– А вот и я. – Домослав появился точно за спиной Тимофея, так что заметить, как тот появился, Тимофей опять не сумел. – Сейчас приладим. – Он держал под мышкой небольшие квадратные прозрачные кусочки.
– Такими маленькими окна не закрыть, – с видом знатока просчитал Тимофей.
– Ничего, сейчас впихнем.
Домовой явно знал, что делает. Два кусочка он прислонил к стене, а с одним подошёл к правому окну. Затем поднес стекло к отверстию в стене и… растянул, подладив его точно по размеру. Вставив стекло, он приложил к нему руку. Стекло расползлось еще немного и вросло в деревянную поверхность.
– И никаких рам не надо, – прокомментировал Драгомир.
Так же он поступил и с остальными окнами.
– Ничего себе! Какая красота! – Тимофей сорвался на очень громкий шёпот.
– Тише, тише. Учись держать себя в руках, – прошипел Драгомир.
– А вдруг стекла кто-нибудь увидит? – Тимофей весь похолодел от такой мысли.
Не дай Бог отец вернётся, хотя вроде бы ещё не время. Как потом оправдываться? Откуда взял сказочное стекло?
– А малыш прав, – поддержал Тимофея Драгомир. – Нам тоже лишние вопросы не нужны.
Домослав задумчиво почесал бороду, что-то соображая.
– Ладно, не парься. – Драгомир неожиданно легко вскочил на ноги. – Я все устрою. – Теперь уже он подошел к правому окну. Взмахнул перед ним обеими руками и медленно опустил их. То же самое он проделал перед вторым и третьим окном. – Тимофей, теперь тебе надо придумать, откуда у тебя взялись бычьи пузыри.
– Бычьи пузыри? – Тимофей ничего не понимал, какими стёкла были, такими и остались. – Но…
– Это только для нас стёкла – это стёкла, для всех людей они будут выглядеть как не самые хорошие, почти непрозрачные бычьи пузыри, – пояснил Домослав. – Учись нам доверять. Нельзя жить совсем без друзей.
– Я вам доверяю. Просто всё так необычно, что трудно во всё сразу поверить.
Тимофей не хотел обижать новых друзей, но в глубине души, у него никак не получалось им поверить. Жизнь его всегда учила, что глазам надо доверять. А тут оказывается, что можно смотреть на одно, а видеть совершенно другое.
От сонного кабанёнка донеслось негромкое причмокивание.
– Ах, про вторую проблему я чуть не забыл! Я не смогу раздобыть столько молока! – Тимофей в отчаяньи схватился за голову.
– Это посерьёзней стёкол, – вставил своё веское слово Драгомир. – Но, пожалуй, молоко и остальную животную еду – я берусь обеспечить.
– Я тоже могу помогать, мне только молока раздобыть негде, – вмешался Тимофей и тут же разочарованно добавил:– Нет у нас ни коровы, ни козы. А всё, что можно достать в лесу, я обязательно достану.
– Что это ты имеешь в виду: «посерьезнее окон»? – обиделся домовой. – Думаешь, достать «сказочный материал» легко? – передразнил речь Тимофея Домослав.
– Нет, конечно, хотя… – Хлевный утрированно задумчиво почесал в бороде. Домовой изобразил страшную морду, а Драгомир, как бы защищаясь, выставил руки ладонями вперед и тут же пошёл на попятную: – Ладно, ладно, шучу. Я сам всю эту ерунду никогда не доставал.
За всеми этими спорами никто и не заметил, как снаружи потемнело. Послышался ворчащий голос отца и воркующие интонации матери.
– Солнце не успеет зайти, а тебе уже принесут вечернюю порцию, – пропыхтел несколько злобно домовой и заходил из угла в угол.
– Что-то не так? – спросил Тимофей.
– Всё не так! Как можно так обращаться с ребенком! В частности, с тобой.
– Я уже не ребенок – через два года, если повезёт, смогу стать настоящим мужчиной.
