Колокольный мертвец
Мама Тимофея тоже когда-то занималась кружевной вышивкой, но года два назад отец ей запретил заниматься, как он выразился: «всякой ерундой». И сообщил: «Я и сам смогу тебя обеспечить, вместе с твоим недоноском». После этого мама долго плакала, но за вышивку больше не бралась, и знакомый торговец, чаще всего заказывавший ей работу, получив пару отказов, больше к ней не заходил.
Непонятно каким образом, но отец и правда умудрялся обеспечивать их всем необходимым. Даже в тяжелую зимнюю стужу, когда запасы у всех уже подходили к концу, Тимофей никогда не голодал.
У мамы иногда закрадывались подозрения, но вслух она их никогда не высказывала, оставляя мысли при себе, да и не верилось ей, что её когда-то так горячо любимый муж мог опуститься до богомерзких поступков.
А Тимофей ни о чем не задумывался, он редко бывал в гостях и о том, как живут другие люди, узнавал только из разговоров или судил по поверхностным взглядам. Неинтересны ему были все эти передряги. Хотя последние годы и он вносил немалый вклад в заготовку даров леса.
Грибы, ягоды, орехи, коренья, съедобные травы – всё это лес давал Тимофею в огромных количествах, так что осенней порой мальчику только и приходилось, что бегать в лес и обратно, таща большие корзины или мешки свежесобранных лесных даров.
Многие в его племени удивлялись такому везению, но, как это чаще всего и бывает, все сошлись на том, что «дуракам везёт», и больше не обращали на Тимофея внимания. Хотя… были некоторые подростки, старавшиеся проследить за Тимофеем в лесу, но куда там! Тимофею даже не приходилось убегать, он шёл себе спокойно, обходя знакомые ямы, канавы, пеньки, торчащие корни, в то время как преследователи постоянно куда-то проваливались, цеплялись, забирались в непроходимые заросли. Один раз даже пришлось искать двоих парней, заплутавших так, что затем в течение двух дней вся деревня бегала по всему лесу. Тимофею и здесь повезло. Он первым наткнулся на голодных, оборванных, еле держащихся на ногах ребят и вывел их к деревне. Тут бы ему и получить причитавшиейся почет и уважение, но нет!
Завистливых людей много. Некоторое время по деревне гуляли слухи, что Тимофей связался с нечистыми духами или продал душу дьяволу (смотря кто в каких богов верил), но старейшина, глава их племени, быстро пресёк все эти разговоры.
Он на самом деле был не зря выбран. Ума ему было не занимать, да и справедливость была для него не пустым словом. Не зря же и имя ему было выбрано родителями ещё в незапамятные времена – Световид. А теперь ещё люди добавили прозвище «Справедливый». Полностью отражая суть этого человека.
Световида Справедливого уважали все, а больше всех сам Тимофей, но проявить свое уважение он мог только поясными поклонами, да восторженным взглядом. А так часто ему хотелось поговорить со старейшиной, но не как с главой, а как с другом, с которым можно поделиться всеми мыслями и чувствами.
– Не отставай! – крикнул Тимофей поросёнку, когда тот запутался в зарослях чертополоха.
Крепкие колючие растения плотно вцепились в заднюю ногу Горыни. Пока Тимофей решал, помогать поросёнку или нет, Горыня выбрался самостоятельно, вырвав приличный кусок куста. Затем резво потряс ножкой, сбрасывая остатки колючек (не все колючки оказались столь покладистыми, некоторые, особо колючие, так и не захотели отцепляться), и деловито подбежал к Тимофею.
– Молодец. – Тимофей не мог не похвалить Горыню, он всегда ценил стремление к борьбе, а поросёнок показал, что сдаваться он не собирается ни при каких обстоятельствах.
Когда Горыня подбежал, Тимофей ловко отцепил оставшиеся колючки, и они побрели дальше. Пока они так брели, из соседских дворов стали высовываться любопытные собачьи морды. В большинстве своем жители держали здоровенных волкодавов, не считая мелких собак достойными помощниками (волкодавы и на охоте помогали, да и дом стерегли получше всяких оберегов).
