Странная экспедиция
Андрей Римайский
Свитки семи королевств #2
Это продолжение истории брата и сестры, которые с помощью магического артефакта попадают в непонятный другой мир. В этот раз они пройдут путь от детского приюта до королевского дворца. Мартин по совету сестры запишется в морскую экспедицию по спасению пропавших воинов, отправленных ранее в дальние земли. Но что за неожиданные преграды встанут у них на пути? Что за выяснения отношений между бароном и герцогом в королевстве? Взбороздят ли корабли морские просторы или так и будут стоять лагерем в порту? И что их ждет в дальних водах, какие странности? Готовы ли они к неожиданным опасностям в пути, когда окажется, что помощи больше ждать неоткуда?
Андрей Римайский
Странная экспедиция
Глава 1. От общего дома
Строгая мисс Ляпунсис совершенно точно и красноречиво выражала собой определенную породу старых дев: донельзя начитанных, грамотных и до невозможности превосходивших вас во всем. Так что лучшим способом избежать всевозможных конфликтов с ней было молчаливое и покорное согласие с любой «высокоинтеллектуальной чушью», которую выдавал ее вещательный орган, в простонародье именуемый ртом.
– Вы, всеми весьма уважаемая юная леди, – произнесла наша мисс (что в переводе на наш язык означало: «Вы всеми богом забытая юная особа»), посмотрев на хрупкую девочку лет десяти, – проследуете в зал для наведения чистоты и порядка!
Что означало: «Марш на кухню драить кастрюли и полы, дрянная девчонка!» Приказ, ставший уже типичным наказанием для девочки, был выполнен в сопровождении одного из двух «лбов», которые стояли рядом с воспитательницей.
– А вы отправитесь на общественно-полезные работы, – обратилась к юноше лет четырнадцати старая мисс (впрочем, годы проделали с ней работу сродни той, что делали египетские жрецы с фараонами: забальзамировали лицо и руки, так что выражение ее глаз, скул, уголков рта являло собой чистое воплощение строгости, а пальцы, редко когда взлетавшие выше поясницы, сохраняли знак указующего перста).
Второй «лоб» взял под руки слегка упиравшегося юношу, но пара подзатыльников быстро взяла свое, и они отправились в узенькое помещение с одним боковым окошком. Здесь на всем его протяжении стояли длинные столы с гладкими столешницами и много пустых ведер. И еще больше полных: с картофелем, луком, морковью, баклажанами и прочими овощами. Тут же стояли кадки с водой и тазиками, в которых предстояло мыть продукты. И все новые, и новые ведра подносили с погреба парочка провинившихся. Сам погреб находился неподалеку – дверь в него вела в одном углу помещения с крутым наклоном вниз.
«Лоб» впихнул юношу со словами:
– Ну что, приступай к работе! К завтраку надо все вымыть и начистить! Повара подойдут часикам к шести утра. А в восемь спущусь и я. Буду завтракать и воздавать тебе все почести.
Смеясь, он развернулся и вышел. Мартин, а это был именно он, засучил рукава и пошел искать свой излюбленный нож с короткой ручкой и коротким лезвием. Он не любил ножи с длинными лезвиями – ими было неудобно нарезать картофель. А коротким – самое то: раз, два, аккуратненько по кругу срезая кожуру, выходило куда быстрее. Экономия времени и сил. А сделав дело раньше, можно было и выспаться до подъема в семь утра на общую зарядку.
«Да и сестре помогу, – подумал Мартин, приступая к делу, хотя тут же улыбнулся сам себе. – Когда это ей была нужна помощь в мытье вечерней посуды? Да она управится раньше меня и, небось, опять будет мечтательно пялиться в окно, разглядывая далекие созвездия! Говорит, чудная, если тихонько замереть и слушать, можно услышать, как они переговариваются и поют на разный лад звездные песни! Где это видано такое? Вот чего выдумала-то!»
Так, разговаривая сам с собой, обдумывая перипетии дня, он коротал время за нарезкой овощей. Дело было не впервой. Который уж раз он получал подобный выговор и оказывался здесь? Да и не сосчитать! Но назавтра он опять что-то придумает и учудит, не будь он Мартином Кемпийским, сыном своих безвременно почивших родителей.