– Тебе так хочется? – презрительно скривив губы, спросил Драгомир.
– А кому не хочется?
Драгомир грустно посмотрел на Домослава.
– И куда они все торопятся? Жизнь у них и так слишком короткая, чтобы ещё торопить её. – Драгомир говорил домовому, но сразу было ясно, к кому относились эти слова.
Тимофей ничего не успел ответить, так как на пороге появилась мама с едой.
– Ого! Я и не знала, что наш хлев может так прекрасно выглядеть. Если так пойдет и дальше, то нам всем лучше будет переселиться к тебе. – Она улыбнулась и посмотрела на окна.
У Тимофея всё похолодело в душе. Что она сейчас увидит, и как объясняться?
– Где ты сумел раздобыть бычьи пузыри? Что-то не припомню, чтобы кто-то недавно забивал быка или корову.
– Да так, повезло… – уклончиво ответил Тимофей (что здесь можно было придумать?).
– Надеюсь, ты их не украл? – Встревоженный взгляд матери Тимофея просто убивал.
– Конечно же, нет! Как ты можешь думать обо мне так плохо? – Тимофей чуть не расплакался: нет ничего обиднее, чем несправедливость, особенно для ребенка.
– Не обижайся, просто не такая уж это распространенная вещь в нашей деревне. – Мама поставила ужин на чистый пол. – Ладно, можешь не отвечать. Я уже слышала, где тебе разрешили набрать сена. Я верю, что ты не своруешь. Любому уличённому в воровстве грозит изгнание, ты наверняка об этом знаешь. – Она обняла сына. – Спокойной ночи. Посуду завтра отдашь.
– Спокойной ночи, – быстро ответил Тимофей закрывающейся двери.
– Ну ничего себе! – возмутился Драгомир. – Сначала говорит: «Я верю, что ты не вор» – и тут же напоминает, какое наказание ждёт вора! Как вам такое?!
– Грустно и очень некрасиво, – поддержал его Домослав.
– А почему она не заметила поросёнка? – неожиданно спросил Тимофей, отвлекая всех от мрачных мыслей.
– Моя работа. – Драгомир поднял обе руки вверх, как бы признавая совершённый проступок.
– Но почему?
– Ещё рано. Кабанёнку еще надо окрепнуть, прежде чем его можно будет вывести в люди. – Драгомир ласково поглаживал мирно дышащее тельце.
Все посмотрели на поросёнка. Может быть, пришло время, а может быть, устремлённые взгляды (дикие животные очень чувствительны к посторонним взглядам) заставили маленький пятачок пошевелиться, затем принюхаться. Нос почувствовал молоко. Глаза поросенка распахнулись, и он сразу же попытался подняться, протягивая губы трубочкой в сторону молока.
– Не так быстро, малыш, – прошептал Драгомир. – Сейчас хозяин сам попробует тебя накормить.
– Хозяин? – не понял Тимофей.
– Конечно. Ты его спас, ты его хозяин в какой-то мере. Главное не забывать, что хозяин хозяином, а друзья друзьями. Поддерживай дружественную обстановку, и все будет как надо.
– Как надо кому? – ухмыльнулся Домослав.
– Как надо судьбе.
Драгомир всё приготовил самостоятельно, но кормил поросёнка лично Тимофей.
Поросёнок так жадно тянулся к молоку, что чуть не вырвал тряпочку у Тимофея из рук. Белые капельки полетели на пол, но Тимофей тут же сориентировался, и остальное молоко пошло уже точно в цель.
Кабанёнок, которого по привычке называли поросёнком, был полосатым, как и все дикие свиньи, и формой тела напоминал обыкновенный жёлудь, только этот жёлудь держался на длинненьких тоненьких ножках, которые очень старались не подгибаться, но удерживали тяжеловатое тело с трудом.
– Он ещё слишком слаб. Как он вообще умудрился выжить? – удивлялся Драгомир.
