Балашихинское шоссе
– А чей это дом в Никольском? – спросил Володя.
– Не знаю.
«Ладно, – подумал Рева, – Лёнька там должен всех знать».
– А что про этих баб слышно? – спросил он.
– Это студентки или вроде того. В Москве в какой-то общаге живут. Зэки награбленное барахло скинули, и поехали на бабки кутить18. Зацепили этих баб, угостили выпивкой, «хи-хи, ха-ха», поехали «на дачу». Вот и приехали. Им, небось, нравится, что мужики забористые, при деньгах. А когда понимают, что придётся раздеваться, сразу делают невинные лица, да уже поздно. Одну изнасиловали, вторая рыпаться19 начала, так её, вон, как этот ухарь20 измордовал21.
– Жалко парня, – сказал Володя со вздохом.
– Им всё равно кого. Я же говорю: беременную бабу замочили вместе с мужем. За просто так могут укокошить любого. Беспредельщики. Бешеные звери.
– Точно. Да, что ты ёрзаешь на месте, как шибзик22?
– Ничего. Просто озяб23.
Володя усмехнулся:
– Видать, напугали тебя эти рассказы. А что баба, которая была с ними? Её нашли?
– Не знаю.
– Хоть одного взяли.
– Менты его не «расколют», – сказал Фома, – Хотя ему «вышак»24 светит! Может, и заговорит, чтоб смягчили приговор. Только на зоне, если узнают, что он своего ментам сдал, сразу замочат. Ему всё равно крышка. Небось, бесится, что взяли его из-за простых пацанов. Они этого так просто не оставляют, дружкам на воле передадут, что надо. Так, что будь начеку!
Володя посмотрел на друга и покачал головой.
– И теперь мы должны озираться по сторонам? Они будут гулять, насиловать баб, убивать нормальных ребят, творить, что хотят, а мы хвост подожмём: «Ничего не видим, не слышим, не знаем, только нас не трогайте», так что ли? Да ты сам, Фома, его в том доме едва не измочалил, а теперь чего зассал?
– Я не зассал. Просто, там я думал, что это пьяные деревенские мужики, а не зэки. А с зэками тягаться у нас с тобой кишка тонка! Посмотрю я на тебя, когда подстерегут за углом. Пырнут ножичком – оглянуться не успеешь! Мне неохота в подворотне валяться с перерезанным горлом.
– Выходит, если бы ты знал, кто они такие, то драться не полез бы, даже вместе со мной? – спросил Рева. – А если бы они над твоей женой надругались, а потом убили, ты тоже в сторонке бы стоял? Ты меня удивляешь!
Фома усмехнулся, но без тени обиды, поэтому даже не ответил. Володя говорил без запальчивости и бахвальства. В противном случае – грош цена его словам. Сёма понимал, что, по большому счёту, Рева прав. Гневные и раздражительные ноты редко звучали в голосе Володи. Уверенный и спокойный тон, которым тот говорил, убедил Фому. Если бы он так давно не знал друга, то желал бы убедиться, как на самом деле повёл бы себя тот в критической ситуации.
Фома помолчал немного, собираясь с мыслями, потом сказал:
– Рева, а монетку, которую я тебе в тот вечер показывал, помнишь?
– Ну?
– Я потом её опять потерял, – горько ухмыльнулся Фома. – Представляешь?
Володя иронично взглянул на друга.
– Какой тебе прок от неё?
– Я потерял её в том доме во время драки.
Лицо Ревы стало серьёзным.
– Почему ты думаешь, что там? – спросил он.
– Потому, что я видел, как менты её нашли! Я уж потом у себя по карманам шасть25! Нету! Значит, моя! Может, когда тебе показывал, обратно, по привычке, в дырявый карман положил. Мент с пола поднял и другому, старлею26 говорит, мол, это же та самая, из коллекции, вот и улика! Я же тебе сказал, что зэки дачника – коллекционера убили и ограбили. Так вот, это его монетка!
– Вот те раз! – присвистнул Рева.
