Точка невозврата. Выбор
– Ульгик?
Сапоги даже не шевельнулись. Рене осторожно сел и пнул товарища. Получилось не очень сильно, потому что свою обувь он где-то потерял. На третьем пинке послышался стон, а потом стол закачался, и на пол посыпался водопад из бутылок. Они падали с оглушительном звоном, многократно отражась эхом внутри черепа. Рене сжал голову и очень тихо прошептал:
– И-ди-от.
В ответ опять простонали. Послышались лёгкие шаги и тихий вздох, и Рене поднял голову. Мари смотрела на развернувшуюся сцену с обречённостью и беспокойством. В этот момент Ульгик вылез из своей берлоги и раскрыл глаза. Он растерянно огляделся и принялся ощупывать лоб.
– Вы не пострадали? ― спросила девушка, по-видимому сомневаясь в полном здравии господ. Особенно в душевном.
– Только моё достоинство, милая леди, ― пробурчал капитан.
Рене внезапно окатила волна обиды. Густая, вязкая, она облепила разум и тело. Накатила и сползла. Он принялся ощупывать грудь и не обнаружил медальон. Принялся шарить на диване, но и там его не оказалось. Стало ясно, что его похмелье ― частичное отражение той бури, что творилась в голове Ульгика. Как же так? Столько лет носил, ничего не было, а тут потерял вдруг.
Мари ушла и почти сразу же вернулась, неся поднос с двумя большими кружками.
– Выпейте. Это поможет уменьшить головную боль и тошноту. А потом я накрою на стол, ― она замялась, оглядывая комнату, и поправилась: ― С вашего позволения, в кабинете?
Рене махнул рукой в знак согласия. Ульгик свою кружку схватил мгновенно, принюхался, чему-то улыбнулся и с жадностью принялся пить. Рене же взял свою осторожно и пристально взглянул на Мари. Он почувствовал лёгкое, едва уловимое смущение, а по ней и не скажешь: глядит строго, даже холодно, на лице ни одной эмоции. И если он, чуть-чуть, без насилия, потянет за эту ниточку…
Рене снова схватился за голову. Да уж. Зачем, спрашивается, экспериментировать, если и так понятно, что у юной девушки внутри настоящий бедлам. Да и у любого в её возрасте.
– Ты пей, а не смотри, ― проворчал Ульгик, который выглядел уже немного лучше.
И Рене выпил. Залпом.
Ульгик ушёл через час, оставив свой адрес, а Рене сел в кабинете и расстелил карту, но работать не хотелось. В гостиной тихо убиралась Мари, иногда вздыхая. Можно было уловить то одну, то другую эмоцию: раздражение, усталость, почему-то обиду, затем нерешительность, а когда она остановилась у двери кабинета, то смятение и даже страх. Но больше всего было неуверенности. Вот только, когда она робко постучала, то всё куда-то пропало, осталась только решимость.
– Сэр, мне нужно вам кое-что рассказать, ― она замялась, подбирая слова. ― Вчера случилось странное, и я уверена, вы бы хотели это знать.
Рене приподнял бровь и сипло (какой стыд!) ответил:
– Рассказывай.
Она вздохнула и поправила выбившуюся из узла волос прядь.
Мари рассказывала подробно и обстоятельно. Даже припомнила шрам на подбородке, едва заметный, но тоже деталь. А предложение было весьма заманчивое ― двадцать золотых! Рене старательно делал серьёзный вид, пытаясь не выказать удивления.
– Я сказала, что меня это не интересует, но он оставил карточку, ― девушка положила перед Рене кусочек белого картона, на котором красивым почерком было выведено имя и адрес. ― Вы знаете, кто это был?
Ей действительно было любопытно, только и всего. Все чувства Мари лежали перед ним как на ладони. Нет, это не Ульгик, это Рене идиот, причём, похоже, полный. Всё просчитал, везде оставил прикрытие, кроме одного слабого места. А слабое место оказалось сильным. Двадцать золотых! И ведь не взяла, хотя могла бы. Чтобы вытащить документы из сейфа многого не надо. Если человек готов был выложить такую сумму, то дал бы и отмычку.
– Нет. Не знаю, но подозреваю, что конкуренты, ― и добавил: ― Спасибо тебе. Я предполагаю, что ты хочешь…
Он замолчал, почувствовав очередную волну обиды. Мари поджала губы и тихо ответила, хотя вопрос так и не был задан:
– Мне будет достаточно моего жалования.