Тимофей забеспокоился. Собаки уже давно привыкли к домашнему скоту, но как они могут воспринять дикого кабанчика? Запах леса, запах чужака всё еще накладывали незаметный для человека, но очень хорошо видимый для собак, отпечаток дикого зверя на Горыню.
Тимофей и Горыня сумели дойти до края деревни, когда угрожающий рык заставил их обернуться. Два огромных зверя медленно приближались к ним, опустив морды к самой земле.
– Назад, – тихо сказал Тимофей, но собаки не послушались. – Назад! – крикнул Тимофей, стараясь обратить внимание собак на себя и отвлечь их от кабанёнка, на которого они смотрели, не отрываясь. – НАЗАД!!!
У Тимофея не было никакого оружия. Убегать было уже поздно, но и отдавать своего питомца вот так глупо очень не хотелось.
Тимофей понимал, что сейчас придётся драться. Хотя что он мог поделать с двумя огромными животными, в пасти которых его голова могла бы просто потеряться?
«А может, всё-таки попробовать убежать?» – мелькнула в голове предательская мысль. Но куда бежать? До леса ещё далеко, да и в лесу спрятаться вряд ли удастся – звери натасканы на охоту в лесу, там они тоже как дома.
Горыня тоже уставился на преследователей. Его ещё мягкая пушистая шерстка встала дыбом. Кабанчик принял устойчивую позу и злобно хрюкнул (конечно, ему очень хотелось изобразить огромного и злого зверя, но, к сожалению, пока что своим видом внушить кому-либо ужас и страх у него не получалось – не те габариты).
– Спокойствие, Горыня. Мы сделаем всё, что в наших силах.
Большинство собак совершено спокойно оставались дома, лишь облаяв поросёнка, продолжая выполнять свой основной долг – охрану жилища. Лишь этим живоглотам не сиделось.
«И что вас сюда принесла нелегкая», – пробурчал Тимофей, лихорадочно прокручивая в голове различные варианты действий.
В последней надежде мальчик посмотрел по сторонам, стараясь отыскать кого-нибудь из взрослых, но все разошлись по делам, тем более что эта часть деревни была далеко от тропинок и дорог. Нечасто здесь можно было встретить живую душу, именно поэтому Тимофей и любил здесь ходить. Теперь же он жалел о своем поступке.
Раз надеяться не на что и не на кого, значит, что-то придется придумывать самому. Как ни странно, эта мысль успокоила Тимофея. Раз всё зависит только от тебя, то тебе и решать, что делать.
«Злой» и «Гривастый» – имена агрессивных псов, позабытые в паническом состоянии, теперь ясно вспыли перед глазами.
– Злой! Гривастый! Стоять! – Тимофей постарался вложить в эти слова всю свою внутреннюю силу.
Псы, услышав свои имена, остановились и перевели взгляд с поросёнка на Тимофея.
– Назад! – Тимофей хотел закрепить успех, но Злой лишь рыкнул, а Гривастый снова двинулся вперед.
– Бежать нельзя. Бежать нельзя, – шептал мальчик сам себе.
Все знают, что убегать от собаки – самое последнее дело. Не погнаться за бегущим – это перестать быть собакой. Но сейчас никак не получалось сообразить, что же можно было предпринять. Псы уже были в пяти-шести шагах. Горыня нервно перебирал ножками, стоя у Тимофея между ног, и молчал.
Псы подошли ещё на пару шагов и остановились. Началась излюбленная игра многих злыдней – гляделки. Мгновение, ещё одно, ещё… Гривастому надоело, и он стал заходить слева. Псы молчали. Ни рычания, ни лая. Только тяжелое дыхание и падающие слюни из жадно приоткрытых пастей. Злой так и остался стоять на месте, не нападая, предоставив напарнику возможность выбрать удобное место.