– А ты думал? А ещё говоришь: «Что ёрзаешь?» На моём месте и не только ёрзать начнёшь! Меня тогда в доме досада за монету взяла. Я, конечно, ни сном, ни духом, вида не подал.
– Погоди, ведь их дал тебе Мазурик!
– Вот именно! Они ему спихнули все награбленные «брюлики»27. Значит, он их знал! Я уже думаю, что неспроста менты подъезжали, когда я с ботаником торговался!
– А где сейчас Мазурик?
– Ха! Будет он ждать, пока его загребут!
– А ты ему деньги отдавал?
– Нет, конечно! – буркнул Фома с мрачным видом и, отвернувшись, сплюнул на землю.
Володя понял, что «кореш»28 чувствует досаду.
– Ну, а где я найду его?! – почти воскликнул тот, избегая пристального взгляда друга.
– Жена его, конечно, тоже ничего не знает? – спросил Рева.
– Знает – не знает, она мне, что ли будет рассказывать? – раздражённо махнул рукой Фома. – Я ещё в тот вечер зашёл, после того, как монетки «ботанику» сбагрил. Стучу в дверь – никто не отпирает. Постоял – подождал – ушёл. На другой день снова захожу. Его, видать, дома опять не было. Она открывает. Выходит такая, вся «на понтах»29, в халате, с сигареткой…
Сёма скорчил брезгливую физиономию и, помахивая поднятой ладонью с растопыренными пальцами, изобразил курящую жену Мазурика.
– Выпившая, что ль, была – не знаю? – продолжал он. – «Чё пришё-ёл?» – «Роман дома?» – спрашиваю. – «А тебе чё за де-ело? Ты кто тако-ой?!»
Фома нарочно приукрасил её вызывающе-высокомерный тон, растягивая слова на ударениях.
– Блин, Рева, ну, я же нормально, без наездов. Я что ей, шестерка какая-то? Что за базар?! Шалава, блин!
Володя усмехнулся, видя, как незаслуженно снесенная обида выводит из себя Фому.
– Я ей не должен ни копейки! – сердился тот. – А про должок Мазурику она и знать не знает, иначе по-другому бы разговаривала! Я не стал с ней ругаться. Ладно, думаю, баба пьяная, за языком не следит. Только Мазурику при встрече скажу обязательно. Так нельзя себя вести!
– А он тебе сказал к нему зайти? – спросил Рева.
– Да не… Вроде нет, не говорил.
– Откуда ты знаешь, где он живёт?
– Да я тут каждый угол в районе знаю!
– Какая разница? Если он тебе свой адресок не давал, на кой ты к нему попёрся?
– А как? Я не понял, Рева! Я что, его бабки прикарманить должен?! Западло30 это! Уговор есть уговор!
– Договариваться надо было толково. Через жену – значит через жену. Или в каком потайном месте для него оставить. А так… Всё это хрень какая-то! Душком попахивает31! Соображаешь? Он через тебя золотишко-то «мокрое» отмыл, да и отсиживается теперь. Если тебя сцапают – ты и виноват. Отдувайся, как хошь! А если пронесёт и всё утихнет, то он с тебя потом ещё и спросит: «Давай-ка, мил, человек, возвращай, как условились!» И будет прав!
– Ты думаешь, он за лоха меня держит?! – вспылил Сёма. – Он бы и не доверил бы мне всё это обстряпать, если б считал, что я – тупорылый тормоз!
– Нашёл, чем хвастаться! Гляди-ка: дело ловко провернул! А то, что тебя из-за него посадить могут, невдомёк тебе? Дурилка картонная!
– Так для начала у меня ещё денежки эти надо найти!
Володя в недоумении посмотрел на него.
– Так ты что, всё-таки отдал их его бабе?! – удивился он.
– Да хрен там! – раскраснелся раздосадованный Фома. – Стерва напыщенная! Я ей отдам, а она потом их прогуляет и скажет, что и в глаза меня не видела?! Тем более, пьяная была! Скажет: «Не помню такого! Какие еще „бабки“?!» Так я ещё и должен останусь?! Я ещё не совсем чокнутый! С ним был базар, с ним и расчёт будет!