Рене, ругая себя за небрежность, вытащил из ящика приготовленный мешочек. Девушка взяла его всё с тем же холодным видом.
– Скажи, а почему ты не взяла деньги?
Ниточка сожаления и что-то ещё неимоверно горькое, отчего на глаза наворачиваются слёзы.
– Он бы не заплатил эти деньги. Кто будет платить двадцать золотых прислуге, когда можно за три нанять воров и отдать на откуп квартиру? Боюсь, что я бы получила не двадцать монет, а один нож. Или пулю. Как повезёт.
Какая честность.
Мари не жалела о сделанном. Точнее, не так. Сожалела, но выбор был очевиден. И дело не в потери чести и достоинства. Если подумать, крепко подумать, то вопрос жадности и благоразумия. В конечном счёте, она отвечает не только за себя. Она как-то вдруг очень ясно поняла, что если её не станет, то мама сгорит очень быстро, а Эльза попадёт в работный дом, где вряд ли протянет долго. Это всё и решило.
А если подумать ещё немножко, то имея рекомендации от мистера Кафера, она может рассчитывать на работу в доме побольше. Тогда они снимут маленький домик с садиком, куда мама будет выходить и любоваться розами. Домик будет недалеко от города, рядом с лесом, но подальше от моря. Там воздух чище, и мама перестанет кашлять. Когда Эльзе будет двенадцать, то её можно будет устроить в колледж. Не тот, куда планировали раньше, а попроще, но чтобы обеспечил сестру хорошей профессией.
И видят Боги, всё сладится.
Глава 9. Бешеная фигура
– Кто ж его в военкомате на ночь оставит? А вдруг он печать украдет?
к/ф «Калина красная»
Море было спокойным. По-зимнему тёмным, грузным, волны лениво накатывали на скалистый берег, разбрасывая пенные брызги у скалы Плакальщиц. Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на бухту на окраине Рейне ― такую маленькую, что пользовались ею редко. Купцы и военные суда предпочитали пройти дальше, где пристани поновее, да и всяких опасных людишек поменьше.
Фени приподнял широкополую шляпу и вгляделся в чистое прозрачное небо, ожидая увидеть вдалеке тучи, но горизонт пока был чист.
– Что вы думаете, сэр, по поводу Асмадера? Мне он не показался человеком, готовым бросить начатое дело, ― Эдди стоял чуть позади и кутался в плащ.
– Правильно показалось. Ты отправил письма?
– Да. Капитан обещал передать на «Пеликан»… Но был немного озадачен и несколько раз уточнил, действительно ли вы хотите сбросить товар.
– Тебя что-то смущает?
Эдди вздрогнул от такого холодного тона, но всё же поборол внезапный страх и уточнил:
– Да, сэр. При всех… особенностях торговли рабами, они ценный товар, и мне не очень нравится мысль, что они так просто, без видимой причины, пойдут в расход. Их можно взять на другую работу или перепродать.
Фени так удивился, что даже обернулся, поймав неуверенный взгляд своего помощника.
– Тебе их жалко?
– Немного. Я не обладаю особым человеколюбием и всё же не уверен в верности этого решения.
– Помнишь наш разговор? Не оставляй свидетелей.
– Я не понимаю, зачем…
Фени поднял руку, останавливая бессмысленный спор.
– Тебе и не нужно понимать. Что со вторым письмом?
– Передал на виду через посредника, которого уже раскрыли.
Значит, всё идёт по плану. Каждый знает отведённую ему роль. Только вот…
– Что с девицей?
– Я попытался её подкупить и даже поверил, что удалось её убедить, но ошибся ― она так и не пришла на адрес.
Фени удивился, почему? Исходя из его опыта, именно слуги легче всего покупались, за исключением старых, которые ценили своё место, да и нельзя исключать симпатию к своему хозяину. А тут…
– Есть несколько вариантов, ― Эдди поправил шарф поверх плаща и потуже затянул его концы. ― Может, она его любовница и имеет с него больше денег? Или заподозрила что-то? Кто их, женщин, разберёт?
– Плохо.
Вряд ли засланный пёс настолько глуп, чтобы заводить романы во время работы. Или настолько? Или не он? Ведь додумались же прислать человека, лицо которого знает треть столицы. Впрочем, если бы не Фени, эти простофили так бы и не догадались, что к чему.
– А почему бы его просто не убрать? ― предложил Эдди.