Тимофей старался следить за обоими, но трудно уследить, когда один находится справа, а другой слева. Тогда мальчик стал смотреть между ними, надеясь на периферическое зрение.
Гривастый не стал заходить сзади. В его большой голове мысли шли своим чередом. Может быть, он понимал, что крутиться вокруг жертвы – бесполезное занятие, а может быть, видел слишком слабую жертву, которую легко разорвать с одного наскока. Кто знает… Но теперь оба пса стояли с двух сторон, приготовившись к прыжку. Тимофей решил действовать.
Быстро наклонившись, он подхватил поросёнка и бросился вперёд, прямо между собаками. Те, сбившись с прыжка, неуклюже перескочили в сторону Тимофея, но не достали. Тимофей же только имитировал бегство, сделав всего пару шагов, затем резко развернулся и со всего размаха ударил Гривастого носком правой ноги в челюсть.
Пес был очень крупный и очень сильный, но неожиданный удар по приоткрытой челюсти не только привел его в замешательство, удар зубов по зубам (челюсть клацнула так громко и с таким хрустом, что сразу становилось ясно, что пес лишился нескольких зубов) причинил псу сильную боль, остановил на месте, чуть не уронив на спину.
Тимофей отскочил, прикрываясь Гривастым от Злого. Вполне возможно, что с одним псом мальчик всё же справился бы, но с двумя…
Злой одним прыжком перепрыгнул через собрата и всей тяжестью своего тела врезался в Тимофея. Его зубы щелкнули прямо перед лицом Тимофея, чудом не зацепив нос. Мальчика спасло то, что Злой так и не решил, на кого нападать – то ли на поросенка, то ли на человека. Из-за этого укус пришёлся между ними.
Тимофей отлетел и сразу же перекатился в сторону, поднимаясь на ноги. Бой только начинался.
Злой не собирался давать врагу передышки, и мгновенно развернувшись, снова бросился на Тимофея, а тут еще и Гривастый пришел в себя. Дело принимало слишком серьезный оборот.
Первым напал Злой, снова прыгнув на Тимофея. Мальчик попытался увернуться и отскочить в сторону, но бросок зверя был слишком стремительным. Тимофей лишь успел вытянуть правую руку с поросёнком подальше от зубастой пасти, а левой прикрыть лицо. Челюсть сомкнулась на левой руке. Послышался хруст. Тимофей не почувствовал боли, находясь в самом пылу борьбы, он просто перестал ощущать свою левую руку, как будто её и не было.
Пес, зажав его руку, по инерции толкнул Тимофея головой в грудь, сбивая мальчика с ног. Тимофей сумел отбросить от себя Горыню, но смягчить своё падение уже не успевал. Удар спиной о землю едва не выбил из груди весь воздух. Тимофей чуть не задохнулся от неожиданности.
– Вот она, смерть, – подумал Тимофей, когда Злой отпустил его искалеченную руку и переключился на лицо.
Краем глаза Тимофей заметил выбегающего Гривастого: – «Я даже тебя, Горыня, не спас», – эта мысль резанула как ножом. Но Злой уже поставил лапу Тимофею на грудь, так что мальчик даже не мог пошевелиться.
Собаки не издавали ни звука. Они были на охоте – они не угрожали, а убивали. Злой раскрыл окровавленную пасть (Тимофеева кровь так и стекала с песьих зубов, капая на землю и самого Тимофея) и нацелился на лицо.
«Конец», – коротко и ясно прозвучала последняя мысль. Время замедлило свой ход. Тимофей видел, как пасть приближалась к лицу. Из последних сил он ударил по пасти здоровой рукой, но удар почти без замаха не произвел на пса никакого эффекта. Тёплое дыхание, пахнущее свежей кровью, дохнуло Тимофею прямо в лицо.
9
Оглушительный рёв потряс округу. Злой остановился и резко вскинул голову глядя куда-то вперёд. Неожиданно для Тимофея Злой что-то попытался прорычать, но у него явно не получилось.