– Может, Леший постарался? – предположил Домослав.
– Вполне возможно, – согласился Драгомир.
Спать ложились все вместе. Для троих горка соломы оказалась несколько маловатой, поэтому по центру, на самое мягкое и тёплое место, уложили кабанёнка. Тимофей же с Драгомиром легли по бокам, стараясь не прикасаться к малышу, но в то же время не давая ему куда-нибудь свалиться или сбежать.
Домослав, пожелав всем добрых снов, ушёл (на этот раз, как обычные люди, через дверь).
Драгомир, как только лег, сразу же сонно засопел, а вот Тимофею снова не спалось. Так интересно было наблюдать за плывущими облаками.
«Какое всё-таки полезное изобретение – стекло», – размышлял Тимофей. – «Вот бы всю крышу сделать из стекла! Можно было бы наблюдать за звёздным небом. Получалось бы, что спишь внутри, а кажется, что снаружи».
Его размышления прервались промелькнувшей тенью, которая прошла сквозь среднее окно. «Опять эта старушка». – Тимофей узнал её, но кто она такая, так и не понял. – «Может узнать у неё самой?» – Спросил он сам себя.
Тимофей приподнялся на локтях и уставился старушке в лицо:
– Кто вы?
– Ты меня видишь? – удивилась старушка. Её голос звучал как колыбельная, добрая, сказочная и очень сонная.
– Конечно, а разве…
Она не дала Тимофею закончить фразу, приложив палец к губам:
– Зря, когда не видишь, намного интереснее.
Тимофей и не заметил, как она оказалась прямо рядом с ним.
– Спи, мой глазастый друг, – проворковала старушка и ладонью закрыла Тимофею глаза.
И снова сон увёл сознание мальчика в свой мир.
7
Утром Тимофей о старушке уже не вспоминал. Её как будто стерли из его памяти. Он помнил лишь сон, в котором он со Святославом бродил по лесу, а рядом с ними бежал огромный кабан и весело хрюкал.
Хороший был сон, жаль, что всё когда-нибудь кончается. Вообще-то Тимофея разбудил влажный настойчивый пятачок, громко сопящий прямо в ухо. Сначала пятачок только сопел, а затем ещё начал тыкаться и фыркать.
Тимофей поднялся и посмотрел на поросёнка. Тот лежал с закрытыми глазами и носом искал материнский сосок. Вероятно, во сне он был со своей семьёй и лежал где-нибудь в яме или огромной норе.
– Да, не повезло тебе, – Тимофей погладил полосатую спинку. Поросенок тут же открыл глаза и некоторое время непонимающе смотрел на Тимофея. – Что-то ты долго соображаешь для дикого зверя.
Тимофей намекал на то, что в лесных условиях, если так долго приходить в себя после сна, легко можно стать чьей-нибудь добычей. Но кабанчик мальчика не боялся. Может быть, он слишком мало провел времени со своей матерью, а может быть, он не чувствовал опасности. А если нет опасности, то нет и беспокойства. «Чего же тебе дать?» – стал размышлять Тимофей. Мама завтрак ещё не давала и не звала. Судя по только-только поднимающемуся солнцу, до этого момента ещё было ждать и ждать. Драгомира нигде не было видно. Домослав в такую рань скорее всего еще сидел дома. Хотя… Два подгнивших бревна в полу исчезли, а на их месте красовался свежий тёс.
«Откуда он взялся? Неужели я все проспал?» – удивился Тимофей, но про голодного поросёнка не забыл, сказав в слух:
– Что же делать?
– Я всегда выполняю свои обещания, – Драгомир проскользнул в приоткрытую дверь. – Обещал, что достану кормёжку, значит достану.
– Драгомир! – обрадовался Тимофей. – А я уже и не знал, что предпринять.
Драгомир притащил с собой целый кувшин свежего парного молока, немного сыра и хлебную лепёшку.
