Записки бродячего музыканта

Два носатых мышеглазых парня нацепили на себя военную форму. Один из них – как будто американец, другой – наш, родной, советский! Тормознутые зеваки-туристы в восторге фотографируют эти необъяснимо глупые фигуры. Воины вручают им листки бумаги, на которых написано слово «Пропуск» по-немецки. Дескать, проходите в Западный Берлин! Для пущей важности на клочок бумажки шлёпают печать и в придачу дарят камушек – маленький и грязный. Это будет считаться «исторической реликвией» из разобранной Берлинской стены. Слава богу, вокруг валяется достаточно грязных камней – на всех хватит! За эту нахальную процедуру, вызывающую изумление и жалость, ряженые часовые Родины своей собирают по 1 евро с головы. Чудовищная дурь!

Исключительной глупостью и непритязательностью отличается другой туристический аттракцион. На пьедестал ставят манекен в солдатской робе – солдатика с ружьём в руках и чёрной повязкой на глазу. Это – меткий стрелок! Сейчас он ранен. И не куда-нибудь, а в самый что ни на есть глаз. В яблочко. И у него на голове остался последний живой глаз. В таком одноглазом виде он должен защищать свою Отчизну! Он – герой, нынешний Вильгельм Телль! Артист, вернее, дрессировщик манекена, сидит рядом на скамейке и курит папиросы. За попытку увековечить себя с этой куклой прохожие платят тоже 1 евро. С каждой персоны. Поголовно, так сказать. Сам, жена, дочь – итого: 3 евро в коробочку. Кукольнику остаётся только сидеть рядом с кормильцем-манекеном, курить, плевать на дорогу и говорить на корявом немецком:

–Danke schon! – То есть «спасибо» по-нашему.

Ну ведь интересно, правда? «На столе стоит статуя, у статуи нету …глаз!» Иногда приезжают бравые немецкие менты, рычат на этих несчастных кукловодов и заставляют привести в порядок окрестный тротуар. Бедняги, упавши на колени, ползают по дороге, бурчат, но подтирают харчки и собирают бычки.

…Англичанка с простым русским именем Наташа, одетая в рубище, в лохмотья, замерла на площади. Печальная, нечёсаная, окрашенная в ярко-рыжий цвет. Сиськастая и жопастая. Груди примерно 8 размера – большущие, как две мужицких головы. Ходит, разбрасывается из стороны в сторону своими буферами. Это ж надо, сколько добра с собой таскать приходится! Громко, меланхолично, хорошо поставленным голосом (видать консерваторка), сердито поглядывая по сторонам, поёт какие-то унылые, возвышенные английские псалмы. И простирает руки к небу. Жуть!

Её единоязычный коллега, американец Рональд – тот восторженно-весёлый малый, примерно 120-130 кг весом. В наполеоновской треуголке, гольфах и красных башмаках с пушистыми помпонами. Он поёт высоченным тенором нежные арии из немецких и итальянских опер, при этом ловко подпрыгивая на месте. Выглядит исключительно забавно. Огромный, восьмипудовый всклокоченный и сытый дядька, этакий боров с лохматыми бровями, поёт тоненьким голоском весёленькие песенки. Ну, к примеру, изображая моцартовского Фигаро! Тут же высоко подскакивает и семенит большущими ножками в детских чулочках. Короче, молодчага, янки! Завернул этот чувак к нам на неметчину аж из самого Чикаго!

Или другой человек – цирковой, акробат Мухаммед из Марокко. До сей славной поры работал в цирках на всех земных полушариях. Строил пирамиды. Цирковая пирамида – это такое сооружение из людей, где народ стоит друг у друга на шее и радостно разводит руки в сторону. И все, как один, улыбаются. Когда стоять торчком им надоедает, каждый скидывает предыдущего с этого, так сказать, плечевого пьедестала, кувыркается и, довольный, с надетой на уста застывшей гримасой (пардон, кривой улыбкой) убегает за кулисы. В кассу. Членов этой пирамидальной фигуры много, голов 8 будет, и денег на всех не хватает. По этой причине Мухаммедка, накувыркавшись во всех уголках нашей жизнерадостной планеты, решил бросить это многолюдное занятие. Теперь он скачет на улицах и площадях Германии один, без пирамиды, как говорится, сам… В городе Берлине. Сердечный, обаятельный и весёлый парень. Потрясающий, в высшей степени профессиональный номер. Исполняется – на ура! Чудо! Только брызги летят! Стучит в марокканские барабаны, меняет разноцветные костюмы, прыгает, делает всякие сальто-мортале! Смеётся, дурачится, стоит, вернее, полулежит на одной руке, крутится колесом. Публика, довольная, смеётся, радуется, рукоплещет и поднимает вверх большой палец! Хотя выделываться на голом асфальте – штука опасная. Это вам не на цирковом манеже, усыпанном опилками, крутиться! Тут, на камнях берлинских, надо очень беречь организм! А вдруг упадешь на эти самые камушки, а?..