Тимофей извернулся и вынырнул из-под собачьих ног. Злой совершенно не обращал на него внимания. Тимофей обернулся, стараясь проследить за взглядом пса. Сначала его взгляд наткнулся на Гривастого, также глядящего вдаль, и поросёнка, застывшего в оборонительной позе – шерсть дыбом, мордочка сморщена в надежде приоткрыть еще не выросшие клыки. А затем…
Затем он увидел кабана-великана. Тот стоял на пригорке и злобно смотрел на псов налитыми кровью глазами. Псы жалобно попробовали заскулить, но тут же осеклись. Казалось, что тишина опустилась на землю. Куда только всё подевалось? Ни птиц, ни животных, ни людей. Звуки покинули этот мир.
Тишина стояла лишь несколько мгновений, но Тимофею показалось, что прошла целая вечность. Бешеный рёв повторился, и кабан сорвался с места.
Псы, конечно, сильно перетрусили, увидев несущуюся смерть, но они всё же были бойцами. Обречённо взвыв, они кинулись на кабана. Расстояние между животными стремительно сокращалось.
Даже издали было видно, что у кабана очень жаркое дыхание: каждый выдох сопровождался быстро растворяющимися в воздухе струйками пара. Кабан скорее напоминал злобного духа, чем обычное животное.
Все произошло очень быстро, Тимофей не успел подняться на ноги, как звери сшиблись. Кабан даже не притормозил, одним ударом разметав огромных собак. В разные стороны полетели клочья шерсти, мяса и капли крови. Гривастый жалобно взвизгнул, а Злой попытался извернуться и схватить кабана за ляжку, но промахнулся. Кабан сам уже развернулся, и новая атака утихомирила Гривастого уже навсегда.
Удар был страшной силы. Тимофей наблюдал за всеми этими ужасами, не в силах отвести взгляд. Гривастый летел шагов двадцать, оставляя в воздухе кровавый след, прежде чем хрястнулся о землю.
В это время Злой все же улучил момент и вцепился кабану под правую лопатку. Кабан быстрым движением повернул свою мощную башку вправо, поддел пса огромными клыками и подбросил его вверх. Тимофею показалось, что Злой все же сумел отхватить кусок кабаньего тела, но на кабана это никакого впечатления не произвело.
Злой ещё не успел приземлиться, а кабан уже ловил его. Прямым боковым ударом своего массивного лба кабан бросил Злого на землю, ломая тому ребра.
Дальше в поднявшейся пыли и летящих комьях земли вперемешку с кровью и шерстью Тимофей уже ничего не мог разглядеть. Видно был только, как неистовствует кабан, разнося покалеченного пса вместе с землёй, на которую упал невезучий пес.
Кабан рвал и метал довольно долго. Затем остановился, уставившись в глаза Тимофею. Вокруг кабана всё ещё продолжала падать вырванная трава и кусочки земли. Время никак не могло набрать свой привычный ход.
У Тимофея уже не было сил бояться, поэтому он просто смотрел кабану в глаза. Кабан первый отвёл глаза и посмотрел Тимофею под ноги.
Сначала Тимофей обрадовался, думая, что сила его взгляда подействовала на кабана, но толчок в ногу развеял его заблуждение. Кабан смотрел на Горыню, который прислонился к Тимофеевой левой ноге и теперь тёрся об неё, исподлобья поглядывая на огромного сородича. Кабан взвыл еще раз, развернулся и ушёл. Или…
Тимофей так и не понял, что произошло, кабан просто растворился в воздухе. Но на размышления у Тимофея не было никакой возможности. Время снова набрало привычный ход.
Вернулись все звуки, запахи, чувства. Только теперь пришла боль. Сломанная рука дала о себе знать так резко и так неожиданно, что у Тимофея просто не хватило сил сопротивляться. Свалившись на землю, крепко прижав к себе больную руку, он успел бросить замутненный взгляд на Горыню, и после этого сознание покинуло его.