Ему было шесть лет, сестре и вовсе два годика, когда в один из вьюжных ноябрьских вечеров родители не вернулись домой. Они были в числе каравана, который отвез бочки лучшего вина в королевство Лилий и возвращался обратно через горы. Другой дороги в их край, настолько широкой и известной, как та, не было. В ту позднюю осень шапки гор уже покрылись снежными пуховиками, поднялся ветер, дождь, ненастье смыло часть утоптанной, выложенной гравием дороги. Караван свернул на боковую объездную тропку и как раз в тот миг, когда они проезжали где-то посередине, прогремел гром. Случился обвал, который так часто бывает в горах. На этот раз град камней и валунов роковым образом настиг пустые повозки и довольных от хороших продаж людей. На вырученные средства родители собирались безбедно жить всю зиму до самой весны, когда поля проснутся от холодов и примут семена для новых урожаев. Кто же мог предвидеть такое несчастье?
Тетка, что была с ними заместо родителей, только всплеснула руками: «Мол, а что я могу сделать? У меня у самой пятеро некормленых ртов!» Так уже с самого раннего детства они оказались в «общем доме». Мартин-то хоть в общих чертах помнил и папу, и маму, а вот сестре повезло куда меньше. Или наоборот? Бывали дни раньше, когда он так сильно тосковал по маме, что неокрепшими зубами вгрызался в кроватные поручни. На нескольких деревянных перекладинах до сих пор можно найти его отметины. Теперь-то он с гордостью хвастается этим перед новоприбывшим молодняком, а вот тогда ему было совсем не до смеха и похвальбы. Конечно, со временем боль утихает, но чувство потери все равно останется, похоже, на всю жизнь. И где искать недополученной ласки и любви? Ну, не у мисс Ляпунсис – это уж точно, как зуб дать!
Так их жизнь и протекала без большой любви извне. Прошло много лет, они добрались до подросткового возраста. Что оставалось делать, кроме как изо всех сил держаться друг за дружку? Небольшая разница в возрасте помогала играть в одни и те же игры, бегать в одни и те же уголки дома, затевать общие секреты, узнавать то, что в одиночку не узнать. Трюк у них выработался проверенный и надежный. Выработал его, разумеется, Мартин. Его всегда притягивало все запретное и потайное. А уж что может быть запретней, чем кабинет заведующей приютом? Трюк состоял в том, что как только прознавали, что у мисс Ляпунсис побывали какие-то гости, они бежали туда с придыханием. И если в длинном коридоре никого не наблюдалось, то подходили к обитой бархатом двери кабинета и приступали: сестра пряталась за небольшой выступ, угол около дверных петель, а брат громко топал рядом и, точно поскользнувшись, падал с грохотом, цепляя одну из многочисленных цветочных ваз, что стояли вдоль всего коридора на небольшом порожке у стены. Ваза с цветком, естественно, разлеталась, звеня глиняными осколками, и на этот набатный призыв из кабинета выскакивала мисс Ляпунсис с одной из своих многочисленных тирад. Это было еще ничего. Можно вытерпеть. Хуже приходилось, если она выскакивала с длинной деревянной линейкой – тут уж прячь пальцы в рукава рубашки и закрывай ими уши и прочие выступающие части тела! Прилететь могло куда угодно и немилосердно! Впрочем, с каждым годом и набором опыта Мартин приловчился все более и более успешно уклоняться и парировать удары линейки да хоть бы пуговицами на рукаве рубашки у нижнего выреза. А уж выворачиваться как научился всем телом! Ну вылитый уж! Вот если вас так лупят, то тут остается либо смириться и получать полную щепотку соли, либо выучиться уменьшить ее настолько, чтобы блюдо пусть и было соленым, но от него не сводило бы скулы.
