Точка невозврата. Выбор
Какой Бейтрин без ёлки и апельсинового кекса! Балансируя корзинкой и ёлкой, она радостно спешила по улице. Уж очень ей хотелось отблагодарить мистера Кафера за помощь.
Как и ожидалось, мистера Кафера дома не было. Ёлке нашлось место у окна. Мари украсила её лентами и бумажными птицами. После испекла апельсиновый кекс и поставила его на стол, накрыв салфеткой. Удовлетворённо выдохнув, она полюбовалась на дело рук своих: кажется, всё было как нужно.
Ей представилось, как мистер Кафер обрадуется неожиданному подарку. Пусть улыбнётся, а большего и не надо.
***
Очередной корабль оказался пустышкой. Как и следующий. Рене от бессилия был готов крушить всё вокруг, и только настороженный взгляд Ротгера его останавливал.
– Ты чересчур строг к себе, ― заметил Каспар, смахнув с рукава несколько снежинок. ― Началась зима, и большинство межконтинентальных кораблей встали на якорь. Жди весны.
Асмадер выругался. Слишком долго. Слишком многое он упускает. Он в этом проклятом городе уже больше полугода. Ещё немного и…
– Мальчик мой, ― едко продолжил Ротгер, ― сделай что-нибудь со своим лицом. Если и дальше будешь так продолжать, никто не поверит, что ты милый, добрый мальчик Ренри.
Рене выругался. Плохо. Он не шпион – так, пародия. Криво слепленная подделка, а ведь он предлагал приехать сюда открыто. Пусть бы официальным поводом было что-то другое, но хотя бы под свои именем. Нет же, их сиятельство лорд-канцлер Арго Вивьен захотели поиграть в великого комбинатора.
Сесиль их подери!
Рене прикусил щёку. Гнев ― плохой советчик. Да, у него лишь зацепки, но хоть что-то. Это несравнимо больше, чем было шесть месяцев назад! Верно и то, что этого ничтожно мало, чтобы обвинить хоть кого бы то ни было. Возможно, для канцелярии не составляет труда тихо взять подозреваемого и на веки вечные сокрыть в своих тайных подвалах, но сейчас речь идёт о канцлерах, герцогах и советниках. Шум, который поднимет неловко составленное обвинение, скомпрометирует всю партию прогрессистов и положит конец почти полувековой политике.
Асмадер бессильно сплюнул на дорогу. Он ненавидел политику. Его тошнило от одного упоминания о ней. И всё же, всё же…
В его квартире пахло ёлкой и апельсинами. Рене почувствовал себя пятилетним мальчиком, который влетел в дом с холодной улицы прямиком в бабушкины объятия. На Бейтрин они всегда ездили к ней в Тарль и проводили там не меньше месяца.
– Ты всё-таки решил отпраздновать? ― Ротгер любопытно приподнял салфеточку. ― О, кексики!
– Нет, ― грубо ответил Рене. ― Это чья-то самодеятельность.
Старик, который уже успел откусить кусочек праздничного лакомства, поднял полные непонимания глаза.
– На мой взгляд это очень милый жест. Ну же, улыбнись. Девочка, как мне кажется, сделала это от чистого сердца.
– Нам надо работать, ― недовольно покачал головой Рене.
Ротгер же пожал плечами и вернул салфетку на место.
– Как хочешь, но кексик просто изумительный. Попробуй!
Рене только фыркнул в ответ. Ёлка, апельсиновый кекс ― это всё, конечно, хорошо, но зачем?
Он и забыл, когда в последний раз вот так праздновал приход нового года. Обычно ему компанию составляли бутылка хорошего бренди и утреннее похмелье. Определённо, когда девочка придёт в следующий раз, надо ей объяснить, что всё это лишнее.
При этом Рене было крайне любопытно: зачем она это приготовила? Если как знак внимания, то выглядело всё очень по-детски, а если нет… Тогда что ― благодарность?
Они закончили разбирать документы, едва сгустились первые сумерки. Больше ничего нового не произошло. Рене проводил старика до площади, где и расстались.
– Ты всё-таки подумай насчёт завтра. Моя Синтия будет рада гостям.
Он в очередной раз отказался от приглашения.
Рене неспешно отправился в обратный путь вдоль лавок, с интересом разглядывая лотки и удивляясь людской изобретательности, когда дело касается Бейтрина.
