Бизнес начинается, товарищи! Книга первая. Год 1992
Зато можно будет взять пива, много пива…
Борщов понял, что страшно хочет пить. Он осторожно встал, пошел в сторону кухни. И больно ударился ногой обо что-то металлическое.
– Ой, ё… – вырвалось у него.
Внизу, под ногами, кто-то со скрипом заворочался. Раскладушка.
– Папа, блин… – раздалось сонное Настино бормотание.
Он еще морщился от боли и на полусогнутых обошел препятствие. Почему тут раскладушка? Зачем раскладушка?
Сходив в туалет, Борщов оказался на кухне. Свет он не включил и начал шарить в поисках чайника. Из-под рук с грохотом и звоном полетели бутылки, бокалы.
Борщов замер. Сердце бухало в груди, в голове включилась часовая бомба. Если он сейчас не выпьет воды, то сдохнет. Елки, а ведь тут могло быть и пиво! Что-то вчера тут было, что-то было эдакое… Сергей дотянулся до подоконника, нашарил спички. Освещенный огоньком стол явил ему нежданное роскошество. Несколько недопитых бутылок с красивыми этикетками, банки с огурцами и помидорами, селедка – и пиво, целая бутылка пива возле раковины! Кое-как открыв ее, Борщов припал губами к горлышку.
!!!
Отпив половину бутылки, он в изнеможении присел на табуретку. Закурил.
И вспомнил. Татьяну, ее мужа Александэра и их презервативный бизнес. Она здесь, в его доме! А он напился, как свинья, как синяк, а что плел! Что он нес?!
От мимолетного воспоминания (а, может, от сигареты) замутило, и Борщов снова припал к целебному источнику.
Дверь кухни, конечно, открылась, и он разглядел широкое пятно белой ночной рубашки.
– Ты ш-што?! – раздался грозный шепот. – Ты ш-што тут гремиш-ш на весь дом!? Пьеш-ш?
Сергей закашлялся. Антоновна безошибочно нашла во тьме его руку и вцепилась в бутылку. Остатки пива пролились ему на голую грудь и попали на трусы.
– От-дай шшас жже! – шипела она. – Озверел совсем!
Борщов не сопротивлялся. Такое отношение к себе можно было понять. Тень удачливого коммерсанта Александэра (попробовала бы она у того отобрать пиво!) встала между ними. Это было в характере Антоновны. Пить, гулять, быть любезной с ним при гостях – и гнобить его по утрам. Господи, сказал он вчера ей об увольнении, или нет? Если да, то неужели в Маринке совсем не осталось чуткости? Или она увидела вчера, как он смотрел на Татьяну? А, может, он ей вчера и об этом брякнул?! Нет, этого не могло быть и на автопилоте.
– Иди спать! – громко прошептала жена, – Тебе ш на работу!
Значит, еще не знает, облегченно вздохнул он.
– Дай, докурю-то, – обиженно проворчал Борщов.
– Сейчас, буду я ждать тебя, скотину.
– Иди, чего ждать?
– Тихо, не ори! Разбудишь Настю.
– Ладно, ты иди, я покурю и вернусь, – прошептал и он.
– Щас! Оставила я тебя. Вчера все норовил на кухне лечь спать. Еле оттащили в постель. Стыдоба!
Да уж, стыдоба. И это при Татьяне? От огорчения Борщов не стал спорить, сунул сигарету в раковину и по стеночке направился в комнату.
Раскладушку он теперь благополучно обогнул и со стоном улегся на диван. С пива, конечно, полегчало, но заболела голова. И затошнило. Сергей покосился в сторону смежной комнаты. Они там.
Антоновна между тем зажгла свет на кухне. В отблеске этого света он с трудом разглядел циферблат настенных часов. А уже седьмой час, скоро пора им и подниматься.
Борщов повернулся набок, свесил лицо с дивана и дышал, как раненый зверь. Вздремнуть не удастся – это он знал по опыту. Да и им, наверное, скоро вставать, все равно не дадут уснуть. Интересно, они тоже изрядно налегали? По состоянию Антоновны не поймешь. Да и Александэр этот показался ему каким-то не нашим человеком. Все больше болтал, чем пил. А Татьяна никогда особой способностью к питию не отличалась.
Увольнение, Татьяна – ну и денек вчера выдался. Почитай, лет десять провел он за изучением Внеземных Цивилизаций. И примерно столько же, нет, плюс три года, проведенных в аспирантуре, не видел он Татьяну.