– Потому, что тогда придётся сворачиваться. Он же тут не единственный, кто наблюдает… Вот ещё: если не получилось со служанкой, то пусть кто-нибудь залезет, посмотрит, что у него там.
Внезапно сильный порывистый ветер ударил в спину, и Фени едва удержался на ногах, успев в последний момент придержать шляпу. Эдди за его спиной выругался, упав на четвереньки. В море поднялись волны и накатили на берег. Вдалеке небо заволокло грузными тучами.
На Рейне надвигалась буря.
***
Глен с удобством разместился на одной из крыш доков и наблюдал за двумя фигурами на смотровой площадке. Клетчатого с золотым зубом он приметил ещё пару месяцев назад ― шастал туда-сюда, вынюхивал, выискивал что-то, налаживал связи и наверняка знал много всего интересного. Глен даже узнал адрес, где жил этот занимательный человек, в гостинице «У кита». Второй же всякий раз ускользал от Глена, словно кто-то отводил глаза. Это, конечно, глупость, ибо никакой магии или амулетов Глен не чувствовал, но ему до нервной дрожи хотелось узнать, кто этот неизвестный.
Сделай он всё правильно тогда на крыше, и они все могли бы избежать последующих событий. Ну что тут сказать: судьба – дева привередливая.
Глен стянул перчатки и достал из-за пазухи потрёпанную книженцию в мягком переплёте. Её бумажная обложка явно была недавно обновлена, ибо пергаментные листы успели истрепаться куда сильнее неё. Долистав до нужной страницы, Глен придавил разворот подвернувшейся на крыше дощечкой и принялся складывать фигуры пальцами, постоянно сверяясь с иллюстрациями.
С Фриотских гор, виднеющихся на горизонте, подул прохладный воздух. Он нёс запахи камня и хвойного леса, что рос у подножия хребта. Кажется, Глен опять всё напутал: до него доносились лишь обрывки разговора – подкуп да письма. Под конец пальцы закололо, и ветер, сорвавшись с цепи, прошёлся по набережной, подхватил солёную воду, разбросал её по каменистому склону. Клетчатый упал на колени, а его собеседник всё-таки остался на ногах, вовремя удержав шляпу на голове.
Глена скрутила тупая боль в животе. Он скорчился на крыше, широко раскрыв рот и вдыхая ледяной воздух. Перед глазам плясали мушки. Парень с трудом поднялся на четвереньки, затем на колени, а когда со стоном выпрямился, то две фигуры уже исчезли с набережной.
***
Рене внимательно осмотрел береговую линию на карте.
– Здесь, ― он указал на бухту в стороне от города. ― Если верить Ульгику, то именно тут они высадятся. Точнее, попытаются.
Ротгер задумчиво подёргал себя за ухо.
– Я впервые в жизни вижу таких недоумков. Зима, скалистый берег, подводные рифы. Эти деятели собрали все недостатки и думают, что у них всё получится?
– Они играют ва-банк. Как и мы. Либо они высаживаются и получают прибыль, либо терпят крушение, ― но даже собственный голос показался Рене неуверенным.
Шаткая прибыль лучше долгого ожидания? Эти люди не авантюристы и не идиоты. Они так слаженно действовали несколько лет, что совершенно не верится в их ошибки.
Сомнения грызли Рене уже не первый день. А может, это отголосок чувств Ротгера? Амулет так и не нашёлся, а чтобы сделать новый, потребуется обратиться к артефактору, но мистер Кафер не эмпат, и амулет ему без надобности. Теперь Рене всё время ощущал целый калейдоскоп эмоций, ему не принадлежащий, не имея возможности ни отстраниться от них, ни разобраться, где чьи. Это нервировало и сбивало с толку.
– Странно всё это, ― продолжил Ротгер. ― Они затеяли такую игру, где каждый неловкий шаг грозит провалом, и внезапно делают столь глупый ход… Почему ты смеёшься? Я что-то не то сказал?
Рене провёл пальцем по береговой линии бухты и хмыкнул.
– То, Ротгер. Дважды то.
***
Со связным Рене встречался в маленьком кабачке «Золотой журавль». Это место выбирали купцы и прочие деловые люди для встреч, поэтому на них не обращали внимание: мол, дела люди делают, чего необычного? Связной Филин выглядел скверно: его и прежде бледная кожа теперь имела слегка зеленоватый оттенок. Он передал предположение, что у Зигмунда Орена может быть какое-то письмо, и что было бы неплохо это письмо заполучить, а также, что кого-то хотят подкупить.