В этот праздник лавочники не жалели ламп, чтобы осветить свои витрины. Вот в магазинчике тканей поместили манекен и разложили вокруг ткань. Она ложилась мягкими складками, и казалось, что потоки воды ниспадают вдоль стройного тела. У ног застыло кружево пены. Ледяное великолепие скульптуры – вот что это было. Искусно раскрашенное лицо манекена смотрело на мир надменно, зная, что её красота недостижима простым смертным женщинам. Платиновые кудри разметались по обнажённым плечам, волны кружев и шёлка едва прикрывали наготу на грани приличия. Казалось, ещё мгновение, и она спустится со своего постамента в эту земную грязную жизнь. Спустится и с упрёком посмотрит Рене в глаза.
Рене смахнул наваждение. Не нужно ворошить прошлое ― кроме боли и разочарований, оно ничего не принесёт.
Он продолжил свой путь дальше. Кондитерские, магазинчики готовой одежды, булочные, мясные лавки и даже сапожники, ― все поддались общему безумию, соревнуясь за самую яркую и несуразную обёртку своих товаров. Выкрашенные в яркие краски лампочки раскрасили ночные улицы в десятки всевозможных цветов.
Она стояла на другой стороне улицы, зачарованно разглядывая кукол за стеклом. Снег ложился на растрёпанные тёмные кудри. В свете огней отблески влаги дрожали на её волосах и ресницах. Рот слегка приоткрылся. Когда кукла на витрине моргнула, повинуясь неведомому механизму, Мари поражённо и восхищённо улыбнулась. Сейчас она меньше всего походила на чопорную училку, скорее на ребёнка, увидевшего неведомое чудо. Именно так она разглядывала электрическую лампочку в свой первый день. Даже гадать не надо, представься ей возможность, она непременно расспросит мастера о том, как работает чудо-кукла.
Выражение её лица внезапно изменилось. Она оценивающе взглянула на витрину и, подумав, зашла внутрь. Однако не прошло и пяти минут, как Мари вышла обратно на улицу, на её лице сквозь маску отчуждения пробивались гнев и досада. Она раздражённо убрала волосы под шляпку и, бросив огорчённый взгляд на магазин, поспешила вниз по улице.
Только сейчас Рене заметил, что пальто её было потрёпанным и совсем не пригодным для зимы. Несмотря на скромный и крайне опрятный, даже слишком опрятный, вид, её одежда и обувь скорее говорили о крайней бедности. Он даже подумал, что если кому-то понадобится вызнать его тайны, подкупить эту девушку не составит труда. Потерев нижнюю губу, он пошёл обратно домой. В этом городе только двое знают, кто он такой. И обоим он доверял.
Мари отстранённо подумала, что кукла ― это пустяк. Ведь правда, куда им такая дорогая покупка, несмотря на то что Эльза заслужила. Может сестра и не могла работать, но вполне справлялась с домашними заботами, уходом за матерью и с учёбой. Если вспомнить, в восемь лет сама Мари искала любой предлог, чтобы избежать скучных занятий. Придётся им ограничиться простыми вещами, лентой и пирогом.
***
Мистер Кафер сидел в гостиной и читал утреннюю газету. На её приветствие он только кивнул, продолжая сосредоточенно изучать последние новости с зажатой в зубах трубкой. Мари давно заметила, что ему совершенно не шёл деловой костюм, который был ко всему прочему немного коротковат, а нелепо подстриженные волосы и щетина, начинающая походить на бороду, делали этого человека больше похожим на бандита, чем на счетовода.
Когда с обычными делами было покончено, Мари поинтересовалась, нужно ли ей приходить во время пяти дней праздника, или мистер Кафер собирается уехать. Тот ненадолго задумался, после чего ответил:
– Нет. Я сам со всем справлюсь.
Мари кивнула, продолжая двигаться по комнате и убирая вещи на свои места.
– Мистер Кафер, а вы пойдёте на праздничный приём в ратуше?
– Нет. Не вижу необходимости развлекать местных губошлёпов своим обществом.
Рене показалось, что девушка удивлённо раскрыла глаза, но со спины этого было не видно.
– Вам не нравится местное общество?
– Скорее, некоторые представители этого общества. Я не питаю нежных чувств ко всякого вида сборищам, где только сплетни и можно почерпнуть.
– С вашего позволения, не только сплетни.
Он тихо фыркнул:
– В точку, ― и, подумав, добавил: ― А ты бы хотела попасть на такое мероприятие?