10
В полудреме Тимофей видел, как Волхв простер над ним свои руки.
– Спи, мальчик мой, спи. Сейчас тебе некуда торопиться.
– Откуда взялся кабан? – еле-еле шевеля губами прошептал Тимофей.
– Ты разве не узнал его?
Глаза у Тимофея еще никак не могли адаптироваться и прийти в норму, всё выглядело расплывчатым и зыбким, поэтому Тимофей признал Волхва скорее интуитивно, чем логически.
– Кабан Святослава?
– Можно и так сказать, – усмехнулся Волхв.
– Но как? Я же видел, как Налёт растерзал его!
– Кабан, конечно же, мёртв. Но смерть – это всего лишь освобождение души. Даже у кабана есть своя душа.
Тимофей и раньше не сомневался в том, что у любого живого организма есть душа, но одно дело верить, а другое – точно знать. Волхв истолковал молчание Тимофея по-своему.
– У каждой души есть свои цели. Душа кабана решила присмотреть за своим сыном.
– А где его мать? – тут же спросил Тимофей, как только в речи Волхва появилась пауза.
– Мать кого? Кабана-духа или кабанёнка? – не сразу понял Волхв, слишком сильно погруженный в свой рассказ, из которого его так бесцеремонно вырвал вопрос Тимофея.
– Мать Горыни. – Тимофей подумал, что Волхву неоткуда было узнать об имени питомца, и решил добавить: – Кабанёнка.
– Она не вмешивается в земные дела. Она не так привязана к земле, как кабан.
– Бедняга, – прошептал Тимофей.
– Кто бедняга? – опять не понял Волхв.
– Кабан. Он теперь привязан к земле навсегда… – Тимофей, который ещё помнил тот ужас, который вызвал у него разъяренный кабан, неожиданно легко пожалел его.
Узнав столько нового о жизни и душе, Тимофей теперь по-новому смотрел на смерть.
– Можно было бы с тобой согласиться, но есть одно но – кабан привязан к земле через своего сына.
Тимофей с трудом разглядел, что Волхв улыбается и спросил:
– Пока жив его сын, душа кабана будет жить на этой земле?
– На земле душа не живёт – она существует, – пояснил Волхв.
– Как это? Она же везде летает, следит за живыми, даже вмешивается в обычную жизнь!
– Ты все правильно говоришь, но жизнь – это движение вперёд, развитие. Оставаясь на земле, душа не развивается, а топчется на месте. Тебе пока что это трудно понять. Возможно, поймешь со временем. – Волхв замолчал, изучающе глядя на Тимофея.
Эти слова, ставшие для Тимофея откровением, открыли ему глаза. Конечно, он знал почти все сказки и легенды, известные племени; безусловно, ему рассказывали, кого и что ждёт после смерти, но никто ему ещё не говорил об этом предмете с таким знанием дела. В словах Волхва чувствовалась сила и правда. Ему нельзя было не верить.
– А как же новый Бог? – Мысли Тимофея стали обретать привычную ясность.
– Ты говоришь про Единого Бога? – Волхв спросил скорее для порядка, так как не понять вопроса было невозможно. Особенно в свете недавних событий.
Племени Болотных Мхов, благодаря своей отдалённости, сильно повезло. Как сообщали путники, случайно забредавшие в деревню, да торговцы, повсюду, по всей стране громили идолов, не жалели ни священных деревьев, ни священные рощи. Всё подчинялось Единому Богу. Старые верования уходили, а новые, с топором, огнем и кровью завоевывали привычный мир.
Отдаленность деревни, до которой и лихие люди то редко добирались, спасала её от преследований. Однако один священник – отец Клемент, всё же, дошёл до этих мест и построил, не без помощи местных жителей, высокую деревянную церковь и даже сумел организовать доставку церковного колокола, с огромным трудом водруженного на колокольню.