В свою очередь Рене рассказал о попытке подкупа Мари. Филин сильно удивился, узнав, что девушка не согласилась, и сказал, что проверит эту мисс Энгель сам.
Подгадать удобный момент оказалось не трудно. Рене нацепил в переулке фальшивую бороду, стащил с верёвки у дома какую-то замызганную длинную хламиду, бывшую раньше одеялом, и накинул её поверх одежды. Заняв место среди попрошаек, он многозначительно им промычал нечто похожее на приветствие. Те с подозрением смотрели на новенького, пытались узнать, кто он, но Рене только махал руками, корчил рожи и делал вид, что нем, глух, а ещё и малость блаженный.
За пять часов до того, как совсем стемнело, он смог проследить за тем, кто входит в дом Орена, выходит, а также немного подзаработать. Если случится, что его попросят из отдела, он вполне преуспеет в карьере нищего.
Зигмунд ушёл, когда совсем стемнело. Следом дом покинул дворецкий, а за ним экономка, которая постоянно озиралась и старательно прятала лицо за шалью.
Рене незаметно обошёл дом, перелез через забор, оказавшись во внутреннем дворике. В окнах первого этажа горел свет, и раздавались голоса. Слышались бодрые звуки гитары.
– Кот из дома ― мыши в пляс, ― усмехнулся Рене.
Кабинет Зигмунда располагался на втором этаже, окна выходили во дворик. Однако створки были плотно закрыты и зашторены. Зато форточка соседнего окна открыта ― видать, слуги оставили её для проветривания. Ругаясь и кряхтя, Рене пробрался к навесу над чёрным входом, подтянулся и одним рывком оказался на крыше крыльца. Он всё-таки издал шум, когда неловко оступился, но, кажется, слуги этого даже не заметили. Наверное, если бы произошла вторая Ригхская война, эти олухи и её не заметили бы. От крыльца до нужного окна шла длинная и довольно большая газовая труба. На вид вполне надёжная. Рене поставил на неё ногу и пошатал ― выдержала. Осенив себя знамением круга, для верности, он встал обеими ногами на неё и сделал первый шаг. Труба всё-таки пошатнулась под его весом. Ещё шаг, и ещё, и вот окно.
Рене вцепился одной рукой в ставню и просунул другую руку в форточку, нашарил ручку и повернул её. Створка тихонько скрипнула, но внутри тёмного помещения стояла полнейшая тишина. Проскользнув внутрь, Рене аккуратно прикрыл за собой окно и огляделся. Это была скорее всего семейная гостиная ― маленькое помещение на втором этаже рядом с жилыми комнатами. Дверь вела в тёмный коридор.
Найти кабинет не составило труда. Здесь явно больше любили выпить, чем заниматься делами: на столе, в шкафах и баре стояло большое количество разного рода виски, бренди и даже редкой на юге водки. Оттого найти скудную стопку документов оказалось делом двух минут ― она сиротливой кучкой лежала на столе. Среди счетов и каких-то приглашений нашлось подозрительное письмецо ― от торговой компании «Нортинг». Его Рене сунул за пазуху.
Ещё был ежедневник в кожаной обложке. Среди бесконечного списка приёмов, обедов и ужинов нашлось место нескольким надписям:
«1-10 февраля Пеликан. БП»
«3 000 зл В»
Ежедневник Рене не стал забирать и вернул на место, запомнив подозрительные записи, а заодно подивившись тому, что Зигмунд даже не удосужился зашифровать свои планы.
Он уже собирался выбираться тем же путём, что и зашёл, когда голоса и смех стали громче, и за дверью послышался нестройный топот. Рене ничего не оставалось, как спрятаться за портьерой. Дверь открылась, впуская трёх слуг ― одну женщину и двух мужчин ― в кабинет.
– Я тебе говорю: у него тут есть Шало Бю из Таруги. Ещё то, старое, дореволюционное, ― возбуждённый своей идеей воскликнул один из слуг, что постарше.
– Брось. Оно же шестьсот золотых стоит! Я в газете видел, ― засомневался младший, разглядывая бутылки. ― И то, это если получится найти.
– Зуб даю! Я сам наливал ему в прошлом месяце.
– Может, лучше не надо? ― неуверенно проговорила женщина, тем не менее с интересом рассматривая бутылочки за стеклом.
