Книга Мал золотник…; Туман спустился c гор - читать онлайн бесплатно, автор Мариам Ибрагимовна Ибрагимова. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Мал золотник…; Туман спустился c гор
Мал золотник…; Туман спустился c гор
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Мал золотник…; Туман спустился c гор

Селим сел напротив. Он не сводил глаз с сына. «Надо же, всё в нём моё. Такие же, как у меня, брови, глаза, нос, ямочка на подбородке… Да, никто не усомнится, что это мой сын… – И вдруг он с ужасом подумал: – А ведь Марина могла умереть, не сказав мне о сыне. Что было бы тогда с ребёнком? Рос бы в детдоме, среди чужих людей, не зная, что у него есть отец, есть дедушка, бабушка, дядя, тётя…»

От этой мысли Селиму стало не по себе.

Он вспомнил разбитый снарядами дом в каком-то белорусском городке. В подвале этого дома ютились осиротевшие дети. Худенькие, измождённые, одетые в тряпьё. Бойцы окружили их, развязали вещевые мешки, начали доставать консервы, хлеб, сахар. У старшины оказалась плитка шоколада, он разломил её на кусочки и стал угощать малышей. Одна из девочек вдруг скривилась и, выплюнув коричневую жижицу, прошептала: «Кака!» Остальные малыши тоже стали выплёвывать шоколад.

Бойцы удивлённо переглянулись. А пожилой сержант-украинец присел на корточки перед ребятишками и, вытирая носовым платком коричневые потёки на подбородках детей, сокрушённо вздохнул:

– Да хиба ж воны знають, що таке цей шоколад. Им як нам, абы хлиб був…

Селим тогда был потрясён этой сценой. Она долго стояла у него перед глазами. И вот сейчас всплыла в памяти снова…

Нет, с его сыном такого не могло случиться. Сейчас не война. В детском доме он был бы и сыт, и одет. У него всё было бы. Всё, кроме отца и родственников. И никто никогда не смог бы ему их заменить… Ну что ж, сын теперь под надёжной крышей. Он будет окружён и лаской, и теплом, и заботой… А вот как быть с ней, с его матерью?..

Селим представил молоденькую, молчаливую санитарку Марину, которая мотыльком порхала по госпиталю, не зная устали.

Он проникся к ней тогда просто уважением. Он не клялся в любви и ничего ей не обещал. Нет, он не сможет жениться на Марине, хотя их теперь и связывает сын. Не сможет, потому что любит другую…

Мысли Селима прервала мать. Тихо открыв дверь, она вошла в комнату, молча расстелила на ковре скатерть, поставила на неё поднос с голубцами и так же молча вышла.

Амирчик спрыгнул с колен деда, наклонился над подносом:

– Хочу кусать…

– Сейчас будем кушать, сынок, – улыбнулся Селим.

Вошёл Керим. Амирчик тут же подбежал к нему:

– Поели кусать.

– Пошли, джигит, пошли.

Усадив Амира-младшего к себе на колени, Керим стал кормить его голубцами. Ужинали молча. Притих даже внук. Набегался за день, устал. Умму внесла чайник. Селим отодвинул свой стакан в сторону.

– Мне не надо, я не буду пить. – Он встал, вышел в кухню.

Мать сидела, прижавшись спиной к стене, и о чём-то думала. Увидев сына, тепло посмотрела на него, улыбнулась, но ничего не сказала.

– Где она? – тихо спросил Селим.

– В комнате Умму.

– Что же делать будем?

– Не знаю, сынок, тебе видней.

– Ну и дела, – протянул Селим и, выйдя из кухни, направился в кунацкую.

Всё это время Марина не выходила из комнаты. Отказалась она и от ужина, когда Зухра позвала её к столу. Умму принесла ей хлеба и голубцов. Но Марина не прикоснулась к еде. Затаив дыхание она прислушивалась к каждому шагу в доме и думала только об одном: придёт Селим или не придёт?..

Вдруг раздался стук в дверь. Марина вся съежилась.

– Да, да. Я здесь. Входите, – дрожащим голосом произнесла она.