Ну а что же делала Танина во время знатной взбучки Мартина? Вы, конечно же, догадались! Она юрком проскальзывала в распахнувшуюся щель двери и бросала взгляд на обстановку кабинета. Хватало нескольких секунд, чтобы расположение всего находившегося там, геометрически по позициям и арифметически по количеству врезалось ей в память крепко-накрепко и оседало там будто бы в виде какой-то очень сложно устроенной таблицы или матрицы. Она не могла объяснить, откуда у нее эта способность. Да, наверное, и не задавалась этим вопросом. Когда мы обладаем каким-то талантом, то поначалу считаем, что точно так же умеют делать и все остальные. Только позже выясняется, что один умеет лучше одно, а другой другое, кто-то приспособлен воевать, а кто-то – песни петь. И каждый полезен на своем месте.
Вот в одну из таких вылазок в начале марта, когда снег сошел и расквасился до жидких мутноватых лужиц, воздух стоял зябкий, влажный, погода ветреная, премерзкая, так что и нос наружу показывать не хотелось, Танина нашла на дубовом столе в кабинете среди прочих бумаг, документов, свертков и письменных принадлежностей кипу вытянутых картонных полос, разрисованных несколькими яркими мазками и штампами. Недолго думая, она и вытянула из середины этой кипы две штуки. Но не время рассматривать! Ясно было, что этой кипы в прошлый раз не было, а значит, скорее всего, она появилась после визита того расфуфыренного господина в шляпе с пером, в огромном, как крыло птицы, лиловом плаще, в превосходных кожаных сапогах, доходивших до колен, который шел в сопровождении двух внушительных персон, закованных по большей части в сверкающие листы стали. На левом боку у тех висело по мечу внушительной длины.
Мартина отправили в гончарную мастерскую при доме – в наказание за достаточное количество разбитых ваз! Там он провел несколько дней безвылазно. Ему приносили еду и горшок для отправления естественных нужд. Вышло своего рода заточение. И хотя ему на тот момент исполнилось четырнадцать лет, большую часть из них он провел в этом огромном «общем доме» и не имел понятия о внешнем мире. Да и зачем? Здесь было, казалось, все, что нужно для жизни. Многие, достигавшие возраста взросления, оставались здесь навсегда, предпочитая занять место учителей, которые старели и уходили на заслуженный отдых, или воспитателей новой партии подрастающего поколения, представителей приюта, которые встречали подъезжавшие коляски с важными гостями всех возможных рангов и социальных слоев: от граждан города с любыми доходами (даже самыми крохотными, так что жизнь у них приемышам была не сахар, но коль есть любовь – то все ладилось! а коль нет?), которые хотели стать родителями и с этой целью приезжали выбирать себе чадо, до власть имущих чиновников и министров государства, прибывавших по каким-то своим, им и директрисе ведомым делам, и даже до гостей из соседних государств.
Надо сказать пару слов о том, где же располагался этот приют, обрисовать, так сказать, общую картину, чтобы читателю лучше прояснилась география действия.
Городок Валь-Метас был самым крупным из городов небольшого королевства Флер-де-Лис, расположенного между Дебристым Лесом на севере, западе, востоке и Скалистыми Горами на юге. Хотя южные горы были еще совсем юными холмами, а не горами. Проехать их можно было едва ли не во всех местах. Но они вели непосредственно в обширную область графства Гор, где правил Готфрид Несокрушимый, – государство по размерам превосходившее это королевство раз в пять, но уступавшее раз в сто величественному Королевству Лилий, где правил Фридрих Августин. Помните, мы там мельком уже побывали? И еще вернемся. У меня есть карта, но нужен искусный картограф, чтобы обрисовать все в подробных деталях.
Так вот, Валь-Метас, где численность населения оценивалась в порядке трех тысяч человек, представлял собой типичный гражданский торговый городок, оказавшийся на самом настоящем перекрестке дорог. Так ли было задумано его основателями, или сложилось исторически – достоверно не известно. Но на текущий 1212 год (по так называемому династийному календарю) городок пользовался заслуженной славой достойного перевалочного пункта; с юга через графство Гор шли товары из Королевства Лилий, поступали на склады городка, тут распределялись королевскими чиновниками и расходились дальше: на запад и восток в другие более мелкие города и деревни королевства, которые точно на одной орбите окаймляли центр – столицу, – к ней вела дорога на север, вымощенная лучшей брусчаткой, обсаженная по краям яблоньками и абрикосами. Поистине путешествие уже по одной только этой дороге могло доставить ни с чем не сравнимое наслаждение. В следующем томе события истории неизбежно приведут нас к тому, что мы с вами по ней пройдемся!