– Ну, ты меня и напугал! – усмехнулся Рева. – А то я уж было решил, совсем с головой не дружишь!
– Зря ты, – заявил с самодовольной ухмылкой Фома, – Некоторые пусть себе думают про меня, что хотят. Мне больше с рук сойдёт. А бабло заныкано32, пусть полежит пока в потайном месте…
Сёма подмигнул Володе:
– Я не тороплюсь.
Рева, прищурившись, посмотрел на него.
– Не одолжишь пятёрку до зарплаты? – пошутил он.
– Не-е, – покачал с наигранно серьёзным видом Фома. – Таких не держим. Только золото в слитках. А все моё на мне висит.
И они оба засмеялись.
Глава 6
Володя дома на кухне жарил на сковороде картошку. Его соседка Инна из комнаты напротив поставила на плиту кастрюлю с кашей для ребёнка. Следуя негласному договору, они занимались приготовлением пищи вдвоём. Ворчливые бабки из других комнат занимали кухню либо позже, либо раньше, но никак не вместе с молодыми, с которыми они не находили общего языка. Впрочем, бывало, они и между собой ссорились прямо у плиты.
Инна с Володей очень хорошо ладили друг с другом. Она была невысокого роста с лицом не лишённым привлекательности. Когда она красила ресницы и губы, уходя на работу в швейное ателье, то выглядела очень симпатичной. Но дома заботы о ребёнке заставляли её забывать о себе самой. Тем не менее, Володя часто ловил себя на мысли, что думает о ней, как о женщине. Она ему нравилась своей простотой и лёгкостью в общении. Инна была замужем за военным. Тот часто пропадал на службе, а его дежурства иногда отрывали его от дома и ночами, и в выходные. Володя, сам работавший всю неделю с утра до вечера, встречал его редко. Дочери Инны Маше исполнилось 4 года, и она ходила в детский сад.
Стирали молодые люди по очереди в выходной, также занимая для этого общую для всех ванную, а иногда и одновременно с кухней. И на этот раз они затеяли сразу и то, и другое. Как известно, совместный бытовой труд сближает. Володя хотел отвлечься от грустных мыслей стряпнёй и болтовнёй с соседкой.
– Вова, посмотри за кашей, а я пока бельё прополоскаю, – попросила Инна.
– Валяй! – ответил он и, присев на потрескавшийся подоконник, закурил сигарету в приоткрытое окно. Он смотрел сверху сквозь листву деревьев на гонявших мяч мальчишек. Затем подошёл к плите, помешал кашу и картошку.
Вскоре вернулась Инна.
– Наверное, уже сварилась? – спросила она, вытирая руки.
– Наверное. Есть будешь?
Частенько только что приготовленные блюда, они тут же вдвоём съедали, причём продукты меж собой не делили, как бабки. Инна накрыла кастрюлю крышкой и выключила плиту. Затем позвала Машку есть.
– Слушай, – сказал Володя, – А ты спроси у своего Игорька, может, скинемся и купим машинку стиральную?
– Да что ты? Ему дела нет! На машину копит.
– На машину всю жизнь можно копить, а стиралка сейчас нужна.
– Бабки денег не дадут, ты же знаешь, – с досадой сказала Инна.
– А они пусть сами своё барахло стирают!
– Зато будут потом возмущаться, что мы лишний свет прожигаем на этой стиралке, а платим, как все.
– Это уж точно.
– Стиралка – палка, палка – стиралка, – Машка завертелась на табуретке с ложкой в руках.
– Ну-ка, ешь кашу, и не крутись за столом! – строго сказала ей Инна.
Володя понимал, что отношения у неё с Игорем прохладные. Но стать её любовником у него за спиной, несмотря на заманчивость, было для Володи верхом цинизма. От старух такое не скроешь. Они и так поглядывают косо, а позлословить им только повод дай.
– Жениться тебе надо Вовка, – подмигнула Инна. – Парень ты вроде работящий.