Говорит Мухаммед, или, как мы его называем, Мишка, на всех европейских языках. Понимает и забавно чирикает на русском. А как красиво матерится, сукин сын:

–Боп таю мат! Дэнег нима – ды ты нах!

Славян, братьев наших меньших, а точнее, поляков – тьма! Яцек, Лешек, Збышек, Юрек, Томек. Хотите ещё? Пожалуйста: Казик, Дарек, Кшисек, Мартин. В эту компанию ненароком затесались японец Акиро, прекрасный контрабасист, а также чернокожий барабанщик, американец Ленжерс, всем в жизни довольный, вечносмеющийся и с кривыми, как у бультерьера, зубами. Все вышеперечисленные – конечно, мастера своего музыкантского дела. Все без исключения вылетели на улицу с большой эстрады. Спасибо вам большое, дорогой Михаил Сергеевич, как говорят с благоговейной дрожью в голосе Андрюша Макаревич и сытый, довольный жизнью Анастас Микоян по прозвищу Стас Намин. Они так говорят бывшему Генеральному секретарю КПСС, когда приглашают его на юбилейные концерты своих вокально-инструментальных ансамблей. Или ВИА по-другому. В благодарность за всё ненаглядного реформатора сажают в самую дальнюю ложу, подальше от людских глаз, под охрану десятка невидимых снайперов и автоматчиков с «калашами» за пазухой. Чтобы его ненароком не увидели приличные люди.

Болгарин Стефан, по-нашему Стёпка, приехал из Варны. Красивый, могучий мужик 50-ти лет. Кудрявая голова, бородища – как у лешего. Сильно смахивает на Карла Маркса в молодые годы. Играет, усталая его душа, на интересном инструменте. Он называется просто – гадулка. Полумандолина, полускрипка, которую лабух ставит на колено и ширкает по струнам смычком. Играет блаженно-благолепные мелодии и всякие другие импровизации, болгарско-турецкие наигрыши. Музыка очень красивая и необычная, славянско-восточного лада. Завораживает и терзает души трогательными, заунывными звуками. Публика слушает, замерев, с широко раскрытыми глазами. Стоят, не шелохнутся, как под гипнозом. Просто шаманство какое-то, а не музыка. Камлает Стефан, а не играет. Колдует, понимаешь, чародей болгарский.

А случилось с ним вот чего! Давным-давно, при Коммуне, его позвали на гастроли гэдээровские рок-н-ролльщики. Те налегают на гитарный рок, а Стёпка тут же засаживает на гадулке свои колдовские, потусторонние соляги! Народ стонал от восторга! Я эту разнузданную фантастику слышал на СД, их у Стефана 5 штук записано, и все разные. От болгарских деревенских частушек до тяжёлого хардика – хард-рока. Вскоре Коммуну с восторгом прикончили. Под трескучий фейерверк и радостные вопли осчастливленных обывателей поломали, казалось бы, нерушимые берлинские стенки. Зажили по-новому. Кончился треск, шум и блеск – людям стало всё это безразлично. Интересную музыку успешно похерили, рок-н-ролльные концерты скоропостижно загнулись. Артисты расползлись кто куда. Стёпка в полном огорчении сидит и смыкает на улице. Один. Без ансамбля. Без рок-группы.

И вот тут обратим внимание на ещё одного подозрительного типа – на кривых ножках и малость горбатенького. Он катает по всему городу скрипучую коляску, вернее, тачку с огромным усилителем, доверху заваленную СД на продажу. Это орудует француз Сасо. Он прибыл к нам из самого Парижу! Он дудит на своей золотой флейте запутанную музыку: то ли джаз, то ли мелодии из кино – что-то невнятное, невразумительное. А недавно с ним произошёл конфуз! Додумался: выполз на площадь с усилителем и огромной 12-струнной гитарой или ещё с чем-то. Не знаю даже, как эта балалайка называется, но большущая. И вот он зажал инструмент между ног, как виолончель, и давай наяривать! Аж окна в близлежащих церквях задребезжали. Самым чудовищным образом ухитрился отстенать, отколбасить минут 20, злодей! Народ, до этого мирно отдыхавший, постепенно полез на стены. Началась суматоха! Однако скоро примчались бодрые, всегда готовые менты. С претензией. Дескать, не к месту Вы здесь, товарищ француз. Сделали ему замечание: дескать, загребли в ботву, мсье, и посоветовали убираться к едрени фени. Со всеми бебихами-телегами, СД-дисками и балалайками. Пока ветер без сучков. Хватит из местных людей душу вытряхивать!