Пока же осмотрим Валь-Метас с высоты птичьего полета, что, разумеется, недоступно было ни Мартину, ни его сестре. Общий дом располагался на отшибе города в северо-восточной части, вдали от центральных улиц, где цокали конские копыта колясок с путешественниками и громыхали повозки с товарами. Укромное местечко было выбрано намеренно, чтобы ничто не мешало детям расти спокойно. Да, в марте месяце пейзаж оставлял желать лучшего, но, поверьте, когда весна полновластно вступит в права, то все ивы на берегах небольших детских озер, каштаны вдоль тротуаров и площадок, вязы, охранявшие горки, и миниатюрные домашние театры, все богатое убранство цветов, – все это оживет и заиграет совершенно другими красками! Сердце захочет петь, какими бы строгими не были правила и воспитатели! Может, именно так все уравнивается в природе: счастье и несчастье пополам?
И только одной стороной – как раз там, где были окна большого зала, приют выходил на город с его высокими башенками с флюгерами и черепичными крышами вытянутых трехэтажных домиков. Они, как спины неуклюжих черепах, ползли во все стороны, оставляя редкое узкое местечко для самих жильцов, так что те гуськом сновали в часы пик.
Улочки хитро петляли, лавировали, но все выходили на центральную площадь, где располагался городской совет с военными постами, а дальше шел самый крупный рынок королевства – он так и назывался «валь-метасовским». Чего здесь только не было: и всевозможные снеди, и дары далекого моря, и лучшие горные находки, сверкавшие за десятки метров, и гончарные, и кожевенные, и ткацкие, и полотняные изделия, и тарелочки, мисочки, горшки, рубахи, пояса, шапки, пелерины, хитоны, и крестьянские инструменты, а уж цветов и всевозможных саженцев, семян – немерено! Что и неудивительно, впрочем: королевство Флер-де-Лис считалось как раз-таки самым цветочным! И считали несправедливым, что огромное Королевство Лилий, которое начиналось от Скалистых Гор и шло до самого моря, так назвали! Оно было каким-угодно – да даже имперским, передовым, политическим, рыцарским, но при чем же тут лилии? То, что они изображены там повсюду на гербах, щитах и знаменах – разве это делает королевство Королевством Лилий? А вот Флер-де-Лис было именно таким, которое заслуживает этого прозвания: лилии здесь были повсюду, где только можно! Каждый домохозяин в городских застройках считал первым делом при въезде в новое жилище выставить на подоконник пусть небольшой, но горшочек с лилией. А уж крестьяне в худеньких домишках, что располагались чуть дальше основной городской застройки, так и вовсе не стесняли себя и высаживали целые делянки под эти дивные цветы. И каждый подбирал цвет и форму их не просто так, а с потайным смыслом. Ведь каждый цвет, каждый изгиб, каждый перелив говорит лучше всяких слов за человека о его характере, настроении, образе мыслей! Каких только видов не было: и обыкновенные белые лилии, певшие о своей чистоте и незапятнанности, и розовые, и желтые, и алые, и цвета мака, и вишневые, и двухцветные. Ох, красотища, да и только! Распахнутые их лепестки так и манили к себе, так и завлекали. Многие сорта были морозостойкие, так что радовали глаз и в этот мартовский месяц. Смотря на них, так и хотелось влюбиться! И неспроста в этом королевстве их было так много. Но об этом позже.
Теперь же городок встречал весну, отходя от долгой зимы, и еще не привел свой внешний вид к полному великолепию. Штукатурка у домов кое-где обсыпалась от морозов, оградки покосились, а местные пернатые только-только возвращались из теплых краев. Пару дней до этого шли дожди, так что неудивительно, что улочки, дворы, подъезды к ним, – все покрылось бульоном из раскисшего снега, дорожной грязи и прошлогоднего мусора.