– Вовка – морковка, – тут же отозвалась Машка.
– Сейчас ремня всыплю! Ешь, и не балуйся! – погрозила дочери Инна.
Володя засмеялся.
– А куда я жену-то приведу? В свою каморку? А отца иногда выпроваживать буду? – иронично сказал Рева.
– Найди невесту побогаче, с отдельной квартирой.
– Отца на кого оставлю? Пропадёт ведь. – Володя грустно улыбнулся. – Сама бы пошла за меня?
– А ты бы взял? – весело спросила она.
– А чего не взять? Баба ты молодая, видная. Глядишь, ещё Машке брата с тобой состругаем.
Инна засмеялась:
– Да уж, стругать-то все мастера!
– Не скажи! Все хотят, да не у всех выходит!
– А у тебя, думаешь, выйдет?
Рева с улыбкой прищурил глаз:
– Инка, ты будто корову на рынке выбираешь – дойная или нет?
Та расхохоталась.
– Ох, и насмешил ты меня! – сказала она, переведя дух. – Ладно, так и быть: вот сбагрим мы с Машкой куда-нибудь нашего папашку, и придём к тебе.
– Приходите, а я к тому времени сбагрю своего.
– Машка – папашка, папашка – какашка.
На этот раз повеселевшая Инна не сразу одёрнула дочь.
– Хватит! Что, как попугай повторяешь за взрослыми! Поела? Теперь, кыш из-за стола!
Оставшись вдвоём, они замолчали, словно, весь задор и весёлость ускакали вприпрыжку вслед за Машкой. Вздохнув, Инна задумалась, глядя в сторону, очевидно, позабыв о присутствии Володи. Он открыл окно и, оперевшись локтями о подоконник, высунулся наружу. Подул лёгкий ветер. Зашелестели листья на деревьях. Снизу кто-то свистнул.
– Кажется, это ко мне, – сказал Рева и махнул кому-то рукой.
Внизу его ждал Лёнька. Володя, накинув куртку, спустился и поздоровался с ним. Мезенцев топтался на месте и, видимо, чувствовал себя не в своей тарелке.
– Слушай, тут такое дело, – начал он неуверенно. – В-общем, нужна машина.
– Какая машина? Зачем?
Лёня сделал паузу, соображая с чего лучше начать.
– Понимаешь, – сказал он, – Возвращаюсь я с работы сегодня, смотрю: у ворот меня поджидают две бабы. Одну я узнал сразу – это сестра того убитого парня, а другая, постарше, видать, их знакомая или родственница, у которой они здесь остановились. В-общем, они хотят завтра в нашей церкви отпевать его. Автобус казённый выделили на похороны утром. А тут накануне вечером выясняется, что он из командировки ещё не вернулся. Под Рязанью в аварию попал.
– Да, … дела, – задумчиво произнёс Рева.
– Если б сегодня везти, можно было бы наших мужиков с работы попросить, хоть Антипыча на фургоне, благо короткий день. Он, конечно, ворчун ещё тот, но дядька понятливый. А завтра машину ему никто не даст. Не на мотоцикле же мне гроб переть? Или автокран свой с базы брать?
– Причём тут кран или не кран? Ты с работы как выехать собрался? Надо завгару, «Каблуку» звонить, упрашивать. Сам знаешь…
– Да с этим бы я уж как-нибудь, – махнул рукой Лёнька. – К диспетчерше бы нашей сгонял, она бы путёвку черканула.
– Ну, раз так, может, другую попросить?
– Какую, Рева? – усмехнулся Мезенцев. – Одну оставшуюся бортовую33 и ту на стройку угнали, «ковши»34 да цистерны только.
– Так мой «ковш» тоже сегодня ломом загрузили. В понедельник с утра повезу. Если только скинуть его. Да и как туда гроб заталкивать? И снимать потом? Это тебе не песок! Мы его покоробим только, – Володя задумчиво покачал головой. – А о чём они раньше думали, бабы эти?