– Где ты всё это достал? – Тимофей наблюдал за тем, как хлевный доставал из-за пазухи съедобное богатство и раскладывал еду на расстеленную тряпицу.
– Отовсюду понемногу, пробежался мимо коров и погребов, – беззаботно ответил Драгомир.
– Ты украл? – Тимофей сам не верил своим словам.
– Что значит «украл!». Пробегая мимо коров, я сцедил у каждой всего по нескольку струек. От коров не убудет, и хозяева ничего не заметят. Сыр и лепешка – это давно забытая в дальних закромах погреба снедь.
– А я уж испугался, – успокоился Тимофей.
– Нашел чего бояться! – фыркнул Драгомир. – Мы живём, чтобы помогать. Вот я не для себя же стараюсь, а для тех, кто живёт в хлеву, духом которого я и являюсь на данный момент. И если у меня будет выбор: спасать нашего поросёнка или соседскую корову, то я, конечно же, выберу нашего поросёнка, причем ни капельки не задумываясь, – так он пояснил свое поведение. – Но мы заболтались. Пора поросёнка кормить, если мы всё же хотим его вырастить, а не заморить голодом.
На этот раз Тимофей всё делал сам. Драгомир только советовал и намекал на ошибки, которых было немного. Поросёнок поел и снова улегся спать.
– Еще два дня он будет только есть и спать. Только после этого срока он полностью очухается, и мы сможем его прогулять во дворе.
– Ты заметил, когда Домослав заменил эти бревна? – Тимофей показал на обновку в полу.
– Заметил, когда проснулся. А проснулся я, когда почувствовал, что поросёнок скоро захочет есть. Так что, как он менялся пол, я не видел и не слышал. Домослав очень тихо работает – наверное, тише всех домовых в нашей округе. За это, да и за добрый характер его многие и ценят. Ты не представляешь, как нам повезло, что мы живем рядом с таким домовым.
Появление поросёнка и переселение Тимофея в хлев изменило Драгомира до неузнаваемости. Теперь он выглядел вполне опрятным и ухоженным, борода уже не торчала, как разлетевшийся сноп сена, а ложилась ровными рядами. Усы весело топорщились в разные стороны. Когда Драгомир говорил, они озорно шевелись в уголках рта и дрожали на кончиках. Драгомир снова начинал жить полной жизнью, а не доживал свой век вместе с разрушающимся бесполезным хлевом.
Два обещанных дня протекли быстро и незаметно. Тимофей большую часть этого времени никуда не ходил, болтая о том о сем с Драгомиром. К ним частенько заглядывал Домослав, иногда приносивший новые пучки соломы, сопровождая каждую брошенную кучку замечанием:
– Криворот подарил.
Или:
– Старый Хлыст передаёт.
Тимофею не было скучно, к тому же ему пришлось один раз сходить к болотам с огромным мешком, который ему выделил домовой. Тимофей очень торопился, забивая мешок мягким мхом, все время думая о поросёнке. Конечно, он понимал, что на Драгомира можно полностью положиться, но всё же фраза «с глаз долой из сердца вон» в этом случае никак не подходила.
Мох необходим был для заделывания щелей между бревнами, и Тимофей с удовольствием занялся этой работой. Небольшим тупым ножиком он запихивал темно-зелёный мох в щели, стараясь убрать любую прореху. Драгомир иногда подсказывал, но чаще просто смотрел на поросёнка или гладил ещё коротенькую взрослую шёрстку.
Глядя на хлевного украдкой, Тимофей часто замечал, что тот что-то беззвучно нашептывает. «Может быть, это заклинания?» – думал Тимофей, но вполне вероятно, что это были всего лишь слова. Спрашивать не хотелось – у каждого должны быть свои секреты.
Мама удивлялась поведению сына. Она уже привыкла, что дома Тимофей никогда не сидел, все время старался куда-нибудь сбежать: то в гости к Святославу, то в лес, то на болота. Но каждый раз, заходя в хлев, мама видела его работающим.