Попрощался с одним обломком жизни и тут же столкнулся с другим, уже давно дрейфующим где-то в океане памяти. Специально, что ли, судьба подстроила? Выходило, что специально.
За расчетом в бухгалтерию ему предложили прийти через недельку – пока что в кассе денег не нашлось. Стало быть, в Институте сегодня делать нечего. С обходным листком даже и мучить не стали – чего он мог украсть в давно разворованном учреждении? Разве что, две-три книжки в библиотеке, что остались за ним. Да и кому их теперь читать? Народ скоро совсем разгонят, останутся только директор, главбух да завхоз – сдавать в аренду освободившиеся комнаты.
Первая, вчерашняя боль была острее, теперь она утихла, но пришло отчаяние. Сколько теперь с этим жить?
И ведь что досадно – ясно же было, чем дело кончится. Ну, неужели нельзя было подготовиться, поискать какое-то другое место? Конечно, ближайшее заведение по поискам Внеземных Цивилизаций имелось разве что, в Самаре, или Владивостоке (если и там еще не разбежались искатели), но ведь можно было бы и здесь найти чего-нибудь по специальности. В конце концов, другое что-нибудь придумать. Он все же физик по образованию, какой-никакой…
Все надеялся пересидеть до лета – а там как-нибудь само все образуется. Авось.
Не образовалось. Не пересидел.
Сквозь закрытые веки (уже было почти светло) показалась ему тень. Жена шепотом будила Наську.
Видеть сегодня Татьяну не было никаких сил. Они – такие цветущие и деловые, а мы с Антоновной – такие нищие и затюканые. На стол-то случайным гостям поставить нечего.
Дочь, поворчав, заскрипела раскладушкой. Через минуту-другую дверь на кухню затворилась, женщины его там и продолжили сборы.
Одно радует – Антоновна не утащит с собой все это богатство с кухонного стола. А если и утащит, хрен с ним, дойду до лавки.
Интересно, им когда ехать? Надо бы встать, тоже куда-нибудь смотаться.
Он с ужасом представил, что гости могут выйти из своей комнаты в любую минуту. Он, конечно, притворится спящим… А, может быть, придется вставать, здороваться, глупо вспоминая вчерашнее… Ужас!
Надо подниматься.
Но куда идти? И когда вернуться домой? Если сейчас он еще сможет сносно передвигаться, то после ларька будет только один путь – домой и в постель, в глубокий сон. Только одно лечение.
…Часы уже показывали половину восьмого. Сборы домочадцев приближались к своему финишу. Черт возьми, она его будить собирается?
В сапогах Антоновна на ковер ни за что не ступит, а орать на весь дом нельзя. Значит, не собирается будить. Значит, обиделась. Нежели все-таки из-за Татьяны? Не из-за пьянки же. Эх, знала бы, с чего он вчера пил!
Заворочали уже ключом в замке. Борщов вскочил, побежал в коридор.
– У, й-ёё! – снова треснулся он о злосчастную раскладушку.
В коридор он прискакал, держа одну ногу подмышкой. Антоновна еще без пальто стояла у зеркала, красилась. Ключом манипулировала уже собранная Настя. Девушки его смотрели на хозяина дома с любопытством.
– Сдурел, что ли? – спросила жена.
– Ладно, мам, я побежала, – с эдаким презрением произнесла дочь. – Меня там ждут.
– Давай, счастливо. Не задерживайся.
– Угу.
– Дверью не хлопай.
– Пока. Привет тете Тане.
– Иди.
Настя вышла.
– Ну, чего тебе? – спросила Антоновна.
– Это… – прошептал он. – Им когда ехать?
– Вот дает! – расстроилась она. – Весь вечер вчера об этом говорили. Ни черта не помнит, алкоголик! Провалы в памяти начались? Так лечиться пора!
Он промолчал.
– Завтрак я им приготовила. Поезд у них в одиннадцать. Ключ завезут мне на работу. А ты бы как-то поторопился бы, чтоб им твою похмельную рожу не показывать…
– А попрощаться?
– Попрощался уже вчера.
Осторожно ступая на ушибленную ногу, Сергей подкрался к Антоновне и попытался приобнять ее. Получив локтем в живот, покорно повернул обратно. Ничего она не знает ни про работу, ни про Татьяну. Жить можно…
– Правда, пораньше бы исчез, а? – попросила жена, надевая бережно шапку. – Нечего людей пугать. И проветри, дышать нечем. Насмотрелись они вчера… Все наши теперь узнают, какой ты хороший. Стыд! Хоть они-то не знали, что ты за придурок.