– Ждали, пока вскрытие проведут или экспертизы какие-то. А как про автобус узнали, засуетились: «Ой, что делать?!» Забегали, нашли какого-то мужика на «двушке»35, вроде договорились, а он потом в последний момент что-то начал отнекиваться: «извините, не могу!» У тебя, случайно, нет знакомых, к кому обратиться?
Володя покачал головой.
– Они деньги заплатят, если надо, правда, вряд ли много дадут, – добавил Лёня. – Не знаю, что мне с ними делать?
– А что, они с тобой что ли? – спросил недоумённо Володя.
– Да, стоят там возле мотоцикла, чтобы сразу договориться, если найдём частника.
– Что же они к тебе пришли?
– А кроме своих деревенских они больше никого и не знают. А их знакомые, помнишь, двух сестёр, что были тогда у меня, сказали им, что я на машине работаю. Они, может, и не пришли бы, я так думаю, нужда их заставила, деваться некуда. Я рад бы помочь, но вот как, ума не приложу?
Володя в смятении направился за ним к продуктовому магазину, возле которого Лёнька оставил свой мотоцикл. Женщины стояли рядом под высоким ветвистым деревом. Рева не сразу признал в молодой девушке ту, которая в тот роковой вечер красиво пела песни вместе с братом. Сейчас её лицо осунулось, сохранив, однако, приятные черты. Влажные от слёз глаза она то и дело вытирала платком, который теребила в руках. Другая тётка, на вид лет сорока, была чуть ниже ростом. С мрачным видом она поддерживала за локоть молодую спутницу, которую звали Варя. Вдвоём они выглядели, как напуганные прижавшиеся друг к другу дети, потерявшие своих родителей. Причём старшей казалась та, что была выше, а другая будто пряталась за неё.
– Здравствуйте, – сказал им Володя.
– Здравствуйте, – тихо ответили те, одновременно кивнув головами.
Тётка хотела что-то сказать, но девушка прервала её:
– Я сама, Наталья Сергеевна, – и обратившись к Володе, стыдливо опустила глаза, – Понимаете, мне очень неловко обращаться к вам с просьбой. Но, вы знаете, у нас большое горе. А мы почти никого не знаем. Нам бы Сашу в церковь на отпевание отвезти, а попросить некого.
Тут её подбородок задрожал, рот изогнулся полукругом вниз и, не выдержав, она уткнулась в плечо тётке и заплакала. Та успокаивала её, гладя по голове, а сама продолжала говорить вместо Вари:
– Мы сами в гости приехали к Серафимовым. Это мои родственники по маминой линии. Ярослава Федосеевна, пожилая уже, при церкви у батюшки служит. Обещала с нами в Загорск съездить, да куда нам теперь? А Тихон Петрович стар совсем, раньше ветеринаром работал на ферме, а сейчас на пенсии он. Ещё соседи есть Лида с Дашей, сёстры, брат у них двоюродный в Никольском живёт, да вы его видели. Он в котельной работает. Саша с Варюшей с ними подружились, в гости ходили. А ночевали они у нас, Варя в сенях, Саша – на сеновале, благо ночи стоят тёплые. А я и не следила, гуляют допоздна, так что ж, дело молодое, взрослые ведь, чай не дети. И приходят они, когда им надо, никого не беспокоят. Так вот не надо было мне пускать их, да кто ж знал, что такая беда стрясётся?
Она помогла сесть Варе в коляску мотоцикла. Лёнька, опустив голову, топтался на месте, как провинившийся хулиган. Володя достал сигарету и отошёл чуть в сторону. Тётка подошла к нему.