И тут же прикусил язык. Ну вот, зачем спросил? Промолчать не мог? Мари повернулась и взглянула на него с неподдельным удивлением.
– Я, сэр? Это будет замечательный повод для сплетен. Боюсь, у меня нет подходящего платья.
Вот дурак! Зачем только начал? Правильно, что ткнули носом в его недальновидность.
– Ну, в таком случае там стало бы хоть чуточку интереснее, а если кто-то посмел бы тебя оскорбить, то стало бы ещё веселее.
Всевидящие Боги, что он несёт? Девушка грустно улыбнулась, но голос её был скорее весёлым, нежели печальным.
– Если бы вы защищали мою честь с тем же рвением, что и в прошлый раз, то вечер закончился бы в полицейском участке. Но вы правы, некоторым было бы весело.
Мужчина неловко рассмеялся.
– Ты хочешь сказать, что не нуждаешься в защите от подобного общества?
Мари помяла в руках тряпку, обдумывая свой ответ.
– Зависит от общества, сэр. Если девушка образована и имеет хоть толику ума, то ей не составит труда защититься самой, при условии, что общество, в котором она находится, ей это позволяет.
– А если не позволяет?
– В таком случае у неё нет ума, раз она попала в это общество.
– Ты хочешь сказать, что была недостаточно умна?
На её бледных щеках появился румянец.
– Каждый человек попадает в ситуации, когда ему недостаёт ума. Разница лишь в том, смог ли этот человек вынести урок. Я попыталась это сделать, ― она опустила глаза, и Рене мог поклясться, что в них мелькнул лукавый огонёк.
Мистер Кафер усмехнулся и встал, заканчивая этот странный разговор. Он подошёл к комоду, достал оттуда свёрток и протянул его Мари.
– Вот, возьми. Я хотел поблагодарить тебя за хорошую работу. Надеюсь увидеться в новом году.
Мари машинально взяла подарок, оказавшийся внезапно тяжёлым. Мистер Кафер отвернулся и ушёл в свой кабинет.
Подарок! Ей уже давно не делали подарков. Она едва утерпела, чтобы не развернуть его сразу же. Только дома, положив на стол, села и пристально взглянула на обычную бумажную упаковку, перевязанную пеньковой верёвочкой.
– Ой, а что это? ― воскликнула Эльза, с поистине детским восторгом взирая на свёрток.
– Подарок, ― отстранённо ответила Мари, ― от мистера Кафера за хорошую работу.
– Ну что же ты сидишь, давай откроем!
Мари очень медленно потянула верёвочку. В этом было что-то завораживающее ― ожидание чуда, сокрытого под грубой коричневой бумагой. Ведь там могло быть всё, что угодно: от дешёвой ленты до книги. И то, и другое вызовет истинный восторг. Внутри лежала ткань, в которую было завёрнуто ещё несколько свёртков: шоколад и ленты, а ткань оказалась тёплым плащом.
Эльза же восхищённо выдохнула:
– Шоколад!
В этот момент из своего закутка выбралась матушка. Она настороженно посмотрела на подарки.
– Что это, Мариша? Разве мы можем позволить себе шоколад? От него ты испортишь себе фигуру.
– Это подарок от мистера Кафера за хорошую работу.
Женщина поджала тонкие губы.
– Как ты могла принять такой подарок от мужчины, Мариша? Если об этом узнает сплетница Розали, твоя репутациях будет испорчена! Я говорила тебе, что не стоило браться за эту работу. Мало того, что ты много времени проводишь наедине с мужчиной, что само по себе недопустимо, так ты ещё и подарки от него принимаешь.
Мари почти физически почувствовала, как вздрогнула и сжалась сестра.
– Матушка, эта работа позволяет оплачивать эту комнату и ваше лечение. Притом ничего предосудительного не происходило.
Мать отмахнулась от неё, продолжая недовольно бормотать:
– Вот приедет отец, я попрошу, чтобы он высек тебя. Слишком вольно стала себя вести.
Мари промолчала. У неё не было ни сил, ни желания спорить с матерью. Отец никогда не порол своих детей, довольствуясь только устными замечаниями. Разделив поровну с сестрой шоколад, девушка примерила плащ. Он оказался впору и был такой тёплый, что не хотелось снимать.