– Да уж, не знали, – проворчал Борщов. – Это ты не знала…
Он сделал ей ручкой и скрылся в ванной.
***Катя стояла в темном узком коридоре и злилась на себя. Прошла минута, другая. Много же у них там денег, сосчитать все не могут… Надо бы уйти, но в торговом зале ей не прошмыгнуть мимо Леськи, не избежать ее расспросов. О «работе» уж и не думалось.
Ну, наконец-то! Дверь отворилась, и из кабинетика выплыла бухгалтерша.
– Заходите, – окатила она Катю подозрительным взглядом.
– А, проходи, проходи, – показалась и енотовидная физиономия директора. Надо же, встал и лично встречал ее у входа.
Катя бочком протиснулась между ним и книжным стеллажом. Директор, маленький такой, шустрый, ловко обогнул угол своего длинного письменного стола, занимавшего девяносто процентов кабинета, и снова оказался в кресле. Кресло завращалось – вероятно, енотоподобный сделал бы полный оборот, если бы не мизерность площадей – и, наконец, посмотрел на Катю.
– Садитесь.
Катя присела на краешек единственного стула.
– Работу ищете? – спросил он.
Катя позабыла все рекомендации мистера Карнеги и сидела, проглотив язык. Это напомнило ей процедуру принятия в комсомол. Она вот так же не могла выдавить из себя хоть одну фамилию руководителей братских компартий. А ведь всех знала – Тодора Живкова, Ким Ер Сена, Леха Валенсы… Нет, Лех Валенса – это что-то из нынешней жизни… Директор, кстати, тоже был похож на перезрелого работника райкома, которому давно было пора на партийную должность, да какие-то комсомольские грехи не пускали. Может быть, он даже и присутствовал на том заседании в комитете комсомола? Лицо подозрительно знакомое…
– Вы – Света? – спросил он снова.
– Катя.
– Пардон, конечно, Катя!
Она кивнула.
– А меня зовут Мстислав Георгиевич. Ваша подруга рекомендовала вас. Мы, не скрою, навели и некоторые справки. Думаю, вы нам подойдете.
– Какие справки? – удивилась Катя.
– Ну, там… Связи остались еще… – туманно намекнул он. – Не скрою.
– Я вообще… – начала Катя, но продолжения не нашла.
– О том, что надо делать, вам сказали?
– Нет, Олеся сама не знает, – вырвалось у Кати.
Мстислав Георгиевич рассмеялся, выпятив свои длинные передние зубы.
– Не знает?
Катя кивнула.
– Так вы не в курсе, и можете, стало быть, отказаться?
Катя нервно пожала плечами. Неужели опять нулевой вариант?
– Работа серьезная, – нахмурил он брови. – Но и перспективы большие. А вы, я вижу, человек ответственный, наверняка, пойдете дальше. Дело в том, что мы расширяем свой бизнес. Тесно стало нам в этих, хе-хе, стенах. Наши иностранные партнеры требуют от нас увеличения объемов продаж, они готовы предоставить значительные товарные кредиты. Улавливаете?
Катя на всякий случай кивнула.
– Молодец! – похвалил Мстислав Георгиевич. – Вы ведь у нас по профессии искусствовед? Значит, должны разбираться в прекрасном. Посмотрите, какой дизайн!
Он исчез под огромным своим столом, зашуршал там целлофаном и, наконец, покраснев от натуги, вытащил наружу внушительных размеров коробку. Яркую, красочную, из-под телевизора «Филипс».
– Во! – радостно изрек директор.
Катя недоумевала. При чем тут ее искусствоведение и телевизоры?
– А что у нас там внутри? – продолжал с пафосом енотовидный. – О, какая красотища!
Он вынул шуршащую, блестящую, играющую красками упаковку.
– Пожалуйста! А вот еще, – другая упаковка была вынута с изяществом завзятого фокусника. – А вот еще! Мэйд ин Франсе…
Упаковки, выложенные перед Катей, были, без сомнения, привлекательны на вид. Она попыталась прочесть надписи на целлофане, но познаний во французском не хватало.
– Разве вам не хочется стать обладательницей такой красотищи?
Катя напряженно всматривалась в упаковки и догадалась высказаться:
– Но я не собиралась ничего покупать.
– Почему? – искренне удивился директор.– Изумительный товар!
– Да, как-то не планировала покупок, – глупо улыбнулась Катя.
– Денег, что ли, нет? – прямо спросил Мстислав Георгиевич.