– Вы уж не оставьте в беде, – сказала она ему, – Если можете, помогите. Не откажите. Может, знаете кого, кто согласится отвезти? Они мне, как дети. Жалко до слёз. У меня самой нет никого. Мужа три года назад схоронила, да вот только дальние родственники остались. Я сама учителем работаю по биологии в школе в нашей деревне. А они оба – сиротские, отказные. Их интернат неподалёку от деревни находится, а учителей не хватало. Сейчас дали тамошним ребятишкам учителя хорошего, серьёзного, а я всё равно, нет-нет, да и зайду к ним, проведать, как они. Знаете, привыкаешь к ним, как к своим. Радуешься с ними, болеешь за них. Бывает, у кого-то случится что, так и на душе неспокойно, а когда все веселы и здоровы, на сердце легко становится. Они всё очень чувствуют и понимают. Помню, мы часто вместе ходили в лес. Я им рассказывала про деревья, растения. Ребятишки у меня всех букашек знали, даже птиц по голосу определяли! Они во дворе уже сотню саженцев посадили! Представляете: возвращаются они лет через двадцать, а на том месте уже целый лес! А ещё мы в пионерские походы ходили, пели песни у костра. Им очень нравилось. Многие уже выросли, а всё равно собираются иногда вместе и идут в поход. Мне рассказывали. Далеко ездят, с рюкзаками, с байдарками к таёжным речкам. Некоторые альпинистами стали, в горы ходят, на Алтае были, на Памире! А Сашенька с Варюшей на геологов учились. А песни как они красиво пели вдвоём! Все заслушивались. Их любили брать с собой в походы. Только теперь вот нет Сашеньки. И был он всегда такой безотказный, скромный. За что же его-то? Разве ж он зла кому причинил?
Тётка всхлипнула и стала вытирать слёзы. Володя не понимал, зачем она всё это ему рассказывает. Может, хочет разжалобить? Не похоже. Слишком, по-деревенски проста, вряд ли станет нарочно придумывать или говорить с умыслом. Рева затушил сигарету.
– Попробую сделать, что смогу, – сказал он, – Но ничего не обещаю.
Женщины начали благодарить Володю, но он махнул рукой, и мотоцикл, подняв пыль, с рёвом уехал.
Глава 7
Сгущались сумерки, но детвора ещё играла в футбол во дворе. Многие уже устали и разошлись по домам. Оставшимся было лень идти за мячом, укатившимся далеко в кусты. И они бросали жребий: «Камень, ножницы, бумага»! Затем раздался смех: «Давай, Юрик, дуй!» Белобрысый мальчуган нехотя отделился от компании и побежал к кустам. Ему навстречу вышел человек в чёрной рубахе с расстегнутым высоким воротом, с подвёрнутыми чуть не до локтей рукавами и таких же тёмных брюках на ремне с большой пряжкой. Он держал в руках мяч и легонько подбрасывал его на ладони.
– Здрасьте, – сказал с детской непосредственностью Юра, остановившись в нескольких шагах от незнакомца.
– Привет-привет! – кивнул мужик.
– Можно мяч взять?
Тот посмотрел на мяч, потом на мальчика.
– Твой?
Юра кивнул.
– Хорошо играешь? – прищурившись, с улыбкой спросил незнакомец.
– Ну, так… – пожал плечами мальчуган. – Не знаю.
– Как играешь – не знаешь? – с наигранным удивлением сказал мужик – Ну, а просить-то ты умеешь?
– Что просить? – в недоумении произнёс Юра.
– Да хоть что! Вот мяч, например! Я вот нашёл его. А ты: «можно взять?» Разве так просят?
Пацан смутился, сообразив, что его начинают учить хорошим манерам и покачал головой. Он вздохнул, потупив взгляд, и с досадой подумал, что на свою беду нарвался на принципиального жёсткого дядьку, который заставит его краснеть, говорить «пожалуйста», хотя сам тот явно не из тех, кто особо церемонится.
Когда он снова поднял глаза на незнакомца, тот со снисходительной усмешкой поманил его пальцем. Юра сделал два шага вперёд. Мужик присел перед ним на корточки. Ему на вид было за тридцать. Он был высоким, худощавым и поджарым. Крепкие загорелые руки с проступавшими венами держали мяч. На запястье Юра заметил часы на широком металлическом браслете. За расстёгнутым воротом на его шее висела такого же цвета цепочка. Он был не из местных, это точно, и не из простых.
– Тебя Юркой кличут? – спросил он, играя в руке мячом.
Тот кивнул в ответ.