Допустимо, недопустимо ― какая разница! В конечном счёте, мистер Кафер лишь выказал свою благодарность за проделанную работу, а не предложил ей что-то недопустимое. К слову, за всё время он ни разу даже и малейшего интереса не проявил. Впрочем, сама Мари свой интерес прятала глубоко внутри, не позволяя себе лишнего. У неё других дел множество, а всеми этими глупостями пусть занимаются те, кому делать нечего.
И всё же, всё же… Где-то глубоко внутри, так глубоко, что и сама Мари не нашла бы, глупая девчонка пустила одинокую слезу. Право слово, почему нельзя помечтать? Придумать красивую сказку. Вернуться далеко в прошлое и просто представить, что она и он где-нибудь на приёме встретились, познакомились, гуляли вместе, вели интересные беседы. У мистера Кафера было не так мало книг, некоторые из них Мари читала. Чем не тема для беседы? Одни приключения Эриха Ванрига чего стоят ― путешествие знаменитого авантюриста от холодных лесов Зимнего предела до обжигающих песков Ригха. С другой стороны, мистер Кафер не был тем человеком, которого смогла бы одобрить матушка. «У него ужасные манеры», ― сказала бы она и тут же запретила бы им встречаться.
Мари досадливо помотала головой. Глупости. Какие же глупости! Такие мысли только дают несбыточные надежды. Кому нужна нищая девица с больной матерью и малолетней сестрой?
Мари печально вздохнула и погладила тёплую ткань плаща.
И всё же так хочется помечтать. Милостивая Магдалина, дай ей сил не сойти с ума!
***
Рене давно уже привык отмечать Бейтрин в одиночестве. Гостей ему заменяла книга, а настроение поднимал бренди. Его это всегда устраивало, до этого момента.
Сидя у камина, он позабыл о книге и смотрел на огонь. Хотелось чего-то, чего и сам Рене не мог понять. Может, виной тому украшенная комната и традиционный апельсиновый кекс, а может, он просто переживает экзистенциальный кризис. Он давно уже не был мальчишкой, чтобы понимать: есть на свете женщины, которые примут его. Тогда прекратится эта бесконечная череда одиноких вечеров и праздников. Дома будет ждать такой вот апельсиновый кекс, неспешная беседа, где он станет не всегда уместно шутить, а женщина не обращать внимание на неловкие фразы. В конце концов, он тоже заслуживает счастья!
Но если подумать, вряд ли уважающая себя женщина примет его скверный характер. Разве что, начать какой-нибудь роман без обязательств ко взаимному удовольствию, может, и не так тоскливо будет. Рене представил такую гипотетическую женщину, и ему стало не по себе. Без обязательств, как же! Всякие отношения ведут за собой последствия.
Может, старик прав, и ему действительно надо развеяться, а то уж больно однообразные мысли стали появляться. Говорят же, что длительное воздержание до добра не доводит.
Асмадер раздраженно бросил на стол так и не начатую книгу.
Вот вернётся домой, сходит в бордель и нагнёт первую попавшуюся девку. Может, тогда поспокойнее станет, а то, вон, драку затеял. Ещё и выговор за это получил из канцелярии. Говорили же, не привлекать внимание, а он… Мог же пройти мимо, не вмешиваться. Нет же, рыцарем захотел себя почувствовать.
Мог ли он пройти мимо? Мог, только тогда это был бы уже другой человек, который самому Рене был бы не очень приятен.
Нет уж, надо заканчивать дела в этом городишке. Ничего больше он уже не найдёт. Разве что, кто-то совершит глупость и отправит корабль во время зимовки. Или подождать весны?
Все сведения, что удалось собрать, не вели ни к чему. Лишь смутные предположения и догадки. С виду обычные работорговцы ― осторожные, умные, но ведь кто-то сверху через десяток посредников получает неплохие деньги с этого. Если рассуждать логически, такие суммы стали бы заметны, но никто не транжирился, не покупал внезапно дорогостоящие особняки, взяв деньги из воздуха. Значит, все эти суммы шли на что-то другое.
У Рене давно зародились определённые подозрения. Начальство на них только и ответило: «Работай дальше».
Работаем дальше, что ещё остаётся.
Глава 6. Кошмары его детей
Кто в глубине души на самом деле видит сны? Нас двое или я один? И кто из нас «я»?
Д. И. Скирюк
Этот мир давно уже жил на грани. Дрожала ткань его сознания и грозила рассыпаться миллиардами бессмысленных жертв. Бесконечная круговерть жизней и смертей. Зачем ему безумные боги, когда есть люди, готовые ради собственных прихотей и амбиций перевернуть его с ног на голову?