– Ну, наверное, не хватит.
(«Справки он навел… мог бы и знать, что безработная она»).
– Вот! Но вы же купили бы, будь у вас деньги?
– Не знаю…
– Это главное! – прервал ее он. – Главное, что вам хочется стать обладателем этих прелестных вещиц. Так ведь?
Кате стыдно было признаться, что она даже не понимает, что, собственно, в упаковке – и только неопределенно повела головой.
– Естественно, – гнул свою линию директор. – Вы ведь даже цену не спросили. Дешево, достаточно дешево для такого дизайна, такого качества. Эксклюзив.
Катя осторожно взяла упаковку, повертела ее в руках.
– Вот, – поскучнел вдруг он. – Буржуи дают на консигнацию.
– На что?
– На консигнацию. Товарный кредит с отсрочкой платежа. На много тысяч долларов. Всяких таких прелестных штучек. А у нас магазин готового платья, такой товар здесь не продашь. Вот и надо заняться изучением рынка, динамики спроса. Желаете заняться?
– Ну, наверное … – неуверенно предположила Катя.
– Молодец! – воспрянул духом Мстислав Георгиевич.
– Но я не знаю…
– Научим. Этому мы научим. Начальный капитал у вас есть?
– Что?
– Значит, нету. Ну, ладно. Наша компания тем и хороша, что дает начинающим бизнесменам шанс поднять свое дело практически с нуля. Представляете, всего месяц-другой упорной работы, и вы, человек, можно сказать, только что с институтской скамьи, подниметесь до начальника отдела продаж. Разве такое можно было представить в советские времена? Эх, мне бы сейчас скинуть десяток-другой годков, какими бы делами я мог ворочать! Впрочем, о чем я? Да, для начала нужно изучить рынок, динамику спроса… Нужно научиться работать!
Тут дверь с шумом распахнулась и в кабинет начал вваливаться некий субъект с такой же коробкой из-под телевизора в руках. Он чуть было не взгромоздил свою ношу прямо на Катю, видимо, не разглядев ее, но директор живо вскочил и замахал руками.
– Столешников! Куда прешься?! Не видишь, я занят? Выйди-ка!
Молодой человек испуганно отпрянул и с трудом вытеснился обратно в коридор. Мстислав Георгиевич снова явил чудеса ловкости – подскочил к двери и задвинул щеколду.
– Дела, дела! – посетовал он, уже более не усаживаясь на свое место, а стоя рядом с Катей. – Значит, так. Подумайте, и, если надумаете, приходите завтра к восьми тридцати с паспортом, дипломом, трудовой книжкой и пятидесятью рублями. Оформим трудовое соглашение – и вперед.
– А что делать-то надо будет? – удивилась Катя.
– Гхм, – раздраженно кашлянул Мстислав Георгиевич, косясь на дверь. – Получите под расписку товар и – вперед. Ладно, завтра и поговорим.
В дверь уже ломились.
– Короче, берите образец, можете пока начинать. Раз уж вы сейчас не при деньгах, – директор торопливо сунул ей в руки хрустящую целлофановую упаковку. – До завтра. Вот адресок, куда приходить. В восемь тридцать, не опоздай!
Он сунул ей в руку клочок бумаги, где был нацарапан «адресок». Катя, понимала, что аудиенция окончена, бросила пакет в сумочку и поднялась.
– Нет, не сюда, – не пустил он ее к двери. Оказалось, что за шторкой, сбоку от стола, был еще один выход. Он отпер потайную дверцу и выпустил Катю. Выйдя, она оказалась прямо на тротуаре, недалеко от главного входа в магазин.
Свежий ветер перемен коснулся ее щек. Это было кстати – после душного полуподвала – и Катя непонятно чему улыбнулась. Проходящий мимо парень подмигнул ей. Она готова была ответить тем же. Отойдя в сторонку, Катя достала Образец и снова попыталась разобрать надписи. Много чего было тут написано, но всё не по-русски. На ощупь что-то мягкое, нежное. Может быть, белье? Зайти, спросить у Леськи? И вообще, попросить ее объясниться. Ничего ведь Катя пока не поняла. Что за товар, что за изучение спроса? Впрочем, нет. Леська начнет опять туману напускать, запутает только. Лучше уж подождать до завтра.
И все же, и все же…
Она решительно постучалась в потаенную дверь. В зарешеченном окошечке показалась испуганная енотовидная физиономия.
– Откройте на секунду! – крикнула Катя.