А то, бывает, на мосту, на рыбном месте, на жирной туристической тропе, усядется вечно пьяный ирландец. Грязный, лохматый, пахнущий, простите, мочой и пивом. Не мыт, наверное, с самого рождения, волосы сбились в колтун, майка без рукавов (обыкновенная, которую под сорочку одевают) – цвета грязи с молоком. Сандалии на грязную босую ногу, штаны чуть ниже колен. Шерсть на щеках и на кадыке. И вот, значит, сидит эта импозантная фигура с папиросиной в зубах и бренчит, еле языком ворочает. Царапает захудалый игруля на такой же грязной, как и сам, мандолине. Половины струн уже нет, на остальных оставшихся он изображает, мягко выражаясь, ирландскую музыку. Это катастрофа! Глумится мандолинщик над публикой часов шесть кряду, только успевает своё творчество пивом запивать! Что может быть красивее ирландской музыки? Ну, естественно – только ирландский степ, коллективный топот то есть! Стадом голов, пардон, человек в 30 примерно. Народ останавливается из любопытства, по неопытности. Наслушается, наудивляется…

А пуще всех свирепствуют латиносы. Коренные народы Перу, Чили и других дружественных стран, которых ещё не успели сжить со свету вечно нуждающиеся в деньгах испанцы. Мы называем этих пацанов «виннету», или «пиночеты». Они очень хорошие, приветливые, симпатичные и добрые, эти апачи. Но играют громко. Ставят мощный аппарат, врубают портативную электростанцию (небольшенькую, примерно как пылесос), наливают в неё бензин, та стрекочет потихоньку и выдаёт им 220 вольт току. Тогда индейцы одевают на головы свои пёрья, разноцветные роскошные хламиды-пончо, закуривают трубки мира – и пошла потеха! Красиво! Но громко. Смятенье на весь Берлин. Весёлый народ – вожди краснокожих! А мы скоренько сворачиваем свои дудки и идём, как говорит поляк Томек, «шукать в гувне смаку», или, по-русски говоря, другую концертную площадку, дабы умножить содержимое своего ненасытного футляра. Вначале пути по освоению улично-музыкального искусства бродяги играли, пели и плясали на каждом берлинском углу. Всем было интересно и диковинно. Нам – сам процесс исполнения на прохожей части, публике – наши славянские пьяные рожи и довольно приятного уровня музычка. Затем уличная шумиха стала, отчасти, коробить граждан. Со временем пешеходы стали разбираться, ху из ху, и лафа пошла на убыль. А раньше гонорар, то есть бабки, не делили – горстями раскладывали по карманам! Не считая! Матушка-Европа, поначалу удивлявшаяся явлению из-за «железного занавеса», теперь перестала оглядываться на приезжую экзотику и жалеть бедных, затюканных коммунистами артистов с опухшими от пьянства физиономиями. Отчасти Европа остыла. Наше дело постепенно наладилось, как говорится, устаканилось. Касаемо всяких, там, тупиц с гармошками, косноязычных певунов и разных безногих калек, пляшущих с костылями под мышками – они бесследно исчезли с музыкально-развлекательной орбиты нашей ласковой и неспокойной планеты. Нынче совсем другая картина под берлинскими липами и платанами.

БАЙКА. ОТ МЕНЯ. ЭКЗОТИКА ИЗ ЮЖНОЙ АМЕРИКИ.

В 2000-м я малость приболел. Сильно болели ноги и спина. Радик! Радикулит-люмбаго, проще говоря, скрутил! Ходить не мог, стоять, лежать – тоже. А как одеться-обуться? Просто беда. А на носу Рождество, в Берлин надо мчаться! Наобещал хозяину Вайннахтсмаркта (рождественского базара) что приеду, поиграю. Помощница Ульяна пошла в отказ – не поеду, и всё! Нашла работу в дурацком магазине – продавала пальто и шубы. За похлёбку на чужих людей батрачила. А я, получается, хромой-кривой, должен ехать в Германию, упираться на холоде, деньги зарабатывать! Надо сказать, я сильно загрустил, задумался. Но ненадолго. Дал объяву в газету: так, мол, и так. Хотите заработать? Нужны дармовые деньги? Любите халяву? Звоните! Ищу няньку! Для поездки в Европу!

Отзывается одна особа. Простая деревенская девушка лет 22-х. Жидкие белокурые волосы, нос картошкой. Руки-ноги довольно чистые. Совершенно развращенное мировоззрение и низкий интеллектоанальный уровень. Особой красотой или, скажем, умом не отличается. Короче, блядь-золотые руки. И что интересно – так это грудь примерно 3-го размера. Упругая и розовая! Две красивые титьки – и обе торчком…

Да… Приходится сознаться: я не зарабатываю шальных, сумасшедших денег! Но на жизнь и на няньку вполне достаточно. И девчонке какая-никакая копеечка упадёт, месяц в столице проживёт, а не на хуторе своём занюханном. Подкормится, поглядит вокруг, мороженого покушает. Приедет обратно – купит себе бельё повышенного спроса, денежка при ней будет, сводит кавалера своего в деревенское кафе, угостит портвейном… Готово дело! Поехали!

Нагрянули в Берлин, живём, работаем. Рождество, дело ясное, происходит зимой. От этого на улицах холодно, птицы не поют. Нянька одевает меня в сорок одёжек (это против холода), шнурует шнурки на тёплых ботах, моет меня в ванне, спину трёт и всё такое. Иногда вывожу девку в Центр. Я играю, она гуляет. Ходит, разинув рот, озирается на рождественские диковины, дышит, понимаешь, прохладой. Пару раз отправлял милую «Арину Родионовну» в гости, к Саше Белых. В должности девушки по вызову.