Вошёл Керим с сыном Амиром.

– Укладывай ребёнка, – сказал он и вышел.

Марина раздела сына, уложила его в кровать. Амирчик что-то щебетал, но она не слышала его. «Придёт или не придёт?.. Придёт или не придёт?..» – шептала Марина, и ей казалось, что голос её гремит на всю комнату, на весь дом.

Но Селим не слышал её. Войдя в кунацкую, он разделся, лёг в постель и предался своим думам. «Что же делать? Как выбраться из этих дебрей? Что сказать, посоветовать Марине? Как объяснить всё Фариде?..»

Ночь давно уже укрыла аул чёрным покрывалом, но в доме Амира-Ашрафа всё ещё горел свет.

«Надо было давно женить Селима на местной девушке, – вздыхала Зухра. – Тогда этой иноверки не было бы в доме. И старик не сходил бы с ума…»

«Неужели Селим такой неблагодарный? – думал Амир-Ашраф. – Даже не поздравил с приездом мать своего сына. А ведь когда-то шептал ей нежные слова, обнимал её, ласкал. А может, он и сейчас горит желанием пойти к ней, но стесняется нас, родителей?..»

Марина продолжала ждать Селима. Она чувствовала себя виноватой перед ним – приехала без его ведома, без его согласия – и хотела скорее всё ему объяснить.

В доме стояла тишина – ни скрипа дверей, ни шагов. «Нет, он уже не придёт. А завтра, наверное, с утра уедет в город. Что же делать?.. Пойти к нему самой?.. Да, другого выхода нет…»

Марина накинула белый платок на плечи, тихо открыла дверь.

Услышав, что кто-то вошёл в кунацкую, Селим приподнял голову, включил настольную лампу. Яркий свет, брызнувший из-под зелёного абажура, словно луч прожектора, выхватил из тьмы край стола, подушку, лицо Селима. Комнату залил бирюзовый свет. Никелированная кровать, на которой лежал Селим, ковёр, большой сундук, обитый железом, выглядели какими-то зелёными, неестественными.

Марина замерла у двери. Постояв несколько секунд, прошла в середину комнаты и снова остановилась. В белом платье, в белом платке она, словно привидение, то медленно приближалась к кровати Селима, то останавливалась в нерешительности. Наконец подошла к столу и, тяжело дыша, не сказав ни слова, опустила голову.

Селим тоже молчал. «Что ей надо? – раздражённо думал он. – Зачем пришла? Неужели полезет сейчас целоваться…» От этой мысли ему стало неприятно. Он сел на кровати, прикрыл ноги одеялом.

Марина подняла голову. Заметила, как дрогнули густые, почти сросшиеся на переносице брови Селима, потом сдвинулись так, что между ними пролегла глубокая бороздка. Марина уставилась в эту бороздку, не решаясь посмотреть Селиму в глаза. Она поняла, что он недоволен её вторжением среди ночи. Кровь отхлынула от её лица, закружилась голова. Марина пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за спинку стула.

«Уж не собирается ли она разыграть комедию?.. Ну и пусть разыгрывает. Всё равно этим ничего не добьётся». Селим взял со стола пачку папирос. Закурил.

– Прости меня, я ведь не по своей воле приехала, – нарушила наконец молчание Марина. – Ты получил моё письмо?

– Да, – сухо ответил Селим.

– Наверное, я поступила неправильно. Но в ту ночь меня охватил страх. Не за свою жизнь, не за себя я боялась. Я привыкла к смерти на войне. Я боялась за ребёнка. Мне хотелось жить ради этого крошечного, беспомощного существа, нуждающегося в моей материнской помощи и заботе. – Марина почувствовала слабость в ногах, присела на краешек стула. – Поверь, я не хотела ехать сюда. Но Керим так убеждал меня, так настаивал на этом, что я согласилась. И я не сожалею, что приехала, хотя мне здесь не легко. Не сожалею, потому что все в доме хорошо относятся к сыну Амиру. Все его любят, заботятся о нём. А я не пришлась по душе твоей маме и сестре. Ну что ж, я не в обиде на них. Они правы, я не пара тебе. Ты – образованный человек, инженер… А кто я? Простая сельская девушка, свинарка… Если тебе угодно, я завтра же покину ваш дом. Вот только с твоим отцом расстаться мне будет трудно. Какой добрый, отзывчивый человек! Он заменил мне родного отца. Я никогда его не забуду. – Марина помолчала. Вздохнула. – Ты прости меня за то, что я вторглась в вашу семью без твоего согласия. Если тебе неприятно моё присутствие в доме, я уеду и больше никогда тебя не потревожу.