– Чего тебе? – высунулся в дверную щель хозяин. За спиной его маячил тот самый парень, громко и нецензурно выражаясь. Уже без коробки.
– А что это? – прямо спросила Катя, показывая целлофановую упаковку.
– Тьфу ты, темнота! Прокладки! Французские. Работай, – тявкнул он и захлопнул дверь.
***Тимофей Орликов и Иван Афанасьевич Загузин ловили тачку. Нужно было срочно заехать в контору, взять денег. Тимофей был воодушевлен. Не успел он заработать свой первый миллион (практически наверняка), как представилась возможность спонсировать целое политическое движение, засветиться в печати… Богатство, власть и слава сами текли в его руки.
Думается, под заключенный им контракт уже можно взять в конторе некоторую субсидию – хотя бы задержанную зарплату за прошлый месяц. Хотелось щедро угостить нового знакомого. Долг платежом красен
– Я тоже водителя отпустил, – бормотал Загузин, скрываясь за спиной длинного, похожего на поднятый шлагбаум, Тимофея.
– А чего, я на торги пешком езжу. Все равно весь день тут торчишь. Надо было мне в контору позвонить, но радиотелефон забыл.
– Я тоже, – вздохнул Загузин. – Да я его и не беру никогда. Батарейки садятся.
– Ну, – согласился Тимофей. – Замучаешься заряжать. («А на фига ему радиотелефон, если он его не берет никогда?» – пронеслось в усталом мозгу)
Машины на их зов останавливались, но за ту пару трамвайных остановок, что предстояло ехать до «Берлоги», заламывались такие цены, что дешевле было вернуться в буфет. Если бы были такие деньги.
Тимофею не хотелось признаваться, что карманы его пусты, и он ссылался на срочную необходимость посетить офис. А потом, мол, в соседнем ресторане они продолжат обсуждение планов дальнейшего сотрудничества.
– Да, да, я готов побеседовать с вашим руководством, – в который раз повторял Загузин И. А.
– Зачем с руководством? Это ж дремучие в политике люди! Я сам смогу все организовать в лучшем виде, – возражал Тимофей. – А они вам только голову заморочат. А жадные! Ни копейки в перспективное дело. Все в оборот, в оборот, только в сиюминутную прибыль. Вот, купили вагон этой дурацкой арматуры…
– Поглядим, поглядим, – как бы соглашался Загузин.
– Ладно, поехали на трамвае, что ли? – наконец, сдался Тимофей.
– Далеко?
– Три остановки.
– Елки-надь, пешком бы быстрее дошли…
Они отправились к трамваю.
– Давно я на общественном транспорте не ездил… – проговорил, как бы в сторону, Загузин И. А.
– Я тоже… – соврал Тимофей.
В салоне к ним сразу подкатила кондуктор и уставилась почему-то на Тимофея. Тот надеялся, что новый знакомый заплатит хотя бы за себя, но Загузин И. А. жадно отвернулся к окну, словно впервые увидел город.
– Ну? – спросила кондуктор.
Орликов принялся шарить по карманам. Других пассажиров для нее уже не существовало.
– Чего вы смотрите? – потерял терпение Тимофей, – Я что, похож на зайца?
– Вы или оплачивайте за проезд, или вылазьте. – грозно начала женщина.
– Оплачивайте проезд или платите ЗА проезд, – веско поправил ее Тимофей.
– Чиво? – возмутилась кондуктор. – Щас пойдешь пешком. А вы, товарищ? Проездной, так показывайте. Встанут, и едут!
Загузин И. А. вынул из кармана красную книжечку и сунул под нос начальнице трамвая.
– Вижу, – буркнула она. – А друг ваш – почему без документов?
Загузин И. А. поманил ее пальцем и прошептал что-то на ухо. Та покраснела, улыбнулась чему-то и отошла. Тимофею стало даже неловко, что такого человека приходится везти на трамвае.