Спящий шёл по проторенной дороге своих снов. На изломе зимы его сущность могла заглянуть в самые далёкие уголки Этого мира, а время переставало иметь значение. Мир уменьшился настолько, что теперь казался игрушечным, но Спящий устал играть. В незапамятные времена он считал, что, подобно богу, может направлять людской род, говорить, куда им идти, справедливо судить и своею волей подавлять собственное же проклятие. Не вышло. Войны и смерти изранили землю Этого мира так глубоко, что даже боги не смогли её излечить.
Да и бог ли он?
Что есть бог на самом деле? Всеотец, способный выполнить любое желание своих чад, или строгий судья, вершащий суд над нерадивыми рабами?
Любит ли он людей?
Нет. Они бывают ему интересны. К некоторым он был привязан сильнее, чем к другим, но не было в Спящем той праведной всеобъемлющей любви, которую приписывали богам. Только единственное обещание, данное сотни лет назад, заставляло его сидеть в своей темнице и давить собственную звериную сущность. Спать, тем самым оберегая своих потомков от жизни в мире, затопленном войнами и распрями.
Своих детей Спящий любил. Пусть в поколениях уже изменились черты его собственные и той женщины, ради которой он запер себя. Пусть его безумие проросло в их душах. Он любил своих детей, но не человечество. Это самое человечество и вовсе представлялось ему хаотичным нагромождением суетливых жизней, рождений и быстрых смертей. Он не мог уследить за их меняющимися обществами и предпочитал просто наблюдать, не вдаваясь в детали.
Кто он такой, если не бог? Последний оставшийся из древней расы, отличной от людской? Неведомое создание магии? А может быть, он маг, тысячи лет назад сошедший с ума? Выбирай любое, а правды никто не знает. Кто он ― вопрос, который перестал волновать в тот день, когда в Этот мир пришёл его сын. Альгар ― вот имя, которым он сам нарёк себя. Ни Змей, ни Спящий, ни тем более придуманный людьми Сессиль.
За прошедшие века Альгар понял, что мог посещать сны наделённых силой потомков. Незримый для них, наблюдал за ними, иной раз направлял или предостерегал.
Вот король Артрина Карл IV сидит за своим столом и что-то пишет. Ему даже во сне снится работа. В чертах этого человека Спящий угадывал свои собственные: широкий и упрямый подбородок, чёрные глаза с лучиками морщин в уголках, россыпь родинок на шее и сила ― способность проникать в мысли, читать их и управлять ими. Этому королю повезло не поддаться безумию. Многих других сводило с ума непонимание одной довольно простой истины: люди зачастую видят не то, что есть на самом деле, и, не понимая этого, считают себя правыми. По всей видимости, для людей это слишком непонятно, поскольку каждый третий из его детей начинал видеть врагов даже среди самых близких.
Карл же снисходительно относился к витиеватым, зачастую фантазийным, мыслям других людей и научился вычленять главное. Надо бы попросить Хуртулея исследовать это: может быть, получится вывести метод обучения для остальных и сократить череду параноиков.
Следующим был Вилли. Старшенький из принцев сидел на белом коне на каком-то параде, а люди бросали в него гнилые овощи. Они оставляли на зелёном кителе принца грязные отметины, но он сидел прямо, гордо смотря вдаль. Вильям был красив ― светлые волосы коротко подстрижены, и небольшая чёлка элегантно выглядывала из-под полувоенной шапки, прямая осанка, ладная фигура, которая с возрастом и при должных упражнениях станет атлетической. Только зелёные глаза не выражали ни одной эмоции. В холодном осеннем воздухе витали запахи гнилой листвы, влажной земли и почему-то крови. Этот сон Спящему не нравился, и, наверное, правильно, что Хуртулей предложил отстранить мальчика.
Людская толпа вокруг всадника монотонно гудела, словно разозлённые пчёлы, пока кто-то не выкрикнул:
– Ты не сын короля! Безродный! Ты не наш король!
Страхи пятнадцатилетнего Вильяма были понятны ― его не примут, он будет отвержен. Он, признанный первенцем, на самом деле был лишь третьим или четвёртым в веренице детей Карла, пусть и незаконных. Этот страх усугубится, когда наследником объявят Генри. Сможет ли старший уступить младшему, совладать со своей натурой и отойти в сторону? Надежда ещё есть: Карл старательно пытался исправить все свои ошибки, не прятал детей друг от друга, выстраивал между ними ту верную крепкую связь, которая должна быть в семье. Достаточно ли этого – покажет время.