Селиму было приятно слышать добрые слова о своём отце. А в искренности этих слов он не сомневался. Ему стало жаль Марину.

– Зачем же уезжать, – пожал плечами Селим, – оставайся и живи. Сама говоришь, что Амирчику здесь хорошо. Ни тебя, ни внука отец не даст никому в обиду. А на меня не надейся. У меня своя жизнь, свои планы. И совесть моя перед тобой чиста. Я ведь тебе никогда ничего не обещал. – Селим погасил окурок в пепельнице, поправил сползшее с ног одеяло. – От сына своего я не отказываюсь и буду помогать ему во всём, хотя в нашем доме ни ты, ни он ни в чём нуждаться не будете. Что касается твоей личной жизни, устраивай её как хочешь. Только, если будешь выходить замуж, сына оставь здесь. Он будет помехой для тебя. А у нас ему хорошо. Сама видишь, как все его любят, не чают в нём души. А меня прости, я не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Я люблю другую.

Селим умолк. Снова протянул руку к пачке с папиросами. Закурил. Глубоко затянулся табачным дымом.

– Прости и ты меня, так уж получилось, – тихо сказала Марина и, опустив голову, направилась к выходу.

Когда Марина вышла, Селим швырнул недокуренную папиросу в пепельницу, встал с кровати и нервно заходил по комнате. Он был зол. Но не на Марину, а на отца. «Да, отец совсем не считается со мной. Зачем он привёз её? Я же не бычок, которого он хочет запереть в хлеву с понравившейся ему тёлкой. Нет, такому не бывать! Я сам устрою свою личную жизнь! И никто меня за Марину не осудит. Ведь она сама хотела близости со мной. В чём тут моя вина? Вот только как всё объяснить Фариде?.. Ну почему я не рассказал ей обо всём сразу как только получил письмо? А теперь, когда Марина с ребёнком находятся в доме, сделать это будет намного труднее. Фарида такая, что может повернуться и уйти, даже не выслушав меня до конца. И дело ведь не только в Фариде. Ещё неизвестно, как отнесутся к этому её родители. Будь они простыми людьми, может, и не придали бы большого значения случившемуся. Поворчали бы, и всё, и смирились бы ради счастья дочери. Но мать Фариды – актриса, а отец – замминистра культуры. У них столько высокомерия, самолюбия. И, конечно же, они мечтают о более достойном муже для своей единственной дочери, чем я – сын бедного аульского муллы. Узнав, что у меня есть сын, они могут запретить Фариде встречаться со мной. И она не будет противиться. Хотя… Фарида – девушка современная. И может не посчитаться с волей родителей. Тем более я перед ней ни в чём не виноват. Всё ведь случилось до встречи с ней…»


Селим присел на стул, погасил в пепельнице дымившую папиросу и, уставившись на ковёр, стал вспоминать, как он познакомился с Фаридой.

Это случилось июньским вечером. Селим задержался в гостях у своего бывшего школьного товарища – хирурга Султана, с которым не виделся несколько лет. Домой возвращался поздно. Шёл не спеша. Да и куда ему было торопиться! Ведь дома его никто не ждал. Вдруг он услышал крик девушки:

– Хулиганы! Вы что делаете?! А ну, убирайтесь отсюда!

Селим посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос, и увидел во дворе двухэтажного дома трёх парней. Они топтались по клумбе и обрывали розы.

– Иди-ка сюда, красоточка, – сказал заплетающимся языком один из них. – Мы тебя… – И похабно выругался.