– А меня – Валера, – мужик подал руку мальчику.
Тот пожал её в ответ.
– А ещё – Чингаром, – сказал дядька, не выпуская руки Юры, и добавил чуть тише, наклонившись чуть не к самому уху: – Но это прозвище только для друзей!
Он отодвинулся и подмигнул пацану.
– А у тебя погоняло36 есть? – снова спросил он.
– Угу.
Мальчуган начал томится этими расспросами. Его и ребята ждут. Он прятал взгляд, не желая продолжать разговор.
– Чё молчишь? – пристально посмотрел на него незнакомец. – Не нравится тебе твоя кликуха?
Тот покачал головой.
– Ладно, – улыбнулся дядя Валера, – не буду допытывать. Тебя уже заждались, наверно?
Юра кивнул.
– Ну, держи, – «Чингар» протянул ему мяч, но едва тот собрался его взять, как снова отдёрнул руку назад. – А ведь ты так и не попросил!
Мальчик вздохнул:
– Пож…
– Чшшш, – прервал его мужик, приставив палец к губам. – Я не хочу заставлять тебя быть вежливым. Я рос таким же, как и ты, простым пацаном на улице. И тоже не любил все эти правила. Мы ведь друг с другом и так договоримся, верно ведь?
Юра посмотрел на него и кивнул.
– Скажи-ка, друг, а ты давно здесь живёшь?
– Давно.
– С малолетства?
– Да.
– И знаешь тут всех?
Мальчик пожал плечами:
– Ну, да… Многих.
– А знаешь такого, Ревень – фамилия?
– Знаю.
– Это – мой старый знакомый. Я тут проездом. А вот адресок потерял. Только улицу помню. Где живёт, не подскажешь?
– Э-э, – мальчик обернулся, показывая в сторону одного из домов, стоявшего среди деревьев.
– Или лучше, Юрок, – снова прервал его Валера. – Позови-ка мне его. Не хочу быть непрошеным гостем. Пусть придёт. Скажи, мол, давний приятель дожидается. Хорошо?
– Ладно.
– Ну, давай, беги! А потом возвращайся! Я здесь подожду.
Когда Юра вернулся, то не увидел мужика в чёрной рубахе на прежнем месте и с досадой подумал, что тот ушёл и забрал с собой его мяч. А может, и бросил неподалёку. Он стал озираться по сторонам и в этот момент, тот, как и в первый раз, вышел из-за кустов, не желая, вероятно, попадаться на глаза прохожим. Всё это выглядело немного странно и подозрительно.
Юра подбежал к нему:
– Его нет дома!
На лице Чингара отразилось недовольство.
– А где он? На работе? Не знаешь?
– Не, – ответил Юра. – Сказали, что ушёл и всё.
– Ясно, – дядя Валера снова присел перед мальчиком, с досадой приглядываясь к дому. – Слышь, у меня к тебе будет просьба. Только ты слушай меня внимательно, хорошо?
Юра кивнул, опасаясь, что тот отправит его ёще с каким-нибудь поручением.
– Не говори никому, что я заезжал к нему, ладно? Да и вообще, что видел меня!
– Хорошо, – ответил мальчик, обрадовавшись, что, наконец, избавится от докучавшего дядьки.
Он уже начинал его побаиваться. Этот человек внушал опасение. Его голос был тихим и твёрдым. И Юра чувствовал, что он врёт.
– Ты ведь умеешь хранить тайны? – спросил тот.
– Да.
– И никому не расскажешь?
– Нет.
– Слово пацана?
Мальчишка снова закивал.
Человек в чёрной рубашке взял Юру за правую руку и положил ему на ладонь его мяч.
– Замётано!
Он подмигнул пацану и с хитрым прищуром посмотрел на него пронизывающим взглядом.
Когда мальчик убежал, мужчина поднялся с корточек, и огляделся. Можно было бы ещё подождать, но не хотелось привлекать лишнее внимание. Да и не хотелось тратить время впустую. Лучше в другой раз. Становилось прохладно. В воздухе повеяло сыростью. Надо было уходить.