– Касси, ― воскликнул автор идеи попить хозяйского виски, ― когда ты ещё попробуешь Шало Бю старой доброй Таруги? Да никогда! Как ввели сухой закон, так там теперь только самогон из очисток гонят, ну и то, что из-за границы привозят. Эту бутылочку ещё старый Орен привёз… Касси, только не трогай этот комод!
– Почему? ― женщина вздёрнула бровки.
– Это любимый комод старой миссис Орен. Я от старых слуг слышал, что если к нему какая чужая женщина прикоснётся, то призрак старой леди придёт и утащит в преисподнюю.
Касси только рассмеялась.
– Я не верю в призраков, ― и положила ладонь на комод. ― Вот, видишь ― ничего не случилось.
– Тьфу на тебя, ― буркнул слуга. ― Вот придёт к тебе ночью призрак старой Мэгги и будешь знать. Так-так. Где-то тут была. Ага, вот…
– Там кто-то есть, ― голос младшего слуги дрожал. ― Клянусь Сессилем, там кто-то есть!
Рене решил, что это удачный момент, выскочил из своего укрытия и под испуганный крик смелой служанки бросился к двери. За его спиной отчётливо послышался звук разбивающейся бутылки за шестьсот золотых. Проделав обратный путь через окно, по трубе до крыльца и через забор, Рене выдохнул.
Через несколько минут по улице бодрым шагом шёл высокий опрятный господин с лёгкой улыбкой на лице. Он даже приостановился, удивлённо смотря, как из дома мистера Орена выскочила женщина и с криком побежала вниз по улице.
***
– Так-так-так, ― Ротгер быстро перелистывал свою заветную папочку и от волнения у него даже усы подрагивали. ― Я точно помню это название. Где же… Ага, вот, «Пеликан». Судно торговой компании «Нортинг» было в порту ещё в конце лета… Так вот. Шёлковая экспедиция. Несколько горожан успели вложиться в неё. «Пеликан» должен был загрузить у нас соль и отправиться с ней в Ригха. Где эту соль надлежало продать через, хе-хе, ту же компанию «Нортинг». Далее закупить дасимские шелка и привезти сюда. Готов поставить пять тысяч золотых на то, что привезут они рабов. Как считаешь?
– Согласен, ― Рене наклонился и стал вглядываться в строчки таблиц. ― А много ли горожан вложились в эту компанию?
– Человек двадцать. На самом деле это немного, но суммы приличные. Вот, смотри. Тебя кто-то конкретный интересует?
– Зигмунд Орен.
Ротгер провёл пальцем по списку.
– Да, есть такой.
Рене сел в кресло и принялся набивать трубку.
– Вот скажи, почему меня гложат сомнения?
– Какие? ― старый бухгалтер бросил взгляд на список и нахмурился. ― Вроде как всё складно.
– Вот то-то и оно, что складно. Они же особо и не скрывались. Да что там ― совершенно не скрывались! Вот какие работорговцы и заговорщики будут настолько тупо подставляться? ― Рене зло сунул в рот мундштук и затянулся. ― А ещё письмо это. Шифр детский. Его уже год как не используют. Не скрою, это письмо гарантирует мистеру Орену и ещё парочке из местной аристократии немалый срок на каторге во благо нашей славной державы. Но всё очень гладко, Ротгер. Словно сыр для ленивой мыши.
Старик выглядел задумчивым. Он даже перепроверил свои данные, чтобы удостовериться. Сам Рене был человеком достаточно мнительным, чтобы в любой ситуации подозревать подвох, а постоянные эмпатические сдвиги, когда чужие эмоции врывались в его сознание, делали следователя в высшей мере раздражительным.
Если подумать, то когда он приехал в Рейне, у него была всего-навсего парочка свидетельств о работорговле. По истечении нескольких месяцев всё, что они смогли добыть ― список кораблей. А тут всего за пару месяцев он уже имел готовенького предателя, ― иди и бери его тёпленького, ― и множество смутных подозрений в отношении высокопоставленных чинов. Рядом с Зигмундом пару раз был замечен человек, личность которого так и не удалось узнать. Тоже момент необычный.
– Что-то тут не так Ротгер. Все эти заманчивые зацепки очень вовремя нам попадаются. Знаешь, давай подождём ещё месяц. Пусть «Пеликан» прибудет в порт, мы его проверим и тогда уже решим, что будет дальше.
Рене затянулся и поймал тяжёлый взгляд Ротгера.
– Если ты хоть на долю прав, то тогда зачем им это представление?