Брокерская контора «Берлога» снимала офис в гостинице «Центральная». Номер, бывший полулюкс, был поделен перегородками на три маленькие комнатки. Зато здесь были высокие потолки и отдельный санузел. Самую большую комнату занимал директор конторы Вострюгин; в той, что поменьше, располагалась бухгалтерия; в самой маленькой (возможно, бывшей кладовке) стояло четыре стола брокеров. Собственно, брокером, посещающим биржу, числился один только Орликов. Другие столы занимали коммерческий директор фирмы, старший менеджер и водитель-экспедитор. Коммерсанты обычно мотались по командировкам или базам. Водитель, если не был занят в конторе, занимался извозом. Вообще, офис часто пустовал – каждый был занят какими-то своими делами, в том числе, директор. Складывалось впечатление, что контора нужна была ему, Вострюгину, постольку поскольку – то ли для отмывания каких-то левых доходов, то ли для престижа. Она, вместе со всем своим содержимым, якобы перешла Вострюгину от съехавшего в Израиль дальнего родственника по жене. Но это было еще до Тимофея. Сам шеф раньше занимался шоу-бизнесом (пока русские рокеры не затерли старую гвардию), а еще раньше работал на заводе руководителем драмкружка. По-настоящему делами управлял коммерческий директор Ермачов, который большую часть сделок, похоже, пускал в обход конторы, а текущие дела спихивал на менеджера. Менеджером был свежий выпускник ветеринарного техникума Коля, племянник Ермачова. Тот к работе относился как к учебе в техникуме – садился за бумаги только тогда, когда совсем уж нечего было делать. Ермачов больше таскал его с собой на переговоры – за пивом там сбегать, за сигаретами… Водитель-экспедитор, если не калымил, дремал в кресле за компьютерным «тетрисом». Словом, все дела конторы плавно перетекали к Тимофею. Орликов был с таким положением не согласен, но тянул, тянул…
На Биржу он ходил раз в неделю, а остальное время вел напряженные телефонные переговоры, в основном пустые. На сленге коммерсантов это называлось «гонять порожняк». Начала цепочки еще никогда не удавалось поймать. Звонил некто из Ленинграда и просил, допустим, сорок тонн алюминия. Тимофей открывал свои записи и начинал набирать всех подряд, кто хоть как-то мог поспособствовать добыче металла. Если звонок шел с межгорода, открывался местный бизнес-справочник «КонтактЪ». Орликов забрасывал звонками насчет этих сорока тонн человек двадцать. Уже через пять минут поступали ответные звонки: есть, цена такая-то, в наличии столько-то. Потом опять звонок: нашел, цена эдакая, в наличии нет, но обещали завезти. Потом опять – лежит тонн 15, но в Магадане, надо ехать смотреть. Отзваниваться заказчику Тимофей старался не торопиться, выбирая что-то более-менее реальное. Сильно мешали фантазии начет будущих барышей от этих сорока тонн.
Наконец, он решался. Звонил и предлагал самый выверенный вариант.
– Какой алюминий? – спрашивали на том конце цепочки.
– Вы час назад звонили, спрашивали…
– Я не звонил. Может, Серега?
– Может, и он, – терял терпение Тимофей.
– Ладно, его сейчас нет на месте, я передам, позвОнит.
Или
– А где лежит?
– У нас.
– А можно посмотреть?
– Хм… Так-то можно, но…
(называть заказчику адрес, где «можно посмотреть» – это сразу поставить на сделке крест)
– Ну, хорошо, мы подумаем.
Или
– Спасибо, мы уже купили.
Как купили? Да вы всего час назад искать начали!
Ну, а потом начинался обратный процесс. Его заваливали кучей предложений насчет алюминия, а заодно меди, никеля и зачем-то листового железа. Ближе к вечеру круг замыкался: Тимофею звонили с просьбой срочно продать сорок тонн алюминия, но звонили уже не из Ленинграда, как вначале, а из Башкирии. Кончалось тем, что в курилке он встречался со знакомым брокером из соседней конторы и тот рассказывал, что с утра искал алюминий, сорок тонн для москвичей, но те заявку сняли, потому что подрядчикам срезали финансирование. Тимофей ему в который раз предлагал свою арматуру, но тот качал головой, мол, у них самих ее до фига…
Домой он уходил с квадратной головой, ну, и, конечно, заскакивал сбросить стресс в ближайшую пивную. Для начала.
Другие отделы конторы особой усидчивостью не блистали. Бухгалтерша появлялась раз в три дня (у нее на плечах было еще пять фирм), экономист Любаша вообще занималась неизвестно, чем; она приходилась Вострюгину то ли сводной сестрой, то ли внучатой племянницей.
Ну, и еще Ксюха, секретарша. За три месяца работы в конторе Тимофей ни разу не то, что не переспал с нею, но даже в щечку не поцеловал. А так вначале рассчитывал, едва увидел это глупое, смазливое создание. Ермачов сразу предупредил его, что секретарша – подруга Бабая. Кто такой Бабай, Орликов пока не знал – видимо, не положено было по чину – но влечение к секретарше как-то подугасло.