И вот в такую пору наши герои совершили дело, которое изменило всю их дальнейшую жизнь. Конечно, ничего бы не случилось, если бы Мартин, гуляя по чердачным просторам общего дома, не наткнулся на уголок, откуда через небольшую дырочку в полу просматривался черный вход с коридором. Там он просиживал в засаде все свободное время от завтрака до обеда. На занятиях учителя замучились его окликать и посылали мало что соображающих «лбов» его искать! Кого или что они могли найти? Внутренне весь сжимаясь и хохоча, он смотрел, как те шлялись вдоль и поперек по коридорам и залам, заглядывали в кабинеты, под парты, в детскую, в спальни, в столовую… Они искали там, где сами бы прятались!
– Ребята, вы безнадежны, – шептал Мартин. – Никакой фантазии!
И он бросил следить за их безуспешными поисками и прильнул к потайному глазку. Так он терпеливо ждал. И ожидание его было вознаграждено! Да еще как! В сопровождении нескольких воспитателей к двери вышла сама мисс Ляпунсис. Дверь открыл местный служка. И в коридор прошли те самые важные господа, о которых упоминалось.
«Да! Дело здесь явно серьезное, раз сама директриса вышла их встречать и проводила в свой кабинет, о чем-то по дороге так важно шушукаясь!» – подумал Мартин и не ошибся.
Дело действительно было важное. Это Мартин смекнул сразу, но каково же было удивление, когда Танина встретила его после экзекуций и показала те два билета, что вытащила из пачки. Да это были билеты в их новую жизнь!
– Что тут написано? – спросил Мартин, беря их в руки.
На лицевой стороне красовался смачный чернильный штамп с изображением гор и парящего дракона над ними. Драконов никто никогда не видел, но изображения их частенько можно было встретить на штандартах отрядов графства Гор. Главное же вывели красными чернилами сверху: «Пропуск». И дописано уже обычным черным цветом: «Для выезда через Цезаревы врата». Из уроков географии брат и сестра знали, что так называлось самое узкое место на выезде из графства Гор в королевство Лилий, ну, или же на въезде, если смотреть с той, другой стороны. Поскольку, естественно, подданные королевства Лилий считались родоначальниками цивилизации в этих краях, и то, по правде, нужно было бы говорить, что те врата ведут к выезду из королевства Лилий. Но, как видно, гордость горцев, которые в давние века покинули плодородные долины и обосновались в суровых горах, не позволяла так ни считать, ни писать даже на официальных бумагах.
– Там их была целая стопка, – заметила сестра. – Как ты думаешь, для чего они?
– Какая разница, Танина? – удивился брат, тасуя пропуска, как колоду карт, и точно взвешивая их в руке. – Главное, что теперь ключ к спасению – у нас в руках!
– Что ты задумал?
– Да есть одна задумка, – пряча пропуска в карман, сказал брат. – Я пойду в одно укромное местечко, пока что спрячу их, а ты завтра жди меня ночью у окна.
– Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Спрашиваешь! – рассмеялся Мартин. – А когда я делал, не зная чего?
Сестра собралась было загибать пальцы, но юноша схватился за бока и помчался по одному ему известным делам. В этот день ему досталось еще добавки от воспитательниц за пропуск уроков. Но, к удивлению всех, он не перечил, а смиренно все сносил, добавив: «Пока буду здесь, больше не буду пропускать уроки! Ни за что! Вот мое честное слово!» И то правда: на следующий день первую его половину он прилежно провел за партой, затем вновь пропал с общих глаз. Но никто специально его и не искал. В «общем доме» шли какие-то приготовления, сборы. Но Мартин не был бы собой, если бы не засунул нос за одну из портьер. Там он и подслушал слова праздно беседовавших воспитателей.
– Так они прям тридцать малышей возьмут с собой? – спросил один из них.
– Да, и нескольких опытных воспитателей. Дорога же будет длинная!
– И что потом?
– У себя отберут наиболее крепких из них и примут на послушание, а остальных, более худосочных, препроводят в королевство Лилий и там отдадут в солдаты.
– Ха-ха, – рассмеялся воспитатель (кажется, это был как раз знаток по географии), – все в лучших своих традициях!
– Ну, ты же сам знаешь, что в горах абы кто не выживет!
– Это точно. А уж лилейцы оставшихся примут с распростертыми объятиями.