Спящий пнул грязного вида бродягу, который пытался запустить в принца комком грязи. Вильям взглянул в его сторону, но, не заметив своего предка, тронул коня шпорами и двинулся сквозь толпу, которая продолжала выкрикивать обидные кричалки.
Генри находился в своей комнате и строил замок из миниатюрных кирпичиков. Его сон был совершенно детским: вокруг уже построенной башенки кружил маленький золотистый дракончик. Спящий полюбовался на цветные витражи в окнах и на то, как сама собой сквозь ковёр прорастает трава на заднем дворике. В последний момент он подкинул мальчику несколько фигурок: прекрасную принцессу с золотыми локонами в розовом платье, рыцаря на коне в полном доспехе и седовласого мага в конусообразной шляпе звездочёта.
Мальчик сразу же подобрал подарки. Принцессу он поставил перед окном в башне, вокруг которой кружил дракон, рыцаря ― у её подножия, а мага почему-то посадил на самого дракона. Персонажи ожили и принялись разыгрывать сцену спасения, когда сон Генри стал рассыпаться, говоря о пробуждении мальчика. Спящему ничего не оставалось, только пойти дальше.
Сон печальной женщины он посещал довольно часто. Иногда она находилась в какой-то комнате вместе с другими людьми, но всегда словно в стороне от них. Те не замечали её, а она их. Иной сон представлял собой кошмар: безлунная ночь, разрытая могила и на её дне полуразложившийся труп человека. Женщина спускалась вниз и ложилась рядом.
В этот раз Эн снились похороны. Виновник печального события лежал в гробу на длинном столе в тёмной пустой комнате, а единственным скорбящим была сама женщина. Она не плакала, только иногда касалась сложенных рук покойного и вздыхала. Спящий, подумав, создал в стене дверь и открыл её. На той стороне располагался сад, стоял солнечный летний полдень, пели птицы и запах цветов наполнил унылую похоронную обстановку комнаты. Этой женщине не хватало красок, солнца и улыбки, но она, как и положено упрямым несговорчивым дамам, даже не взглянула на открывшуюся дверь. Страх потери крепко держал её в своих объятьях. Ведь если попробовать выйти в сад, то счастье непременно придёт к ней, но его также легко лишиться.
– Такая умная и красивая женщина не должна растрачивать себя на скорбь, ― проворчал Спящий.
Эн обернулась, но не смогла увидеть незваного гостя. Её пустой взгляд наткнулся на раскрытую дверь. Она сделала шаг, но остановилась, покачала головой:
– Мне нет там места.
Смирившись с неизбежностью, Альгар оставил её сон ― в конце концов он не нянька, и люди должны сами справляться со своими проблемами.
Следующий сон принадлежал человеку, которого он не знал. Творца сна не было видно. Калейдоскоп красных, жёлтых, синих цветов кружил в пространстве и сводил с ума даже самого Спящего. Он зачерпнул эти цвета, и кажущееся неосязаемым Ничто обратилось кровью в его ладонях. Из глубины, оставаясь вне поля сознания, за стекающими багряными каплями жадно наблюдал создатель. Спящий шагнул дальше, не желая более соприкасаться с безумием. Это дитя раньше было вне его досягаемости, а теперь не в его власти.
Знал ли о его существовании кто-то ещё? Такой сдвиг мог произойти только за долгие годы. Следовало предупредить Хуртулея. Если всё оставить как есть, у них могут возникнуть проблемы.
Следующий сон принадлежал девушке. Сцена за столом была совершенно типичной для празднования Бейтрина с ёлкой, апельсиновыми кексами и обилием праздничной еды. Во главе стола сидел отец семейства, по его правую руку – женщина, видимо мать, а по левую – маленькая девочка. Хозяйка сна, сидящая на углу стола, как раз разворачивала подарок. Она была молода, вполне симпатична, и в ней угадывалась сила самого Спящего. Скрытая в глубине и никогда ранее не использованная, она вот-вот готова была прорваться.
За многие поколения, начиная с его внучки, все женщины рода были внезапно обделены даром полностью, либо силы было настолько мало, что её вполне можно было назвать интуицией. Здесь же сила струилась, искрилась в своём маленьком коконе. Поражённый своей находкой, Альгар даже не заметил, как на него обратили внимание.