– Что, теперь… моя хозяйка И?рис?
– Угу, – снова кивнул Лант.
Не зная, что на это можно еще сказать, Карнеус пожал плечами и кивнул писарю:
– Пойдем, что ли?
– Угу, – снова кивнул тот, и с готовностью отправился с Карнеусом за его вещами.
***
Через полчаса, когда немногие пожитки бывшего шпиона были перенесены из одного жилого отделения в другое, Карнеус уже робко стучался в двери Ирис.
– Войдите! – прозвучало изнутри.
Он открыл дверь и заглянул внутрь.
Ирис, сидя за своим столом, что-то писала, не поднимая головы.
Он кашлянул.
Она взглянула и, увидев его, засияла самой благожелательной улыбкой, которую он когда-либо видел на своем веку.
– О, Карнеус! Привет!
С ним еще никогда в жизни никто так запросто не здоровался. И это была его новая хозяйка!
– Э-э… госпожа… – промямлил он, чувствуя себя крайне неловко. – Вы же теперь… моя… госпожа?
– Да, конечно, – ответила она, продолжая улыбаться. – Тебе нужно сходить умыться. Ты весь в запекшейся крови. Ты знаешь, где у вас умывальная в третьем отделении?
– Да… то есть, нет… то есть, я спрошу… – засуетился он от неожиданности.
– Чего спрашивать? Обходишь ваше отделение справа, и там увидишь умывальную. Там, если что, щелок есть. Как омоешься, приходи. Еще не очень поздно, так что, поговорим.
– Хорошо, госпожа!
Не помня себя от радости, Карнеус побежал к умывальнику, забыв про боль от исполосованной плетью спины. Для него все происходящее было как во сне. От одной только мысли, что он больше не будет ни за кем шпионить, что ему не придется теперь трястись каждый день за свою жизнь из-за страха, что он сделал что-нибудь не так, его переполняло огромное всепоглощающее счастье. Ему было совершенно все равно, чем он будет заниматься у новой хозяйки. Одной только ее улыбки было достаточно, чтоб понять, что она самая лучшая хозяйка на всем белом свете. Ему еще никто и никогда так не улыбался! Он был готов выполнить любое ее желание, чтобы только еще раз увидеть эту светлую необыкновенную улыбку. Карнеус не помнил, как он мчался до умывальной, как умывался, как возвращался обратно, и сколько на это все ушло времени. Вскоре он снова стоял у дверей своей новой хозяйки и стучался в них.
– Войдите! – ответил волшебный голос изнутри.
Карнеус открыл дверь и вошел, смиренно опустив голову и робко поглядывая на нее исподлобья и пытаясь скрыть свое ликование.
Ирис смотрела на него сказочно красивыми глазами и снова, о да! она снова улыбалась ему своей обворожительной улыбкой.
– Ну, что ж, входи, садись, будем знакомиться. – Сказала она, и показала ему на стул напротив себя.
Глава 4
Распрощавшись с Дарием и Эмилем в Плитосе, Атэс не стал возвращаться сразу в Перикхару, а вместо этого зашел к Кинику, и вышел от него через финиковый сад на этот раз обычным странствующим греческим философом. В этом человеке в плащанице, с ровно уложенными волосами, длинной бородой, посохом и матерчатой сумой через плечо никто, даже двоюродный брат и любящая невеста не смогли бы теперь узнать ни прежнего Сахира, ни того римского воина, который еще полчаса назад ехал на коне рядом с Дарием. Взяв на соседнем постоялом дворе лошадь в аренду, Атэс отправился к Тертию Руфу, поскольку тот жил на расстоянии не более получаса верхом от Плитоса.
Солнце уже зашло, когда он подъехал к добротной каменной ограде дома Тертия и попросил привратника доложить о его прибытии.
– Как вас представить господину Руфу? – спросил привратник.
Атэс лишь на миг задумался и уверенно ответил:
– Скажите, что это брат Фелиции. Договор на три четверти.
– Брат Фелиции, договор на три четверти? Хм… хорошо, как скажете.
Привратник удалился, но почти сразу возвратился, и уже не один, а вместе с Тертием Руфом, который нес в руке яркую лампу и шел так поспешно, что опередил привратника.
Когда патриций приблизился, Атэс предусмотрительно приложил палец к губам в знак молчания. Увидев его, Тертий осветил его лицо. Видя у него сомнение, Атэс улыбнулся и заговорил, чтобы римлянин мог услышать его голос:
– Это я, уважаемый Тертий Руф. Меня, наверное, сложно узнать в таком обличии?
– О, боги! Это вы! Невероятно! Так неожиданно! Нет… я, конечно же, ожидал, меня предупредили, но… Что ж вы стоите? Проходите, скорее, в дом!
Атэс прошел за ним внутрь.
– Вы не голодны? Вы же, наверное, с дороги. Я мог бы вам предложить ужин. Уже, конечно, поздновато, но учитывая ситуацию… – было видно, что Тертий очень сильно взволнован. – Я, если что, еще не ужинал. Все как раз готово.
– Думаю, что от ужина я, хотя уже и поздно, не откажусь. – ответил Атэс, только сейчас почувствовав, как сильно он голоден, и понимая, что трапеза сможет серьезно разрядить обстановку.
– Грация! – позвал Тертий служанку. – Срочно накрой нам с господином… э-э… ужин. Как вас, кстати, теперь величать?
– Можете называть меня Шалу.
– О, Шалу! Отлично! Необычное имя для этих мест.
– Почему же? Вполне подходит для странствующего философа.
– Да, вполне. Я согласен. Так вот вы теперь кто! Понятно. Скажите, господин Шалу… вы в такой поздний час! У вас для меня какие-то важные новости, или вы решили зайти по старой дружбе, и хотели бы просто узнать, как идут дела?
– Скорее второе, чем первое. Самая главная новость, это то, что я снова могу быть перед вами, хотя и… пока еще не совсем открыто.
– Да, несомненно. И это очень, и я бы даже сказал, очень-очень хорошо! Вы не представляете, как я рад вас видеть, господин Сах… Шалу.
Атэс улыбнулся.
– Дарий сообщил мне, что вы хотели меня видеть.
– О, да! Он прав. Я очень хотел вас видеть. Особенно живым и невредимым, и сво… таким свободным. Для меня было необыкновенной печалью видеть, как вас …э-э… попытались лишить этой самой… свободы.
– Нас что, кто-то может услышать? – спросил Атэс почти шепотом, видя, как Тертий подбирает слова.
– М-м, пожалуй, нет.