Она думала, что это смерть Святослава так повлияла на Тимофея, сделав его ещё более замкнутым и непонятным. Но работа должна была помочь сыну (так считала мать) отвлечься от грустных мыслей, а может быть, даже и образумиться, стать таким же, как все. Поросёнка ей так и не показали, так что ей оставалось только гадать, что это нашло на её сына.
Следующий день должен был стать знаковым. Поросёнок наконец-то полностью оправится и сможет выйти погулять.
Тимофей уже мечтал об этом дне, лёжа ночью на привычном месте справа от поросёнка, когда вновь появилась странная старушка.
– Кто ты? – Тимофей уже не стал ничего ждать, поднявшись и бросившись в наступление. – Почему я всё время забываю про тебя утром?
Старушка мягко положила ему руку на грудь. Тимофей и не заметил, как снова оказался лежащим на соломе.
– Я Дрёма. Ты можешь вспоминать меня только тогда, когда видишь, – прошептала старушка и улыбнулась. – А теперь спать.
– Подожди… – только и успел произнести Тимофей, когда ладонь старушки уже коснулась его головы.
Дальше мальчик видел только сны. Сегодня он видел огромного и страшного кабана, несущегося посреди леса, сносящего со своего пути кусты, ветки, пни, деревья. Тимофей еле поспевал за ним, летя над быстрым зверем. Наверное сегодня ночью Тимофей был птицей. Огромной, сильной, быстрой и красивой птицей.
Кабан всё бежал и бежал, не останавливаясь ни на мгновение. А Тимофей всё летел за ним следом. Неожиданно лес кончился, и кабан вылетел к подножию холма, уходящего куда-то далеко вверх. Очень быстро кабан вбежал на самую вершину и остановился. Перед ними расстилались огромные лесные массивы, бесконечное пространство, где нет ни следа человека.
Тимофей приземлился прямо кабану на холку. Тот даже не вздрогнул. Лишь медленно обернулся и обнажил огромные клыки в забавной ухмылке. Затем он посмотрел вдаль и прыгнул. Прыгнул спокойно, уверенно в самую пропасть, стремительно раскрывающуюся под ногами.
Тимофею стало очень страшно, но лишь на мгновение. Он крепко-крепко вцепился в кабанью холку своими огромными когтями, взмахнул мощными крыльями, и… они полетели. Всё вперёд и вперёд, и вверх… Вперёд и вверх… К самому солнцу.
8
Утро выдалось ясным и солнечным, как, собственно, и остальные утра всех ближайших недель. Дожди надолго покинули эту землю. Но всё же весна не должна была оставить землю на долгое время без своей живительной влаги. Надо было пользоваться ясными деньками, пока была возможность.
Поросёнок с раннего утра уже весело бегал по хлеву, громко стуча своими копытцами по деревянному полу. Выпитая кружка молока на этот раз не погрузила его в сон, а наоборот, казалось, придала ещё больше сил. Он очень забавно передвигал своими тонкими ножками и уже несколько раз атаковал Тимофеевы ноги, стараясь хорошенько поддеть их своим пятачком, но пока что у него получалось только тыкаться мальчику в голени.
– Мы уже можем выходить? – уже в пятый раз спрашивал Тимофей у Драгомира.
– Да погоди ты еще немного. Дай ему еду-то переварить, – Драгомир осаживал Тимофея, но видно было, что и ему самому не терпится прогулять своего (а точнее, общего) воспитанника.
Тимофей не знал, как Драгомир отсчитывал время, ведь хлевный ни разу не посмотрел в сторону солнца. Мальчик лишь понимал, что время завтрака прошло, а до полудня было еще далеко. Это, конечно, был слишком грубый подсчёт времени, но зачем знать точнее, когда солнце и так всё подскажет?