Отец Клемент не был сторонником агрессивных мер. Он старался переманить людей в свою веру с помощью ласки, уважения, трудолюбия. Он никогда не чурался никакой работы: с радостью помогал селянам, сам работал в поле, ухаживал за скотом, он сам содержал две коровы и небольшой курятник.
Но работников в деревне хватало, а трудолюбие, хоть и ценилось, не могло считаться большим плюсом, учитывая, что лентяи в племени надолго не задерживались. Они или умирали от голода, не умея себя обеспечить, либо, что чаще, уходили в большие города, где у них появлялись бόльшие шансы к чему-нибудь или кому-нибудь пристроиться, вырвав себе на пропитание кусок хлеба.
Священник сумел завоевать себе почти безграничное уважение и доверие после того, как показал себя искусным целителем. Он спас от неминуемой смерти уже более десятка человек, а ведь это десяток (а то и боле) е, семей, а люди племени Болотных Мхов умели быть благодарными и никогда не забывали сделанного добра.
Никакой силой, никакой угрозой, никаким подхалимажем нельзя было приобрести такого уважения, какое приобрёл священник. Таким образом, отца Клемента стали считать своим. Люди теперь заходили к нему не только за помощью и за советом, но и попить свежей браги, поговорить о жизни. Отец Клемент умел хорошо слушать и замечательно говорить.
Уже все жители деревни стали прихожанами церкви. Люди ещё не забыли старых богов, но доверие отцу Клементу, порождало и веру в Единого Бога.
– На самом деле никакого противоречия нет, Единый Бог объединяет в себе всех богов, вот и всё. Это сильно упрощает веру. Не надо приносить подношения каждому богу, не надо делать идолов и совершать множество обрядов, – отвечал Волхв.
– У нас пока что Единый Бог стал лишь ещё одним богом, одним из многих. Старейшины ещё даже толком не решили, куда его поставить, – рассказал Тимофей.
– Поставить образ Единого Бога не трудно, достаточно поставить его выше всех. Остальные боги лишь частички Единого Бога, поэтому они теперь становятся не сами по себе, а, в какой-то степени зависимыми от Единого.
Все объяснения для Тимофея звучали весьма запутанно:
– Я плохо понимаю тебя.
– Не беда. Оно тебе и не нужно. У тебя сейчас и так будет много проблем. Я совсем заговорил тебя, а рановато – тебе ещё выздоравливать и выздоравливать… Главное, не переживай. Живи как жил, действуй по совести, и всё будет как надо. Может быть. мы еще встретимся.
– Надеюсь, – еле-еле прошептал Тимофей. Голос Волхва звучал усыпляюще, так что мальчик уже не мог сопротивляться надвигающемуся сну. Веки стали слишком тяжёлыми, чтобы держать глаза открытыми. Тёплый, спокойный, лечебный сон мягко забрал Тимофея в свои объятия.
11
Тимофей очнулся от резкого холода, сжимавшего его бедную голову. Холод был таким сильным и неприятным, что мальчик потянулся к голове здоровой рукой.
– Подожди, потерпи немного. Сейчас жар спадёт, тебе станет полегче.
«Отец Клемент?» – узнал Тимофей приятный голос. Тёплая рука поймала здоровую руку мальчика и положила её на кровать.
– По-моему, ты уже почти в порядке, можешь попробовать открыть глаза.
Тимофей не сразу решился открыть глаза – он всё ещё помнил, какими тяжелыми были веки совсем недавно. Но отец Клемент снова повторил свою просьбу, а затем что-то приложил к губам Тимофея.
Пахучая, теплая, горьковатая, немного вязкая жидкость медленно потекла мальчику в горло. Сначала она казалась сладкой и приятной, но как только Тимофей сделал один глоток, сладость переросла в горечь, а теплота в жгучесть.