Селим, не раздумывая, бросился к парням. Они были пьяны, и он легко справился со всеми троими. После небольшой потасовки парни разбежались.

Селим подобрал брошенные ими розы, подошёл к девушке, всё ещё стоявшей у подъезда.

– Это вам за храбрость, – сказал он, протягивая ей цветы.

– Мне?.. За храбрость?.. – улыбнулась девушка. – В чём же моя храбрость?

– Ну, как же, не дрогнула перед хулиганами. Не убежала…

– О нет! Это вы проявили храбрость. Не испугались, хотя их было трое. Один против троих! Настоящий рыцарь! Я видела, как ловко вы с ними разделались. Так что эти розы по праву принадлежат вам. Возьмите их на память. – Она помолчала и, улыбнувшись, добавила: – От меня.

Они стали встречаться. Почти каждый вечер проводили вместе. Ходили в кино, на танцы… Фарида приглашала иногда Селима к себе домой, играла ему на рояле – она училась на последнем курсе в музыкальном училище.

Селим полюбил Фариду. Видел, что и она не безразлична к нему. И вот теперь… Как же всё объяснить ей? Нет, пока Марина не покинет их дом, он ничего не скажет Фариде. Но когда она уедет? Да и уедет ли? Ведь он сам сказал ей: «Зачем же уезжать. Оставайся…»

Единственный выход – не появляться сейчас в своём доме, быть всё время на глазах у Фариды. А месяца через два, выбрав удобный момент, всё ей рассказать. Фарида – неглупая девушка и сразу поймёт, что он чист перед ней. Доказательства? Пожалуйста. Ребёнок родился три года назад, когда они ещё не знали друг друга. Сейчас никаких связей с Мариной он не имеет. Уже столько времени она находится в их доме, а он ни разу не навестил её, был всё время с ней, с Фаридой… Да, так и следует поступить.

Селим перевёл взгляд с ковра на окно. Небо на востоке уже слегка порозовело. Селим оделся и, выключив настольную лампу, вышел из кунацкой.

– Ты что, сынок, не спишь? – спросила его Зухра, выглянув из кухни.

– А ты почему так рано встала?

– Не могу уснуть, мне кажется, что все в доме лишились сна и покоя с того самого дня, как приехала она. – Зухра кивнула на дверь комнаты, в которой находилась Марина с ребёнком.

– Ну, ты преувеличиваешь, мама. Разве она или маленький Амир мешают тебе?

– Не мешают, сынок. Не в этом дело… Но не нужны они здесь. Зачем старик пригласил их?..

– Как зачем? Сын-то ведь мой.

– Я против внука не возражаю. Он хороший мальчик и на тебя очень похож. А её зачем? Не подходит она тебе.

– А я и не собираюсь на ней жениться. У меня есть другая.

Зухра всплеснула руками:

– Другая!.. Неужели опять иноверка?..

– Нет. Но если бы даже и была иноверка, я всё равно женился бы на ней. Кто какому богу поклоняется, мне безразлично.

– Как это безразлично?

– А вот так. Знаешь, сколько я за годы войны съел сала, свиного бекона? О-го-го! Так что рай для меня всё равно закрыт.

Зухра всхлипнула, покачала осуждающе головой. Селим подошёл к матери, обнял за плечи.

– Ну что ты, успокойся. Я ведь просто пошутил. Собери мне лучше что-нибудь в дорогу.

– А ты разве уезжаешь?

– Да, прямо сейчас. Меня с работы отпустили лишь на один день.

– А как же отец?

– Что отец? Проведал его. Слава богу, жив, здоров.

– А с ней как же быть?

– Не знаю. Мы виделись, поговорили. Я дал ей понять, что она мне не нужна, сказал, что люблю другую.

– О, Аллах! Весь аул только и говорит о ней да о нас.

– Не обращай внимания, на то людям и даны языки.

– Но ведь стыдно…

– Почему стыдно? Разве мы что-нибудь украли? Совершили преступление?

