– Если бы, – вырвалось у меня. – Я весь ошибка природы. Пойду повешусь. Если, конечно, найду дерево, которое согласится меня подержать на ветке. Мы едем уже по вашим землям?
– Давно, – ответила она с легкой грустью. – Теперь это ваши…
Я покачал головой:
– Ваши.
– Нет, ваши.
Я покрутил головой чаще:
– Нет! Вы же понимаете, я не стремлюсь их заполучить.
Она кивнула:
– Понимаю. Приказ вашего короля.
– Он не мой король!
– Да, я что-то во дворце об этом слышала… Хотя и не поняла, почему тогда выполняете его приказы.
– Это не приказы, – ответил я безнадежным голосом, – неужели не понятно, что и король нуждается в помощи, поддержке и сочувствии? К тому же, укрепив один камешек, можно не дать обрушиться большой лавине. Умные люди… гм, да, люди, подсказали, что король Барбаросса – тот еще камушек. А я, раз уж назвался паладином, должен лезть в кузов. Вот и залез! По самые, да. Уши.
Глава 9
Будакер обращается с леди Беатриссой предельно вежливо, всякий раз старается поцеловать ей руку, она всякий раз улыбается и опускает глаза. Я чувствовал, как горячая злость поднимается к сердцу, и, чтобы чем-то отвлечься, подзывал Пса, и мы мчались вперед, высматривая дорогу.
Погода хорошая, день теплый, по обе стороны дороги колосится пшеница. Крестьяне бросали работу и махали нам руками, а кто узнавал леди Беатриссу, становились на колени и радостно приветствовали ее. Склоны зеленых холмов как снегом усыпаны, столько там овец, ниже пасутся стада тучных коров с отвисшим выменем, мелкие озера переполнены гусями и утками.
Богатые земли, отметил я. Но это я заметил еще тогда, когда ехали с братом Кадфаэлем и сэром Смитом через эти земли. Знал бы, что это будут мои земли, присмотрелся бы лучше. Или заранее отвертелся бы от слишком близкой дружбы с Барбароссой, что теперь лежит на мне тяжелым бременем.
Я старался держаться либо в авангарде, либо в арьергарде, высматривая возможные опасности, я же могу больше, чем другие, но понимал, трус несчастный, что просто избегаю близкого общения с леди Беатриссой. Между нами столько недоговоренностей… и в то же время оба понимаем, что лучше им так и оставаться недоговоренностями.
Но время от времени наши кони как будто сами, по своей воле, оказывались рядом. И вот мы общаемся на людях, как будто между нами нет этого страшного напряжения, дивной общности душ и всего того, что Фрейд сумел так опошлить, сведя к одухотворенным половым инстинктам.
Сейчас, на удивление, она не отвернула голову, взгляд кроток и печален, а голос звучит очень серьезно и очень невесело:
– Это горько и несправедливо, но в этом мире женщине нельзя одной… Так считается, хотя я не понимаю этого. Мне прекрасно одной, но все настаивают, что я должна как можно быстрее выбрать мужа, который будет бдить и защищать.
– К сожалению, – сказал я, – это мужской мир.
Она бросила на меня быстрый взгляд:
– К сожалению?
– Леди, я же сказал, в моем королевстве женщины равны с мужчинами. Но вся беда в том, что у нас женщины хотят получать, как мужчины, а отвечать, как женщины… То есть никак не отвечать за свои проступки.
Она покачала головой, голос прозвучал упрямо:
– Не знаю, о чем вы говорите, но Саксон прекрасно мог бы меня защитить, вовсе не становясь моим мужем! Но все твердят о необходимости замужества. Думаете, я не перебирала всех подходящих на эту роль? А когда перебрала… принялась и за неподходящих!
– Увы?
– Увы, – согласилась она. – В конце концов я поняла, что придется выбирать между тремя в самом деле достойными рыцарями: графом Странженом, бароном ля Бержем и бароном Энгельярдом. Все достаточно уважаемые сеньоры, все трое пользуются хорошей репутацией. Правда, граф Странжен схоронил уже трех жен, но все они умирали от болезней, граф ни при чем, он их не убивал… хотя, как все сразу отметили, владения жен переходили к нему. Но все-таки у него репутация честного человека, к тому же он храбр и силен, всегда сражается впереди своих войск…
– А барон, как его, ля… ля… ля-ля-ля…?