– Зачем, зачем. Отвести внимание от чего-то существенного. Ведь как для нас заманчиво: обрубить денежный приток, а потом уже разбираться, кто виноват и что замышляет.
– Поздно бы не было, ― буркнул старик, закрывая папку.
Глава 10. В поисках тепла
Смутное влечение сердца никогда не ошибается в своих быстрых тайных предчувствиях.
А. И. Куприн
Раньше, в прошлой жизни, книги были неотъемлемой частью их жизни. Мари ещё помнила те тёплые вечера, когда они с сестрой сидели у камина, а мама читала им вслух. Иногда это были приключения, иногда романтические душещипательные истории, но больше всего Мари нравились записки путешественников. Истории о далёких землях, о чужих народах и о зачастую пугающих обычаях. Что может быть интереснее неизвестности, таящийся за порогом уже изведанного?
Книга лежала на столике и манила своей обложкой. Девушка каждый раз, проходя мимо, оглядывалась на неё и вздыхала. Последний раз она читала… Когда? Казалось, сотни лет назад. Иногда, если мистера Кафера не было дома, и с делами было покончено, она брала какую-нибудь книгу и на несколько минут погружалась в новую историю.
Вот и теперь, закончив уборку, Мари подошла к столику и коснулась мягкой бархатной обложки. Ведь нет ничего страшного в том, чтобы просто открыть. Она же не будет её забирать с собой. Просто почитает. Всего пару страниц.
Это оказалась история о путешествии Эриха Ванрига к Зимнему пределу на илларете. Мари неплохо читала и писала на нём, поскольку отец все свои записи вёл на этом, уже мёртвом, языке. Илларет казался ей причудливым нагромождением гласных при скудном наборе согласных. Певучий древний язык, на котором ещё четыреста лет назад говорили немного, а нынче только врачи да некоторые алхимики ведут свои записи.
Мари открыла первую страницу. Было в этом что-то таинственное ― новая книга, за обложкой которой таится история о чужих далёких землях, густых непроходимых лесах, трудных подъемах в горы, белых снегах на вершине, невиданных зверях, чьи следы попадались путешественникам. Вот они наткнулись на поселение людей, которые всю жизнь прожили в горах. Они жили в хижинах из звериного меха, а всё их существование крутилось вокруг охоты и разведении рунных овец. Целая жизнь, прожитая кем-то другим.
Мари вздрогнула, когда на плечо легла рука. Она обернулась, встретившись взглядом с мистером Кафером.
– Сэр, простите, я не хотела…
– Ты умеешь читать?
Он протянул руку, и Мари безропотно вложила в нее книгу.
– Да, сэр.
– И на илларете?
– Да, сэр.
Мистер Кафер посмотрел на страницы и протянул книгу обратно.
– Читай.
– Простите, я не должна была брать её без спросу…
– Читай!
Голос его был тих, но тон и интонация, с которой это было сказано, пугали. И смотрел на неё так… Она даже не смогла подобрать слова, чтобы описать это выражение. Гнев, подозрение и непривычная жёсткость. Мари опустила глаза и внезапно севшим голосом принялась читать:
«… У народа, что живёт на краю Зимнего предела вместо печей или каминов в центре хижин выложен камнем очаг. На нём они готовят еду, от него же и греются. Еда их простая, но сытная. В условиях, когда снег лежит больше семи месяцев в году, им приходится есть много мяса и жира. Однако они не чураются грибов и ягод, которые в небольшом количестве можно собрать в горных лесах…»
– И где же ты так хорошо научилась читать на илларете? ― прервал чтение мистер Кафер.
Он говорил холодно, отрывисто и зло. Может, эта книга ему чем-то дорога?
– Мой отец меня научил, сэр.
– Он тоже умеет читать?
– Конечно, сэр. Он умел читать.
– А ты мне часом не врёшь?
– Нет! Почему вы так решили? Меня действительно научил отец! Отчего мои слова вам кажутся ложными?
Мистер Кафер схватил её за руки, книга полетела на пол. Теперь их лица были совсем рядом, и его разгоряченное дыхание шевелило выбившиеся из узла волосы.
– Отчего? Где простая девчонка из Грязного квартала научилась изъясняться на илларете?
– Меня научил отец, сэр!
Жесткие пальцы впились в руки ещё сильнее.
– Не ври мне! Кто ты?
– Мари Энгель. Я не вру!
– И что же ты делаешь в моём доме, Мари Энгель?