– Всё равно нехорошо как-то получается. Ты был таким завидным женихом. А теперь…

– А что теперь? Холостой мужчина всегда завидный жених.

– Ты шутишь, сынок. А нам каково?

– Ничего, мама, всё обойдётся. Ты только не обижай Марину. Она неплохая женщина. Если бы я хоть немного любил её, обязательно женился на ней. А без любви… Зря отец старается.

– Да разве можно такую любить… И как это удалось ей соблазнить тебя на фронте, не понимаю.

Селим ничего не ответил. Взяв кружку и ведро с водой, он вышел во двор, разделся до пояса, умылся. Чтобы окончательно разогнать сон, оставшуюся воду вылил на голову. Вернувшись на кухню, положил в портфель свёрток с едой, обнял мать.

– Ну, я пошёл. Счастливо оставаться!

Зухра молча проводила его до ворот.

Амир-Ашраф заснул лишь на рассвете и чуть было не проспал утреннюю молитву. Его разбудила Зухра, внеся в комнату кувшин и таз с водой. Совершив омовение, Амир-Ашраф торопливо вышел из дому.

Вернулся он из мечети быстро – на годекан не заходил. Уединившись в своей комнате, стал обдумывать предстоящий разговор с Селимом.

– Подать чай? – спросила Зухра, приоткрыв дверь.

Амир-Ашраф всегда по утрам пил калмыцкий чай. Но на этот раз от чая отказался.

– Не надо. Селим встал?

– Встал. И давно уже уехал.

– Уехал?!

– Да. Ему надо быть на работе.

– Как же так?.. Не поговорив, не попрощавшись с отцом? – сердито произнёс Амир-Ашраф. – Ну, ничего, я сам поеду к нему!

Марина тоже поздно встала в это утро. Лицо её было бледным, глаза воспалены – она не спала почти всю ночь.

Зухра уже успела подоить корову и буйволицу – Марине оставалось лишь убрать в хлеве, покормить кур, подмести во дворе. Делала она всё это автоматически, надеясь за работой отвлечься от гнетущих мыслей. Любовь к Селиму, притуплённая временем, после ночного разговора с ним вспыхнула в её истерзанной горем душе с новой силой.

Вернувшись из кунацкой в свою комнату, Марина сжала голову руками и прижалась горячим лбом к холодному оконному стеклу. «Всё, он любит другую… Никаких надежд не осталось. Мрак в комнате, мрак за окном, мрак в душе… Зачем жить, если ничто не радует вокруг?.. Да, я стала рабыней своих чувств и ничего не могу поделать с собой. У меня уже нет сил бороться со своей любовью… А ребёнок?.. Как же я забыла о нём? Нет, надо жить! Жить ради сына!..»

Марина долго не выходила из своей комнаты – боялась встретиться во дворе или в доме с Селимом.

Настроение у всех в этот день было мрачное, подавленное. Каждый занимался своим делом молча.

Днем Марина немного успокоилась. Она всегда была грустной. А теперь к этой грусти прибавилась ещё и какая-то мягкая покорность. Весь день она занималась домашней работой. Стирала бельё, готовила обед. Вычистила валявшиеся в чулане медные котлы, и они засверкали в лучах солнца.

Вернувшись с базара, Зухра набросилась на мужа:

– Что ты наделал? До чего довёл нас?! Хоть на улицу не выходи!..

– Объясни толком, что случилось? – спокойно спросил ее Амир-Ашраф.

– О, Аллах! Как будто ты не знаешь, что случилось! Все смеются над нами: мулла привёл в дом свинарку, из её рук еду принимает, а потом за Коран берётся…

В комнату вбежал Амирчик; забравшись к деду на колени, он со страхом стал смотреть на бабушку.

– Перестань кричать, внука испугаешь! – сердито топнул ногой Амир-Ашраф.

Но Зухра не унималась:

– Ты только и думаешь о ней. А меня, детей своих совсем не замечаешь. Когда она уедет? У меня уже нет сил терпеть её в доме. Пусть поскорее убирается к своим свиньям!..

Амир-Ашраф встал, отвёл внука к Марине. Вернувшись в свою комнату, схватил стоявший у двери посох.

