трое ребят исчезли во тьме в указанном направлении вслед за тем парнем.
Только после этого Володя понял, что лежащий перед ним человек ранен. Странно, но вначале он и не думал, что мужик попал в кого-то. Володя почему-то решил, что тот стрелял наугад, чтобы просто отпугнуть. Тут возник Лёнька и девушка из мотоцикла. И только с её появлением Володя вспомнил, кто был этот несчастный. Она издала истошный вопль и упала на колени, обхватив руками голову раненого.
– Саша! Сашенька! Очнись! – звала она паренька и рыдала.
Странно, но ни Володя, ни Лёнька, похоже, не знали его имени, хотя просидели с ними почти весь вечер за столом, слушая, как красиво близнецы поют.
Саша не подавал признаков жизни. На груди под рубашкой расползалось пятно крови.
– Лёнька! Что же ты стоишь? Надо отвезти его скорей в больницу! – воскликнул кто-то из ребят.
– Подождите! Может, его нельзя поднимать! Надо вызвать «скорую»! – сказал другой.
– Пока мы будем вызывать, он умрёт! Да и где телефон в этой деревне?
– Стойте! Я знаю у кого! Сейчас! – один из парней убежал на поиски телефона.
– Лёня! Надо везти его пока не поздно!
– Нужно остановить кровь! Может, в доме найдётся, чем перевязать рану? – первая здравая мысль прозвучала из уст какой-то девушки.
И тут Фома вспомнил про оставшуюся в доме женщину и мужика.
– Скорее, за мной! – скомандовал он, и несколько человек вместе с ним вбежали в комнату, где происходила драка.
Негодяй всё ещё лежал на полу. Фома стал развязывать ремень на запястьях девушки.
– Здесь есть бинт? – спросил он у неё.
Она ничего не ответила и лишь покачала головой, что скорее означало «не знаю», чем «нет».
– Поищите какую-нибудь материю, которой можно перевязать! – крикнул Лёнька.
Володя вошёл в дом и остановился. Он слышал возгласы снующих ребят, но они, будто доносились до него издалека. Он ещё не мог оправиться от потрясения. Володя видел девушку, которую освободил Фома. Тот что-то спрашивал у неё, но она, видимо, была в таком же состоянии отрешённости. Её заплаканные мокрые глаза, неподвижно уставились в угол. Слёзы размазали под ними тушь и оставили следы на щеках. Её губа сильно вздулась, вероятно, от удара. Половина лица опухла и посинела.
В другой комнате на кровати оказалась ещё одна девушка. Эта, по всей видимости, оказалась жертвой для другого изувера, того, кто стрелял. Она была вся обнажена и испуганно забилась в угол. Широко раскрытыми дикими глазами она смотрела на присутствующих. На её лице и теле также были видны следы побоев. Когда один из ребят подошёл к ней, она в ужасе закричала:
– Нет! Не надо! Не трогайте меня! Нет!
Комната была обставлена старой мебелью. Покосившийся шкаф с дверцами, испещрёнными мелкими и крупными царапинами, стоял возле узкой кровати, где на скомканной простыне, прикрывшись каким-то покрывалом, сидела несчастная девушка. Рядом, на табуретке и на полу валялась её одежда и бельё, отчасти порванные. На столе, напротив окна находился столик, заваленный всяким тряпьём.
Лёнька подошёл к Володе с удручённым видом.
– Они там перевязывают его, но, кажется, он уже не дышит, – сказал он тихо, потирая рукой лицо, словно, пытался снять завесу сна и проснуться от этого кошмара.
Ревень посмотрел на него.
– Откуда он здесь взялся? – спросил Володя. – Как он появился тут раньше остальных?
– Не знаю, Рева, не спрашивай. – Мезенцев, не глядя на него, с мрачным видом досадливо покачал головой. – Может, пошёл отлить, как и другие. Я был с ребятами, а потом услышал шум и крики… Ты сам-то как здесь оказался?
– Я тоже услышал крики…
В этот момент Лёньку позвали. Несколько человек понесли раненого к мотоциклу.
Глава 5
Фома привязал поверженного мужика к ножке железной кровати тем же ремнем, которым тот привязывал девушку. Нос и губа его были разбиты, а под глазом заплыл синяк – Сёма постарался. Зато теперь он выглядел так же, как и его жертва.
Приехал милицейский УАЗик и «скорая». На первые вопросы ребята что-то оживлённо наперебой рассказывали. Очень скоро дошла очередь до Фомы и Ревы, стоявших в сторонке, поскольку они первыми оказались в доме. Володя курил. Он не помнил, какие погоны были на плечах у того, кто задавал вопросы, он даже не помнил его лица. Володя отвечал односложно и коротко, не глядя в глаза милиционеру. У него был задумчивый вид, словно, он пытался что-то вспомнить. Создавалось впечатление, будто, он находится в состоянии, близком к шоку, и не вполне осознаёт, что вокруг происходит. Фома же, наоборот, всё хорошо понимал, и старался не взболтнуть лишнего и без прямого вопроса, обращённого к нему, рта не раскрывал. Вскоре вместе с мужиком их обоих посадили в УАЗик и увезли. В отделении их снова подробно допрашивали и заносили показания в протокол. Так они провели остаток ночи. Только утром Володя вернулся домой. С усталым видом он упал на кровать и проспал почти до вечера.