– Пора. – Драгомир хлопнул ладонями по коленям и встал. – Веди его, друг мой. Мы присмотрим за тобой, но ты всё же не рассчитывай на нашу помощь. Каждый должен уметь решать свои проблемы самостоятельно. – Так напутствовал Тимофея Драгомир, открывая еле-еле скрипнувшую дверь хлева. – Вперёд! – крикнул он весело, и легонько шлёпнул поросёнка по тощей ляжке.
Поросёнок взвизгнул и вылетел наружу. За ним бегом выскочил Тимофей, но сам чуть не наступил на него.
Поросёнок и к лесу ещё толком привыкнуть не успел, как оказался в хлеву, в котором провёл несколько дней в хлеву, отсыпаясь и отъедаясь всё это время. Поэтому, оказавшись снаружи, он просто остолбенел, не в силах охватить всеми своими органами чувств окружающий мир. Всё было новым, необычным и непривычным. Поросёнок долго принюхивался, подслеповато (всё же сказывалось долгое сидение взаперти) посматривая по сторонам.
– Можно, я покажу его маме? – спросил Тимофей у двух голов, торчащих из-за приоткрытой двери хлева.
– Показывай, показывай. Теперь уже можешь знакомить со своим поросёнком всех, к кому душа лежит, – махнул рукой Драгомир, а Домослав лишь слегка кивнул, соглашаясь.
Тимофей подбежал к поросёнку, присел рядом с ним, потрепал его за ухом, подбадривая, а затем побежал в сторону дома, через плечо поглядывая на поросёнка. Тот сразу же побежал за мальчиком, стараясь не отставать.
– Мама, мама! – кричал Тимофей. вбегая в дом. – Посмотри, кто со мной!
Поросёнок вбежал в дом вслед за Тимофеем.
– Ой! – От неожиданности мама чуть не перевернула ступку, в которой она размалывала зерно. – Где ты его раздобыл?
Жаль, что люди чаще всего задают вопросы или «сколько стоит?» или «где взял?» – такая мысль посетила Тимофея только потом, поздней ночной порой, когда весь день медленно прокручивается перед мысленным взором. Сейчас же он был слишком счастлив, чтобы о чем-либо думать. Хотелось прыгать, радоваться, знакомить своего собственного поросёнка со всем миром.
– В лесу. Он был весь израненный, и я не мог его оставить умирать.
– Ты уверен, что его родители не будут против? – тактично спросила мама.
– Насколько я знаю – нет.
Тимофей точно знал, что и кабан, и кабаниха были мертвы, но нельзя же рассказывать матери о том, что смерть кабана он видел лично, а про кабаниху рассказывали и Леший, и Волхв?
– Смотри поаккуратней. Если кабан, да и кабаниха тоже, случайно живы и учуют на тебе запах своего дитя, то берегись! Они тебя и в деревне достанут.
– Если бы они были живы, то, скорее всего, они меня бы уже нашли.
– Значит судьбе было угодно вас связать. Смотри, как он вьется вокруг твоих ног!
Поросёнок, некоторое время побегав по дому, тыкаясь во все углы, теперь выписывал восьмёрки у Тимофеевых ног.
– Я и сам этому удивляюсь, мы еще так мало знакомы. – Тимофей присел и попробовал погладить бегуна, но тот лишь хрюкнул и спрятался за левой ногой. – Интересно, он так играет или делает вид, что боится?
– Возможно и то, и другое. – Мама рассмеялась, глядя на неудачные попытки Тимофея прикоснуться к поросёнку.
Поросёнок носился туда-сюда стрелой, не даваясь руке.
– Прямо как щенок или котёнок! – удивилась мама, на это она получила в ответ очередной хрюк. – А как его зовут?
– Ещё пока никак, – спохватился Тимофей.
Никто, ни домовой, ни хлевный, ни сам Тимофей даже не подумали о том, чтобы дать поросёнку имя. Ничего себе упущеньице!
– «Никак» – не самое удачное имя, – пошутила мама. – Может – Полосатик?