– Значит, хочешь, чтобы она поскорее убралась к своим свиньям?! Ах ты, карга старая!..

Марина слышала в своей комнате разговор Амира-Ашрафа с женой. И хотя не понимала, о чём они говорят, чувствовала, что скандал в доме возник снова из-за неё.

Амирчик просился в комнату к дедушке, но Марина не пустила его. Когда совсем стемнело, она покормила сына, уложила спать.


Не зажигая света, Марина сидела на кровати рядом с уснувшим сыном и, скрестив руки на груди, смотрела в окно. Покрытые снегом вершины гор с покатыми склонами казались ей волнами огромного каменного моря. Марина испуганно поёжилась от мысли, что вот сейчас этот тяжёлый, каменный вал накроет её с головой, спрячет навсегда в своей пучине.

Она встала, распахнула окно, подставила лицо прохладному горному ветерку. Постояв немного у окна, разделась, легла на кровать рядом с сыном. Закрыла глаза и представила луга, перелески, разбросанные по берегам красавицы Оки. Вспомнила свои детские и девичьи годы.

Рязань, Россия… Всё осталось там: и добрые соседи, и подруги, и могилы матери и бабушки… Зачем она приехала сюда? Зачем?.. Чтобы сын увидел отца? Увидел дедушку, бабушку, тётю, дядю?.. Увидел. И они полюбили его. Ну а что дальше? Как быть ей?.. Что приобрела здесь она? Селиму не нужна. Зухра и Умму сторонятся её. Правда, Амир-Ашраф заботится о ней как о дочери и не даёт в обиду. Но ведь этого мало. Нет, надо поскорее уезжать отсюда.

Права была соседка бабка Ульяна, сказавшая на прощанье: «Зря покидаешь, милая, родной уголок. Ведь дома и стены помогают». Как там живётся ей? Совсем одна. Ни сыновей, ни внуков. Всех забрала война… А как поживают подруги? Всё так же собираются по вечерам на берегу Оки? Веселятся, поют песни. Может, и замуж кто-нибудь за это время вышел… Почему же она до сих пор никому не написала письмо? А о чём писать? Что хорошего может она сказать землячкам о своей жизни?.. А правду писать стыдно…

Вспомнились прощальные слова председателя колхоза Степана Егоровича:

– Ты, Маринка, езжай за своим счастьем, коли надеешься его найти. А ежели что не так, возвращайся немедля, такие работницы, как ты, нам всегда нужны. Не забывай, где ты родилась, где сделала первый шаг по земле…

Да, надо возвращаться в свою деревню. Ничего, как-нибудь проживут с Амирчиком. Подруги помогут, в беде одну не оставят…

Придя окончательно к такому решению, Марина сомкнула веки. И наконец уснула.

Но спала она недолго. Едва забрезжил рассвет, встала. Оделась. Хотела было, как всегда, пойти подоить корову, буйволицу, убрать в хлеве и во дворе, но передумала. Стараясь не разбудить сына, сложила в чемодан свои и его вещи, села на кровать и стала прислушиваться к шагам в доме. «Это пошла по воду Умму… А это Зухра взяла ведро и отправилась доить корову… Снова шаги Умму… Принесла воды. Сейчас растопит печь и заварит зелёный калмыцкий чай…»

По утрам все в доме пили этот чай с овечьим сыром и сливочным маслом. Пила его и Марина. В первые дни она никак не могла привыкнуть к этому солёному, жирному чаю, разбавленному молоком буйволицы и приправленному мускатным орехом. Но постепенно привыкла, и теперь он казался ей очень вкусным, сытным и бодрящим. «Шаги Керима… Пошёл в комнату отца… Вот шаги Умму… Понесла им пиалы с чаем…»

Мужчины в доме ели отдельно, в комнате Амира-Ашрафа, а женщины – на кухне. Через некоторое время снова послышались шаги Керима. «Отправился на работу, – поняла Марина. – А это Амир-Ашраф, постукивая посохом, торопится в мечеть…»

– Пора, – прошептала Марина.