На другой день, на работе он встретил Лёньку и спросил его о раненом пареньке. Тот с мрачным видом печально покачал головой. Похоже, что он не очень хочет говорить об этом, но, уже собираясь идти дальше, поинтересовался:
– Я всё же не пойму, что там случилось? Это были какие-то сбежавшие зэки?
– Я и сам ничего не знаю, – грустно ответил Володя.
В этот момент появился завгар12 Сергей Степаныч Каблучков.
– Ну, что, доигрались? – сердито спросил он. – Говорил я тебе, Лёнька, что твой шебутной13 характер тебя до добра не доведёт! А ты ещё и с «зелёновскими» связался, вот и влип в историю!
Сергей Степаныч недолюбливал Володю. Впрочем, эта неприязнь была взаимной.
– Что уставился? – задиристо спросил он Реву, когда тот косо исподлобья взглянул на него. – Ты на меня глаза не таращь14! Не напугаешь! И не таких видали! Знаем мы вашу братию – шпана подворотная!
Володя усмехнулся, качая головой.
– А ты не улыбайся, не улыбайся! – не унимался завгар. – Я за тобой давно наблюдаю! Ты у меня на особом счету! Смотри, если хоть одна бумага из милиции на тебя придёт, мигом вышибу с работы!
Товарищ Каблучков был человеком старой закалки. Ему было около пятидесяти лет, но энергии и здоровья у него ещё хватало. Невысокого роста, лысоватый, с едва выступающим брюшком он слыл активистом, любил участвовать на всяких собраниях и выступать на них. Ему нравилось в торжественной обстановке вручать вымпелы15 отличившимся труженикам или «ставить на вид» нерадивым водителям, выносить им выговора и нарекания. Во всём неукоснительно следовавший предписаниям и инструкциям, он был закостенелый конторщик и бюрократ, только маленького масштаба. Шоферов он постоянно понукал, поскольку был не из их среды и знал, что многие его недолюбливали. На почве общественно-полезной деятельности такой человек, вероятно, проявил бы большой энтузиазм и инициативу.
Неизвестно, чем была вызвана его неприязнь к Володе. Может, он сразу почувствовал независимость в характере Ревеня, и что это человек совершенно иного склада, чем он сам. А, возможно, дурная слава Зелёной улицы сослужила для Володи плохую службу. И хотя за ним не замечалось серьёзных проступков, Сергей Степаныч был твёрдо уверен, что от таких людей добра не жди. А Каблучков являлся и верным слугой, и рупором16 общественного мнения. Он считал, что власть нужно уважать и чтить в любом её проявлении, начальство всегда право и непогрешимо. Начальству такое рвение и преданность определённо нравились. А вот у Володи, да и многих других такое подобострастие и подхалимство вызывали отвращение.
Рева брезгливо сплюнул вслед уходящему завгару.
В тот же день он столкнулся в дверях диспетчерской с Серёгой Дорофеевым. Тот был не рад этой встрече. Смущённо пряча глаза, он со вздохом молча пожал руку Володе и поспешил уйти. Четвёртый член их тогдашней кампании, Паша сказал позже Ревеню, что на Серёгу «надавили» не без участия завгара, и он теперь ходит «тише воды – ниже травы». Хоть он и остался в тот вечер во дворе у Лёньки, о нём, как участнике этой истории умалчивали.
Спустя пару дней Рева встретил Фому. Они зашли за продуктовый магазин. Володя достал сигарету и закурил.
– Знаешь, кто были те мужики в доме? – спросил Фома.
– Кто?
– Хе, – ухмыльнулся, как обычно, Сёма, но явно без бахвальства, а скорее с досадой. – В-общем, они с зоны снялись. Их ищут давно. Я случайно в ментовке слышал. Матёрые зэки.
Володя молчал, стряхивая пепел.
– Они много народу положили после побега, – продолжал Фома. – Вначале вроде отсиживались у знакомой бабы на хате. Пили водяру. Потом деньги кончились, пошли к её бывшему мужу. Он не дал, они замочили его и его новую жену, которая была беременная. Поймали такси, таксиста в расход17, а сами приехали в Москву к её знакомой. Та баба оказалась замужем и к себе не пустила, а чтобы отвязаться дала наводку на бывшего соседа по даче, дядьку богатого, да к тому же коллекционера. Они завалились к нему, его убили, да ушли не сразу, выгребли всё ценное барахло и попили водки вдоволь прямо возле трупа хозяина. На полную катушку погуляли. А что им терять?
Он замолчал. Только сейчас Рева заметил, что он нервничает.