– Ля Берж?
– Да, он самый.
– Ля Берж силен, красив и достаточно молод. Этот граф больше, чем вдвое, старше меня, а ля Берж почти мой ровесник. Он богат, влиятелен, умен, хотя многие уверяют, что это не ум, а хитрость и пронырливость. Я видела его дважды и, скажу честно, мне он очень не понравился. Что-то в нем есть такое, отталкивающее женщин.
– Может, – предположил я, – не всех?
Она зябко повела плечами:
– Я как-то упомянула его в разговоре с леди Дестиной, это жена сэра Терри, так она, оказывается, такого же мнения… Ну а третий, барон Энгельярд, показался самым лучшим на роль мужа. Он почти не бывает в своих землях, постоянно в дальних походах…
Я засмеялся:
– Ну да, идеальный муж, это слепоглухонемой капитан дальнего плавания.
– Моряк?
– Да, – подтвердил я. – Выходить замуж надо всегда так же, как умираем. Только тогда, когда невозможно иначе.
Она грустно улыбнулась:
– А про вас говорят, что никогда не рано поздно жениться. Так что мы квиты. В смысле, мужчины и женщины… в своих оценках друг друга.
– Если верить этим оценкам, мужчины и женщины ненавидят друг друга!
Я проглотил вертящиеся на языке замечание Ларошфуко, что если судить о любви по обычным ее проявлениям, то она больше похожа на вражду, чем на дружбу. И вообще в голову сразу же лезут шаблонные сентенции вроде того, что глупые женятся, а умные выходят замуж, обручальное кольцо на пальце у мужчины означает – осторожно женат, а у женщины: смелее, я все равно замужем, и подобная хрень, у нас у всех черепа заполнены такими готовыми мудростями.
Я увидел его издали, память сразу подсказала, что это не простая громадная ящерица размером с толстого крокодила, это же и есть… Их кустов выпорхнула птичка, поспешно замахала крылышками, взлетая, и вдруг рухнула на землю камнем. Упала на ровное место, даже травы нет, и я отчетливо видел, как о землю шлепнулась каменная фигурка.
– Чтоб ты сдох… – прошептал я. – Бобик, сидеть!.. Зайчик, стоять!
Я торопливо соскочил на землю, кто знает, вдруг да моих петов превратит в камень с такой же легкостью, взял в руки лук и пошел вперед. На большом валуне посидел с минуту, приспосабливаясь к переходу на тепловое зрение, добавил еще и запаховое, поднялся и пошел так же осторожно, присматриваясь ко всем багровым, красным и даже оранжевым силуэтам.
Странное дело, трижды видел в тепловом зрении отдельные пучки травы, хотя это нелепо. Правда, может быть, это не простая трава или даже не совсем трава. Либо теплокровная трава, либо какое-то животное мимикрирует под траву.
Глаза мои все время шарили в поисках крупных источников тепла, а когда перешел через гребень, по глазам как огненной вспышкой стегнуло: нечто, похожее на осколок солнца, быстро передвигается в мою сторону – ярко оранжевое, почти белое, кипящее, нагревающее воздух вокруг себя так, что и тот начинает светиться багровым огнем.
Я быстро поднял лук, начал выпускать стрелу за стрелой. Когда смотришь в тепловом излучении, глаз не видишь, стреляешь наугад, по памяти, восстанавливая, где у монстра мозг, где уши, где раскрытая пасть.
Василиск вроде бы замедлил движение, одновременно я ощутил странную слабость, все члены похолодели, кровь заструилась медленнее, мысли начали замерзать. Василиск уже подполз совсем близко, я отбросил лук, выхватил меч и, ориентируясь на этот ком огня, сделал шаг в сторону и, вскинув тяжелый меч, с силой опустил на чудовище.