Она наклонилась над сыном, разбудила его. Сонный Амир, щурясь от ярких лучей солнца, протянул к ней ручонки. Марина не спеша одела его, потом начала убирать постель.

Амирчик выбежал в коридор, направился к комнате деда. Не найдя его там, пошёл на кухню. Умму усадила его за низенький столик, стала кормить.

Когда Марина, держа в руке чемодан, вошла на кухню, Зухра и Умму удивлённо уставились на неё.

– С добрым утром, – тихо сказала Марина и, не дожидаясь ответа, добавила: – Я уезжаю. Прощайте!

– Куда? – Умму отставила пиалу с чаем, из которой поила племянника.

– Домой, на родину, – грустно улыбнулась Марина.

– Домой?

– Да, в свою деревню.

– Зачем?

– Жить там буду, на работу вернусь…

– А сынок? – Умму нежно погладила племянника по головке.

– С собой заберу. Не оставлю же я его здесь. Сын – это моя единственная радость.

Зухра, не знавшая русского языка, не понимала, о чём говорит с дочерью Марина, но, видя в руке её чемодан, догадалась, что она покидает их дом.

Зухра растерялась, не знала, что ей делать, что сказать на прощание.

– Садись, поешь перед дорогой, – кивнула Умму на стол.

– Спасибо. Не хочу. Да и некогда. Надо торопиться, чтобы успеть на попутную машину. – Марина вздохнула. – Простите, если что не так… Я старалась, но… Передайте моё спасибо отцу за хлеб, соль, за заботу обо мне… Я напишу вам, как доберусь до дома.

И Зухре, и Умму стало вдруг жаль Марину. Но ещё больше им стало жаль маленького Амира, к которому они уже все привыкли, которого полюбили.

– Может, подождёшь папу? Попрощаешься с ним… – тихо произнесла Умму.

– Нет. Я боюсь прощаться с ним, боюсь, что не выдержу, заплачу и… Нет, так будет лучше. Он всё поймёт и не осудит меня. Я никогда не забуду его. Пусть в гости к нам приезжает. Ему понравится в нашей деревне. У нас люди хорошие, такие добрые, как ваш папа.

Марина поставила чемодан на табурет, протянула руки к сыну. Амирчик, бросив деревянную ложку на стол, подбежал к ней:

– Пойдём гулять? Да, мама? Гулять?..

Марина подхватила сына, прижала его к груди правой рукой, в левую взяла чемодан.

– Да, Амирчик, мы пойдём гулять. Покатаемся сначала на машине, потом на поезд сядем. Помаши бабушке и тёте ручкой. Скажи им «До свидания».

Амирчик обнял мать за шею и, повернув головку к Зухре и Умму, громко, на весь дом, крикнул:

– До свидания!

– Прощайте… мама, – прошептала Марина.

Слово «мама» она произнесла надрывно, с болью. С того дня, когда погибла её родная мать, она никого ещё так не называла.

Сердце Зухры дрогнуло. Протерев рукавом повлажневшие глаза, она подошла к Марине, поцеловала её в щёку, затем так же молча поцеловала внука и выбежала из кухни.

Умму проводила Марину до калитки.

– Пиши нам… Не забывай… – сказала она дрогнувшим голосом на прощание.


После утренней молитвы Амир-Ашраф направился к Али-Султану.

Старый партизан окапывал в саду яблони.

– О, брат мой! – воскликнул Али-Султан, увидев друга. – Рад встрече с тобой! С чем пожаловал? Почему такой печальный?

– Как же мне не печалиться, если жизнь переполнена неприятностями, – вздохнул Амир-Ашраф. – В доме стало как в аду. Вконец взбесилась моя старуха. Днём и ночью одно на уме: зачем приютил свинарку в доме. Говорит, что весь аул смеётся надо мною. Вот я и пришёл к тебе, Али-Султан, чтобы выяснить: откуда стало известно людям о том, что Марина работала свинаркой? Ведь об этом знали ты, я и Селим. Селим не мог никому сказать. Значит, распустил слух кто-то из нас двоих.