Тимофей закашлялся. Чья-то рука поддержала его под спину, помогая приподняться и откашляться. Усилием воли, с трудом сдерживая рвотные порывы, Тимофей заставил свой организм проглотить всё без остатка. После такой экзекуции мальчик наконец-то решился открыть глаза.
Над ним склонилось внимательное лицо отца Клемента.
– Молодец. Ложись обратно. – Священник мягко, но настойчиво уложил Тимофея обратно в постель. – Я уж и не знал, что делать, ты выглядел так, будто тебя уже нет.
– Как это нет? – удивился Тимофей, тревожно обводя помещение рассеянным взглядом.
– Ну, вроде как ты здесь, а с другой стороны, тебя здесь нет. – Священник задумался. – Трудно объяснить. Да ты не бери в голову. Тебе выздоравливать надо, а не глупостями голову забивать.
Тимофей, который чувствовал себя неважно, но ещё не понимал из-за чего именно, продолжал осматриваться. Просторная комната, длинный широкий стол посередине, окруженный скамейками, кровать в дальнем углу, на которой он и лежал, печка неподалеку – всё, как и полагалось. Ничего особенного или необычного.
– Это ваш дом?
– Да. Тебя принесли вчера вечером. Сильно тебя потрепали.
– Собаки. Это собаки. – Воспоминания сразу привели Тимофея в чувство. – Где Горыня?
– Горыня? – переспросил отец Клемент.
– Поросёнок, – уточнил Тимофей.
– А, ты о нём… – Священник встал, подошел к двери и открыл её. – С ним всё в порядке.
С весёлым хрюкающим повизгиванием поросёнок ворвался внутрь, пролетел мимо священника, подбежал к кровати и попробовал на нее залезть, но кровать для него была высоковата. Он прыгал на задних ногах, опираясь передними о свешивающееся одеяло, но даже так он никак не мог дотянуться до Тимофея.
– Ух, как он к тебе рвётся! – удивился священник. – А ведь он никого не хотел к тебе подпускать, охраняя и бросаясь на любого подходящего, лишь после довольно долгой борьбы я сумел его скрутить и отнести к себе в дом. Тебя тоже отнесли ко мне, мужики постарались.
– А почему не домой? – Тимофей повернулся набок и свесил руку, стараясь дотянуться до поросёнка.
– Твоего отца не сразу нашли, а когда разыскали, ты уже лежал здесь. Мне показалось, что переносить тебя еще раз было бы опасно.
– Спасибо.
– Не стоит меня благодарить, сын мой. – Казалось, что только сейчас священник вспомнил о своей должности. – Делать добро надо ради самого добра, а не ради благодарности. Делай добро, и оно к тебе вернётся.
Тимофей наконец-то дотянулся до прыгающего поросенка, погладив того по пятачку.
– На вас посмотреть, так сердце разрывается, – не удержался отец Клемент и поднял поросёнка, поставив рядом с Тимофеем прямо на кровать.
Поросёнок сразу же начал ласкаться и тыкаться пятачком Тимофею прямо в лицо.
– Ну ладно тебе, ладно, – Тимофей попробовал защититься от такого напора, немного отодвинув поросёнка привычным движением рук, но левая рука почти не повиновалась.
Только сейчас Тимофей заметил, что рука тщательно перевязана.
– Я вообще-то не очень люблю животных в доме, особенно совершенно недомашних, но твой кабанчик меня заинтересовал. Я в свое время, когда был помоложе, много попутешествовал, многое повидал, но дикого поросёнка, так прилепившегося к деревенскому ребенку, встречаю впервые. К тому же он очень умный. – Священник говорил, что-то вспоминая, поэтому не сразу заметил, с каким ужасом Тимофей смотрит на свою руку. – Спокойно, мальчик мой, с твоей рукой всё нормально, могло быть намного хуже. Псина чуть не откусила её полностью. Когда я тебя увидел, то подумал, что конец руке, да если честно, и тебе тоже – слишком много потеряно крови, да и выглядел ты ужасно. Но ничего – как видишь, обошлось.