– Да ты что, мам! Если он вырастет, то полоски у него исчезнут, и если он вырастет в большого кабана, то Полосатик уж точно ему не подойдёт. Ты представляешь картину: «Полосатик, полосатик, иди сюда!» «Хрюк-р-р!» – Тимофей попытался изобразить злобный «Хрюк», отчего они с мамой рассмеялись, а поросенок вопросительно уставился в лицо Тимофею.
– Что ты хочешь предложить?
– Горыня!
– Ты думаешь, что он сможет вырасти и стать подобным горе? – Мама не была уверена в этом имени.
– Имя играет большую роль. Пусть он хотя бы постарается вырасти. А там посмотрим.
– Имя хорошее, пусть попробует, – согласилась мама. Она дала поросенку хлеб, смоченный молоком, который тот проглотил одним махом. – Идите, погуляйте, я же вижу, что поросёнок уже начал скучать.
– Спасибо, мам. Ты права, нам пора, а то так и до вечера протянуть можно, – сказал Тимофей и полушутя обратился к поросенку: – Ладно, пойдем побегаем снаружи, пока весь дом не разнесли и не объели.
– Это правда, на дворе места значительно больше. Только… – Мамин голос на мгновение споткнулся. – Знаешь…
Тимофей сразу понял, о чем она хочет сказать, и опередил её, прервав мыслительные мучения:
– Не волнуйся, когда отец будет дома, мы с кабанёнком будем или в хлеву, или во дворе, подальше от дома.
– Ты не обижайся на него… – начала мама.
– А я и не обижаюсь. – Тимофей развел руками. – Это он на меня держит обиду, а не я на него.
– Я знаю… Я знаю… – прошептала мама уже в спину уходящему сыну.
Снаружи поросёнок повел себя более сдержанно. Быстро сбегав до хлева и обратно, он остановился у Тимофеевых ног, ожидающе заглядывая мальчику в глаза.
– Думаешь, лучше прогуляться по дороге? – неуверенно спросил Тимофей, поглядывая по сторонам. Поросёнок лишь весело хрюкнул. – А ты не убежишь?
Тимофей очень боялся потерять нового друга. Но ободряющий хрюк почти развеял его сомненья. Вопросительно посмотрев в сторону приоткрытой двери хлева, Тимофей заметил, как мохнатая ручка махнула ему, разрешая отправиться восвояси.
– Нас отпускают. Ладно, пойдём. – Он неторопливым шагом направился к окраине деревни.
В центр, к главной площади (как её гордо величали местные) Тимофею идти совершенно не хотелось – там могло быть много людей, в центре всегда кто-нибудь что-нибудь делал. Тем более на главную площадь выходили двери церкви, кузни и нескольких торговых лавок, которые занимались обычно приезжими торговцами.
Весной торговцы приезжали нечасто, опасаясь того, что после долгой зимы деревенские растратили все свои запасы и не имели ничего на продажу. Но с другой стороны, даже в долгие снежные месяцы люди находили себе работу.
Кроме того, чтобы готовить еду и кормить свои семейства и скот, многие делали различные поделки. Мужики (не обделенные талантом) выстругивали деревянные фигурки, а женщины плели и вышивали ткани со сложнейшими узорами. Племя Болотных Мхов славилось своими игрушками, а главное, вышитыми тканями.
Перед самой зимой многие торговцы специально привозили рукодельницам одноцветные ткани, платья, кокошники, рубахи, даже вязаные шапки, а весной забирали всё это обратно. То, что они привозили, и то, что увозили, отличалось друг от друга, как небо и земля. Оставалось только удивляться, как только рукодельницам удавалось так преображать невзрачные ткани и совершенно непримечательную одежду.
Конечно, торговцы платили мастерам, но сами потом зарабатывали на их работе намного больше. Никто толком и не знал, за какую цену уходит их работа в большом городе или в столице, да и не хотели узнавать. Главное, что небольшой, но стабильный заработок на зиму был обеспечен.